Билингвизм, или двуязычие

Как уже было отмечено, двуязычие, или билингвизм, – одно из важных лингвистических понятий, связанных с языковым контактом. Явление, известное как билингвизм, представляет исключительный интерес не только с точки зрения лингвистики, но и с позиций философии, психологии, социологии и даже физиологии.

Проблематика двуязычия широко обсуждается в научной литературе последних лет, при этом наблюдается смещение акцентов, в принципе согласующееся с динамикой общенаучных подходов к описанию работы языкового/речевого механизма человека. Так, многие традиционные понятия теории двуязычия получают первую трактовку с позиции когнитивной теории.

В центре внимания исследователей (Ж.М. О'Маллей, А. Шамо, А.А. Пойменовой, К. Фарч, Г. Каспера) оказываются стратегии овладения и пользования вторым языком. Двуязычие – частный случай многоязычия, но, поскольку двуязычные ситуации представляют собой наиболее типичный случай многоязычия, термин «двуязычие» более употребителен, чем «многоязычие», и часто используется вместо последнего. В русской лингвистической традиции наряду с ними широко используются термины «билингвизм» и «мультилингвизм».

Существуют также широкое и узкое понимание явления билингвизма. Большинство ученых допускают возможность широкой трактовки: «…допускается, что двуязычие имеет место всякий раз, когда человек переключается с одного языкового кода на другой в конкретных условиях речевого общения».

Американский лингвист Л. Блумфилд охарактеризовал двуязычие как доведенное до совершенства одинаковое владение двумя языками, родным и неродным. Один из известных создателей теории языковых контактов Э. Хауген, напротив, считал, что при билингвизме степень владения одним из языков может быть и довольно низкой.

В отечественном языкознании узкий и широкий подходы к пониманию билингвизма также распространены. Узкое понимание отражено в работах К.Х. Ханазарова, В.А. Авронина, А.И. Рабиновича и др. Для понимания билингвизма К.Х. Ханазаровым и А.И. Рабиновичем характерен функционально-прагматический подход: «о наличии двуязычия мы можем говорить там, где люди владеют вторым языком в степени, достаточной для общения и обмена мыслями с носителями второго языка…».

Широкая трактовка билингвизма представлена в концепциях В.Ю. Розенцвейга, Ф.П. Филина, А.А. Метлюк, Г.М. Вишневской и других ученых. Так, В.Ю. Розенцвейг рассматривает двуязычие «…как континуум, простирающийся от весьма элементарного знания контактного языка до полного и свободного владения им».

Многие из определений двуязычия, по существу, конфликтны между собой. Так, в знаменитой книге У. Вайнрайха «Языковые контакты» мы находим определение: «попеременное использование двух языков». Здесь не указывается степень владения языками, и если исходить из данного определения двуязычия, то при нем билингвами можно назвать всех, кто владеет двумя языками.

Столь широкое понимание билингвизма ведет, однако, к игнорированию его социальной природы, поскольку в разряд двуязычных попадают и те, для кого владение двумя языками – социально обусловленная необходимость, и те, кто изучает какой-либо иностранный язык без определенных перспектив его дальнейшего применения.

В этой связи, по мнению В.Н. Геращенко, представляется возможным сформулировать примерное определение двуязычия, позволяющее проводить различие между двумя его основными видами – социальным (естественным) и учебным (искусственным). Двуязычие – это обусловленная необходимостью обеспечить социальное взаимодействие внутри разноязычного континуума целенаправленная практика попеременного пользования двумя языками некоторой группой индивидов, называемых двуязычными. Таким образом, социальное и индивидуальное двуязычие понимается в работе как процесс, деятельность, а не как состояние, качество.

Российские исследователи предлагают следующие определения билингвизма: «билингвизм (двуязычие) – это свободное владение двумя языками одновременно»; «двуязычием следует признать одинаково свободное владение двумя языками. Иначе говоря, двуязычие начинается тогда, когда степень знания второго языка приближается вплотную к степени знания первого».

Следующее определение билингвизма дает В.Д. Бондалетов: «Билингвизм – это двуязычие, т. е. сосуществование у человека или у всего народа двух языков, обычно первого – родного и второго – приобретенного». Овладение вторым языком – термин, означающий либо специальное овладение иностранным языком либо стихийное овладение иным языком. Бихевиористские теории 1950 – 1980-х годов объясняли овладение вторым языком в соответствии с общими законами влияния разных факторов на человеческое поведение (имитация, опыт, пробы и ошибки).

Нативисты (1960 – 1990-е годы) считали, что существует врожденная универсальная грамматика, благодаря которой человек понимает, как функционирует язык, что позволяет выделять в потоке поступающего языка важные параметры и использовать их при конструировании языка. К настоящему времени эта теория потеряла свое значение, произошла переориентация на когнитивно-психологические свойства человека, позволяющие распознавать значимые признаки и осуществлять коммуникацию при помощи выделенных лингвистических параметров. Тем не менее полностью процесс овладения вторым языком и функционирования нескольких языков у индивидуума еще не раскрыт.

Необходимо уточнить, что языки билингва различаются в зависимости от порядка их усвоения и степени использования, т. е. первый язык противопоставляется второму, а первичный – вторичному. Понятия первого и второго языка соотносятся с последовательностью их усвоения, в то время как первичный и вторичный языки различаются на основе допущения, согласно которому одно из усвоенных средств общения должно использоваться в большей степени и, следовательно, иметь большее значение, нежели другое.

Для большинства индивидов первый усвоенный язык – родной язык – является также и языком наибольшего использования, и наоборот – вторые языки обычно являются вторичными и в плане использования, т. е. вспомогательными языками. Но на практике отнюдь не легко установить, сколько языков индивид использует, и упорядочить их по степени важности.

По-видимому, в определенных ситуациях у индивида может быть не один, а несколько первых языков. Следует отметить, что первый язык вовсе не обязательно является основным разговорным языком, или вообще языком, которым билингвальный носитель владеет лучше всего. При этом необходимо четко различать понятия первый(ые) язык и доминирующий (доминантный) языки и, соответственно, второй(ые) и подчиненный (субдоминантный, рецессивный) языки. Понятие языковой доминации (и доминирующего языка) играет большую роль в изучении явлений контактно индуцированных языковых изменений.

Однако понятие языковой доминации покрывает достаточно разнородный круг явлений. С одной стороны, доминация одного языка над другим может проявляться в том, что индивид усваивает второй язык не полностью, т. е. владеет им неадекватно. С другой стороны, часто доминация одного языка и соответственно подчиненное положение другого может проявляться в чисто функциональной сфере.

При этом в каждый данный момент времени носитель владеет как первым, так и вторым языком в полной степени, но второй язык обслуживает большее количество функциональных сфер использования языка, чем первый. В последние годы выдвигается понятие прагматически доминирующего языка – языка, который в силу ряда обстоятельств определяет характер «устройства» речевых актов в определенных ситуациях. Язык с письменной традицией может стать прагматически доминантным для носителя языка в контекстах, требующих развернутой аргументации, эксплицитных умозаключений и т. п.

Применяемый в некоторых случаях термин «родной язык» не является точным социолингвистическим понятием и не имеет ясного эмпирического референта. Социолингвисты предлагают считать родным «язык, усвоенный в детстве, навыки использования которого сохраняются и во взрослом возрасте». В этом определении сохраняются элементы неопределенности, так как не совсем ясно, что представляют собой эти сохраняющиеся навыки. Также двусмыслен и термин «материнский язык», особенно в билингвальной ситуации, когда у матери и отца ребенка могут быть разные языки.

Наконец, особая ситуация возникает в случаях, когда «адекватное знание первого языка утрачивается, а второй язык осваивается в ограниченных пределах». Подобную ситуацию называют полуязычием. Существует и несколько иная трактовка понятия полуязычный носитель языка, и она относится к индивидам, не полностью владеющим лишь своим родным (первым) языком.

Если один язык не мешает второму, а второй развит в высокой степени, близкой к степени владения первым языком, то говорят о сбалансированном двуязычии. На практике и одноязычные и многоязычные ситуации редко бывают сбалансированными. «В одноязычной ситуации баланс функций разных форм сосуществования языка невозможен по определению, так как данные формы и различаются именно функциями.

Сбалансированные языковые ситуации также достаточно редки, что объясняется тем, что полной симметрии в социально-этнических условиях сосуществования двух языков в одном обществе практически не бывает». Тот язык, которым человек владеет лучше, называется доминантным; это не обязательно первый по времени усвоения язык.

Несбалансированная языковая ситуация возникает, когда использование двух разных языков в тождественных ситуациях и функциях оказывается избыточным, функционально не оправданным. Соотношение языков может измениться в пользу того или иного языка, если будут созданы соответствующие условия: один из языков может частично деградировать, перестать развиваться, забыться, выйти из употребления; либо, наоборот, язык может возрождаться, поддерживаться, доводиться до уровня официального признания и употребления. Эти положения касаются не только отдельных говорящих, но и целых языковых сообществ.

В ходе развития теории языковых контактов было предложено несколько классификаций билингвизма.

Так, по мнению Г.М. Вишневской (1997), самыми распространенными типами билингвизма являются «естественный» и «искусственный», выделяемые на основании условий возникновения. Естественное двуязычие возникает в результате «продолжительного контактирования и взаимодействия носителей двух языков в процессе их совместной практической деятельности, без целенаправленного воздействия на становление данного умения в многоязычной сфере», а искусственное формируется «в результате активного и сознательного воздействия на становление данного умения вдали от основной массы носителей данного иностранного языка», т. е., как писал Л.В. Щерба, «в условиях отсутствия иностранного окружения» [Щерба 1939]. Г.М. Вишневская отмечает, что чаще всего мы сталкиваемся с искуственным типом билингвизма, при котором доминирующую роль играет родной язык говорящего, второй язык возникает как продукт изучения через посредство родного [Вишневская 1997: 23].

Изучение иностранного языка в аудиторных (искусственных) условиях вызывает ряд трудностей, препятствующих быстрому и адекватному овладению учащимися неродным языком, особенно усвоению нюансов разговорного стиля речи данного языка. Исследователи называют две основные тенденции, связанные с трудностями овладения иностранным языком в аудиторных условиях.

Во-первых, овладение иноязычной речью неизбежно зависит от уровня развития родного языка и опирается на него. Сильное воздействие родного языка на изучаемый вызывает интерференции контактирующих языковых систем в речи билингва. Роль преподавателя в лучшем случае ограничивается простым сопоставлением и указанием на расхождения в языковых системах родного и иностранного языков [там же].

Так как второй язык в большинстве случаев выучивается школьным методом и к нему обычен подход с точки зрения первого языка, т. е. происходит постоянно сравнение семантических эквивалентов разных языков, овладение языком осуществляется через призму уже освоенной и осознанной системы своего языка [Завьялова 2001: 61].

Другая тенденция, связанная с трудностями овладения иноязычной речью в аудиторных условиях, заключается в том, что при изучении неродного языка в данных условиях «знания о системе изучаемого языка подаются на фоне одной лишь нормы – полной дидактической нормы данного языка». Для овладения другими нормами реализации системы неродного языка, как правило, нет естественных условий и достаточного количества времени. Так, создается ситуация, когда языковая компетенция сочетается с неполной коммуникативной компетенцией [Каспранский 1984: 68].

Кроме естественного и искусственного выделяют еще множество различных типов билингвизма; в основе этих классификаций лежат различные подходы.

Так, выделяют несколько факторов, влияющих на тип билингвизма:

1) степень билингвизма;

2) степень различия языков;

3) возраст обучения второму языку;

4) отношение ко второму языку [Jacikevicius 1970: 28].

З.Г. Муратова полагает, что ситуацию билингвизма можно охарактеризовать в трех планах: 1) с точки зрения функционирования компонентов двуязычия; 2) с учетом особенностей возникновения и развития билингвизма как социального явления; 3) с точки зрения степени владения языками [Муратова 1987].

М.М. Михайлов предлагает положить в основу выделения типов двуязычия следующие признаки: характер компонентов двуязычия, степень овладения ими, характер связи с мышлением, степень распространенности, характер распространенности, метод распространения, время овладения, способ овладения, форма функционирования двуязычия. Согласно этим признакам ученые выделяют следующие типы билингвизма: однородный и неоднородный; продуктивный, репродуктивный и рецептивный; непосредственный и опосредованный; массовый, групповой и индивидуальный; добровольное изучение и насильственное навязывание; детский и взрослый; стихийное усвоение и специальное изучение; устный, письменный и двуединый [Михайлов 1988: 13].

М. Уи, говоря о ситуациях двуязычия, подчеркивает, что они располагаются между двумя полюсами – между конфликтом и равновесием. Практически трудно найти случай как полного равновесия, так и полного конфликта без признаков их рассасывания. Двуязычный коллектив, как правило, стремится к урегулированию своего языкового конфликта, но за всяким сколько-нибудь удовлетворительным его сглаживанием обычно следует новая напряженность. С типологической точки зрения вырисовываются три типа двуязычных ситуаций: общее двуязычие (bilinguisme generalise), ориентированное двуязычие (bilinguisme oriente) [Уи 1972: 183].

Общее двуязычие представляется переходным этапом динамического процесса, движущего общество в направлении единоязычия. Сюда относятся языковые меньшинства, подверженные действию центробежных сил и находящиеся в «поле притяжения» других народов, в силу исторических причин обладающих престижем. Ориентированное двуязычие возникает в случае использования народом какого-либо языка-посредника и может быть признаком того, что в обществе намечаются процессы, которые в дальнейшем приведут к общему двуязычию.

М. Уи выделяет следующие типы билингвизма, возникающие в результате языкового контакта:

- билингвизм, проявляющийся одновременно с ограниченной культурной ассимиляцией в строго определенной технологической области: рыбной ловле, гончарном производстве и т. п. При этом наблюдается внесение из чужого языка в родной терминов, связанных с данной производственно-экономической деятельностью. Эта ситуация называется спорадическим билингвизмом;

- билингвизм на более глубоком уровне культурной ассимиляции, когда в орбиту освоения кроме указанных областей вовлекаются традиционные системы экономической и социальной организации этноса. Эта ситуация называется ориентированным билингвизмом. При нем использование родного языка все еще продолжается, хотя и в ограниченных масштабах. Одновременно осуществляется процесс широкого заимствования из чужого языка терминов, связанных с усваиваемой культурой;

- билингвизм, при котором новым языком начинают овладевать все члены этнической общности. В то же время происходит постепенное забвение вначале технологических терминов родного языка, а затем социальной, этнической и религиозной терминологии. Эта ситуация называется общим билингвизмом [Houis 1971: 156].

Степень владения языком лежит в основе классификации, предложенной Е.М. Верещагиным. Его классификация включает три уровня билингвизма: рецептивный (понимание речевых произведений, принадлежащих вторичной языковой системе), репродуктивный (умение воспроизводить прочитанное и услышанное) и продуктивный (умение не только понимать и воспроизводить, но и строить цельные, осмысленные высказывания) [Верещагин 1969: 22–25].

В.Д. Бондалетов предлагает различать индивидуальный билингвизм как знание двух языков отдельными членами социума и массовый билингвизм как знание двух языков большим контингентом говорящих [Бондалетов 1987: 83].

В.И. Беликов и Л.П. Крысин различают три основных типа индивидуального билингвизма: субординативный, координативный и смешанный. По мнению авторов, при субординативном билингвизме говорящие воспринимают второй язык через призму родного: понятия соотносятся с лексическими единицами родного языка, а последние – с единицами второго языка. При координативном (чистом) билингвизме два языка совершенно автономны, каждому соответствует свой набор понятий, грамматические категории двух языков также независимы. Смешанный билингвизм подразумевает единый механизм анализа и синтеза речи, а сосуществующие языки различаются лишь на уровне поверхностных структур.

Три выделенных типа билингвизма, конечно, представляют собой идеальные упрощения; у реального билингва преобладает один из них. Субординативный билингвизм по своей природе означает вторичное, неполное владение вторым языком и характерен для начинающих билингвов, но уже на ранних стадиях овладения языком ему сопутствуют элементы координативного и смешанного двуязычия. При эффективном двуязычии реально существуют координативное и смешанное двуязычие (а часто и элементы субординативного) с преобладанием одного из них [Беликов, Крысин 2001: 56–57].

Существуют два основных подхода к проблеме коллективного, или массового, многоязычия. При первом исходным объектом оказывается более или менее стабильное языковое сообщество, все или значимая часть членов которого являются многоязычными [Ludi 1990], при другом – сообщество, выделяемое на основании каких-то других, неязыковых критериев, как правило, государство, либо историческая, географическая или административная области [Romaine 1997].

Если индивидуальное многоязычие может существовать без коллективного (например, случаи пребывания индивида в иноязычной среде), то обратное, по-видимому, неверно для коллективного многоязычия первого типа. При втором подходе к многоязычию фиксируются ситуации, когда в различных областях государства употребляются различные языки при достаточно низком уровне индивидуального многоязычия.

Коллективное многоязычие также может быть классифицировано разными способами, преимущественно на основе социолингвистических критериев (охватывает ли многоязычие весь языковой коллектив, обладают ли языки разной или одинаковой престижностью, каково функциональное распределение языков и др.). Как представляется, наиболее существенными являются моменты, связанные с функциональным распределением языков.

В этой связи теоретически важным является введенное Дж. Фишманом понятие домена (domain). Домен – это «широко понимаемый контекст речевой деятельности человека – «институционализированный контекст», в котором один язык (один языковой вариант) является более предпочтительным и более «соответствует обстановке», чем другой. Домен – это пучок признаков, таких как место, тема и участники. Типичный домен – это семья. Если индивид говорит дома с другими членами семьи на бытовые темы – это семейный домен» [Бахтин 2001].

На основе территориального распространения выделяется также региональное и национальное двуязычие; на основе социально-культурного деления – частичное или групповое и т. д.

Билингвизм, как уже было отмечено, – явление многостороннее и может изучаться в разных аспектах. Кроме собственно лингвистического выделяются социолингвистический (непосредственно связанный с лингвистическим), педагогический и психологический аспекты исследования билингвизма.

Социолингвистическое определение билингвизма опирается на понятия языкового билингвизма и социально-коммуникативной системы. Билингвизм – это сосуществование двух языков в рамках одного языкового коллектива, использующего эти языки в различных коммуникативных сферах в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта. Оба языка, обслуживая единый коллектив, образуют единую социально-коммуникативную систему и находятся в отношении функциональной дополнительности друг к другу [Швейцер, Никольский 1978: 111].

Отсюда следует, что билингвизм коллектива обязательно предполагает индивидуальный билингвизм его членов. Если в государстве используются различные языки, но при этом индивидуальное двуязычие отсутствует, то это означает, что население данной страны распадается на ряд одноязычных коллективов с собственной социально-коммуникативной системой. Разумеется, отсюда не следует обратное: индивидуальный билингвизм сам по себе еще не предполагает, что данный языковой или речевой коллектив является двуязычным.

По мнению В.Д. Бондалетова, в социолингвистическом аспекте важен вопрос о функциональной нагруженности второго языка – о сферах его использования (в сопоставлении с первым языком), о степени свободы владения им (здесь различают несколько стадий – начальную, переходную, высшую), о конкретном наборе используемых социально-функциональных компонентов второго языка, т. е. его форм существования, о распределении коммуникативных функций между первым и вторым языками, о контингентах, охваченных двуязычием, о широте использования второго языка и его восприятии, об оценке двуязычия как социально-лингвистического феномена [Бондалетов 1987: 83–84].

Н.Б. Мечковская, говоря о социолингвистическом аспекте двуязычия, подчеркивает, что два языка не могут быть функционально тождественны. Например, в семейном общении обычно преобладает один язык, хотя все члены семьи могут в принципе хорошо владеть и другим языком данного двуязычного социума [Мечковская 2000: 105]. Таким образом, представляется возможным говорить о том, что в речевой практике за пределами семейного общения также наблюдается тенденция к дифференцированному выбору языка в зависимости от ситуации общения, темы, собеседника. Так происходит функциональная специализация языков в индивидуальной речевой практике. Применительно ко всему двуязычному социуму это оборачивается тенденцией к функциональному разграничению языков.

Широко распространенным видом двуязычных социально-коммуникативных систем являются системы, состоящие из местного языка и языка-макропосредника, служащего средством межнационального общения в пределах данного государства. Двуязычие этого типа встречается в странах с различным социальным строем, и причины его возникновения, как правило, довольно разные.

По сравнению с предыдущими авторами, рассуждения которых о двуязычии не вызывают сомнений, определение Т.П. Ильяшенко представляется дискуссионным. Согласно его утверждению двуязычие – это «явление социального плана, характеризующее языковую ситуацию», в отличие от языковых контактов, которые «характеризуют языковые отношения» [Ильяшенко 1970: 23]. Некоторые ученые определяют понятие двуязычия в связи с другими явлениями. Так, Г. Зограф связывает этот термин с понятием «многоязычие» и определяет его как использование нескольких языков в зависимости от «соответствия коммуникативной ситуации» [Зограф 1990: 303].

Психологический аспект двуязычия состоит в том, что с точки зрения индивида два языка – это два вида деятельности, в которой участвуют одни и те же органы. Поэтому адекватная психологическая теория должна объяснить и такое состояние, когда индивид пользуется каждым из двух языков раздельно с полной эффективностью и, напротив, когда в одном из этих языков проявляется интерференция со стороны другого. Исследователи, занимающиеся психологическим аспектом двуязычия, сходятся в мнении, что большинство членов двуязычного социума не в состоянии одинаково владеть двумя языками, использовать их в любых ситуациях, с легкостью переключаться с одного языка на другой, не смешивая при этом системы разных языков.

Любое взаимодействие языков означает, что в контакт и конфликт входят два видения мира. Переход от одного языка к другому может вызвать в мышлении глубокие потрясения. По мнению Т.Г. Стефаненко, причины этого конфликта – потрясения наряду с прочими в определенной степени связаны с различиями коммуникативного плана. Для индивидуалистических низкоконтекстных западных культур большое значение имеет содержание сообщения, а в высококонтекстных восточных культурах люди в большей степени склонны обращать внимание на контекст общения. Для коллективистических культур характерна и большая, чем для индивидуалистических, дифференциация эмоциональных категорий, богатство языковых средств для выражения эмоций [Стефаненко 1999: 154–158].

Надо заметить, что в рамках психолингвистического исследования билингвизма наиболее разработанной областью является изучение ментального лексикона билингва. Главная полемика в этом направлении осуществляется между сторонниками гипотезы «двойного хранения», согласно которой билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами [Kolers 1963], и сторонниками гипотезы «единого хранения», постулирующей наличие единого ментального лексикона [Ehri, Ryan 1980].

Компромиссное решение было предложено М. Паради, выдвинувшим так называемую гипотезу тройного хранения. Согласно М. Паради билингв обладает двумя относительно независимыми ментальными лексиконами (хранящими слова в единстве их плана выражения и содержания) и единым «языково-независимым» уровнем понятийных (концептуальных) репрезентаций, соотносимых с единицами обоих лексиконов [Paradis 1994].

Казалось бы, при таком детальном описании различных проявлений билингвизма проблема представляется довольно ясно. Однако несмотря на это существует масса вопросов. Прежде всего – что представляет собой билингв как языковая личность? Отличается ли его сознание от сознания монолингва, является ли билингв сочетанием двух монолингвов в одном сознании при координированном типе и двух сознаний в одном монолингве при смешанном?

Один из американских исследователей так формирует феномен билингвизма: «Билингв – это не сумма двух полных или неполных монолингвов; скорее это уникальная и специфическая лингвистическая конфигурация. Сосуществование и постоянное воздействие двух языков у билингва производит отличную, но целостную лингвистическую сущность» [Grosjean 1989: 6]. Кроме того, во многих исследованиях зафиксировано, что билингвизм влияет на интеллектуальное развитие, т. е. оказывает прямое воздействие на мышление.

Это замечание, как и многие другие особенности, обнаруженные при изучении языкового сознания билингвов, ставит перед исследователями еще одну проблему: как соотносится доля участия полушарий головного мозга в языковой практике билингва и в обучении второму языку? Т. е., попросту говоря, влияет ли владение двумя и более языками на межполушарную асимметрию или в этом смысле билингв ничем не отличается от монолингва.

Как известно, доминирующее у большинства людей (правшей) левое полушарие хранит информацию о грамматике языка, о внешней форме слов, анализирует и систематизирует все вербальные данные и знания о мире, в то время как представление этих знаний (так же как и семантика слов, т. е. связь с конкретным референтом) является функцией правого (недоминантного в норме) полушария [Завьялова 2001: 61].

В последние десятилетия на страницах многих зарубежных изданий, посвященных проблемам языка и сознания, развернулись бурные дискуссии по поводу вовлеченности правого полушария в языковые процессы при билингвизме. Это и понятно: если такой феномен действительно имеет место, придется признать существенное отличие билингва от монолингва и не только в сфере языка, но и в сфере сознания вообще.

На поставленный вопрос существует по меньшей мере пять вариантов ответов:

- второй язык представлен в правом полушарии;

- второй язык представлен в двух полушариях;

- второй язык менее асимметричен, чем родной (т. е. оба языка относятся к левому полушарию, но второй – в меньшей степени);

- оба языка менее асимметричны;

- оба языка представлены в левом полушарии, и нет никакой разницы между билингвами и монолингвами [Kolers, Paradis 1980: 302].

Тем не менее П.А. Колер, Л. Облер, М. Паради, С. Сюссман, придерживаясь мнения о большем участии правого полушария в языковых процессах на втором языке, признают, что это происходит далеко не всегда.

Указываются следующие факторы, влияющие на активизацию правого полушария:

- тип языка (имеется в виду разделение языков по большей/ меньшей ориентации на правое полушарие, например, особенности письма, проявляющиеся в большем соответствии символ/звук, усиливают активность левого полушария);

- возраст билингва (если второй язык был выучен в зрелом возрасте, возрастает возможность участия в языковых процессах правого полушария);

- способ обучения (если второй язык был выучен неформально, вероятность активизации правого полушария возрастает);

- стадия обучения (на начальной стадии обучения языку правое полушарие более активно задействовано);

- языковое окружение (замечено, что при иноязычном окружении правое полушарие более активизировано).

Двуязычие и многоязычие выступают одним из важных факторов, влияющих на развитие национального негомогенного языка, способствуя его вариативности в определенной территориальной и социальной среде. К этому фактору иногда прибавляется фактор диглоссии в пределах одного из контактирующих языков. Простейший вариант языкового состояния – это случай, когда индивид или языковая общность владеет лишь одной формой существования языка. Это моноглоссия. Ей противопоставлена диглоссия – пользование двумя и более формами существования данного языка.

По мнению В.А. Аврорина, моноглоссия характерна для начальных этапов развития языка, когда каждый человек пользовался одним языком, еще не имевшим диалектного дробления; встречается моноглоссия и на значительно более поздних этапах, когда имеет место владение одним диалектом [Аврорин 1975: 66]. Основной же формой состояния языка обычно служит диглоссия, поскольку каждый индивид принадлежит одновременно нескольким разным коллективам и может пользоваться разными языковыми подсистемами. Во многих странах люди говорят дома на диалекте или на местном языке, а в официальной ситуации – на литературном варианте государственного языка, которым овладевают, как правило, в школе. Такую языковую ситуацию называют диглоссией.

По определению К. Бейлона, диглоссия представляет собой «социолингвистическую ситуацию, в которой конкурируют две идиомы различного социокультурного статуса: одна местная, а использование другой навязано властью» [Baylon 1991: 149].

Обычно разновидность языка, используемая в повседневном общении, обладает более низким статусом и меньшей кодифицированностью, иногда вообще не имеет письменной формы, а литературный язык специально не преподается. Если в обществе существует диглоссия, то многие члены этого общества вырастают в разной степени двуязычными – в зависимости от того, какой доступ они имеют к каждому из языков. Одни люди хорошо овладевают обоими языками, у других один из языков может сильно отставать или отличаться по объему умений от другого (например, на одном лучше пишут, а на другом лучше говорят). Ситуация диглоссии нестабильна: языки имеют тенденцию смешиваться на разных уровнях, и это происходит, как правило, тем быстрее, чем ближе они генетически.

Термин «диглоссия» греческого происхождения, этимологически имеет то же значение, что и билингвизм. С 1959 г. его авторство приписывают С.А. Фергюсону. В дальнейшем понятие «диглоссия» было систематизировано американским социолингвистом Дж. Фишманом (1971). И все же впервые данный термин употребил французский лингвист Ж. Псишари (1928), который использовал его для того, чтобы охарактеризовать социолингвистическую ситуацию в Греции.

Под этим же углом зрения Ж. Псишари рассматривал «ситуацию диглоссии в Италии эпохи Данте, провансальскую диглоссию времен трубадуров и французскую диглоссию последних лет, что, однако, менее значимо, чем греческая диглоссия» [Jardel 1979: 26–28]. И только после Ж. Псишари термин был разработан и систематизирован С.А. Фергюсоном. В истории русского литературного языка его использовали такие исследователи, как А.В. Исаченко, БА. Успенский.