Глава 12. Не каждому суждено снимать с небес звёзды, не каждый их видит и подбирает

Не каждому суждено снимать с небес звёзды, не каждый их видит и подбирает. Другой хлюпается в болоте многие годы, как лягушка. И не говори ура, пока не перескочишь яму. Порой сеешь одно, а жизнь заставит пожинать другое. Плохое, безусловно, стараются не сеять, но оно распроклятое само родит часто, ой как часто, как сорняк. И выдёргивай его потом годами. И как дурак или лопоухий богатей думками. Ловишь сокола или журавля в небе, но не возьмёшь даже то, что лежит около тебя или под ногами. Видишь, что не то тебе судьба даёт, близко локоть, а не укусишь. Терпи, терпи, атаманом будешь… И не носи камень за пазухой, и не злись на жизнь, ведь сам выбрал себе такую судьбу, может и бог её послал, а может и верховная власть. Но живи, царапайся в этом мире, коль тебе посчастливилось жить… И люди жили: в нищете, в нужде, в бесправии и беспросветной темноте, но жили…

У Фёдора заболела спина: не то простыл, не то надорвался, таская мешки. Катерина натёрла бы его какой-нибудь домашней пакостью, настойкой. Ульяна не станет этого делать.

«Живи не мудро, а осмотрительно, – вспоминал Фёдор слова Луки, – не набивай себе шишек на лбу. Эх, зря, Фёдор, бросил Катерину! Ульяна, баба видная. По Сеньке ли шапку взял?

Не будешь ли потом жалеть? Не променял ли шило на мыло? Упадёшь – не встанешь. И старше ты Ульяны на много лет. Красота – это яд, который страшно хлебать. Можешь отравить душу на всю жизнь. До вершины горы высоко, до правды – далеко, до счастья – ещё дальше. Но любишь, то люби, но не теряй голову…»

Да, Фёдор всё это знал, а спина болит. Какой-то, говорят, радикулит. Катерины нет, а вылечить нужно. Пришёл на работу – сказал про спину грузчикам. Сразу отозвался Тит. Высокий и сухой алкаш, но мешки здоровые таскает. Даже Фёдор за ним не угонится. Какой-то трёхжильный. Напьётся, валяется где-нибудь, под забором, пока жена его не дотянет домой, а утром, как огурчик. Где потяжелее – там и он.

– Федька, спина у тебя болит? Давай вылечу в два счёта. Посажу несколько пчёл на поясницу – и концы в воду. Конечно, дело это хитрое: нужно, чтоб пчела в больной нерв попала.

– Ладно, – согласился Фёдор, – только смотри, чтоб ни гу-гу, ни одна душа…

– Я что, баба трепливая? Клещами из меня никто не вытащит. Закроемся вечером в курилке, когда счетовод и табельщик уйдут с работы. А сторож нам не страшен, свой человек в доску.

На второй день и принёс Тит пчёл в коробке. Не каждый солдат герой, но каждый хочет быть генералом. Так и Фёдор. Немного струхнул, когда Тит приказал ему лечь на лавку и приспустить штаны.

Покряхтел, но лёг на скамейку, уткнувшись лицом в ладони. На всякий случай зажмурился:

– Сади, готов принять процедуру, – сказал Фёдор, хоть сердце у него ёкнуло и забилось, как у пойманного воробья.

Тит осторожно приоткрыл коробочку, вытащил за крылышки пчелу, помял её немножко, но так, чтоб не повылазили очи. Просто позлил. То бедная зыкнула, забилась в цепких руках лекаря, а потом вонзила жало в рыхлую поясницу больного. Фёдора вроде шибануло током.

– Ну как, пошло? – спросил Тит.

– Фу, ну и бьёт, но пошло, как по маслу. Ставь другую, в другое место.