Германская геополитика 1924–1941 гг. К. Хаусхофер

Нет ни одного направления научной мысли, которое настолько запятнало бы себя политической ангажированностью, как геополи­тика. Это связано с тем, что она являлась одной из важнейших составных частей нацистской идеологии. По­этому, говоря о геополитике как учебной дисциплине, следует затронуть эту тему взаимоотношений геополитики и нацизма.

Отечественная традиция осмысления геополитики долгое время основывалась на безусловном осуждении геополитики как “нацист­ского измышления” со всеми вытекающими отсюда последствиями. Послевоенные советские авторы даже не пытались усмотреть в тех или иных геополитических идеях хоть какое-то рациональное зер­но, что, безусловно, можно квалифицировать как идеологически обусловленную односторонность и близорукость. В последнее время отношение к геополитике, в том числе к немецкой геополитике периода нацизма, значительно изменилось. По мнению ряда авторов, в некоторых современных российских работах отношения между геополитикой и нациз­мом порой затушевываются.

Между тем проблема “геополитика и нацизм” и сегодня остает­ся проблемой. И она нуждается в беспристрастном рассмотрении, чтобы, с одной стороны, не “похоронить” направление мысли, ко­торое может быть полезным, только из-за его “темного прошлого”, а с другой – не принимать и не распространять те идеи, которые уже принесли немалый вред.

Второе десятилетие XX века, ознаменовавшееся первой мировой войной, революционными потрясениями в России и Европе, во многом изменило теоретические подходы к межгосударствен­ным отношениям, не говоря уже об их практике. В последней про­изошли коренные перемены, важнейшими из которых стало на­чавшееся противостояние между Советским Союзом и капиталистическими государствами. Перемены эти нашли свое отражение во всех общественно-политических науках, не исключая, конечно, и геополитики. Именно на этот период великих перемен в мире при­ходится ее расцвет: стали появляться национальные геополитичес­кие школы, и первенство среди них, несомненно, принадлежало немецкой школе.

Германская геополитика получила значительное развитие еще в период Веймарской республики (1919–1933). Широкое распространение геополитических идей в Германии предопределило необходимость организационного оформления геополитиков. В 1924 г. был основан “ Журнал геополитики ”. Это означало создание органа, вокруг которого могли сплотиться их сторонники, чтобы при помощи статей, сообщений, критики опи­сывать происходящие в мире политические события. В этом же году было создано “ Геополитическое Общество ”, во главе кото­рого встал Адольф Грабовски.

Довоенный “Журнал геополитики” был первым периодическим изданием, созданным представителями данной отрасли знания спе­циально для развития и пропаганды геополитических идей. Вполне естественно, что вокруг этого журнала сформировалась группа весьма серьезных теоретиков, среди которых были А. Хаусхофер, Э. Обст, О. Маулль, Э. Банзе, В. Зиверт, К. Росс, Й. Кюн, Р. Хенниг и К. Вовинкель. Достаточно четко идеи этих ученых отражены в статье “ Основы построения геополитики ” (1928). Суть их в следующем: “геополити­ка является учением о связи политических событий с земными про­странствами”; она является “оружием для политического действия и путеводителем в политической жизни”. Благодаря этому геополити­ка “становится нормативной наукой, способной направлять прак­тическую политику”.

Упомянутые геополитики пропагандировали мысль о необходи­мости “ревизии” Версальской системы и решительного переустрой­ства “не обоснованных” геополитически границ Европы и Азии в пользу Германии и рассматривали государство как био­логический организм, нуждающийся в постоянном пространствен­ном расширении.

Спустя некоторое время после создания “Журнала геополитики” и Общества была впервые предпринята попытка создать общую про­грамму геополитики. Такая программа была необходима для целе­направленной пропаганды геополитических идей по всей Германии, сосредоточения внимания всех геополитиков на разработке основ­ных геополитических проблем. Основные тезисы данной программы были опубликованы в 1928 г. за подписью К. Хаусхофера и ведущих редакторов “Журнала геополитики” во вступительной статье к сбор­нику “ Основы построения геополитики ”. Ведущие теоретики немецкой геополитики определяли программу геополитики следующим образом:

“1. Геополитика есть учение о зависимости политических собы­тий от земли.

2. Она опирается на широкий фундамент географии, в особенно­сти политической географии как учения о политических простран­ственных организмах и их структуре.

3. Постигаемая географией сущность земных пространств дает геополитике те рамки, внутри которых должен совершаться ход по­литических событий, для того чтобы им был обеспечен длительный успех. Носители политической жизни будут, разумеется, временами выходить за эти рамки, однако раньше или позже зависимость от земли непременно даст о себе знать.

4. В духе такого понимания геополитика стремится дать оружие для политического действия и сделаться путеводительницей политической жизни.

5. Тем самым геополитика становится нормативной наукой, спо­собной вести практическую политику до того пункта, где необходи­мо оторваться от твердой почвы. Только так может совершиться ска­чок от знания к умению, а не от незнания; в последнем случае он, безусловно, больше и опаснее.

6. Геополитика стремится и должна стать географической совес­тью государства”.

Деятельность немецкой геополитической школы в период нацизма характеризовалась тем, что с самого начала захвата в 1933 г. нацистами власти геополитика была тесно связана с установлением и господством фашистской диктатуры. Тем самым геополитика нашла в нацистском государстве самое широкое рас­пространение. В качестве одного из предметов она была введена в университетах и школах. В стране стала издаваться многочисленная геополитическая лите­ратура. Геополитические статьи, брошюры и книги издавались многими гитлеровскими издательствами. Их авторы, и прежде всего К. Хаусхофер и два его сына, стали советниками Гитлера и Геринга. О геополитике стали упоминать официальные документы германской внешней политики. Этому способствовала не только внут­ренняя общественно-по­ли­тическая обстановка в Германии, но и тот факт, что геополитические учения Ратцеля, Челлена, К. Хаусхофера и других наряду с расовыми (Гюнтер) и неомальтузианскими теориями (Г. Гримм) были положены Гитлером в основу его книги “Майн Кампф” и приобрели тем самым статус официальной доктрины фашистского государства.

Сторонники Хаусхофера объединились в “ Союз геополитики ” и издали в апреле 1933 г. меморандум в честь прихода Гитлера к власти под заголовком “ Геополитика как национальная наука о государ­стве ”. В нем геополитика характеризуется как “ наука о государстве национал-социализма ”. Во главе союза стоял Совет, координирующий геополитическую деятель­ность в рамках всего государства. В состав Совета вошли представи­тели внешнеполитического отдела национал- социалистической партии, имперского управления службы СС, уполномоченные все­возможных молодежных, переселенческих, студенческих и других организаций. Наконец, о признании геополи­тики в качестве официальной доктрины нацистского государства свидетельствует тот факт, что лидер геополитики К. Хаусхофер, по­лучил звание генерала.

Однако сам Хаусхофер не был руководителем явно нацистского “Союза геополитики”. В настоящее время это обстоятельство приводится в Германии и США в качестве доказательства того, что Хаусхофер попал под опеку “Союза геополити­ки”, а его геополитика, начиная с 1933 г., якобы фальсифицировалась Союзом и нацистами. Однако факты свидетельствуют об обратном.

Вместе со своим сыном Альбрехтом, а также издателем и редак­тором “Журнала геополитики” и управляющим делами “Союза гео­политики” К. Вовинкелем К. Хаусхофер приветствовал при­ход нацистов к власти в специальной статье (по его терминологии, установление нацистского режима означало “возрождение народ­ной сущности”). В 1934 г. Хаусхофер был избран президентом Германской акаде­мии наук в Мюнхене. Она являлась институтом, в задачу которого входило “ научное изучение и культивирование немецкого духа ”. Таким образом, деятельность этого института имела ту же направленность, что и деятельность Хаусхофера.

Основной идеологической задачей, которая была поставлена перед геополитиками нацистским режимом, было воспитание сознания всех слоев немецкого народа в реваншистском духе. Это достигалось путем пропаганды идей недостаточности “жизненного пространства” для Германии. В геополитической литературе не было недостатка в заявлениях, что будущее Германии лежит на Востоке. “Журнал геополитики” писал: “Романские народы и германцы рассматривают Россию в качестве будущей колонии... Если кусок слишком велик для одного, то его делят на зоны влияния... Во всяком случае, Россия вступает в новую стадию своей истории: она становится колониальной страной”.

В теоретическом плане деятельность геополитиков в период на­цизма была направлена на пропаганду тех положений геополитики, которые содействовали практическому выполнению внутренних и, прежде всего внешнеполитических задач фашизма. Геополитика ста­ла настолько модной, что “геопроблемами” стали заниматься бук­вально все отрасли научных знаний. Наиболее распространенной в этот период являлась теория так называемого “ географического един­ства ”, выдвинутая еще Ратцелем. Именно она была положена в основу агрессивных планов немецкого империализма. Впоследствии теория “географического единства” была переименована в теорию “ жизненного пространства ”, которым дол­жна обладать уже территория конкретного государства. Как извест­но, в состав “жизненного пространства” Германии после первой мировой войны фашистскими идеологами были включены Саар, Лотарингия и Эльзас, Австрия, Судетская область. Осуществляя свою теорию на практике, геополитики приложили немало усилий для осуществления “аншлюса” (присоединения) Австрии, захвата Чехословакии и, наконец, оккупации Дании, Бельгии, Голландии, Франции, Юго­славии, Греции и Польши.

Э. Обст предложил план образования “великих пространств”. Он рекомендовал следующую политическую карту мира:

1. Панамериканский союз.

2. Еврафриканский союз.

3. Советско-русский союз.

4. Восточно-Азиатский союз.

5. Южно-Азиатский союз.

6. Австрало-Новозеландский союз.

Биологическая теория государства в период гитлеровс­кой диктатуры выражала официальные взгляды на государство. Она ут­верждала, что в “перенаселенных” странах возникает давление на границы соседних стран, которое неизбежно должно привести к расселению на соседней территории.

Не менее агрессивной геополитической теорией являлась и так называемая “ военная геополитика ”, основы кото­рой были заложены К. Хаусхофером в его книге “ Военная геополи­тика ” (1932). По признанию самих геополитиков, эта теория мало чем отличается от основ “общей” геополитики, то есть базируется на том же вульгарном географизме, мальтузианстве и социал-дарвинизме. Главным при этом являет­ся рассмотренный нами выше геополитический тезис, выдвинутый Ратцелем, о вечной борьбе государства как биологического орга­низма за свое “жизненное пространство”. Основным направлением этой борьбы были страны, лежащие к востоку от Германии. Лозунг “Дранг нах Остен” являлся при этом одним из основных геополити­ческих лозунгов. В то время этот лозунг связывался с теорией “Евра­зии”, которая предполагала объединение под эгидой Германии “во­сточного пространства” вплоть до Урала. При этом еще тогда не ис­ключалась возможность проникновения и на юг, в Африку.

Нападе­нием Германии на Советский Союз осуществлялся, таким образом, на практике один из основных геополитических тезисов. “Журнал геополитики” восторженно откликнулся на вторжение немецкого вермахта на советскую территорию. К. Хаусхофер от имени редакции журнала писал по этому поводу: “Реше­нием от 22 июня 1941 года раскрывается, наконец, и перед широ­кими кругами величайшая задача геополитики, задача оживить про­странство в XX веке в Старом Свете с возникающей почти одновре­менно необходимостью преодоления сопротивления его величай­ших континентов – задача превратить Евразию и Еврафрику в дей­ствительность, в положительно творческие ценности”.

Из вышесказанного следует, что ведущим теоретиком германской геополитики 1924-1941 гг. был Хаусхофер. Именно ему геополитика во многом обязана тем, что она долгое время рассматривалась не просто как “псевдонаука”, но и как “человеконенавистническая”, “фашистс­кая”, теория. Развивая взгляды Ратцеля и Челлена, Хаусхофер, как было показано, придал геополитике тот вид, в котором она стала частью официальной доктрины Третьего рейха.

Вместе с тем в науке Карл Хаусхофер (1869–1946) известен также, как немецкий ученый, который является автором теории “континентального блока” и который видел в геополитической экспансии США серьезную угрозу для всего мира.

Следует отметить, что Хаусхофер был разносторонним иссле­дователем и интересовался широким спектром проблем. Особенно сильное влияние на формирование его идей сыграли работы Маккиндера, Мэхэна, Челлена. Особый интерес он проявлял к Дальнему Востоку, а в этом регионе преж­де всего к Японии. Хаусхофер впервые выразил свои геополити­ческие взгляды в книге “Дай Нихон. Наблюдения о вооруженной силе великой Японии. Положение в мире и будущее” (1913).

Основой геополитической концепции Хаусхофера послужило изучение им истории становления и географического распростране­ния государств Дальнего Востока, прежде всего Японии, на приме­ре которой он пытался продемонстрировать взаимосвязь между про­странственным ростом государства и развитием составляющей его этнической общности. Среди его работ по данной проблематике не­обходимо упомянуть следующие: “ Японская империя в ее географи­ческом развитии ”, “ Геополитика Тихого океана ”, “ Геополитика пан-идей ”, “ Мировая политика сегодня ”.

Хаусхофер внимательно изучил работы Ратцеля, Челлена, Мак­киндера, Видаль де ла Блаша, Мэхэна и других геополитиков. Картина планетарного дуализма – “морские силы” против “континентальных сил” или талассократия (“власть посредством моря”) против теллурократии (“власть посредством земли”) – явилась для него тем ключом, который открывал все тайны международной полити­ки, к которой он был причастен самым прямым образом. В Японии, например, он имел дело с теми силами, которые принимали ответ­ственные решения относительно картины пространства. Показатель­но, что термин “Новый Порядок”, который активно использовали нацисты, а в наше время в форме “Новый Мировой Порядок” аме­риканцы, впервые был употреблен именно в Японии применитель­но к той геополитической схеме перераспределения влияний в тихо­океанском регионе, которую предлагали провести в жизнь японс­кие геополитики.

Планетарный дуализм “морской силы” и “сухопутной силы” ста­вил Германию перед проблемой геополитической самоидентифика­ции. Сторонники национальной идеи – а Хаусхофер принадлежал, без сомнения, к их числу – стремились к усилению политической мощи немецкого государства, что подразумевало индустриальное развитие, культурный подъем и геополитическую экспансию. Но само положение Германии в Центре Европы, пространственное и куль­турное “срединное положение”, делало ее естественным противни­ком западных, морских держав – Англии, Франции, в перспективе США. Сами талассократические геополитики также не скрывали своего отрицательного отношения к Германии и считали ее (наряду с Россией) одним из главных геополитических противников морс­кого Запада.

На этом анализе основывается вся геополитическая доктрина К. Хаусхофера и его последователей, которая заключается в необходимости создания континентального блока или оси Бер­лин–Москва–Токио. В таком блоке не было ничего случайно­го – это был единственный полноценный и адекватный ответ на стратегию противоположного лагеря, который не скрывал, что самой большой опасностью для него было бы создание аналогич­ного евразийского альянса. Хаусхофер писал в статье “Континен­тальный блок”: “Евразию невозможно задушить, пока два самых крупных ее народа – немцы и русские – всячески стремятся из­бежать междоусобного конфликта, подобного Крымской войне или 1914 году: это аксиома европейской политики”. Там же он цитировал американца Гомера Ли: “Последний час англосаксонской политики пробьет тогда, когда немцы, русские и японцы соединятся”.

В разных вариациях Хаусхофер проводил эту мысль в своих стать­ях и книгах. Эта линия получила название “ ориентация на Восток ”, поскольку предполагала самоидентификацию Гер­мании, ее народа и ее культуры как западного продолжения евразийской, азиатской традиции. Не случайно англичане в период вто­рой мировой войны уничижительно называли немцев “гуннами”. Для геополитиков хаусхоферовской школы это было характерно.

В этой связи следует подчеркнуть, что концепция “открытости Востоку” у Хаусхофера совсем не означала “оккупацию славянских земель”. Речь шла о совместном цивилизационном усилии двух континентальных держав – России и Германии, – которые должны были бы установить “Новый Евразийский Порядок” и переструкту­рировать континентальное пространство Мирового Острова, чтобы полностью вывести его из-под влияния “морской силы”. Расшире­ние немецкого пространства планировалось Хаусхофером не за счет колонизации русских земель, а за счет освоения гигантских незасе­ленных азиатских пространств и реорганизации земель Восточной Европы.

По схеме Хаусхофера, упадок Великобритании и более мелких морских держав создал благоприятные условия для формирования нового европейского порядка. Такой порядок, в свою очередь, должен был стать основой новой мировой системы, базирующейся на так называемых пан-идеях. Среди последних он называл панамерикан-с­кую, паназиатскую, панрусскую, пантихоокеанскую, панисламскую и панъевропейскую идеи. К 1941 г. Хаусхофер подверг эту схему пересмотру, в результате было оставлено лишь три региона, каж­дый со своей особой пан-идеей: пан-Америка во главе с США, Ве­ликая Восточная Азия во главе с Японией и пан-Европа во главе с Германией.

На базе этой схемы Хаусхофер, по мнению ряда исследователей, предугадал ориентацию геополитиче­ских устремлений США по линии Запад – Восток. Он считал, что эта геополитическая экспансия при ее завершении создает основу самой серьезной угрозы для всего мира, так как она не­сет в себе возможность порабощения Соединенными Штатами всей планеты.

Восточная Азия, по его мнению, вынуждена укреплять соб­ственную политическую и культурную форму, чтобы отстоять свою геополитическую независимость. На периферии своего влияния Восточная Азия создает буферные зоны безопасности.

К. Хаусхофер делает вывод, что геополитическое будущее планеты зависит от результата борьбы двух тенденций: сможет ли англо-американская экспансия вдоль параллелей побороть сопротивление восточно-азиатской экспансии вдоль меридианов. Но при любом исходе США будут защищены остатками бывшей английской колониальной империи и всегда смогут опереться на тропическую Америку, находящуюся под их кон­тролем.

“Холодная война” как геополитический мировой порядок.

Как известно, в евроцентристском раскладе геополитических сил основопо­лагающие вопросы международной политики по сути дела реша­лись “концертом” нескольких великих держав Европы. Пример­но с испано-американской войны 1898 г. в число этих держав вошли США, а в период между двумя мировыми войнами – Япония. Первая мировая война изменила характер системы баланса сил. В ходе и по окончании войны европейцы вынуждены были при­знать де-факто законность притязаний США и Японии на роль великих держав и вершителей судеб современного мира. Карди­нальные изменения в расклад европейских и мировых сил бы­ли внесены постепенным вхождением в число мировых держав в 30-х годах Советско­го Союза.

Особенно далеко идущие изменения в эту систему были вне­сены второй мировой войной. После ее окончания произошло кардиналь­ное перераспределение мирового баланса сил между крупнейши­ми военно-политическими державами того времени. Оно привело к “холодной войне” (1946–1989), т.е. к установлению нового геополитического мирового порядка.

Особенность “холодной войны” состояла в том, что в качестве реальных претен­дентов на участие в противоборстве за первые роли в этом новом ми­ропорядке остались две сверхдержавы – США и СССР. В геопо­литическом плане мир стал биполярным. Он разделился на две противо­борствующие общественно-политические системы – капита­лизм и социализм. Установилась двухполюсная структура международных отношений в виде противостояния двух военно-политических блоков – НАТО и Варшавского пакта во главе с США и СССР соответственно.

В условиях биполярного мира и “холодной вой­ны” оборона от внешней угрозы составляла лишь одну из функ­ций этих блоков. Более важными были внутренние, сдерживающие функции. Для США в послевоенное время – это “контроль и перевоспитание” германского и японского экс­тремизма, цементирование “атлантического” мира, укрепление связей Западной Европы с Северной Америкой. Для политической элиты СССР – это контроль над соцлагерем, его единение и огражде­ние от воздействия “чужой системы”. Не случайно каждая из двух систем именно себя считала выразительницей и защитницей чаяний и интересов народов и соответственно обосновывала не­избежность своей победы и обреченности противной стороны. Раз­работав идеологическое обоснование своих позиций, США объ­явили себя защитницей свободного мира, а СССР – оплотом мира, демократии и социализма.

“Холодная война” характеризовалась усилением недоверия между великими державами, форсированием гонки вооруже­ний, созданием военных блоков, использованием силы или уг­розы ее применения в международных отношениях, отказом от регулирования спорных вопросов путем переговоров и т.д. Конфронтационность в отношениях друг с другом обеспечивала как СССР, так и США основу глобальной внешнеполитической стра­тегии. Такое положение держало в постоянном напряжении весь мир, который был разделен на сферы интересов двух сверх­держав. В этой игре войны и конфликты в любом регионе зем­ного шара рассматривались как составная часть глобальной борьбы двух сторон друг против друга. В их глазах каждая из таких войн (или конфликтов) имела значимость не только и не столько с точки зрения решения той или иной конкретной про­блемы, сколько с точки зрения выигрыша или проигрыша Вос­тока или Запада. Любой выигрыш одной из сторон в каком-ли­бо регионе планеты или отдельно взятой стране рассматривался как проигрыш другой стороны и наоборот.

Главными движущими факторами поведения обеих сверхдер­жав и блоков были взаимный страх и озабоченность своей безо­пасностью. Соответственно в центре внимания и той и другой сто­роны стояло стремление к наращиванию военной мощи. В итоге сформировалась двухполюсная иерархическая структура миро­вого сообщества, в которой две супердержавы занимали верши­ну пирамиды, за ними шли великие державы, далее страны, ме­нее значимые по весу и влиянию в решении международных проблем.

В теоретическом плане истоки нового миропорядка следует искать в развитии американской геополитики периода второй мировой войны. Наиболее ярким ее представителем был Николас Спайкмен (1893–1943) – американский ученый, продолжатель теории Альфреда Мэхэна. Он, выделивший особую геополитическую реальность – “атлантический континент”, главным силовым механизмом которого считал США, а Европу их придатком.

Н. Спайкмен был социологом, про­фессором международных отношений, организатором и директором Института между­народных отношений при Йельском университете. Как и для Мэхэна, для него характерен утилитарный подход, четкое желание выдать наиболее эффектив­ную геополитическую формулу, с помощью которой США могут скорейшим образом добиться “мирового господства”. Все исследования этого ученого носят чис­то прагматический характер.

Усиление геополитического влияния Советского Союза в результа­те второй мировой войны было огромным, и это не могло не вызвать пристального внимания к дальнейшей разработке проблемы “ морские – континентальные державы ”. Н. Спайкмен обратился к ней в своей работе “ География мира ”, которая была опубликована в 1944 г., уже после его смерти. По существу, разработанная им концепция явилась первой версией доктрины сдерживания, которой придерживались США и в целом Североатлантический блок на протяжении “холодной войны”.

Основой своей доктрины Спайкмен сделал не столько геополи­тическое осмысление места США как “морской силы” в целом мире (как Мэхэн), – возможно потому, что это уже стало фактом, – сколько необходимость контроля береговых территорий Евразии (Европы, арабских стран, Индии, Китая и т.д.) для окончательной победы в дуэли континентальных и морских сил.

Спайкмен основывался на том, что Маккиндер якобы переоце­нил геополитическое значение хартленда. Эта переоценка затраги­вала не только актуальное положение сил на карте мира – в част­ности, могущество СССР, – но и изначальную историческую схе­му. Спайкмен, в отличие от Маккиндера, в качестве ключа к контро­лю над миром рассматривал не хартленд, а евразийский пояс при­брежных территорий, или “маргинальный полумесяц”, включаю­щий морские страны Европы, Ближний и Средний Восток, Ин­дию, Юго-Восточную Азию и Китай. Он назвал их “ материковой каймой ”. Это придуманное им понятие, аналог которого в английском языке римленд (“rimland”), соответствует по географическому расположению “внутреннему полумесяцу” Маккиндера. Таким образом, он геополитически разделил мир на две части: хар­тленд и римленд.

“Материковая кайма евразийской континентальной массы,–писал Спайкмен,–должна рассматриваться как опосредующий регион, расположенный между материковой сердцевиной и морями. Она функционирует как обширная буферная зона конфликта между континентальными и морскими державами. Направленная в обе стороны, она функционирует двойственно и защищает себя и на земле, и на море. Двойственный характер материковой каймы лежит в основе проблем безопасности”. “Материковая сердцевина,–продолжал Спайкмен,–становит­ся менее важной, чем материковая кайма”, и да­лее делал общий вывод: “Кто контролирует материковую кайму, контролирует Евразию, кто контролирует Евразию,–контроли­рует мир”.

Развив положения, впервые предложенные Мэхэном, Спайкмен выделил десять критериев, определяющих геополитичес­кое могущество государства:

1) поверхность территории;

2) природа границ;

3) численность населения;

4) наличие или отсутствие полезных ископаемых;

5) экономическое и технологическое развитие;

6) финансовая мощь;

7) этническая однородность;

8) уровень социальной интеграции;

9) политическая стабильность;

10) национальный дух.

Если суммарный результат оценки геополитических возможнос­тей государства по этим критериям оказывается относительно не­высоким, это означает, что данное государство вынуждено вступать в более общий стратегический союз, поступаясь частью своего суве­ренитета ради глобальной стратегической геополитической протек­ции.

Помимо переоценки значения римленда, Спайкмен внес еще одно важное дополнение в геополитическую картину мира, видимую с позиции “морской силы”. Он ввел чрезвычайно важное понятие “ Срединного Океана ” (Midland Ocean). В основе геополитического представления лежит подчеркнутая аналогия между Средиземным морем в истории Европы, Ближнего Востока и Северной Африки в древности и Атлантическим океаном в новейшей истории западной цивилизации. Так как Спайкмен считал именно “береговую зону” основной исторической территорией цивилизации, то средиземно­морский ареал древности представлялся ему образцом культуры, распространившейся впоследствии внутрь континента (окультуривание “варваров суши”) и на отдаленные территории, достижимые только с помощью морских путей (окультуривание “варваров моря”). Подобно этой средиземноморской модели, в новейшее время в уве­личенном планетарном масштабе то же самое происходит с Атлан­тическим океаном, оба берега которого – американский и евро­пейский – являются ареалом наиболее развитой в технологическом и экономическом смысле западной цивилизации.

“Срединный Океан” становится в таком случае не разъединяю­щим, но объединяющим фактором, “внутренним морем” (mare internum). Таким образом, Спайкменом намечается особая геополити­ческая реальность, которую можно назвать условно “ атлантическим континентом ”, в центре которого, как озеро в сухопутном регионе, располагается Атлантический океан. Этот теоретический “континент”, “новая Атлантида”, связан общностью культуры западноевропейско­го происхождения, идеологией либерализма и демократии, единством политической и технологической судьбы.

Особенно Спайкмен настаивал на роли интеллектуального фак­тора в этом “атлантическом континенте”. Западная Европа и пояс восточного побережья Северной Америки (особенно Нью-Йорк) становятся мозгом нового “ атлантического сообщества ”. Нервным центром и силовым механизмом являются США и их торговый и военно-промышленный комплекс. Европа оказывается мыслитель­ным придатком США, чьи геополитические интересы и стратеги­ческая линия становятся единственными и главенствующими для всех держав Запада. Постепенно должна сокращаться и политичес­кая суверенность европейских государств, а власть переходить к осо­бой инстанции, объединяющей представителей всех “атлантичес­ких” пространств и подчиненной приоритетному главенству США.

Спайкмен предельно развил идею “анаконды” (Sea Power) – контроля и удушения береговых территорий афро-азиатских, арабских стран, Индии и Китая, что можно сделать только опираясь на силу. Он был сторонником применения силы в международных отношениях. Сила, по его мнению, – необходимая составная часть всякого политического порядка: “… в мире международной иерархии внешняя политика должна иметь своей целью, прежде всего улучшение или, по крайней мере, сохране­ние сравнительной силовой позиции государства. Сила, в конечном счете, составляет способность вести успешную войну”.

Распад Варшавского договора и СССР знаменует торжество атлантистской стратегии, проводившейся в жизнь в течение всего XX века. Запад побеждает в “холодной войне” с Вос­током. Морская сила (Sea Power) празднует свою победу над хартлендом.

А.Г. Дугин, например, с геополитической точки зрения объясняет это событие следующим образом. Противостояние советского блока с НАТО было первой в исто­рии чистой формой оппозиции Суши и Моря. При этом геополитический баланс сил отра­жал не просто идеологические, но и геополитические константы.

СССР как хартленд, как Евразия, воплощал в себе идеократию советского типа. С географической точки зрения, это было до­вольно интегрированное “Большое пространство” с колоссаль­ными природными ресурсами и развитым стратегическим воо­ружением. Главным преимуществом СССР были “культурно-функциональные” наклонности населения, живущего на его про­сторах или примыкающего к советской территории, и наличие трудно досягаемых внутриконтинентальных просторов, позволяю­щих создать надежные оборонные и технологические плацдар­мы. Кроме того, с двух сторон – с Севера и Востока – СССР имел морские границы, защищать которые намного легче, чем сухопутные. За счет централизованной экономики СССР добился товарно-продоволь­ственной автаркии и военного статуса сверхдержавы. По мере возможностей он стремился распространить свое влия­ние и на другие континенты.

Но у Восточного блока было несколько принципиальных гео­политиче­ских недостатков. Самый главный заключался в огром­ной протяженности сухопутных границ. Если с Юга границы совпадали с грядой евразийских гор, – от Маньчжурии до Тянь-Шаня, Памира и Кавказа, – то на Западе граница проходила посредине равнинной Европы, которая была стратегическим плац­дармом атлантизма, в то время как центральная его база нахо­дилась на западном берегу “Срединного Океана”. Но даже в южном направлении горы служили не только защи­той, но и препятствием, закрывая путь для возможной экспансии и выход к южным морям. При этом Восточный блок был вынужден сосредоточить в од­ном и том же геополитическом центре военно-стратегиче­ские, экономические, интеллектуальные, производственные силы и природные ресурсы.

С таким положением резко контрастировало геополитическое положение Запада с центром США. (Это особенно важно, так как положение Западной Европы было в таком раскладе сил весьма незавидным; ей досталась роль сухопутной базы США, прилегающей к границам противоположного лагеря, своего рода “ санитарного кордона”.) Америка была полностью защищена “морскими границами”. Более того, стратегически интегрировав свой континент, она получила контроль над огромной частью ев­разийского побережья (римленд). От Западной Европы через Гре­цию и Турцию (стран–членов НАТО) контроль атлантистов про­стирался на Дальний Восток (Таиланд, Южная Корея, стратеги­чески колонизированная Япония), и эта зона плавно переходила в Индийский и Тихий океаны – важнейшие военные базы на острове Сан Диего, на Филиппинах, и далее, на Гуаме, Карибах и Гаити. Следовательно, все потенциальные конфликты были вы­несены за территорию основного стратегического пространства.

При этом атлантисты создали сложную дифференцированную систему геополитического распределения силовых “ядер”. Не­посредственно США обеспечивали военно-стратегическую мощь. Интеллектуальные, финансовые и производственные структуры, а также центры разработки высоких технологий сосредоточива­лись в Западной Европе, свободной от тяжести обеспечения соб­ственной военной безопасности (кроме содержания полиции и чисто декоративных ВС). Природные ресурсы поступали из экономически малоразви­тых регионов Третьего мира, откуда в значительной мере прихо­дила и дешевая рабочая сила.

Сохранение статус-кво, сложившегося сразу после второй ми­ровой войны, было наступательной позицией, так как, по пред­сказаниям атлантистских геополитиков, такая ситуация неми­нуемо должна была привести к истощению континентального блока, обреченного на полную автаркию и вынужденного в оди­ночку развивать все стратегические направления одновременно.