ВXIX в. крупнейшие ученые, такие как Фортунатов, Бодуэн де Куртенэ, Ф. де Соссюр и другие, выдвинули теоретические основы научного описания данного языка в данную эпоху. Фортунатов разработал принципы описательной грамматики, Бодуэн де Куртенэ разделял лингвистику на статическую (описательную) и динамическую (историческую). Но, пожалуй, наиболее подробно рассмотрел этот вопрос Ф. де Соссюр.
Основной его тезис состоит в том, что «в каждый данный момент речевая деятельность предполагает и установившуюся систему, и эволюцию; в любую минуту язык есть и живая деятельность, и продукт прошлого». Отсюда вытекает идея синхронии и диахронии.
Синхрония представляет собой «ось одновременности, касающуюся отношений между сосуществующими вещами, откуда исключено вмешательство времени», а диахрония – «ось последовательности», на которой никогда нельзя увидеть больше одной вещи зараз, и по которой располагаются все явления оси со всеми их изменениями».
Синхрония — это как бы горизонтальный срез, т. е. состояние языка в данный момент как готовой системы взаимосвязанных и взаимообусловленных элементов: лексических, грамматических и фонетических, независимо от их происхождения, а только в силу соотношений между собой внутри целого — системы.
|
|
Диахрония — это путь во времени, который проделывает каждый элемент языка в отдельности, видоизменяясь в истории.
Таким образом, по де Соссюру, синхрония связана с системой, но изъята из отношений времени, диахрония же связана с временем, но изъята из отношений системы. Иными словами: «...диахрония рассматривается как область единичных явлений, а язык как система изучается лишь в сфере синхронии. Иначе говоря, развитие языка изображается как изменение лишь отдельных единичных явлений, а не как изменение системы, тогда как система изучается лишь в ее данности в определенный момент...». На основании такого понимания Соссюр делает вывод, что синхронию и диахронию в языке должны изучать две разные науки.
Соссюр прав в том, что синхронический и диахронический аспекты в языке — реальность и их следует различать; что практически синхронический аспект важнее диахронического, так как для говорящей массы только он — подлинная реальность». Действительно, всякий говорящий на данном языке находится в сфере синхронии, он относится к данному языку как к послушному орудию, механизм которого ему надо знать, чтобы удобнее им владеть, и ему нет никакого дела до исторической фонетики, исторической грамматики и истории слов. Тот, кто называет «лошадь» -лошадью, а «собаку» собакой, вряд ли выиграет, если узнает, что первое слово заимствовано у тюркских народов, а второе — у иранских, или, тем более, если он узнает, что разговорное слово кавардак — «беспорядок» в казахском языке (откуда оно заимствовано) значит «кусочки жареного мяса». Даже такой простой факт, как то, что слова гнезда, звезды писались до 1917 г. через Ъ, не нужен говорящему (и пишущему).
|
|
Но в такой постановке речь идет только о пользовании языком, а не о познании его развития. При любом изучении мы не можем забывать, что основное требование науки состоит в том, чтобы изучать явления и в связи, и в развитии. Разрыв синхронии и диахронии, провозглашенный Соссюром, дважды нарушает это положение, ибо его синхроническое изучение языка рассматривает явления в связи, но вне развития, а диахроническое изучение рассматривает явления в развитии, но вне связи. В результате разрыва синхронии и диахронии, многие зарубежные последователи Соссюра провозгласили а х р о н и ю, т. е. совсем исключили фактор времени из изучения языка.
Две «оси», намеченные Соссюром, действительно взаимно исключают друг друга, и никакой речи об их «единстве» быть не может. Это два различных аспекта. Но противопоставление их также недопустимо. Так как язык в каждом ярусе своей структуры образует систему, все моменты которой взаимосвязаны, то подлинная история языка в целом, используя предварительные данные диахронического описания, должна быть изложена в аспекте минимум двусинхронном: эпохи А и эпохи Б; тогда предварительно найденные диахронические факты превратятся в историко-синхронические и язык в своей истории предстанет как структура и система. Итак, следует изучать и понимать язык как систему не только в его настоящем, но и в его п р о ш л о м, т. е. изучать его явления и в связи друг с другом, и в развитии одновременно, отмечая в каждом состоянии языка явления, уходящие в прошлое, и явления, нарождающиеся на фоне стабилизовавшихся, нормальных для данного состояния языка явлений.
В современном языкознании понятие законов развития языка не определено достаточно четко. В самом общем плане законы развития языка определяют как постоянные и закономерные тенденции в развитии языков по пути их совершенствования. При этом различают внешние факторы, влияющие на развитие языка, и внутренние стимулы его эволюции, связанные с особенностями языковой системы.
Внешние законы развития языка обусловливаются социальными факторами, которые влияют и на развитие языка, и на характер его функционирования. Выделяют два основных социальных процесса, две главные социальные тенденции в развитии языка — дифференциацию и интеграцию (отлат. integratio < integer— целый). Эти процессы противоположны друг другу. При дифференциации происходит территориальное и социальное распределение носителей языка, в результате чего возникают родственные языки и диалекты. При интеграции осуществляется территориальное и социальное сближение носителей языка, в ходе которого происходит объединение языков и диалектов. Дифференциация увеличивает число языков, интеграция, напротив, сокращает их количество.
Дифференциация и интеграция представляют собой социальные языковые процессы, так как расхождение и схождение языков, их смешение и скрещивание объясняются экономическими, военными, политическими и иными общественными факторами. Именно эти причины порождают своеобразие языков, выступая в качестве внешних закономерностей их исторического развития. В результате переселения народов, их торговых контактов, войн, изменений в социальном и экономическом строе происходят изменения функций и структуры того или иного языка.
В структуре языка проявление внешних законов непосредственнее всего обнаруживает себя в лексике. Так, лексика английского языка отразила процессы скрещивания языка англосаксов и норманнов: слова германского происхождения обозначают явления бытовые, сырье, земледельческие термины; слова французского происхождения относятся к сфере права, военного дела, искусства, государственного правления. В таком делении лексики отражается социальное дробление общества той поры, поскольку завоеватели составили элиту общества, а коренное население образовало по преимуществу слой земледельцев и ремесленников.
|
|
Звуковой строй языка и его грамматическая система, хотя и в меньшей степени и не так явно, отражают воздействие внешних законов на развитие того или иного языка. Например, звук [ф] первоначально в русской речи существовал как особенность заимствованных слов: фарисей, февраль, философ и т.п. С течением времени этот звук стал выступать как позиционный вариант фонемы <в>: [ф]торник, любо[ф']ь и т.п. Несклоняемые существительные в русском языке вначале составляли особую группу заимствованных слов. С течением времени число таких слов увеличилось, многие из них были усвоены языком. В результате в русском языке возникла грамматическая группа несклоняемых существительных.
Различают спонтанное влияние общественных факторов на развитие языка и сознательное воздействие общества на язык. К целенаправленному влиянию общества на язык относится прежде всего языковая политика государства, призванная способствовать наиболее эффективному функционированию языка (языков) в различных сферах его применения. В сферу вмешательства общества в развитие языка включают также создание письменности и алфавитов, разработку терминологии, правил орфографии и пунктуации и иную нормализаторскую деятельность.
Таким образом, внешние условия — стихийные или сознательные — всегда оказывают влияние на язык, язык же отвечает на эти требования так, как позволяют внутриязыковые возможности.
Если рассматривать историческое развитие не языка в целом, а его различных структурных сторон, например, фонетики и грамматики, его отдельных единиц и категорий, то далеко не всегда можно увидеть прямую зависимость развития языка от развития общества. Трудно, например, объяснить утрату носовых гласных восточнославянскими языками прямым воздействием на язык со стороны общества. Не удается вывести изменения русской глагольной системы из условий экономической, политической или культурной жизни русского общества той эпохи. Эти специфические закономерности развития единиц и категорий языка получили наименование внутренних законов развития языка. Внутренними законами обусловливаются, прежде всего, изменения в фонетике и грамматическом строе языка.
|
|
Как и всё в языке, звуковая его сторона подвергается изменениям на протяжении истории. Меняется звуковой облик отдельных слов и морфем, их фонемный состав. Например, в русском языке исчезли существовавшие когда-то носовые гласные, в результате двух палатализации произошло изменение заднеязычных согласных г, к, х в определенных условиях в ж, ч, ш и з, ц, с.
Длительный период в развитии требуется для изменения слоговой организации языка. Такие изменения происходят в течение столетий. Раннее развитие праславянского языка было связано с устранением закрытых слогов, унаследованных от общеиндоевропейской эпохи. Все закрытые слоги тем или иным способом на протяжении определенного периода перестраивались в открытые слоги. В дальнейшем закон открытого слога стал нарушаться, и в современных славянских языках снова представлен закрытый слог. С изменением слоговой организации в славянских языках связано и развитие ударения. Так, свободное словесное ударение общеславянской поры в современных чешском и словацком языках заменилось фиксированным ударением на начальном слоге слова. В польском языке ударение стало фиксироваться на предпоследнем слоге.
Звуковые изменения, наблюдаемые в истории языков, Ю.С. Маслов подразделял на регулярные и спорадические. К спорадическим он относил фонетические изменения, представленные лишь в отдельных словах или морфемах. Такие изменения объясняются какими-либо особыми условиями функционирования этих слов или морфем. Так, формулы вежливости, приветствия при встрече или прощании подвергаются сильному фонетическому разрушению: они произносятся часто скороговоркой, небрежно, поскольку содержание их и так понятно. Поэтому старая английская формула прощания Good be with you! — Бог да будет с вами! превратилась в Good-bye — до свиданья; Hallo в американском варианте — в Hey, Good-bye — в Bye-bye. Испанская почтительная формула обращения Vuestra Merced— Ваша милость в результате действия спорадических фонетических изменений превратилась в Usted — Вы. По-русски пишут здравствуйте, но произносят здрасте или даже драсте.
Регулярные изменения проявляются в определенной фонологической единице в определенной фонетической позиции во всех случаях, когда такая позиция наличествует в языке, независимо от того, в каких конкретно словах и формах она встречается. При наличии такого регулярного изменения обычно говорят о звуковом, или фонетическом, законе. Например, замена древнерусских сочетаний гы, кы, хы современными сочетаниями ги, ки, хи подходит под понятие звукового закона, так как она коснулась практически всех слов с такими сочетаниями: вместо гыбнути, богыни, Кыев, хытрость, кыпети, хыщник возникло гибнуть, богиня, Киев, хитрость, кипеть, хищник и т.д.
Грамматика языка также подвержена историческим изменениям, которые могут иметь разный характер. Они могут касаться и всей грамматической системы в целом, и лишь определенных грамматических категорий и форм. Например, в романских языках прежняя латинская система склонения и спряжения уступила место аналитическим формам выражения грамматических значений с помощью служебных слов и порядка слов. В русском языке в течение XIV—XVII вв. перестроилась глагольная система времен — от восьми древних к трем новым.