Предварительное замечание

Из двух людей, говорящих: «Я жажду власти» и «Я жажду могущества», глубже будет второй. Но и его глубина уступает глубине того, кто произносит: «Я жажду вдохновения».

Вдохновение есть вспышка полной внутренней свободы человека. Лишь во вдохновении рождается истинное могущество, которое порождает истинную власть.

Воля к вдохновению возвышает волю к власти, избавляя ее от деструктивного одиночества. Более того, воля к вдохновению преодолевает волю как таковую. Она преодолевает волю как одно-направленную устремленность.

Трагическое противоречие познания и творчества во многом аналогично противоречию воли и вдохновения. Если воля есть устремленность к бытию, то вдохновение — само бытие.

Однако акт вдохновения еще не отменяет акт воли — в силу своей кратковременности и глубины, запредельной миру людей. Моменты вдохновения в предельном бытии человека должны быть нанизаны на нить воли. Иначе они рассыпаются, как бусинки. Именно поэтому в рамках предельного бытия корректно говорить о воле к вдохновению.

Воля к вдохновению реализуется в воле к познанию и воле к творчеству — двух достаточно противоречивых началах. В их трагическом взаимодействии рождается то явление человеческого бытия, которое называют культурой.

1. ПОЗНАНИЕ И ТВОРЧЕСТВО:
ОБЪЕКТИВАЦИЯ ПРЕДЕЛЬНОГО БЫТИЯ

§ 39

Противоречие познания и творчества.
Первоначальное понятие культуры

Познание есть процесс личностного переживания, анализа и обобщения уже существующего бытия, тогда как творчество есть процесс личностного создания нового бытия — это не просто умножение бытия, а появление чего-то неповторимого и уникального.

Познание осуществляется через объективацию бытия — разделение его на части, объекты, ибо познавать бытие сразу в целом невозможно — такова специфика нашего сугубо познающего мышления. Творчество также есть акт объективации — личность создает не весь мир в целом и не все бытие в целом, а лишь некие объекты, своим внутренним содержанием и формой выражающие идею творца.

И познание, и творчество есть объективация свободы человека. Свободы как возможности становиться и быть кем угодно.

Воля к познанию и воля к творчеству поднимают личность над волей к власти и вводят ее в мир культуры. Культура — это взаимопроникающие процессы познания и творчества и результаты этих процессов в виде произведений-объектов: теорий, произведений искусства и т. д.

Но истинное познание никогда не зацикливается на отдельных объектах как абстракциях бытия вне их связи; точно так же и истинное творчество стремится преодолеть отдельность каждого своего объекта-творения и соединить их в целостность.

Стремление к объективации есть волевой акт, стремление к преодолению объективации есть акт вдохновения. Таким образом, и в познании, и в творчестве присутствуют как воля, так и вдохновение.

Однако есть ли различие познания и творчества?

Этот вопрос не столь праздный, как может показаться на первый взгляд.

Рассмотрим следующее рассуждение.

Познание может осуществиться в двух формах.

1. Познание уже познанного — всего того, что накоплено в книгах, фильмах и т.п. — то есть мира, охваченного человеческим мышлением и ставшего информацией.

2. Познание еще не познанного — мира, лежащего за пределами наличного человеческого опыта и деятельности.

Познавая познанное, мы познаем культуру — сферу личностно освоенного человеком бытия, познавая непознанное, мы творим культуру. Однако будет ли творение культуры и творением мира за пределами культуры? Может творение культуры есть лишь познание метакультурного мира?

С одной стороны, необходимо признать, что созидание культуры выступает продолжением эволюции мира. Поэтому культуротворчество выступает творчеством нового бытия. Но вместе с тем культура есть специфически отдельная и замкнутая часть бытия мира и человека. Культуре противостоит, например, жизнь. Поэтому творчество культуры по отношению к метакультурному бытию[13] может выступать лишь познанием.

Получаем новое противоречие. Разрешением этого противоречия выступает понимание творчества как процесса, коренящегося в культуре, но выходящего за ее пределы.

Речь идет о творчестве Гения.

§ 40

Разрешение противоречия познания и творчества:
образ Гения как личности предельного бытия

Акт творческого вдохновения в своем гениальном проявлении постоянно разрушает культуру и созидает ее вновь. Каждый акт гениального творческого вдохновения есть выход за пределы культуры как объективации. Это попытка соединить культуру и жизнь, культуру и метакультурное.

В свете сказанного в предыдущем параграфе можно было бы предположить, что познание предшествует творчеству, и именно так должно разрешиться противоречие между ними. Но это не совсем так. Познание должно быть соединено с творчеством, иначе творец обречен на одиночество — отсутствие диалога. Такое соединение и происходит в деятельности Гения.

Гений есть человек, вышедший за пределы познания познанного и познающий непознанное, творя новую культуру и нечто метакультурное. Именно поэтому он делает свое саморазвитие развитием человечества. Именно поэтому он трагически одинок и отчужден от человечества.

В познании талантливого человека есть момент творения, но оно все же не есть целостным творением. Познание-творение культуры, осуществляемое Гением, раздвигает границы культуры, расширяет ее не количественно и информационно, а качественно и бытийственно. Гениальное творчество есть процесс углубления культуры, ее самопреодоление и выход за свои пределы, в над-культур­ное бытие.

Гениальное творчество создает новое бытие, а не только новую культуру. Эту идею остро переживал Ницше, противопоставляя культуру как сферу ограниченно-объективирующего рационального начала и неограниченно-хмельную стихию жизни. Те же мотивымы встречаем в творчестве Бердяева, который говорит, что культура впадает в «грех объективации». «Всегда есть трагическое несоответствие между творческим горением, творческим огнем, в котором зарождается творческий замысел, интуиция, образ, и холодом законнической реализации творчества, — пишет Бердяев. — Охлажденность, потухание огня есть в каждой книге, картине, статуе, добром деле, социальном учреждении»[14].

В своем предельном бытии Гений порождает произведения, в которых его ищущий целостности дух охлажден и замкнут в отдельных формах. Именно в этом — один из глубинных источников страдания Гения в мире культуры.

Гений стремится выйти из предельности познания-творчества и перейти к запредельному бытию. Запредельное бытие Гения — это творение не объектов культуры, а отношений между людьми. Или иначе: через создание объектов культуры Гений движется к творению отношений между людьми и ищет выход к непосредственному творению этих отношений.

Бердяев глубоко осознал запредельный, глубинный смысл гениальности: «Гениальность должна быть отнесена к внутреннему творчеству, а не к нынешней реализации творчества в продуктах. Гениальность есть целостное качество человеческой личности, а не специальный дар, и она свидетельствует о том, что человек прорывается к первоисточнику, что творческий процесс в нем первороден, а не определен социальными наслоениями... Гениальной может быть любовь мужчины к женщине, матери к ребенку, гениальной может быть забота о ближних,... внутренняя интуиция людей, не выражающаяся ни в каких продуктах...»[15]

§ 41

Пределы гениальности:
культуротворчество и культуротворение

Итак, Гений с трудом вмещается в культуре. Его тянет в некое иное бытие, за пределы культуры.

Для того чтобы понять это, разделим понятия культуротворчества и культуротворения. Но для этого необходимо прежде разделить понятия творчества и творения.

Творчество есть объективированное творение. И наоборот, творение — это творчество, выходящее за пределы создания объектов.

В творении есть та бытийственная глубина и завершенность, которых нет в творчестве. Творчество дробит бытие, творение стремится быть в целостности бытия. В слове «творение» язык выражает единство процесса и результата акта созидания, в слове «творчество» языком схватывается процесс, который доминирует над результатом, процесс, отчужденный от завершенной полноты жизни.

И вместе с тем стихия языка говорит нам — в творении продолжается горение духа, тогда как в творчестве дух охладевает и застывает, опредмечивает.

В культуротворчестве происходит сознательная объективация мира и удовлетворенность объективацией как смыслом культуры. Культуротворчество — это стихия талантливых творцов. Деятельность Гения выходит за пределы культуротворчества и становится культуротворением. Культуротворение — это предельное бытие культуротворчества, то состояние культуротворчества, в котором оно стремится разрешить противоречие культуры и жизни, более того, культуры и личности — объективированного и необъективируемого миров.

Культура — это оковы Гения. В культуротворении происходит попытка выхода Гения за пределы культуры, выхода в некое запредельное культуре бытие. Отсюда непонимание и одиночество Гения, который, в отличие от таланта, всегда противостоит своему времени. Более того, Гений противостоит времени вообще. Он стремится выйти из времени в Вечность. А так как культура находится на стыке времени и Вечности, то Гений с необходимостью стремится выйти за пределы культуры. Культуротворение гения — это вызов всему временному в культуре и страдание от всего временного в культуре.

Однако культуротворение еще не есть запредельное бытие человека, бытие, действительно вышедшее за пределы культуротворчества как творчества своего времени. Точно так же, как и культуротворчество, культуротворение противостоит жизнетворению — стихии порождения новых членов социума в родовой жизни. Между культуротворением и жизнетворением остается противоречие, разрешение которого и будет означать появление запредельного бытия человека.

Гений в своем культуротворении устремлен за пределы гениальности, он стремится преодолеть себя как Гения.

Что это означает? Запредельное бытие гениальности.

В своем запредельном бытии гениальность возвышается до самотворения, выходит за свои пределы и стремится слиться с героизмом и святостью. Насколько это возможно? Ответ на этот вопрос будет дан в последней части этой книги.

Сейчас же необходимо осознать, что в культуре весьма редким является даже то выражение гениальности, в котором трагически разделены культура и жизнь, но гармонически соединяются познание и творчество.

Ибо в целом в культуре познание и творчество достаточно отчуждены друг от друга. Это выражается в том, что сферы культурно значимой реализации — наука и искусство — воспринимаются как противоположные.

2. НАУКА И ИСКУССТВО КАК ФОРМЫ КУЛЬТУРЫ И ИХ ПРОТИВОСТОЯНИЕ
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ

§ 42

Наука: понятийное моделирование
человека и мира

Воля к познанию, реализуемая в чистом виде, воплощается в науке. Научное познание в своих фундаментально-теоретических формах есть стремление уйти от стихии воли к жизни и воли к власти в стихию воли к познанию.

Вместе с тем эти воли присутствуют в воле к познанию, которая характерна для науки. Научное познание, развившееся со второй половины XIX века, — это познание, направленное на изменение эмпирического мира и овладение им. Современное научное познание — это совсем не то познание-представление, о котором говорит Шопенгауэр, противопоставляя его воле к жизни. Часто оно непосредственно служит воле к жизни и воле к власти.

Познавая материальный мир, научное познание объективирует его. Объективация как мысленное и экспериментальное расчленение мира на отдельные части и реальности необходима для реализации самой сути науки — создания понятийной модели или теории исследуемого объекта. Для научного познания XX века характерно дробление объектов исследования: наука в XX веке все больше специализируется, и хотя возникают новые синтетические науки на стыке старых (биохимия, биофизика, зоопсихология и т. д.), процесс дробления внутри научного познания доминирует.

Для фундаментальной науки характерно стремление познать мир каков он есть вне и независимо от человека и его познания. Прикладная наука, напротив, стремится изменить мир для удобства человека. Она целиком зависит от социального заказа. Получаем противоречие внутри научного познания — между фундаментальными и прикладными исследованиями, точнее, между экзистенциальными мотивами фундаментальных и прикладных исследований.

Это противоречие неразрешимо внутри научного знания. До середины XX века его разрешение не было актуальным вообще — прикладные науки просто брали из банка фундаментальных открытий то, чтоим требовалось. Но с появлением атомной бомбы и генной инженерии все принципиально изменилось — возникает моральная ответственность фундаментального знания перед прикладным и наоборот.

Разрешение противоречия фундаментального и прикладного начал в науке приходит извне — прежде всего из мира искусства, которое смягчает и отстраненность фундаментальной науки от непосредственной жизни человека, и узкопрагматическую направленность прикладной науки. Обращение к искусству всегда, а в концеXX века особенно, гуманизирует стихию науки, делает ее более целостной, человечной, глубокой и органически включенной в культуру.

§ 43

Технотворчество
как внешнее разрешение противоречия
фундаментального и прикладного в науке

Здесь необходимо сделать важное замечание. В социуме, где воля к познанию опекается волей к власти, противоречие фундаментального и прикладного начал в науке постоянно разрешается стихийно. Это стихийное разрешение реализуется в форме технотворчества, в котором создается иллюзия глубинного соединения познавательной и творческой деятельности. Однако это только иллюзия, ибо такое соединение происходит на внешнем уровне, не затрагивая глубины личностного начала в человеке.

Технотворчество всегда возникает на стыке воли к познанию и воли к власти и в своих самодостаточных формах может превращаться в некротворчество — создание мертвого мира механизмов, противостоящего жизни людей.

Перед угрозой экологического кризиса и применения оружия массового поражения в планетарном масштабе технотворчество утрачивает свой подростковый оптимизм, переданный в XX век изXIX. Поэтому в стихии технотворчестваXX века происходит попытка создать средства, спасающие мир от последствий технического прогресса. Одно из таких средств — компьютер.

§ 44