И мать следила за тем, чтобы дети ели неспеша, не ляпали на стол, набирали в ложки понемножку

− Шо взять на гостинец? − обратилась она к мужу. − Мабуть возьму немножко муки.

Собирались идти в гости к Луке. Незваный гость – хуже татарина. Но если он принёс подарок, хоть кулёк муки, то проходите, дорогие гости, проходите. Всегда рады вас видеть…

− Может зайдём и к Тихону? − предложила Ульяна.

− Да нет, пока посидим у Луки, будет уже поздно. Дети-то дома будут одни.

− Ну, как сам знаешь, - был ответ.

− Видела на днях Тихона жену, Марфу, то обижалась на него: опять занялся контрабандой. Ходит в Китай, а на границе могут и заловить… Если сам не идёт, то сбывает то, что приносят другие…

− Надаю я ему как-нибудь по шее. Посадят, то Марфа по миру пустит детей. А их бы учить нужно…

После ужина Наташа стала убирать со стола. К плите подставила лавочку, зачерпнула тёплой воды из чугунка.

− А казанок мыть? − спросила она у матери, выглядывая из-за угла.

− Нет, там остался ещё борщ. Вернёмся – то с батьком повечеряем перед сном. А вы тут не балуйтесь. Ложитесь сразу спать. Закройтесь в коридоре на крючок. Мы потом снаружи подсунем железячку и откроем вас. Так что спите, и ничего не бойтесь.

Ульяна надела праздничную кофту, нацепила два рядка бус. Не так много, как на Украине. Приспосабливалась к советской моде и к русским людям. Хоть и знала, что мода – ветер в поле, который дует то с одной стороны, то с другой. И за всякой модой не угонишься. И Ульяна уже кое-что сменила в своей одежде, но кое-что и оставила. Делала так, чтобы её одежда, и она сама не бросалась сильно русским людям в глаза.

Когда они собирались уже уходить, Наташа попросила привязать к её шатавшемуся зубу нитку.

− Расшатывала бы сама пальцами, а потом и вырвала, − недовольно ответила мать, но нитку всё-таки привязала.

Это был уже третий зуб, который нужно было удалять. Первый дёргала сама Ульяна. Наташа ойкнула, когда зуб был уже в руках матери. Второй – не давала удалять, хотя десну всю разнесло. Рядом с молочным наружу лез новый, но лез вбок, так как старый был ещё не удалён. Ульяна сердилась, говорила, что дочь будет клыкастая, но та ревела повторяя:

− Я боюсь, будет больно…

Она потом долго с ним таскалась, засунув пальцы в рот, расшатывала, пока, наконец, во время еды чуть не проглотила. А зуб нужно было закинуть на чердак и сказать: «Мышка, мышка, или боже, боже, я тебе даю простой зуб, а ты мне дай золотой и крепкий на всю жизнь…»

Чтобы судить о человеке, нужно посмотреть, как он относится к своим детям, тем более, неродным.

− Да привяжи ты ей нитку, пусть не плачет, − сказал Фёдор. Он был ближе к детям: более жалостливый и ласковый. Не Фёдор – Ульяна, собираясь в гости, не стала бы возиться с ниткой.