Принц Мейдорик

Этот кретинский Вячеслав Козицин… дурацкий этот муж Катя…

Она вышла на улицу, села на камни, ограждающие клумбу возле соседского забора, прикурила и стала ждать, когда Слава подойдет. Зеновей и Малыш пришли вслед за ней. Она видела, как они играют: бегают друг за другом, показывают друг другу и ей, как ловко они умеют прыгать… А потом Зеновей пошел на Олимпстрой, а Малыш подбежал к ней, заскочил на колени, потерся головой о ее руку. Она принялась его гладить, слушая его громкое урчание и приговаривая «мой славный, мой хороший…». Ей всегда нравилось, как он «бодается», когда хочет, чтоб она приласкала его – тыкается лбом в ладонь…

Обычно, Малыш избегал чужих (а чужие для него – это все, кроме нее, Зеновея и Бусенипатии).

А сейчас ему было все равно, что рядом с ней сидит этот… этот человек, который совсем не нравится. Малышу было хорошо… и она ощущала это и понимала, что вот его – этого маленького мальчишку она действительно любит и может может может не просто знать, что любит, а реально купаться в этом ощущении и показывать ему… А, значит, на самом деле нет никаких блоков? Значит – нету. Тогда почему же они есть с Леоном?

Потому что Леон – Дима и в нем полно человечьего. А сегодня он вообще – просто отвратителен ей. Сегодня она вообще не хочет его видеть.

Ты люби, люби меня нежно и светло.

Мне тебя средь бела дня встретить повезло.

Ты моею стань судьбой, милым назови.

Не расстанусь я с тобой до конца любви!

За тобой в любую даль я готов идти.

Ты меня не покидай, коль смогла найти.

Не гляди в глаза с тоской, весело гляди.

Зря себя не беспокой, радость впереди.

Он пел ей эту песню… она слушала… и смотрела в его глаза – такие красивые, добрые, полные нежности к ней… и оставалась непробиваемой, как дурацкий бронежилет… как какой-то бездушный железобетонный блок…

КАК СТАЛЬ

Только ей не хотелось – вот так … ей очень очень хотелось ощущать то, что возможно с ним… Пусть даже это и мало по сравнению с тем, на что она способна, как Ребенок Стихий… но зато – чистое и настоящее…

Хотя… ну не смешно ли рассуждать о том, на что она способна, как Ребенок Стихий, если не испытывает никаких личных ощущений? Ведь получается, что на самом деле, в данном случае наоборот – того, на что она сейчас способна, для него мало, потому что… потому что все его попытки порадовать ее, выразить свою нежность…. удивить… сделать приятное… упираются в ее блоки, которые она сама себе понаставила, решив однажды, что ей ни к чему ощущения, возникающие, как она выражается «в отношениях между М и Ж»…

Не напоминает ли это вам кое-что, о, уважаемый Ребенок Стихий? Например, ваше второе рождение?

У него текли слезы по щекам, когда он слушал некоторые песни… и воспринимал их на свой счет. А она могла оценить это и восхищаться его умением распознать в песнях и истинный смысл и аспекты, которые он действительно мог расценить, как свои (потому что соответствовало действительности).

Когда-то Стас пытался «натягивать» на себя то, чего в нем нет и частенько заявлял «вот эта песня – про меня» (явно выдавая желаемое за действительное)… С Леоном такого не случалось… он не притягивал за уши то, чего нет. Даже, если это такое, чего ему хотелось бы. Но, если некоторые слова подходили к его ощущениям или ситуациям, которые имели место – он сразу замечал. Хотя, при этом, прекрасно знал, что исходно эти слова были не о нем… просто у него сейчас – такое же, вот и все.

Ему не нужно было разжевывать Суть, не нужно было заставлять воспринимать правильно песни… Он сам это умел… в отличие от дурацкого Стаса (который никакой не Леон, а почтовая белка)

* * *

- Прямо, как «пятый элемент», - сказал он, улыбаясь…

- Ага, - согласилась она, вспоминая концовку этого фильма, - похоже. Потому что Суть – такая же.

- Так я и имею в виду Суть. Я же понимаю.

- Да… ты понимаешь. Многое понимаешь. Ты вообще – молодец, - сказала она тихо и снова подняла глаза к звездам. Юла прямо сияла сегодня. Шизоконечная – переливалась всеми цветами радуги… Мерцающий – блестел белым и красным… А Сияющая едва только показалась из-за горы – белая-белая и яркая-яркая, в несколько раз крупнее и ярче даже Мерцающего…

- Принцесса, - прошептал он…

- А, - рассеянно ответила она, все еще слушая Звезды…

- У тебя получилось?

Она кивнула.

- Я тебе хоть немного помог?

- Да, - Алиса запустила руку в его волосы, отделила длинную прядь челки и вытянула ее, чтоб она закрывала один глаз – ей нравилось, когда так… когда он смотрит на нее сквозь локон, - да, ты помог мне. Спасибо тебе… Леон.

Она бы очень хотела ощутить к нему сейчас не только благодарность – как констатацию факта, а нежность ((((((((((((

Он понимал, что ее блоки мешают ей испытывать то, что он хотел и мог подарить ей. И терпел… ждал, когда это пройдет… пытался помочь ей, убрать эти блоки – мягко, ненавязчиво пытался… просто тем, что ласков с ней… и заботой своей, и маленькими подарочками, которые ее радовали… и неожиданными сюрпризами… и просто тем, как любил ее…

Вот и сейчас – он понял, что у нее получилось все, что касалось ее Деяний (и ощущений, которые ей нужно было провести от этих Звезд сюда – к Порталу), но ничего личного она так не ощутила в тот момент, когда он прижав ее к себе, целовал в лоб и передавал свою любовь… И не обиделся – просто еще один раз убедился, что 9999999999 смириться и ждать… ждать… Он готов ждать, потому что знает, какая она – Ребенок Стихий… Ангел Вызов… И знает, что она и сама уже измучилась от этих блоков… и что очень очень хочет ощущать не только от него, но и к нему…

Он откинулся назад, оперевшись спиной на арку и глазами попросил ее обратить на себя внимание…

Она улыбнулась (конечно, это была не счастливая улыбка, которую он хотел бы видеть, а вымученная… такая, словно она хочет, да не может)…

- Я бы так хотела… чтоб не было блоков… так хотела бы… ты – такой красивый…, - и опустила глаза.

- Я знаю, - ответил он и нежно погладил ее по волосам.

Он давно хотел спеть ей… и пел уже ни раз… Но есть еще одна песня – которую не пел… И эта песня – прямо ((((((((((

Лучше, чем эти слова… точнее, чем эти слова – прямо не скажешь. Именно такое он ощущает к этому несчастному Ангелу, которому так тяжело быть внутри человека…

Я не ною о судьбе, лучшее храня в себе

И признанием тебе досаждая…

Привыкая к боли ран, я прощу тебе обман,

Ведь ты, как в песне у цыган – молодая…

И оба знали, что означает каждое слово… и оба понимали, что другой – тоже знает…

Они неразрывно смотрели друг на друга, соглашаясь с тем

Объяснить – не объяснишь, и живешь, как будто спишь,

А в бессонницу грешишь почему-то…

А с тобою рядом кто? И ты надеешься на что?

Ведь в этой жизни все – не то, даже Чудо…

Его глаза спрашивали: «ведь это – правда?»… а ее глаза отвечали «да, конечно, это – правда, все так и есть»…

«Как же это возможно?» - еще один его безмолвный вопрос… И еще один ее безмолвный вопрос: «не важно – как, главное, что возможно… как раз для того, чтоб проще было передать то, что хочешь, когда трудно объяснить своими словами»…

Только мне ль тебя учить, как необходимо жить,

С кем не спать, а с кем дружить,

Все гадая, что такое слово «честь»: где-то чушь, а где-то лесть,

Ведь ты права, какая есть, молодая…

«прими мои ощущения… хотя бы просто прими, если ответить тем же пока не можешь… я готов ждать»…

«прости, что тебе приходится ждать… я очень хочу тебе ответить»

Он пел, не расцепляя взгляда… конечно, не настолько хорошо, как мог бы – потому что немного смущался… И она понимала, что это не дает ему спеть «на полную катушку»… и он понимал, что она это понимает… И оба понимали, что)))))))))))

Но он все равно пел… даже не смотря на то, что пару раз сбивался с мелодии… потому что не мог бросить: раз взялся петь, нужно допеть до конца… До последнего слова… «До Последнего Аккорда» – как у нее в книге написано…

Ничего не говори, не боясь гореть – гори,

Я ж в огне твоей любви пропадая,

Все в тебе благословлю, счастьем душу отравлю…

Только в самом конце все равно голос сорвался… даже не столько от смущения, а от понимания того, что как бы ей ни хотелось убрать блоки, его признание – вот этой песней, не поможет…

Поэтому последние слова он прошептал:

- Просто я тебя люблю… молодая…

- Спасибо, - ответила она тихо, испытываю вину за свою непробиваемость. И обняла его, надеясь, что он поймет, что она с радостью ответила бы ему тем же… если бы могла… если бы не было этих дурацких блоков…

- Все будет хорошо, малыш… я буду стараться…

Ох, как же она ему благодарна – за все…

- Ты – такой хороший… спасибо тебе.

- Ты тоже хорошая, моя принцесса… мой Ангел…

- Я – сука… дурацкий железобетонный блок, у которого нет ощущений личного характера, - возразила она.

Он печально усмехнулся и еще раз пропел:

- Ты права, какая есть… молодая…

Дима стоял возле умывальника и чистил зубы…

- Привет, - вовсе не приветливо поздоровалась она.

- Привет, - ответил он… уже ее спине…

Она специально долго сидела в туалете… аж две сиги выкурила. А потом вышла за калитку – позвать котиков… хотя отлично знала, что они спят на заброшенном доме, а не гуляют возле олимпстроя. Она просто тянула время… потому что не хотела сейчас ни видеть его, ни разговаривать с ним. А он ждал – на веранде. Она же прекрасно чувствовала, что он ждет ее там. И специально сидит на диване, чтоб его не было видно. Чтоб ей казалось, что он ушел, и они не столкнутся.

Неужели не понимает, что она все равно знает, что он – тут?

Хотя, с другой стороны… неужели она сама думает, что если она будет тянуть время, то это что-то изменит. Все равно они столкнутся и все равно придется что-то говорить… так что глупо вести себя так, как ведут люди в подобных ситуациях. И она направилась по дорожке в сторону Шанхая… все же, надеясь, что хотя бы сейчас – вот в эту минуту не придется разговаривать с ним. Какой бы он ни был, а неправильно ожидать, что все необходимые для его проявления осознания придут быстрее, чем это возможно…

Но ведь и ее тоже понять можно! Ведь можно? Так? Ведь она тоже уже устала терпеть его выходки… его капризы… его гордыню… слушать его бредовые речи, мотивированные оставшимися человечьими пороками. Можно ведь понять, что такой он просто не нравится ей. Можно, наконец-то избавить ее от необходимости общаться с

- Алиса, - тихо позвал он.

- Что, - невопросительно ответила она, даже не замедляя шаг.

- Ты идешь на море?

Пришлось остановиться и ответить:

- Да. Позже.

- Мне ждать тебя? Или опять одному идти?

- Как хочешь, - она даже сама была в шоке от того, как отвечала на его вопросы. Не от слов, конечно – а от того, какое за словами… а там… безразличие ко всему и… ну, если не смерть, то нечто очень близкое к ней – угрюмое, мрачное желание как можно быстрее уже избавиться от груза физики.

- Что с тобой сегодня? Почему ты такая…

- Какая?!

- Ты же знаешь, какая …

- А ты знаешь – почему! – жестко ответила она, отвернулась и закурила… выпустив дым первой затяжки, продолжила, - заебало всё потому что… просто в доску заебало… и все заебали. Потому что творите всякую хуйню… то, что пытаетесь меня рвать на части и не понимаете, что я просто не могу уделять каждому из вас столько времени, сколько вы хотите… претензии ваши по этому поводу меня заебали…

- У меня нет к тебе претензий. Общайся, с кем тебе нужно. Делай то, что тебе нужно. Разве я мешаю?

- Не мешаешь. Но я же вижу, что ты недоволен.

Он только вздохнул… потому что она – права… ну, или почти права… Не права лишь в том, что употребила не совсем подходящее слово… Он не «недоволен»… но, возможно, просто нет слова в русском языке, чтоб точно описать то, что он испытывает оттого, что ей некогда быть с ним столько, сколько бы ему хотелось… столько, сколько нужно, чтоб он смог помочь ей… чтоб снова увидел, что она – действительно Ангел, а не вот такая мрачная стальная бесчувственная сука, которой до лампочки, что он к ней испытывает… которая спокойна, как камень… и с потухшими глазами, в которых больше нет тех искорок, которые могут зажечь в нем то, что делает его настоящим и никогда в этой жизни не просыпалось… возможно, оно вообще никогда не просыпалось…

А она продолжила свою речь:

- Вот, психи твои заебали… гордыня твоя – тоже заебала… эта многоуважаемая семья – вообще заебала, мама твоя, которая дохлого замучает – тем более достала своими дурацкими выходками… ругань ваша заебала… да и сама я себя заебала тем, что трудно мне тут – трудно, понимаешь, мне человеком быть и жить среди человеков тупых, которым, хоть кол на голове теши, ничего не видят дальше физического… надоело… как хочу уже поскорее доделать все и уйти…

- Даже имея такого, как я, ты все равно хочешь сдохнуть? Алиса… я не понимаю тебя.

- Не понимай дальше, - безразлично ответила она, и даже не глянув в его сторону, пошла в свой Шанхай. Но все же, за оставшиеся несколько метров пути, за те несколько секунд, которые нужны, чтоб спуститься по ступенькам (и попасть в хату, где ее ждет баба, которая не даст поразмышлять) – уловила его ощущения. И подумала – ведь он прав… ну, хотя бы в том, что вот такая, как сейчас она – тоже не настоящая. И такая она не сможет сделать правильно то, что вытекает из ее изначальной Сути… просто провалит свое Главное Деяние и все…

Вот, если бы не было этих дурацких блоков, она вернулась бы к нему, обняла и сказала бы… или даже ничего не говорила бы – он и без слов хорошо понимает, что она хочет передать на тонком… А она очень очень хотела бы ему передать, что благодарна ему… и рада-рада-рада, что у нее есть «такой как он»… и что она хочет жить, а не сдохнуть… что показать ему любовь хочет, а не стену, которую он не может пробить…

Разумеется, она не вернулась, а вошла в Шанхай, улыбнулась бабе – и не вымученной улыбкой, а настоящей, только грустной – оттого, что баба тоже не понимает того, что пора бы уже осознать. Села за стол, взяла бутерброд – хлеб с маслом, чесночком и сыром, коих тут уже шесть штук было наготовлено и принялась есть… практически не получая никакого удовольствия (лишь бы только баба довольна была)…

- Избавь мои уши от этого бреда! – вздыхала она и утыкала лицо в ладошку.

- Что я опять сделал не так? Алиса? – удивленный ее резкостью, спросил он.

- А ты сам не знаешь?! Хотя бы опять эта бляцкая ватка у тебя в ухе… эта твоя дурацкая перекись, которую ты тоннами в уши льешь… или вот еще – этот бардак, который в палатке, другой такой же бардак – в багажнике. А потом удивляешься «что не так»…

- Я выкину ватку, смотри, - и тут же действительно вытащил ее из уха и бросил в мешок с мусором, - и ты дай мне щетку, я все приберу. И в палатке, и в багажнике, и в салоне.

- Понятно, что приберешь. Главное – понять, что лучше-то сразу не комкать вещи, не натаскивать кучи песка в палатку, ватки эти ебаные не сувать в уши. Причину понять – почему так делать не нужно. А когда причину поймешь, почему ты так делаешь, то оно само по-другому станет. Ведь то, что ты делаешь такое – показывает, что в тебе еще до хрена неправильного…

- Я знаю, - угрюмо соглашался он…

И она видела, что он не просто согласился, лишь бы она отвязалась. Он действительно понял и будет «работать над собой», как он выражается.

Она села рядом. Он тут же оторвался от книги, посмотрел на нее… улыбнулся:

- Привет.

- Привет.

И тут он заметил ее «последнее художество» на ноге, семь параллельных разрезов, пересеченных одним – глубоким и очень длинным (чуть ли не в полголени).

- Алиса, - ошарашено и от этого немного озлобленно, прошептал он, - что это за новая коцка? Ты мне не говорила…

- Говорила, ты просто забыл. Это, когда Малыш уходил.

- Надеюсь, это последняя? – спросил он через несколько минут тягостного молчания.

Она вздохнула:

- Возможно, последняя… перед – вообще последним.

- Знаешь, это отталкивает.

- Знаю, - спокойно согласилась она, - но так надо. И ты тоже это знаешь.

Он промолчал. Но она ясно поняла импульс, который он послал ей на безмолвной речи «это трудно принять». «Что поделать – для человечьего сознания многое правильное выглядит ужасно или уродско» – и снова ясно поняла, что он сумел принять и «расшифровать» ее ответ.

Он молча встал и ушел куда-то. Она не стала даже смотреть, куда он пошел – какая разница…

Вернулся он буквально через пару минут, держа в руке бритву и тюбик с шампунем. Бритву пока что положил на камни рядом с «креслом»… И взглядом пригласил Алису – пойти помыть голову в моречке. Ее всегда приятно удивляло в нем то, что он может быстро справляться со своей реакцией на то, что не нравится. Так и сейчас – от его гнетущего тяжелого ощущения неизбежности ее «коцок» не осталось и следа. Он улыбался и в его глазах больше не было ни осуждения, ни недовольства…

- Ты предлагаешь помыть башку? Ты мне, а я – тебе?

Он молча кивнул.)))))))

))))))))))))))))

- Я ведь сейчас вообще на все по-другому смотрю. Ты открыла мне глаза. И теперь я понимаю, где и в чем вел себя неправильно. Что неправильно психовал, что многое думал и говорил неправильно…

- Ты – молодец.

- Я стараюсь.

- А ты доносишь до физического слоя, до своего человечьего сознания, как и о чем мы общаемся в астрале?

- Когда как. Иногда доношу, иногда нет. Знаешь, иногда бывает такое состояние… как эйфория, кайфозность такая… как после тебя… ну, как от тебя – такое легкое опьянение, когда ты рядом. Тогда я понимаю, что это была ты… примерно так.

))))))))))))))))

Вдруг до нее дошло: его любовь – чистая и светлая. Может быть, даже такая, как у Мейдорика – бескорыстная. Просто он не знает иных способов, показать ее… подарить… чем способы, принятые у людей – жить вместе, спать вместе и вести совместный быт. Эх, если бы было возможно в этом мире другое…

)))))))))))))

И вот он уезжает… и она рада этому. Потому что он хоть не будет мешать общаться с мамой. Но… вдруг стало больно-больно и в эту боль, словно метастазы в живые клетки вплелись самые разные ощущения – и разочарование, и тоска, и досада, и ощущения загнанной в клетку птицы, и вина, и несправедливость по отношению к ней, и злость по отношению к ней, и даже желание мести (снова по отношению к ней)…

Она плакала всю обратную дорогу. И хотела плакать… она хотела этой боли… И хотела даже не потому что это по его поводу такие ощущения, а просто так – ради самой боли… Потому что это было очень-очень сильное ощущение… намного сильнее, чем в общем-то, любые ощущения, которые мог «предоставить» этот подарочек господина Келена… кстати, она очень сильно подозревала, что в «выборе» подарка принимал участие не только Келен… и она была уверена, что эти господа (весьма серьезные господа, может быть, даже не просто Слуги Системы, а сами Авторы Сценария) постоянно наблюдают за развитием их отношений и даже влазят в ход событий… через него… через этого то ли Диму, то ли Леона…

В общем, она ехала, плакала и слушала интересный концерт… и понимала, что эти ощущения, которые она сейчас испытывает – возникли вовсе не оттого, что он уехал…Как бы, его отъезд и не мог вызвать ничего более сильного, чем легкую грусть, да и то, нк оттого, что она «будет скучать», а оттого, что он пропустит две или три недели, а это последние жаркие летние дни… Когда он вернется, уже начнется осень…

Так вот… ощущения, от которых она плакала всю дорогу возникли от будущего, которое в общем-то несложно спрогнозировать, зная Себя и зная его… но опять же, это только часть ощущений…

В какой-то момент, примерно на середине дороги, она увидела структуру этих ощущений… Это было похоже на пирамиду… внизу много-много разных ощущений – целый колейдоскоп… разные, их даже не опишешь словами из-за скудности языка… настолько разные, что еще раз стало ясно – это не отъездом его вызвано… это ощущения, которые возникают от различных ситуаций и в ситуациях…

И они словно кирпичики, из которых выложена эта пирамида… А наверху у нее словно игла – боль. Пирамида ощущений, которые перемешиваясь внутри этой пирамиды и поднимаясь вверх, проходят в иглу и Селена ощущает боль… прямо звенящую, режущую душу… сильную – такую, какую она любит, которую всегда хочет так же, как всегда хочет ощущать любовь…

Откуда-то из района душа донеслось скуление. Алиса засунула сигу в зубы, взяла спички и пошла смотреть.

Дружок сидел на дорожке и рычал. А в траве между душем и кустом гортензии сидел… рыжий маленький лабрадор – с мохнатыми ушами, огромными, как у тигренка лапами… и скулил, когда Дружок кидался на него. Стоило ей подойти, как щенок кинулся к ней,

Добрый-добрый, как свойственно лабрадорам, и умный. Он сразу же полюбил ее. А она – сразу же ощутила к нему нежность. не такую щемящую, как некогда к маленькому приблудышу Зеновею. Другую – спокойную и благостную, как этот песик.

Утром Наташа прогнала рыжего щенка… Днем Алиса ходила к палатке и видела его, играющего с шарпеем и догом из дома под зеленым навесом. А еще через два часа Наташа приняла решение, что нужно вернуть рыжего лабрадорчика.

- Я даже имя ему придумала.

- Какое? – спросила Алиса.

- Лаки. Счастье.

Алиса удивилась:

- Хорошее имя. Точное. Может быть, он сам и сказал тебе это имя.

- Может быть, - согласилась Наташа.

Только Алиса не нашла его, когда пошла пригласить его жить с ними. Она походила по берегу, по Цимлянской улице, проходящей параллельно берегу, по Урицкого… малыша лабрадора нигде не было. Тогда она обратилась к нему в астрале.

«Лаки, приди к нам снова. Мы хотим принять тебя. И прости, что сразу так не особо гостеприимно отнеслись к тебе».

И пёс ответил… что-то вроде того, что придет… скоро… пока просто ему нужно отдохнуть и поспать… и подготовиться к новой жизни.

Вернувшись, Алиса сообщила о Лаки Зеновею и спросила, не будет ли он против еще одной собаки. На что Зеновей насмешливо ответил что-то вроде – ну и глупый же вопрос… мол, как тут можно быть против, когда это такое хорошее Существо.

Теперь оставалось только ждать, когда Лаки придет… когда Счастье, которое он может принести и хочет принести и подарить им всем – будет готово… и когда все, кто так устал, кто так хотел счастья и не мог себе позволить – будут готовы принять его… Принять и ощутить после всех потерь, бед и боли, которые выпали на их долю…

- Все правильно, - радостно согласился Мейдорик.

- Малыш! – обрадовалась Алиса, - ты одобряешь Лаки?

- Он – ваш друг… любите его…

- Малыш… мне так не хватает тебя, родной.

- Все хорошо, Селена, - сказал Мейдорик, - не грусти… Даже вспомни, как в той песне поется «не гляди с тоской, радостно гляди… зря себя не беспокой – радость впереди»…

- Спасибо, милый мой Малыш-Мейдорик. Все равно… не хватает тебя тут. Всем не хватает.

И заплакала… потому что снова вспомнила, как он бежал к ней по дорожке, когда она звала его… как

- Зачем ты так плачешь? Не так нужно… нужно от радости, а не от горя… Селена. Ведь ты же сама не хочешь, чтоб те, кто останется, когда ты уйдешь – вот так о тебе плакали. Ты же хочешь, чтоб они поняли и радовались.

- Да, милый. Так.

- Так и ты – не плачь по мне с печалью.

- Милый… я так плачу, потому что не попрощалась с тобой тут. А они смогут попрощаться со мной.

- Разве это имеет большое значение? Ведь нет же.

Да – он прав. Это не имеет большого значения. Даже, если бы она попрощалась заранее с ним, с физическим… все равно никогда не набудешься столько, сколько хочешь с тем, кого любишь… не важно, знаешь ли ты точно, когда он уйдет, или это случится для тебя внезапно. Его в любом случае будет не хватать… на самом деле, даже хуже – знать точно, когда он уйдет. Потому что это знание будет давить и омрачать те минуты, когда можно испытывать радость от общения…

??????????????????????????????????????777

Странная пустота, которая называется «мне все равно». И нет в ней ничего: ни сожаления, ни досады оттого, что невозможно испытать то, что можно было бы испытать с ним, если бы он не отгородился этим панцирем человеческого сознания, ни тоски по тем ощущениям, которые все же были, ни желания продолжать ощущать его любовь.

И это уже даже не «будь, что будет». Это – всё. Это – «эксперемент завершен», или «игра закончена». Еще несколько дней назад ей становилось печально, когда она понимала, что их время вместе подходит к концу. Все равно с ним можно было ощущать многое… и его любовь к ней – действительно чистая, добрая и очень трогательная… и действительно – настолько, насколько он в принципе способен, даже ни как человек, а как Существо… как Леон, с которым еще сведет ее госпожа Судьба.

Мир выталкивал ее… она ощущала это… Так же, как Северск когда-то выталкивал… И точно так же – словно выталкивал, удерживая за ноги… Только теперь все намного мощнее… Ну, ясен перец – город и мир… большая разница…

Она внимательно изучала свои ощущения и не находила в них даже малейшего страха… Но, тем не менее, отчетливо понимала, что все же ищет причины еще хотя бы чуточку оттянуть Уход… То одно не доделано, то другое… И в связи с этим постоянно пелась строка из песни «ты приросла к оторванности дикой»… Она действительно, приросла… к этому Шанхаю, а этим всем предметикам…

Костя… Капитан… сказал, что терпеть не может незавершенных книг… А как ее завершить? Ну… если автор грубо говоря, умер? Ведь она не сможет завершить книгу с нефизического слоя бытия…

И тут ей пришла весьма неплохая идея… Завершить ее так… Перед тем, как уйти, она напишет примерно следущее – Селена собрала все необходимое и перед тем, как закрыть копм и убрать его, написала завершение книги – «ну все, я пошла»…