Нравственный критерий допустимости

Психоанализ — это вера, а чтобы верить,

надо сначала «встать на колени».

П.Фресс [20]

Вывод о ненаучности психоаналитики наряду с оккультными учениями — это ещё только начало, а точнее, первый этап исследования. Ведь, как известно, Церковь вовсе не ограничивается позицией невнимания к развитию некоторых ненаучных психологий, но предупреждает об их опасности. Тем более, что почти все из них демонстрируют конкретные результаты и уверенно декларируют их пользу: экстрасенсорика лечит, астрология предсказывает, а психоаналитика в своём роде делает и то и другое.

Переходя ко второму моменту в христианском восприятии психоанализа, к оценке его терапевтической практики, необходимо будет сослаться на наших православных психиатров, категорически предостерегающих всех страдающих душевными недугами от погони за чудесными эффектами новейших психотехнологий. Н. А. Лайша, О. Г. Сыропятов, П. Н. Будзилович находят также много общего в психоаналитическом подходе и его изначальных мировоззренческих установках с психологией и приёмами экстрасенсов. Суггестивная методика НЛП (нейролингвистического программирования) является уже непосредственным гипнозом, совершенно аналогичным практическим принципам подавляющего большинства тоталитарных сект и оккультных течений. Впрочем, сами же её основоположники Д. Гриндер и Р. Бэндлер вполне откровенно утверждают, что каждая из концепций личности есть не что иное, как «психотеология» или «психорелигия», во главе которой стоит свой мощный проповедник[21]. Разумеется, подобный идол может быть вытесан только из сознаний, напрочь забывших Бога. Однако уже в США, в этой злачной пажити психоаналитики, психиатры давно забили тревогу по поводу деструктивных воздействий неопсихиатрии на общество в целом. Б. Уайземан и Т. Цас видят причину социальной деморализации западной культуры именно в её массовом психоаналитическом мировоззрении. Таким образом, для христианского сознания неизбежно встаёт требование детального нравственного анализа того, что претендует на роль «психотеологии» и «психорелигии».

Действительно, ненаучность ещё не означает чего-то негативного самого по себе. Мало ли в нашей жизни ненаучных вещей, которыми мы с успехом пользуемся и по праву считаем их полезными для себя. Взять хотя бы поэзию церковных песнопений: научно — нет, душеполезно — да! Впрочем, подлинная поэзия, отражающая онтологические реалии горнего мира не в рациональных категориях, а в образах, в отличие от оккультизма, и не претендует на научность: это другая область свидетельства истины. В данном же случае те учения, которые именно претендуют на научность, но таковыми на деле не являются, мы именуем лженауками. При этом надо будет сразу же оговорить понятие лженаучности, ибо лженаучность лженаучности рознь.

Дубовый советский материализм под лженаучностью астрологии и оккультизма предполагал, что тех феноменов, которые пытаются исследовать и использовать эти учения, просто нет как таковых. А на нет и науки нет. К сожалению, подчас и наша «православно-благочестивая» безапелляционность не намного дальше уходит от примитивизма подобной гиперкритики. Рассуждения многих церковных обличителей сводятся примерно к следующему: энергии, биополя и проч. — это бесовские видения, а предсказания гороскопов, если таковые сбываются, — бесовское нашёптывание, а потому всё это ложь и демонизм. Нет смысла здесь вдаваться в критику безбожной гиперкритики и огульного пан-демонизма. Как первое, так и второе вряд ли может убедить непредвзятого искателя истины. Да, существуют нефизические, но тварные энергии, излучаемые нематериальным веществом как субъектов, так и объектов. Это очевидно хотя бы из писаний православных аскетов, повествующих о собственном свете человеческого ума; а также из простейшего, отнюдь не экстрасенсорного опыта сильных эмоций, уносящих жизненные силы души. А потому нелепо в данном случае опровергать бытие самих по себе метафизических и метафизиологических ноуменов. Действительное расхождение оккультизма и православия обнаруживается совсем в ином аспекте.

Оккультный психолог, сталкиваясь так или иначе с проявлением неких нефизических сил в тварной природе и в человеческой душе, бросается немедленно их изучать и использовать в своих целях по образу и подобию естественной науки и техники. Разумеется, при этом свои эзотерические действа он провозглашает высшей наукой и незаменимой терапией. Трезвое православное сознание в аналогичном случае останавливается и вспоминает своего прародителя Адама, возжелавшего запретных знаний, а также результаты таковых знаний, мало похожих на ведение истины. Внутренняя глубинная интуиция, даже помимо святоотеческих запретов, подскажет тому самому искателю истины об опасности вхождения в неизведанный мир душевных энергий. Вот здесь-то, в выборе между желанием обрести тайные, но запретные знания или отойти, послушав глубинный голос сердца, к определённому Богом духовному труду, и состоит водораздел двух путей: магии и религии. И тот и другой путь конституирует свою психологию, и психологии эти различаются между собой по самому большому счёту в силу своей кардинальной противонаправленности. Религия устремляет человека к синергийному (богосотворческому) совершенствованию в Богочеловечестве Христа и смиренном определении «да будет воля Твоя», магия же — к асинергийному человекобожеству, выбравшему «да будет воля моя». Разумеется, что психологическая система того и другого направления непременно будет задаваться соответствующим экзистенциальным вектором: синергийным или асинергийным.

Увы, было бы ещё полбеды, если бы адепты оккультных наук втихомолку предавались своим анализам и пусть даже синтезам. Можно тогда было про себя подумать: ну ладно, чем бы дитя ни тешилось…, авось надоест. Но синтетические построения тянут к созданиям универсальных теорий, а те почему-то непременно влекут к практическим воплощениям и разработкам конкретных терапий «спасения» ближнего, а также методик «облагодетельствования» всего человечества. И вот тут уже Церковь на земле не вправе просто пассивно отгораживаться от душевно-разумных психологий, но призвана предупреждать об их вреде и благословлять противостояние им.

А всё-таки, быть может, как основоположники, так и последователи различных видов «раздвигающей границы познания» магии, действительно, горят любовью к ближнему, а то и ко всему человечеству, и только не разобрались в средствах достижения своей цели? К сожалению нет: многочисленные финалы «благодетельности» не только знаменитых экстрасенсов, но и тоталитарных сект красочно иллюстрируют подлинные устремления их созидателей. Разумеется, что шаг на путь стяжания вожделенных знаний вопреки предупреждениям совести заставляет сделать величайшая сила гордыни, властолюбия, а подчас и сребролюбия; суть её устремлений — «во имя своё!». И если задать вопрос о том, можно ли пользоваться элементами магии в религии, то это будет равнозначно вопросу: а может ли худое дерево давать добрые плоды? Именно здесь для нас выявляется основа нравственного аспекта отношения Церкви к психологии самосовершенствования и соответствующих психотерапий. Сама же реакция на экспансию такого рода методов и практик может быть названа предупреждением об опасности и борьбой.

Разумеется, что среди экстрасенсов попадаются жертвы более мелкого масштаба, те, которые просто хотят проявить себя, попробовать чего-то неизведанного, при этом не ведая, что творят. Но в любом случае демонические силы, стоящие за любого вида магией, испытывают огромную заинтересованность в совращении в её воронку человеческих душ. Без — умное рассудочное вмешательство человека в собственную энергетику и в энергетику своих ближних приводит к её заражению, порче и разложению, что, в свою очередь, и требуется для питания падшим духам, отказавшимся от вкушения энергии небесного Света[22].

Да, несомненно, что Сам Спаситель и святые подвижники исцеляли людей именно животворящей энергией, нисходящей с духовных высот. Здесь можно вспомнить слова Христа о силе, которая из Него изошла, остановив кровотечение верующей в него женщины (Мф. 9, 20–22). Иногда даже целительные действия великих духоносцев, к примеру, Оптинских старцев, напоминали действия экстрасенсов. Но за внешней схожестью тут кроется совсем иная невидимая основа: благодатное исцеление как умное действие, открывающее ток небесной живой воде в душевный или телесный организм человека, а не гипертрофия и перераспределение поражённых грехом энергий в замкнутой психосоматической системе одного или нескольких индивидов. Это лишь булгаковский Воланд предлагает Стёпе Лиходееву лечить подобное подобным. Мудрость же Церкви утверждает, что подобное может действительно исцелиться только преподобным.

И православный христианин, и маг имеют потребность в обращении к нематериальной силе за помощью в земных делах. Мы знаем, что даже и знахари, и ворожеи, и колдуны начинают иногда искренне молиться чуть ли не Христу и Богородице. Но если христианин возносит молитву о здравии и умножении плодов земных и т. д., то при этом невольно предполагается, что не любой ценой хочет он это получить, а только в том случае, если такое обретение не повредит более ценному — его духовному благу. Если же нет, то лучше для него оставаться бедным и больным, но с Богом и надеждой на спасение, нежели становиться богатым и здоровым, но отлучённым от Божественного заступления. Для мага же: вынь да положь любой ценой, грех это или не грех, полезно ли будет просимое в общей связи или нет — неважно; я хочу, и всё. Безусловно, что подобные желания с попущения Божиего свободной воле человека с большим удовольствием исполнит услужливый губитель душ. Невольно спрашивается, какая же глобальная цель преследуется врачом-психоаналитиком, провозглашающим себя целителем человеческой души? Думается, ответ очевиден.

В этой связи вспоминается нашумевший в своё время фильм Формана «Полёт над гнездом кукушки», где главный герой, которого играет знаменитый Николсон, выполняет миссию своеобразного психоаналитика, раскомплексовывающего пациентов психиатрической больницы. Фильм насколько талантливый по своей художественной форме, настолько же и омерзительный по своему духовному содержанию. И в этом содержании как раз отчётливо проявляется истинное лицо западной психоаналитической терапии. Снять комплексы, устранить замещения, переориентировать проекции и подобная тому телеология в отношении психопатологии, определяемой как абсолютное зло, от которого любой ценой надо избавиться. Спрашивается попутно, а разве не может быть такого, что Господь попустил человеку психическую болезнь со всеми её неадекватностями во избежание более страшного зла? Думается, нет смысла приводить примеры возможных альтернатив психическим расстройствам, неврозам, комплексам, когда бы больной вдруг «раскрепостился» и без всяких комплексов и без всякой совести творил бы непотребства направо и налево, оскверняя душу до последней степени. Интересно, ставил ли себе такой вопрос слегка журимый вальяжными пуританами г-н Фрейд, когда, «мурлыча и урча», трудился над своими пациентами? В упомянутом же фильме симпатии автора данной статьи были всецело на стороне сестры Рэйчел, терпеливой труженицы, знающей свои обязанности и своё место в деле помощи обитателям скорбного дома. Впрочем, несмотря на очевидную режиссёрскую овацию психоаналитической терапии, конец этого фильма, когда «психотерапевта» удушил один из обитателей клиники, оказавшийся симулянтом, представляет собой достойный плод этого ужасного древа, выросшего на ниве секулярной цивилизации. Несомненно, что здесь предано забвению первое правило врачебной гигиены: руки терапевта, приступающего к человеческой душе, должны быть не просто чистыми, но стерильными.

Да, но спрашивается, есть ли при этом смысл отождествлять отдельные психоаналитические методы с экстрасенсорикой и подгонять их тем самым под негативное отношение Церкви? Ведь, несмотря на свою отвлечённость от высших целей человека, психоаналитика — это же не оккультизм как таковой, здесь нет выхода к каким-то нематериальным энергиям и экспериментам с ними. Речь идёт всего лишь о некоторых смысловых обобщениях ненормальностей в поведении человека, вскрытия причин и предложения помощи. Ведь всё здесь, кажется, происходит лишь на уровне смысла и обычных человеческих бесед, без всякого гипноза, пассов, установок и энергетических перераспределений? Да, психоаналитик в общем случае не анализирует энергийный аспект своего воздействия на человека, но это вовсе не означает, что такового просто не существует, но об этом здесь будет сказано несколько ниже.

Сравнение психоаналитики с экстрасенсорикой преследовало цель обнаружить общие черты в их психологии, понимаемой как в смысле экзистенциального устремления, так и в смысле систематизированного учения. А вот для того, чтобы подойти к решению вопроса о приемлемости отдельно взятых методов психоанализа в практике духовничества, требуется в том же сравнительном ключе обратиться к другой оккультной дисциплине — астрологии. Если экстрасенсорикой можно обозначить некое собирательное понятие энергийного аспекта оккультизма, то аспект смысловой, образный, архетипный наиболее наглядно выражает собой именно астрология. Каким же образом?

Вряд ли сейчас современный астролог будет кого-то убеждать, что звёзды и планеты своими силами или полями, подобно феноменам лунных приливов, воздействуют на судьбы людей или события истории. Такое представление об астрологии осталось далеко в прошлом, и очень жаль, что мы, православные христиане, иногда профанируем и недооцениваем её достаточно утончённое мировосприятие. Да и вообще любая вульгаризация неправославных мистических учений может послужить своего рода «шапкозакидательством». Столкнувшись с серьёзным последователем оного и убедившись, что на самом деле его доктрина не только не груба и не примитивна, но и не имеет никаких противоречий (разумеется, на первый взгляд) с православием, трудно будет не подпасть под её обаяние.

Все процессы на земле, как малые, так и большие, как земная жизнь человека, так и история народов и государств, — скажет образованный астролог, — имеют своё начало и свой конец. Конец одного явления становится началом другого. И всё это подчинено определённым циклам, подобно круговороту воды в природе, смене времён года и т. д. Да, да, несомненно, всё это определено Богом, — уточнит он. В каждом цикле есть свои характерные фазы, коих можно насчитать в общем случае двенадцать: двенадцать месяцев, двенадцать часов дня и многое другое. Ну а поскольку Бог всё устроил по некоему единому общему плану взаимных соответствий, поскольку во всём можно усмотреть единый архетип, как, например, вращение электронов в атоме происходит по тому же принципу, что и вращение планет вокруг солнца, то мы можем найти единую общую модель всех циклов воспринимаемых нами явлений. Одной из таких моделей является зодиакальный круг, состоящий из двенадцати созвездий, с годичным постоянством вращающийся относительно земли как условной точки отсчёта. Кроме того, Солнце, Луна и все планеты солнечной системы находятся в том же архетипном согласии с жизнью, протекающей на земле. И потому можно вполне сказать, что небесные светила не воздействуют, но исключительно визируют фазы процессов и многие события в окружающей нас жизни. Так вот, астрология как раз и занимается сканированием таких моделей и применением их для определения структуры характера человека или будущих событий по их гороскопам. Если мы знаем в прошлом один элемент цикла, знаем по звёздной модели характер самого цикла, то почему бы нам не определить иной будущий элемент цикла, как бы решая уравнение с одним неизвестным, своего рода пропорцию? Где же тут грех, где беззаконие? Ведь и современная наука и техника использует аналоговые модели, разрабатывая системы механизмов и автоматического управления. В конце-то концов, и Спаситель учил нас определять грядущие события по знамениям, подобно тому как мы прогнозируем погоду (Мф. 16, 3), а волхвы-астрологи, ориентируясь по звезде (сочетанию трёх планет, как считают многие звездочёты), пришли к Вифлеемской пещере.

Казалось бы, в таком рассуждении для православного сознания не может быть никакой крамолы. И кроме того, неужели бы астрология как одно из древнейших оккультных учений, имеющее множество разновидностей, могла бы, как, впрочем, и магия, просуществовать тысячелетия, если бы предметы её рассмотрений являли собой на поверку полные фикции? Действительно, глупо будет отрицать проявление тех или иных архетипов на различных уровнях бытия, ещё глупее, чем отрицать излучение нефизических энергий из человека. Например, характер человека, действительно, проявляется не только на его лице, но даже на его руке (и хиромантия в этом смысле тоже имеет свои основания). Ведь по лицу нашего собеседника мы иногда предполагаем, чего можно от него ожидать, а чего нет. Так в чём же дело, где тут противоречие между астрологией и православием? Да и где, собственно, лженаучность астрологии?

По плодам своим обнаруживается она в её собственных предсказаниях. Как известно, самым выдающимся астрологом западной культуры считается Мишель Нострадамус. Многие события, предсказанные им в своих знаменитых «Центуриях», уже сбылись, а многие сбылись с точностью наоборот. Так же точно бывает и с современными астрологами: иногда прямое попадание, а иногда — ну ничего похожего. Спрашивается, почему? Одно из объяснений часто можно услышать от православных христиан. В одном случае бес подсказал, — говорят они, — а в другом нет. Ну что ж, быть может, кому-то из них, действительно, подсказывал бес: этого, безусловно, нельзя отрицать, но всё-таки плохо верится, чтобы бесы сами могли чего-то толком знать из будущего. Здесь напрашивается несколько иное объяснение, опять же на основании принципов, открываемых наукой.

Выше уже говорилось о том, что все законы физического мира и абстрактного математического пространства даже в сфере земного бытия ограничиваются определённой областью своих действий. За пределами этой области властвует некий высший определитель, значительно изменяющий характер действия закона. Так вот для разумного человека высшим определителем является его собственная свободная воля, а тем более — воля христианина, которому Спаситель даровал величайшее достоинство, освобождающее его от всевозможных астральных детерминант. Пожалуй, астрология могла бы гораздо более преуспеть в своих вычислениях, если бы человек являлся, в соответствии с философским представлением эллинов, исключительно микрокосмом. Однако помимо образа вселенной человек несёт в себе ещё и образ Божий, являясь, по мысли свт. Григория Нисского, микрофеосом — малым богом. Любые предрасположения, визируемые гороскопами, мы можем, а подчас просто обязаны разрушить своей свободной волей, устремлённой к богосотворчеству. Отсюда следуют и т. н. ошибки астрологов, которые ни при каких ухищрениях свободное волевое решение человеческой личности предвидеть не в силах, а оно-то и может в корне изменить течение событий вплоть до хода истории.

Астрология, как и биоэнергетика, ограничена в своих рассмотрениях исключительно внешней областью метафизики. Смысловой аспект личной воли так же трансцендентен для астрологии, как сфера духовных энергий трансцендентна для экстрасенсорики. И потому оккультную психологию мы вправе считать не только бездуховной, но и имперсоналистичной, не учитывающей детерминанты Божественной, демонической и человеческой свободной воли. Обращаясь к математической аналогии, в астрологических предсказаниях видится попытка аппроксимировать некую гармоническую функцию как минимум по четвёртой гармонике её разложения в ряд Фурье. В таком случае, как известно, аппроксимация даёт очень искажённую картину и совпадает с настоящей функцией в малом количестве точек на интервале цикла.

Всё же астролог подчас на словах признаёт роль свободной воли человека и говорит лишь о предрасположении звёзд, а не их предопределении. Но в действительности, в глубине души своей он вовсе не собирается смиряться с тем, что над его знаниями есть ещё какая-то высшая сила: ведь иначе тогда всё, чему он посвятил свою жизнь, рушится, обессмысливается. И мотивы такого его устроения залегают в устремлении личного духа, сокрытого зачастую до времени от глаз самомнительной души звездочёта. И там, в этом высшем духовном плане, личность, повинуясь вожделению знаний, дающих превосходство над себе подобными и, следовательно, определённого рода власть над ними, делает выбор «во имя своё». Это асинергийное глубинное самоопределение духа непременно просвечивает сквозь душевную оболочку любого оккультиста, несмотря на мягкость, обходительность в общении и словесную симпатию к христианству. Особый холод и мрак чувствуется в контакте с такими людьми, отдавшими себя, подобно андерсоновскому Каю, в чертог снежной королевы ради игры с её ослепительными магическими кристаллами.

Именно из таких кристаллов и состоит любая психологическая система того или иного направления астрологии. Хотя понятия духа, как, впрочем, и Бога, и религии безусловно находят себе место в разветвлённых психологических разработках астрологов, но это всего лишь некоторые точки, и притом не самые главные, в ряду других узловых пунктов системы (как элементы тоналя у Дона Хуана в кастанедовских сочинениях). Разумеется, всем этим точкам соответствуют свои сочетания зодиака вкупе с определяющими светилами.

В холодном разуме звёздного мужа душа человеческая оказывается расписанной и расчерченной разветвлённым алгоритмом гороскопа. Муж этот снисходительно улыбнётся, если кто-то ему скажет, что он поклоняется звёздам. Ну нет, конечно же, никаких коленопреклонений, никакого фетишизма: это же архаическая дикость давно минувших веков. И всё же поклонение совершается не менее страшное, чем в древнем Вавилоне, поклонение в сердце архетипу зеркального отражения небосвода, через который просвечивают черты богоборческого духа служителя преисподней.

В указанном смысловом аспекте провести параллель между астрологической психологией и психоаналитикой не так уж сложно. Ведь синтетические системы Фрейда и Юнга, предполагая присутствие в теневом сознании души всевластных определителей поведения, будь то либидо или коллективное бессознательное, так же точно, как и астрология, воспринимали высшие духовные ценности нашей жизни. В религиозных символах, да и в самой религии, они видели лишь производные этих гигантских монстров человеческого бытия, сублимации и архетипы. Юнг, например, так и остался деистом, агностиком, отрицающим возможность какого бы то ни было богопознания. Его симпатии к католицизму связаны были исключительно со способностью религии, как считал сам психолог, выразить в образах и символах то, что довлеет в области человеческого бессознательного, и тем самым облегчить участь человека. Нравственная же линия подобных мироощущений так или иначе пытается остаться по ту сторону добра и зла, предполагая психическое исцеление человека абсолютной целью своего подхода. Именно этот момент особо подмечают в психоаналитической практике православные психиатры. Однако такого рода установка способна оставить своего носителя лишь по ту сторону добра.

Да, Зигмунд Фрейд был добросовестным учёным, скрупулёзно проводившим эксперименты и оставившим после себя обширнейший аналитический материал в засекреченной дотоле области. Это один Фрейд, заслугу которого можно в определённом смысле отметить. Иной Фрейд — довольно бездарный философ, объективировавший то самое либидо в качестве интегральной функции, детерминирующей всю душевную жизнь человека. Из факта действительных сублимаций либидо в некоторых видах творчества и комплексах фрейдистский синтез унифицировал такого рода причинность, спроецировав её на все проявления творчества, в том числе и религиозного. Вопрос хотя бы чисто математического порядка о производном характере самого либидо и, соответственно, стоящей над ним первообразной в сознании Фрейда, увы, так и не поднялся, что для философского синтеза вовсе не простительно. Насколько возвышенно на этом фоне смотрятся интуиции Платона в его учении об эросе, призванном к высшей мудрости, но извращаемом человеком в плотскую сферу. И тем более мы знаем из одухотворённых учений многих православных аскетов, в частности преп. Максима Исповедника, что вожделевательная сила (эрос) есть дар Божий человеку для устремлённости к Его любви, к Агапэ. Так что можно сказать, что либидо есть не что иное, как производная величина, полученная человеком в результате его произвольного ниспадения в грех, дифференцирования первозданной и заповеданной человеку любви к Создателю и ближнему своему.

Философские изыскания неатеистической психоаналитики, взятые в своём высшем аспекте, к которым можно отнести мысли К. Юнга и Э. Фромма, могут стать откровением лишь для западного рационалиста и моралиста. Для православного христианина, впитавшего в себя сбалансированную в мистическом и логическом направлении богословскую и аскетическую культуру восточных церковных писателей, вряд ли покажется глубоким и новым то, к чему с таким трудом пробились своим разумом душеведы XX века. На фоне возвышенных аккордов свв. Великих Каппадокийцев, Исаака Сирина, Максима Исповедника, Симеона Нового Богослова, Григория Паламы практически невозможно услаждать мыслительный слух отрывочными замутнёнными крупицами относительных истин. Да, существуют такие силы, которые входят с человеком в контакт в его бессознательном состоянии, силы, дающие архетипные знамения грядущего или будущих символов; да, искусству подлинной любви требуется учиться, и учиться серьёзно, — но разве это ново для нашей церковной традиции? Принятие подобных философем европейской культурой в качестве открытий свидетельствует только о забвении её величайшего наследия, хранящегося в сокровищнице Христианской Церкви.

Возвращаясь к главному киту психоанализа, можно с сожалением сказать, что есть ещё и третий Фрейд — практикующий психотерапевт. Думается, что масштабы зла, нанесённые не только его собственной практикой, но и всевозможными ответвлениями его учения, значительно превышают размах Кашпировского. Практическое вторжение с целью испытаний своих спекулятивных психологических гипотез в тонкие области человеческой души, превращающейся при этом в невидимый полигон, является преступлением не менее значительным, чем гипнотические установки. Впрочем, нельзя сказать, что психотерапия — это совершенно неэкстрасенсорная процедура. Как известно, пациентки Фрейда обнаруживали в себе душевный эксгибиционизм после того, как их либидо, а по сути — поток соответствующей душевной энергии — прочно зацикливался на своём психоаналитике. Целитель в свою очередь не замедлял этим воспользоваться в интересах «чистой науки» и увековечения своего имени. С точки зрения религиозного сознания такие вещи именуются не иначе, как душевным блудом. Эта замкнутая система душевных энергий психоаналитика и его подопечного заведомо закрыта для истинного целительного источника, отгороженная неверием и греховными излучениями от духовного метауровня Божественного Света. И в таком случае, поскольку наша внутренняя горница пустой остаться не может (Мф. 12, 43–45), то непременно становится добычей инспиратора всяческих беззаконий.

Да, есть психотерапевты, руководствующиеся иными, не фрейдовскими системами психоанализа; быть может, они несут нечто лучшее, чем основоположник этого «душепопечительного» подхода? Не хотите рассматривать себя сквозь трёхчастную модель позднего фрейдизма ид — эго — супер-эго, исчерпывающую человеческую психику соответственно тремя началами: иррационально-аморально-биологическим, индивидуально-социально-адаптационным и морально-контролирующе-наказующим?[23]Пожалуйста, можно поискать более подходящую на ваш вкус терапию. К примеру, Э. Берн, автор нашумевших книг «Люди, которые играют в игры» и «Игры, в которые играют люди», своим трансактным анализом предлагает исследовать причину психопатологий в аномалиях структур взаимодействий трёх условно выделяемых им в каждом человеке субъектов: ребенка, взрослого и родителя, каждый из которых обладает характерной психикой[24]. Так же как и у всех других психоаналитиков, в системе Берна собрана масса экспериментального материала, призывающего нас видеть мотивацию поведения всех людей, в том числе и собственного, через призму, разлагающую личность на три автономные индивидуальности. А не понравилась и такая структура разборки душ — извольте, рынок выложит вам на прилавок следующий товар. Гештальт-терапия Ф. Перлса непременно расширит ваше сознавание, если вы здесь и сейчас будете упражняться в правильном фиксировании своего внимания на самом внимании как на структурированном целом (гештальте). В данном случае мы имеем дело уже с адаптированным к массовому потреблению крайне упрощённым вариантом дзэн-медитации. Рассматривая экран своего сознания в структуре фигуры и фона — главного образа в обрамлении второстепенных объектов восприятия, — вы в великом просветлении приобщаетесь к панацее мироздания. «Гештальт — это не набор техник, а основа бытия (подчёркнуто в оригинале). <…> Задача гештальта — в расширении сознавания, в большей интеграции, большей целостности, большей внутри-организмической коммуникации»[25]. Такого рода «просветляющих призм» и «панацей» на сегодня в западной психиатрии — как узоров в детском калейдоскопе. Каждая из низ них рекламирует сама себя и отталкивается от иных психораскладов.

Употребляя в негативном смысле термины «психоанализ» и «психоаналитика», нужно подчеркнуть, что эти понятия отнюдь не сводятся к сумме всех известных на сегодня психологических концепций, так или иначе исходящих из фрейдистского ствола или к нему примыкающих. Здесь речь идёт скорее вообще о мироощущении, а точнее — о психоощущении или душевидении. Подобно тому, как мы знаем, ереси монофизитства и несторианства не исчерпываются учением Нестория, с одной стороны, а также Евтихия и Севира — с другой. И то и другое лжеучение предполагает определённое искажение в восприятии Боговоплощения, смещение в одну или в другую сторону от прямого умозрительного пути. Психолог же, как профессиональный, так и любитель, как православный, так и неправославный может заявить, что его взгляд на душу не имеет ни малейшего касательства ни к Фрейду, ни к Юнгу, ни к Фромму, ни к Берну и ни к какому психоанализу вообще. Поэтому уместно будет провести чёткую границу, отделяющую психоаналитику как общее восприятие психической жизни от иных восприятий. Психоанализом можно назвать всякое психологическое рассмотрение, предполагающее структурирование т. н. подсознательной (бессознательной) области человеческой души с целью диагностики психических состояний и мотиваций поведения, а также терапевтического воздействия на них.

В свою очередь, экзистенциальное восприятие психоаналитики замечательно выразил американский математик, основоположник современной кибернетики, Норберт Винер. На каком-то этапе своей жизни он попытался решить внутренние душевные проблемы практическими методами этой системы, и вот его итоговые впечатления: «Я не мог согласиться с принятой в психоанализе оценкой человеческой личности и с теми жизненными целями, которые предложил мне мой друг психоаналитик. Я никогда не считал удовлетворенность и даже счастье самыми большими человеческими ценностями, и у меня появился страх, что одна из задач традиционного психоанализа состоит в том, чтобы обратить пациента в мирно пасущуюся корову» [26].

В заключение краткого обзора школ современной психоаналитики особое внимание требуется остановить на упомянутом в начале главы нейролингвистическом программировании. НЛП представляет собой одно из последних ответвлений психиатрии, предлагающее особую психодиагностику и затем специальную суггестивную методику погружения человека в состояние транса. Вот что пишет об этой психотерапии православный врач психиатр Д. А. Авдеев. «Сущность НЛП можно представить следующим образом: вначале происходит «подстройка» к человеку (с помощью голоса, позы, дыхания), затем на человека наводится трансовое состояние, а далее начинается психическое программирование или перепрограммирование посредством введения той или иной необходимой информации. Нечто подобное есть и в магической оккультной практике. Причём человек, с которым всё это проделывается, ничего не замечает»[27]. Это душевное программирование обслуживает широкий спектр современных нужд: от формирования всевозможных имиджментов до лечения т. н. «кодированием». Перводизайнерами НЛП считаются двое американских психотерапевтов Д. Гриндер и Р. Бэндлер, разработавших свою систему контакта с клиентами в середине семидесятых годов XX века. Одним из фундаментов для НЛП послужила гештальт-терапия, а другим стал метод программируемого гипноза М. Эриксона — известного в своё время гипнотерапевта.

Имплицитной философской подстилкой под психологической доктриной НЛП является крайне упрощённая и настолько же вульгаризированная форма субъективного идеализма. В понятии нейролингвиста существуют только человеческие представления (репрезентации) о бытии, являющие собою в совокупности личную модель или карту, за которой не стоит никакой не только метафизической, но и онтологической реальности, не говоря уже об абсолютном добре и зле. Всевозможные психические заболевания, а также пороки — алкоголизм, наркомания и прочие — являются просто элементами личной модели, создающими дискомфорт её обладателю. Задача психотерапевта сводится к чтению таких человеческих моделей, переводу информации на особый формализованный язык НЛП (нечто подобное компьютерным алгоритмическим языкам) и воздействию на модель пациента посредством погружения его в транс с целью корректировки этой модели. Описанию языка, понятий, терминов и методов диагностики дизайнеры НЛП Д. Гриндер и Р. Бэндлер в 1975 году посвятили два тома под названием «Структура магии» (The Structure of Magic). В качестве пролога к книге авторы предлагают притчу о принце, который убеждается, что в его мироощущении за самыми дорогими ему восприятиями: королём, прекрасными принцессами, островами, в том числе и богом не стоит ничего, кроме иллюзий. А иллюзии эти наводят на него два мага: один, предстающий перед ним как король, а другой — как бог. Принц вначале ужасается и хочет умереть от такого осознания, но потом решает сам стать магом, дабы наводить иллюзии на других.

При подобном пан-иллюзионизме сам психоанализ, предлагаемый НЛП-терапевтами, носит сугубо бихевиористский характер, т. е. опирается только на внешнее рассмотрение исследуемого пациента. Здесь мы имеем дело с уникальным в своём роде явлением подведения базы тотализирующего эмпириокритицизма под чародейскую практику. Даже у Кастанеды за его тонально-нагвальными метаморфозами всё-таки появляется потусторонняя фигура орла — видимо, божества ацтеков, — которому Дон Хуан вынужден особым образом поклоняться[28]. При таком «иллюзионизме» сам психоанализ, предлагаемый НЛП-терапевтами, может носить сугубо бихевиористский характер, т. е. опираться только на внешнее рассмотрение исследуемого пациента. Никакой аналогии с собственными состояниями быть не может, ибо никакой невидимой универсальной реальности, подобной фрейдовскому либидо или юнговскому коллективному бессознательному, за элементами моделей клиентов нет и быть не может. Это догма НЛП.[29]

Помимо слов клиента, подвергаемых особой лингвистической классификации, НЛПер[30]обязан расшифровывать (калибровать) информацию, исходящую от нюансов поведения исследуемого субъекта. Эти сопутствующие данные именуются в терминах НЛП ключом доступа, который может быть как конгруэнтным, так и инконгруэнтным (совпадающим или расходящимся по смыслу) с вербальной информацией. При этом «компьютерная» широта взгляда НЛП-терапевта рассматривает все события жизни, о которых рассказывает пациент помимо сведений о себе и своём состоянии, исключительно как номинализацию процессов, происходящих в его модели. Иными словами, для НЛПера душа человека — это просто процессорный блок компьютера, а слова и поведение — информация на мониторе. Получается, что компьютерная экспансия подразумевает не только навязчивую реализацию виртуальности в нашем сознании, но и виртуализацию реальности вплоть до феномена человеческой жизни.

Далее наступает переход к терапии — погружение пациента в транс по методу М. Эриксона. Это метод управляемого гипноза, когда гипнотизёр способен ввести в транс и вывести человека из транса несколько раз в процессе непринуждённого разговора и, в отличие от традиционных гипнотических методов, добиться запрограммированных результатов. Результат — корректирование карты (модели) клиента, т. е. изменение взглядов, мировосприятия и установок человека. Делается это посредством универсальной программы (метамодели) с разветвлённой сетью подпрограмм — систем суггестивных приёмов, как вербальных, так и невербальных, изменяющих те или иные репрезентации в человеческом сознании. Стираются дискомфортные репрезентации и записываются комфортные. Таким образом, метамодель в системе этой душевной компьютеризации представляет собой своего рода набор утилит для настройки и чистки жёсткого диска «психопроцессора».

Терапевты программного гипноза провозглашают свой метод абсолютно безвредным, абсолютно эффективным и абсолютно доступным для всех желающих им овладеть. Понятно, что все прочие психоаналитические системы от фрейдизма до гештальта, в котором формально покоятся генетические корни НЛП, видятся жалкими потугами на «правильную психиатрию». Особенно же достаётся традиционной медицине. Гриндер признаётся на семинаре своим слушателем: «Все врачи, которых я знал, представляли собой образчики одного и того же стандартного типа — надутого спесью осла [31]». Попутно без всякой «ослиной спеси» психотерапевт долго повествует из своей чудотворной практики о блестящих исцелениях от всевозможных психических расстройств, внутренних дискомфортов, тяжелейших болезней, вплоть до спасения (между делом за несколько минут) от самоубийства безнадёжной алкоголички. Гриндер гарантирует, что после его обработки у пациентов никакой конверсии симптомов (рецидива болезни) и депрессий не наступает. Все эти успехи выводятся из великолепия разработанных им системных методов нейролингвистики.

Современные звёзды нейролингвистики Р. Дилтс, Д. Делозье, М. Холл и др. полностью сохраняют верность традициям своих предшественников. Их вклад в эту терапию сводится в основном к обнаружениям новых паттернов (отвлечённо воспринимаемых словесных структур) и их контекстуализации в рефреймингах (изменениях значений паттернов в зависимости от тех или иных нюансов употреблений и сочетаний с другими словами и жестами). Кардинальные цели творцов и эпигонов НЛП на сегодня остаются всё теми же, что и у его основоположников. Само название недавно вышедшей в России книги Р. Дилтса «ФОКУСЫ ЯЗЫКА. Изменение убеждений с помощью НЛП» (The Magic of Conversational Belief Change) достаточно очевидно это подчёркивает. Впрочем, и сам Дилтс постоянно называет себя учеником Гриндера и Бэндлера, ссылаясь на них и следуя по стопам, ими указанным[32].

Разумеется, что и Россию это компьютерное чародейство не обошло стороной. Сегодня во множестве наших городов можно встретить рекламные проспекты, призывающие на сеансы и тренинги НЛП. Там обещают развить необходимые для делового человека качества: коммуникабельность, лидерство и прочее. Встречаются даже желающие с помощью нейролингвистики возродить язычество на Руси. Некий В. И. Эльманович, петербургский НЛП-гипнотизёр, предлагая в своей методичке множество способов погружения человечества в транс и сокрушаясь о «насильственной христианизации Руси», заверяет своих читателей, что «возрождение славянских языческих ритуалов сделает наш народ более счастливым и свободным»[33]. Несмотря на то, что на данный момент НЛПеры стараются избегать в своих писаниях и декларациях употребления терминов «транс» и «гипноз», их суггестивная практика не может оставаться до конца законспирированной. «Вестник НЛП» за 2001 в своём приложении публикует «Требования к сертификации курса «НЛП-Практик» и «НЛП-Мастер» (существует ещё и высшая ступень «НЛП-Тренер»), где для первого посвящения в числе прочих позиций определяются следующие: «быстрое лечение фобий» и «лечение соматических аллергий». От «НЛП-Мастера» уже требуется также в числе прочего: «умение выявлять и изменять систему целей», «выявление ограничивающих убеждений и умение их изменять», «умение определять новые убеждения», «установление нового убеждения с помощью импринта (запечатления — и. А.)», «приведение клиента к осознанию собственной стратегии, использование и встраивание изученной стратегии»[34].

Но, быть может, всё это НЛП — сплошное шарлатанство и фальсификация, очередное вытряхивание денег из наивных искателей простого человеческого счастья? Тогда всё здесь было бы просто и по большому счёту безобидно: ну выбросил человек на ветер деньги — в следующий раз будет умней; и зачем об этом столько писать в религиозном исследовании? К счастью, и таких случаев обмана, действительно, немало, как и покупок наркоманами-дилетантами безвредного порошка вместо героина. Но, к великому сожалению, нейролингвистика — это не всегда блеф, одетый по последней компьютерно-психологической моде. Помимо гипнотизёрства, которое для здравого христианского сознания есть не что иное, как недопустимое экстрасенсорное вмешательство, в писаниях классиков НЛП мы встречаем достаточно очевидное и настолько же страшное свидетельство о духовной начинке их программных снадобий. Гриндер и Бэндлер рассказывают своим читателям о погружённом в транс пациенте, который «почувствовал, что его обволокло большое пурпурное светящееся облако. И чем дольше он находился внутри этой ауры, тем яснее он ощущал, что с ним происходят изменения. Эта аура каким-то необъяснимым образом пропитывала и насыщала его, и тем самым изменяла его. Кто знает, что все это значило? — Пишет далее автор. — Какое-то пурпурное облако является и изменяет моего клиента, раньше, чем я успеваю за это приняться»[35]. По всей вероятности, автор этих строк, действительно, находится в неведении относительно тех сил, которые изменяют клиентов НЛП, ибо в случае сознательной магии вряд ли будет целесообразно печатать такого рода откровения. Не только для христианина, но и вообще для сколько-нибудь духовно трезвого человека такой факт является очевидным компроматом, подтверждающим инфернальную изнанку программированного гипноза.

Однако же, несмотря на подробные описания программ в массовых пособиях по НЛП, казалось бы, вопреки коммерческой логике, а также заявлениям их авторов о всеобщей способности к программному гипнотизированию, мало кто повторяет подобные чудеса. Для успеха требуется отдать обучению программному гипнозу нечто большее, чем просто желание развить в себе полезные способности и хорошо заработать. Что же большее? Да то же, что отдаёт магии и её потусторонним дизайнерам душа профессионального чародея: в первую очередь — саму себя. В обмен — пьянящие знания и вожделенная власть над другими душами. Несомненно, что НЛП выделяется из множества товаров психоаналитического рынка уже тем, что продаётся в отделе магии. От старомодной ворожбы «бабкиных» заклинаний, как, впрочем, и от современных экстрасенсорик и кастанедовских психо-интеллектуальных тренингов эта терапия отличается совершенной конгруэнтностью с нашей тотальной компьютеризацией. А кроме того, здесь не требуется ни малейшего проблеска веры в потустороннее.

Но как же тогда квалифицировать «подлинные исцеления» от тяжких душевных недугов, в том числе пьянства и наркомании с помощью методов НЛП? Как и в случаях с подлинной экстрасенсорикой, жертвы такого чудотворчества наследуют более тяжёлую участь, нежели жертвы ловкого шарлатанства, у которых конверсия наступает довольно скоро после мнимого лечения. Дело в том, что настоящая магия действительно добивается исцелений не только на соматическом, но даже и на психическом уровне, но конверсия в таком случае наступает уже на метауровне — в духе человека. И это, разумеется, несравненно страшнее, нежели любой телесный недуг или психопатология. Бесплотный субъект с пурпурной аурой получает доступ к высшим, неприкосновенным запасам духовной энергии своей жертвы[36]. В результате такого общения наступает зомбирование клиента, человек теряет стержень личности, становится бесхребетным существом с парализованным волевым механизмом. Это плата за дешевое оздоровление. Думается, что для многих религиозных людей нет смысла детально исследовать метафизиологический механизм последствий экстрасенсорного вмешательства: о них предупреждают нас даже русские народные сказки[37]. В связи с этим имеет смысл привести высказывания некоторых Оптинских старцев, подтверждающие однозначное отношение Церкви к гипнотерапии. «Гипноз — злая нехристианская сила» (преп. Варсонофий). «Ужасное дело этот гипноз. Было время, когда люди страшились этого деяния, бегали от него, а теперь им увлекаются… извлекают из него пользу. <…> И ведь вся беда в том, что это знание входит в нашу жизнь под прикрытием как будто могущего дать человечеству огромную пользу» (преп. Нектарий)[38].

В тандеме врача НЛП-иста и пациента-гедониста принципиально исключается рассмотрение в каком-либо положительном смысле стратегического или телеологического аспекта болезни. Иначе под угрозу сомнения встаёт смысл самой психотерапии. Страдание, дискомфорт — это то, от чего надо непременно избавляться любой ценой; и здесь просвечивает ещё одна догма нейролингвистики. Однако среди многих психотерапевтов существует пессимистическая точка зрения, имеющая немало фактологических оснований, утверждающая, что тяжкие душевные недуги и пороки человека полностью неизлечимы: в лучшем случае возможна лишь продолжительная ремиссия (их ослабление или временное прекращение). Исключительно смерть способна воспрепятствовать очередной конверсии симптомов. Но предположим теперь, что только психо-компьютерная магия избавит нас от болезни. А в таком случае стоит ли пренебрегать единственной возможностью облегчить себе остаток жизни? Конечно, не стоит, если Жизнь этим остатком исчерпывается и заканчивается. Для того, кто имеет веру в подобный конец, будет логичным попробовать надышаться перед смертью. Ну а если вера в грядущее небытие собственной личности не слишком крепка, а в сердце подаёт голос иная вера — вера в вечную жизнь, то опять же логика, но уже иная, потребует координации с вечностью.

Что ж, религиозное сознание, не утверждая и не опровергая означенного пессимизма, в свою очередь предлагает совсем другую плоскость отношений к болезням и порокам. Церковная фактология может привести немало свидетельств того, как искренне кающемуся и борющемуся с грехом человеку Господь предоставляет возможность войти в вечность именно в момент так называемой ремиссии — очищения от ненавидимой душевной и телесной скверны. В этом случае исстрадавшаяся душа после исповеди, соборования и Причащения Св. Христовых Таин, а иногда и сподобившись монашеского пострига на смертном одре, отходит в мир иной в мире с Богом и людьми.

Спрашивается теперь, возможно ли для человека, твёрдо убеждённого в бессмертии личного самосознания, принимать временное облегчение от душевно-телесных недугов в качестве критерия абсолютного добра? Имеет ли смысл конвертировать свой порок в гораздо более глубокие сферы человеческого существа или хотя бы подвергаться такой опасности? Вряд ли сколько-нибудь развитое внутреннее чутьё не станет препятствовать погоне своего хозяина за химерой мгновенного безболезненного, беструдного исцеления. Более того, возникает вопрос: покидая своё тело даже в состоянии алкогольного опьянения, не лучшую ли загробную участь наследует душа христианина, хоть как-то вспомнившая в этот миг о Боге, нежели закодированная жертва «пурпурного» властелина?

Немало людей приходят на психоаналитический рынок как бы из простого любопытства, тепля в тайниках своей психики надежду встретить что-нибудь для себя подходящее. Далее начинается проба на вкус. Бывает даже, что, пережив отравление одним из предложенных продуктов, человек решается отведать что-то более новенькое и более тонко рекламируемое. Вспоминается аналогия не столь отдалённого времени, когда некоторые граждане России, убедившись наконец-то во вреде, нанесённом сеансами Кашпировского, ринулись в объятия к новому, доброму, настоящему целителю — Чумаку.

Такого рода чужой печальный опыт предлагает нам вспомнить о естественном человеческом инстинкте духовного самосохранения с его априорными интуициями. Выйдя из клинической смерти, после вкушения одного из фруктов, имеет всё же смысл не помереть окончательно от несколько иного плода с другой ветки того же дерева. И стоит ли для этого изучать на практике вновь появляющуюся систему психоаналитического лечения, как и ходить к новому очередному «христу», рассуждая, правду тот глаголет али врёт? Всеобщее априорное синтетическое суждение в области нашего душевного здравия можно сделать уже на основании духовной мудрости Священного Писания. Ничего, кроме душевного вреда от целителей, берущихся за душу вне Света Христова, руководствуясь сколь угодно утончёнными психологическими анализами, получить невозможно. А потому невозможно быть ни православным экстрасенсом, ни православным астрологом, ни православным психоаналитиком (в смысле приверженности к означенной группе течений в психологии), ни православным НЛП-ером точно так же, как невозможен в природе православный кордебалет.

Однако же практика нейролингвистического программирования способна закамуфлироваться и в церковные ризы. К великому сожалению, подобные прецеденты существуют[39]. При этом, имеет место такая же ситуация, как некогда в советской индустрии. Прекрасно развитый промышленный шпионаж позволял нашей стране, так же прекрасно обходя всякие помехи авторских прав и патентной канители, гордиться великими достижениями советской науки и техники в кибернетике, самолётостроении и многих других отраслях, почему-то полностью копировавшими соответствующие западноевропейские и американские образцы. К такого же рода шпионажу может невольно подвигнуться человеческий разум, чрезмерно увлечённый исследованием в области западных психотехнологий. Даже при отсутствии формальных ссылок на эту компьютерную магию в православных пособиях причастность к ней выдаёт уже сам стиль изложения, обороты речи и специфическая терминология НЛП. В основном подобного рода литература содержит в себе описание приёмов лечения психопатологий и серьёзных пороков — алкоголизма и наркомании — без упоминания о гипнотическом характере этих методов.

Таков нравственный критерий оценки исследуемых деревьев и однозначный вывод, к которому он подводит. И далее, охарактеризовав психологические учения с научной и религиозной позиции, можно перейти к освещению третьего выделяемого подвопроса.