Введение в проблематику

Привыкайте решать задачи, ищите

родственность между предметами.

Идите, София вас догонит.

Старец Афанасий Андреевич [12]

Термин «психология», обозначавший некогда раздел философии, а точнее, философской антропологии, уже давно раздвинул границы научного употребления и вошёл в широкий обиход. Под этим словом может подразумеваться сейчас не только учение о душе, но и состояние самой души, т. е. психическая настроенность человека, его точка зрения, интуиция, тонкости взаимоотношений и ещё многое другое. А, кроме того, в XX веке в недрах западной цивилизации созрело немало теорий, изъясняющих как феномен самой души, так и её разнообразные проявления. Почти все эти теории также хотят именоваться психологиями, и притом научными. Объёмные разработки в области познания души предоставили нам в последнее время всевозможные ветви теософии, астрологии, экстрасенсорики, которые можно условно назвать оккультными психологиями или оккультной психологией. С другой стороны, на звание науки претендует ещё одно русло особого рода теоретических и практических изысканий в сфере невидимого человеческого естества, получившее именование психоанализа. Несомненно, также, что и христианское вероучение в своей антропологии не обходит вопросы душевной организации человека. А поскольку православная Церковь не только изучает душу, но и старается её спасти, то, разумеется, не вправе она оставить без внимания широко распространяющиеся представления о нашей психической области и тем более — предлагаемые методы воздействия на неё, т. е. психотерапию. Следовательно, будет не только интересно, но и необходимо выяснить вопрос о восприятии новейших психологических теорий церковным сознанием.

Очевидно, что православная оценка тех или иных философских идей должна опираться на традицию Священного Предания Церкви. Однако ни в Священном Писании, ни в писаниях святоотеческих мы зачастую не найдём прямых ответов на вопросы современности. Вот поэтому при отсутствии буквы нам требуется учиться овладевать самим подходом, самим духом Священного Предания, дабы, освоив метод изнутри, применять его к различным видоизменяющимся проблемам. О необходимости такого интуитивного подхода пишет прот. Иоанн Мейендорф: «Если мы считаем писания святых отцов Церкви свидетельством истины нам следует пребывать с ними в духовной преемственности. Это отнюдь не означает, что мы должны слепо повторять всё, что написано у святых отцов, а скорее предполагает усвоение некоей внутренней логики, интуиции, последовательности развития святоотеческой мысли [13]».

Одним из путей подобного усвоения может стать обнаружение аналогий и общих моментов в религиозных проблемах исторического прошлого, разрешаемых в свете аскетического опыта и богословской мысли учителей Церкви, с вопросами современной жизни Православия. А далее сквозь призму известных отношений христианства к известным вещам проявляются черты искомых отношений к иным вещам, им подобным. Это, по сути, напоминает определение неизвестного члена пропорции по известным отношениям между другими соответствующими её членами. И вот как раз примером двух современных проблем, в разной степени ассоциирующихся со святоотеческими определениями, может служить вопрос об отношении Церкви, с одной стороны, к оккультизму, а, с другой, к психоанализу.

Церковное отношение к оккультизму и к его психологии достаточно очевидно, поскольку ещё Апостольские правила запрещают нам быть астрологами, гадателями, волхвователями и чародеями. А именно с таковыми мы можем без особого труда отождествить нынешних экстрасенсов, теософов, гипнотизёров и многих других искателей эзотерических знаний и опыта. В то же время отношение к психоанализу как ответвлению современной психиатрии в нашей Церкви до сих пор ещё не обозначено. Но всё же сквозь призму оккультной психологии и христианского отношения к ней контуры церковного восприятия психоаналитических моделей проступают достаточно отчётливо. Попробуем на страницах этой статьи заняться их проявлением.

Можно с уверенностью сказать, что на сегодня панорама секулярной экспериментальной психологии и психотерапии немыслима без психоаналитических систем, разработанных и практиковавшихся некогда З. Фрейдом, а затем развивавшихся в различных направлениях его учениками А. Адлером, К. Юнгом, Э. Фроммом, К. Хорни, С. Салливэном, Э. Берном и другими. Пока приверженцы бихевиористского и интроспективного метода выясняли друг с другом отношения в оранжерее философской психологии, психоанализ, суля невиданные практические результаты, успешно покорял западный мир. В США для миллионов людей, принадлежащих к различным христианским конфессиям, психоаналитик становится не только конфидентом, но заменяет даже духовника. Такая разветвлённая сеть психоаналитических модификаций, разрабатываемая всё новыми и новыми своими адептами, не могла не соприкоснуться с Православной Церковью. Уже на рубеже уходящего двадцатого столетия Афонский старец Паисий сокрушался о том, что многие священники в Греции практикуют психоанализ: «Священники, изучающие психологию чтобы человеческим искусством помочь душам, духовно нездоровы. И то ещё удивительно, что их учителя-психологи не верят ни в Бога, ни в душу или думают о ней по-другому. Эти клирики показывают, что они духовно больны и нуждаются в святоотеческом обследовании, а когда станут здоровы, тогда и сами распознают этот больной дух и, вместе с тем, познают благодать Божию, чтобы в будущем к страждущим душам применять Божественную силу, а не человеческое искусство». Разумеется, что эта победоносная душеведческая теория, оснащённая мощнейшим ультрасовременным терапевтическим вооружением и претендующая на звание науки, непременно должна была предложить свои услуги и Церкви как своего рода «коллеге». Однако правомерно ли будет допустить православной психологии ассимиляцию какого-либо вида психоанализа в какой-либо его степени? Поможжет это батюшке и его духовному чаду хотя бы на начальной стадии духовнических отношений или навредит?

Прежде чем прямо ответить на поставленный таким образом вопрос, надо дать хотя бы в самых общих чертах представление о сути психоанализа. Энциклопедический словарь развёртывает перед нами следующее понятие: «Психоанализ — метод психотерапии и психологическое учение, развитое З. Фрейдом в конце 19 — начале 20 вв. Ставит в центр внимания бессознательные психические процессы и мотивации. Вытеснение из сознания неприемлемых для него влечений (преимущественно сексуальных) и травмирующих переживаний рассматривается в психоанализе как главный источник невротических симптомов и различных патологий явлений (забываний, ошибочных действий и т. п.). В основе психотерапии — анализ вытесненных комплексов с помощью свободных ассоциаций, толкования сновидений и т. п. Психическая структура личности в психоанализе: бессознательное «Оно» (область влечений); сознательное «Я», сдерживающее импульсы «Оно» посредством различных защитных механизмов; «Сверх-Я» (область социальных норм и нравственных установок). Психоанализ оказал влияние на литературу и литературоведение, искусство и искусствоведение, другие гуманитарные науки и медицину». Дополнить подобную характеристику можно указанием на то, что дальнейшие разработки этого психологического учения, с одной стороны, варьируют представление об иррациональной детерминанте поведения человека (мотивации), а, с другой, порождают бесчисленные классификации этого обусловленного поведения. На смену знаменитому фрейдовскому либидо (половому влечению) Юнг, к примеру, ставит над альтер-эго человека некое коллективное бессознательное, проявляемое для сознания в различных образах, архетипах. Вслед за тем, современные психоаналитики наперебой предлагают различные системы обозначения душевных защит и рефлексий подсознательно «загруженного» пациента, именуя их виды сублимациями, замещениями, вытеснениями, проекциями и т. п. В итоге на сегодня психоанализ представляет собой множество различных школ, в том числе и такие направления, как трансактный анализ, гештальт-терапия, о'кей-терапия, логотерапия, нейролингвистическое программирование[14].

В то же время, необходимо чётко себе представлять, что на самом деле термин «психоанализ», как общее обозначение этого направления психологии, вовсе не соответствует реально осуществляемому им подходу, как в теории, так и на практике. Такое несоответствие нетрудно обнаружить хотя бы в свете простой логики. Никакая психотерапия при всём своём желании никак не может быть ограничена одним лишь анализом. Концепты сложных мотиваций поведения человека, объединяющих в себе ряд простых единичных мотивов, уже невольно представляют собой синтез. Такой же синтез стоит за выводами о причинах тех или иных душевных расстройств, неврозов или т. н. комплексов. А тем более, когда разрабатывается методика лечения, снятия неврозов или раскомплексовывания человека, то здесь речь идёт уже об объективировании — о синтезе всеобщем. Свидетельствуя о некоем отнюдь не материальном начале (либидо или коллективное бессознательное), мотивирующем поступки пациента, психолог вряд ли может утверждать, что чувственно или сверхчувственно созерцал на опыте личного познания это описываемое им абстрактное существо. Следовательно, такого рода синтез в строгом научном смысле носит характер гипотезы и является априорным (до-опытным). Иными словами, с философской точки зрения психоаналитическое направление в антропологии основано на всеобщих априорных синтетических суждениях относительно сверхчувственной области сознания — души.

Тогда спрашивается, а чем плохо не только для врача-психотерапевта, но и для священника-духовника иметь дело с хорошо продуманной системой синтетической классификации, предваряемой скрупулёзным опытным анализом? Ведь такая система позволяет ему визировать те или иные ходы неосознанных мотиваций, а, следовательно, и принимать подобающие меры для облегчения душевного состояния своего пациента или духовного чада. Пользуемся же мы, в конце концов, классификацией видов флоры и фауны, а уж тем более всё наше компьютерное обеспечение просто пронизано утончёнными системными алгоритмическими моделями. Вот здесь-то уже и требуется перейти к исследованию данного учения и его глубинных истоков с помощью более серьёзного аппарата, базирующегося на некоем целом, частью которого является, в свою очередь, теоретическая психология. Для нашего церковного восприятия таким целым может являться не что иное, как православное богословие, религиозная философия и свидетельства точных наук: математики и физики.

Для выяснения позиции Церкви в отношении к психоаналитике представляется удобным в этом общем вопросе выделить три подвопроса.

1. Научен ли сам по себе психоаналитический метод исследования человеческой души?

2. Каково духовно-нравственное качество этого учения как такового, т. е. качество самого психологического «древа»?

3. Можно ли пользоваться всеми или хотя бы какими-то из его плодов, т. е. методик психотерапии в православно-духовническом обиходе?

Рассуждения автора статьи в соответствии с её подзаголовком привлекают аппарат сразу четырёх видов богословия: православной антропологии — одного из разделов догматики, а также нравственного, основного и пастырского богословия. Разговор о научности психоанализа в первом разделе работы невольно требует обращения к научным и философским критериям, понятиям и адекватной терминологии. Таким образом, этот раздел предполагает минимальную осведомлённость читателя в соответствующих областях знания. Тем более, что в задачу статьи входит предостережение не только от участи жертвы «душецелительства», но и не менее плачевной участи жреца, предлагаемой подчас весьма образованному православному священнику. В случае отсутствия интереса к тематике первого раздела читатель может сразу перейти к разделу следующему.