Протоиерей Петр Сургучев

Сборник

Православие, оккультизм, психоанализ

Аннотация

Книга представляет собой сборник статей насельников Воскресенского мужского монастыря Ермолинской пустыни, посвященных актуальным вопросам границ соприкосновения православного человека с миром оккультных практик и соблазнов современных психотехнологий.

Все статьи заимствованы с сайта http://ermolino.nm.ru/pages/pravoslavie.html

Православие, оккультизм, психоанализ

Православный священник перед соблазном современной психотехнологии

Протоиерей Петр Сургучев

В XX веке бурное развитие науки привело к стремительному расширению области ее присутствия. Если раньше взаимоотношения между религией и наукой определялись и согласовывались на дальних богословских рубежах, затрагивающих фундаментальные вопросы мироздания, то теперь невидимые бои идут на самых непосредственных подступах к человеку, так как наука вторглась в совсем уже деликатные области, занялась серьезным изучением, а, главное, изменением человеческой души. На секуляризованном Западе врачи, психоаналитики, психологи заменили священника в его деле душепопечения. Подобный процесс набирает силу и в нашей стране: СМИ не устают предлагать услуги не только серьезных психологических центров, но и всевозможных частных специалистов. Существует около двадцати концепций личности, признанных в современной психологии. Они дают начало различным психотерапевтическим техникам (психотехнологиям), в арсенале которых серьезные и подчас очень эффективные методы воздействия на человеческую психику. Все это не может оставить безразличным и православного человека, вызывая у него чаще всего полное отторжение этих знаний, но иногда и соблазн заимствования нового опыта. Допустимо ли это заимствование в пастырской практике? Полезно ли вообще для православного человека обращение к таким средствам? Если раньше, когда на подобное вторжение в человеческую психику дерзали только магия и оккультизм, ответ православного священника был прост и ясен «не ходи к колдуну», то нынче провести грань между наукой и колдовством становится непросто. Да и только ли в колдовстве таится опасность?

Развитие современной науки должно привести к серьезному изменению отношений Православия и медицины. Наблюдающееся в последнее время перемещение центра тяжести медицинской науки с химиотерапии на физиотерапию (появление всевозможных «Витафонов», «Витязей», «Аур» и пр.) повлияет на исследовательскую деятельность и поможет рассеять ореол ненаучности, сомнительности или даже бесовщины вокруг таких понятий, как аура человека, эфирное тело и пр. Современная аппаратура, возглавляемая компьютером, позволит (и уже сейчас, в общем-то, позволяет) визуализировать эти энергетические феномены человека, сделав их такими же аппаратно объективными и доступными, как температура тела или артериальное давление. Вместе с этим изменится и отношение к людям, обладающим от природы даром «видеть» эти феномены и использующим этот дар видения в целях медицинской диагностики. В то же время, многие, на первый взгляд безобидные психологические теории и целительские методы, например, Дейла Карнеги раскроют свой истинный источник. Думается, что дух, вызвавший их к жизни, обрел уже достаточную власть, чтобы обнаружить себя.

Задача настоящей статьи — показать те опасности, которые подстерегают православного человека, пытающегося позаимствовать приемы и методы мирской науки, а также предупредить, что опасны не только попытки почерпнуть из чуждого источника, но даже простое желание окунуться в эти воды сомнительной чистоты.

Нельзя сказать, что православие не имеет своих психологических знаний. Святоотеческая традиция предоставляет достаточное количество материала, который и с позиций современной науки может быть оценен как психологический, однако если мы захотим увидеть в этой традиции систематическое завершенное изложение — науку в современном смысле этого слова — мы, безусловно, ее там не найдем. Современный рациональный ум вряд ли получит в ней удовлетворение.

Однако есть одна важная черта, объединяющая всю святоотеческую психологию: жизнь человеческой души всегда рассматривается в ней не отделенной от Бога и Божественного промысла, все ее знания развернуты в одной перспективе — духовной. Всегда присутствует или предполагается Бог как Первопричина и Истина. Именно с этой высокой точки зрения рассматривается всякое движение человеческой души. Такую перспективу можно было бы назвать вертикальной. Это вид сверху на человеческую душу. Назначение этих знаний по отношению к объекту исследования ясно — спасение человеческой души, возведение человека от земли на Небо, возвращение к Богу. Перспектива рассмотрения объекта исследования однозначно соответствует этой цели.

В противоположность этому, современные научные психологические теории часто представляют собой развернутые, законченные системы, весьма приятные человеческому уму. Однако в большинстве своем Бога они не предполагают вовсе, жизнь человеческой души исследуется в замкнутом безбожном пространстве. Это совсем другой ракурс, такую перспективу можно было бы назвать горизонтальной. Цели и назначения этих систем тоже весьма расплывчаты: обычно это или абстрактное исследование жизни человеческой души, или же, наоборот, безграничное целительство, даже без подлинного определения источников исцеления.

Уместно ли совмещение, одновременное рассмотрение одного объекта с двух столь удаленных точек зрения? Хотя в наш эклектичный век коллекционирование различных точек зрения представляется людям обогащением своего научного, душевного, духовного багажа, однако здравый смысл подсказывает, что одновременное созерцание предмета с двух достаточно удаленных точек приводит уже не к возникновению стереоскопического изображения, а к раздвоению сознания у наблюдателя.

Чтобы не настаивать на исключительности этого феномена в отношении к православию и психологии, приведем пример из другой области. Существует китайская система медицины. Она оперирует моделью человеческого тела, совсем непохожей на привычную нам европейскую. Модель эту можно было бы назвать «энергетической». Это взгляд на человеческое тело с совершенно иной точки зрения. И именно эта несовместимость двух моделей служила когда-то причиной неприятия европейцами китайской медицины. Для китайских энергетических меридианов — основополагающего понятия их медицины — европейцы не находили никаких физических носителей в своей анатомии. Все это, однако, не мешало китайским врачам успешно лечить, причем часто те болезни, перед которыми европейская наука была бессильна. В конце концов, барьеры все же были сломлены — китайские врачи поехали в Европу делиться своим опытом и овладевать европейским. И тогда обнаружилась удивительная вещь: китайский врач, обучившийся в Европе, глубоко и добросовестно овладевший ее методами, терял свою квалификацию как иглотерапевт. Две системы оказывались несовместимы, и внутренний бессознательный выбор китайца в определенных ситуациях склонялся к цивилизованной медицине. Гипноз европейской системы был столь силен.

Почему же в сознании китайца победила не родная модель, в понятиях которой он был воспитан с юности, а чужая? Если выбор происходит в умственном плане, то неосознанно ум склоняется к модели, обладающей признаками большей достоверности (системной целостностью, легко доступной проверяемостью, хорошей проработкой в деталях и пр.). Европейская медицина всеми этими свойствами обладала. Более строгая, последовательная, всеохватывающая система.

Вообще, убедительность научной теории (не обязательно сопровождающаяся ее достоверностью) во многом зиждется на красоте, строгости и завершенности ее архитектурного исполнения. Все естественные науки в этом смысле трепещут перед математикой. В свое время существовало даже такое модное высказывание, что в любой науке столько науки, сколько в ней математики. Прельщается ум и аксиоматическим минимализмом — возможностью всеохватывающих объяснений при небольшом количестве посылок. Во многом благодаря этому захватили весь мир эволюционизм Дарвина, психоанализ Фрейда, отчасти марксизм. Буквально сметая критическое осмысление своей обезоруживающей очевидностью, эти системы становились властителями умов многих поколений, пока по прошествии некоторого времени и накоплении горького опыта не обнаруживался подлог.

В середине-конце двадцатого столетия, в наш динамичный и «бескомплексный» век появился еще один фактор привлекательности — возможность получения быстрых практических результатов. Эта направленность породила множество психологических, околопсихологических, полуоккультных методик, не очень разборчивых в средствах, но обычно обещающих незамедлительное исцеление, избавление от проблем, ориентированных на быстрое решение каких-либо злободневных вопросов, таких как алкоголизм, курение, наркомания, как нравиться людям, как заводить друзей и пр. Постепенно возобладало именно это, не очень стесняющееся в выборе средств прикладное направление, потеснив добрую старую фундаментальную науку психологию.

В опасном положении оказывается священник, решившийся на глубокое погружение в современную психологию или, волею судеб, уже в нее погруженный. Не утвердившийся в строгом вертикальном — духовном — взгляде, он, принимая и осваивая это новое целостное знание, постепенно «соскальзывает» в горизонтальное видение человеческой души. Погружение в чуждую понятийную систему приводит к неосознанному заимствованию ее понятий, образов, методов. Естественно, происходит и непроизвольное заимствование целей: от спасения человека, его души он незаметно переходит к простому душецелительству.

Между православным взглядом на исцеление человеческой души и психологическим существуют принципиальные различия. В психологических системах понятие душевного здоровья можно грубо обозначить как непротиворечивое течение человеческих страстей, ламинарный поток душевной жизни. С духовной же точки зрения, не сглаживание или распутывание клубков человеческих страстей, а их искоренение есть путь ко спасению. Скажем, блудная страсть, освободившаяся от эдипова комплекса и свободно изливающаяся повсюду, ничуть не лучше (а, может быть, и хуже), чем скованная им.

Вместе с принятием «научного взгляда», исходящего из мирской перспективы, незаметно заимствуется и соответствующее исследовательское отношение к человеку. Исследователь же по отношению к объекту исследования всегда стремится занять внешнее, защищенное, независимое положение. Этим обеспечивается получение максимально объективной информации. Противоположно отношение пастыря, который должен занимать сострадательное положение. Вместо пастыря оказывается хладнокровный хирург, отказывающий человеку в молитве, если он не проявит должной ответственности; вместо сострадания — стремление вывести на чистую воду. Врач, исследователь изучает проблему и пытается помочь пациенту не ценою собственной жертвы, священник же (в идеале), наоборот, должен принять боль человеческую в себя, пролить кровь свою.

Вообще, господствующее «научное» положение психотерапевта по отношению к пациенту (вместе с естественным, необходимым профессиональным сокрытием методов своего воздействия) приводит к неизбежной неискренности, театральности его поведения. Всякий сеанс психотерапии фактически оказывается спектаклем. Может ли позволить себе священник включение подобных методик в свою практику? Достоит ли положению священника роль лицедея? Приходящий к таинствам человек должен быть уверен, что перед ним не фарс, что священник никогда не играет.

Это же исследовательское отношение приводит к тому, что главной тактической целью становится «осознание греха», то есть его рациональное обнаружение. На путях «научного» исследования человеческой личности можно прийти к умственному пониманию противоречивости, неправильности, греховности, но ум, приведенный к осознанию собственной несостоятельности, еще не способен к покаянию, а, значит, духовному исцелению. Покаяние приходит как ощущение своей мерзости перед Богом, и дается оно сердцу человеческому благодатью Духа Святого.

Итак, даже временное и «несерьезное» принятие «научного» взгляда на человека уже представляет серьезную опасность для священника, может быть, не меньшую, чем погружение в астрологию, хиромантию и иные неправославные системы антропологии. Опасно заразиться «простотой» и жесткостью этих схем. Всегда нужно помнить, что человеку очень непросто обрести знание, но еще труднее бывает от него освободиться. Даже понимая глубинное несоответствие своих знаний более высокому духовному принципу, мы бываем не в силах от них отказаться по причине их кажущейся очевидности и объективности. Непросто, общаясь с человеком, видеть в нем именно человека, не втискивая его в рамки знакомых и хорошо усвоенных схем и моделей. Тем более, что окружающий нас мир их постоянно навязчиво воспроизводит. Например, сейчас, когда многие заражены астрологической «бациллой», при первой встрече принято выяснить принадлежность своих новых знакомых к «тельцам» или «овнам». Трудно противостоять заразе, принявшей форму светского приличия, почти наравне со «здравствуйте» и «пожалуйста».

Что же все-таки может подталкивать священника к поискам подспорья в научных методах, и куда он должен был бы направить свои поиски, следуя православной традиции?

Всякий священник сталкивается с затруднениями в своей пастырской практике. Например, встречает «безгрешного» человека на исповеди, и по неопытности у него может возникнуть соблазн проникновения в тайны чужой души аналитическими методами. Святоотеческая же традиция учит нас искать ответы не на путях изощрения умственных способностей, а на путях благодатных, в первую очередь, молитвы. Святой Серафим Саровский так повествовал о своем опыте. Когда к нему приходил посетитель, он уже сразу Духом знал, что ему сказать. Первая мысль, приходящая на ум, была правильная, а если он начинал размышлять и добавлять от своего ума, то случались и ошибки. Известно, что и Амвросий Оптинский, случалось, заставлял приехавших к нему с вопросом ждать по нескольку дней в гостинице, говоря, что он молится, а Небеса молчат, а иногда и вовсе отпускал без ответа, не желая отвечать от собственного ума, несмотря на свой огромный духовнический опыт. Подобным образом описывает это и архимандрит Софроний в книге «Старец Силуан»: «…всякий епископ или священник, стоящий перед необходимостью найти в том или ином случае решение, согласное с волей Божией, внутренне отказывается от всех своих познаний, предвзятых мыслей, желаний, планов и, свободный от всего «своего», внимательно в сердце молится Богу, и первое, что родится в душе после этой молитвы, принимает как указание свыше». [1]

Святой праведный Иоанн Кронштадтский писал, что Господь открывает человеку грехи его не сразу, а только тогда, когда он сможет их понести. Благодать, «обличая» нас, обнаруживая, высвечивая в нас греховную природу, одновременно дает и силы понести тяжесть, ужас увиденного, не давая впасть в отчаяние. Пользуясь же безблагодатными методами воздействия на человеческую душу, мы можем вытащить на свет такие мерзости нашего существа, что не справимся и погибнем, погребенные под их тяжким грузом или съеденные выпущенным на волю зверем. Например, существуют оккультные методики, позволяющие, может быть, не каждому, но многим открыть «третий глаз» и тем самым обрести определенного рода прозорливость. Вооруженные этим даром, мы могли бы многих наставить на путь истинный, открывая их неосознанные грехи и напоминая о забытых. Но кто сможет понести такую ношу, не впадая в соблазн гордыни и властолюбия; кто, получив такой подарок, не погубит свою душу, попутно покалечив и многие другие? Такая ноша по плечу только святому, но он получает ее по благодати, а не на путях технических изощрений.

Не обязательно прибегать к столь крайним примерам. Бывают такие простые ситуации, когда чей-то грех, страсть или помысл очевиден, но приходится терпеливо, подолгу ждать, потому что нет никакой возможности донести это до человека, не вызвав у него обиды, непонимания, отчуждения. Пример такой духовной деликатности мы встречаем в биографии старца Силуана, тогда еще Симеона. Находясь летом на полевых работах вместе с семьей, молодой Симеон, определенный в тот день (пятницу) готовить обед, забыл, что день постный, и приготовил свиное блюдо. Никто не сказал ему слово осуждения, даже намеком, чтобы не смутить, и лишь много позже, через несколько месяцев, отец напомнил ему об этом случае.

Священник, всеми силами пытающийся проникнуть в глубины чьей-то души, всегда должен отдавать себе отчет в том, что путь туда может быть закрыт от обоих по воле Божией. Главная же задача священника — не распутывать хитросплетения человеческих страстей, а поставить человека перед Богом. Это достигается разными путями: молитвою, благодатью таинств, указанием на заповеди Божии, евангельскими примерами. Чем ближе человек к Богу, чем явственнее в нем присутствие благодати Духа Святого, тем больше он сам, уже одним своим присутствием, становится действенным инструментом исцеления. Таким образом, всякое пастырское затруднение обличает прежде всего его самого, и вовсе не в недостатке ума, а в неполадках духовных. И естественный выход из затруднения — искать помощи на путях духовных, а не умственных. Вот что говорит об этом старец Паисий: «…И священники, изучающие психологию, чтобы человеческим искусством помочь душам, духовно нездоровы. И то еще удивительно, что их учителя-психологи не верят ни в Бога, ни в душу или думают о ней по-другому. Этим клирики показывают, что они духовно больны и нуждаются в святоотеческом обследовании, а когда станут здоровы, тогда и сами распознают этот больной дух, и, вместе с тем, познают благодать Божию, чтобы в будущем к страждущим душам применять божественную силу, а не человеческое искусство». [2]

Собственно, неявным исходным мотивом для поиска методов душевного исправления вне святоотеческой традиции является еще одно бессознательное заимствование из горизонтальной мирской перспективы — нацеленность на успех. Мирские науки предполагают несомненное получение результата; если ожидаемый результат не достигнут, то это воспринимается как поражение. Для христианина поражение только в одном — не оказать любви ближнему, а каков результат — на то воля Божья. Не результатом, не делами оправдываемся мы перед Богом, но верою и постоянным нашим волеизъявлением. Если бы оправданием нашим был результат, то спасение наше было бы, очевидно, делом невозможным — одни лишь святые спасались бы, но Господь не судит всех равно, а знает положение и возможности каждого.

Впрочем, если, несмотря на все приведенные доводы, у читателя еще не угасло желание погрузиться в пространство психологических наук и позаимствовать оттуда что-нибудь полезное для православной жизни и пастырской практики, попробуем это сделать.

В XIX веке и ранее человечество уважало именно фундаментальное знание, чистую науку. Умение объяснить, «почему это происходит» или «как это устроено», ценилось выше, чем практические навыки и методы, от которых всегда веяло ремесленничеством. Бескорыстность науки, как и искусства, воспевалась и служила идеалом. Ученый в академической шапочке — честный, ревностный служитель храма Чистой Науки, плохо представляющий, что творится за окнами его кабинета — вот типический образ этого времени. Но в XX веке ситуация изменилась — люди стали ценить только практическое знание: «как это сделать», «как получить результат», «как извлечь выгоду», а вот почему это работает, их, в общем-то, не волнует, на выяснение подобных вопросов у современного человека просто нет времени. Типичным, ярким порождением нового времени является нейролингвистическое программирование, сокращенно НЛП, одна из самых модных и эффективных современных психотехнологий.

Изложение НЛП обычно начинается с базовых принципов, так называемых пресуппозиций НЛП, принятие которых является, по мнению авторов и практиков, абсолютно необходимым условием для успешного, эффективного функционирования НЛПера. По сути своей, эти принципы являются изложением целостного, очень современного, прагматичного мировоззрения, критерием принятия и обоснованности которого является не истина — возможность ее даже не предполагается, — но только польза, практическая выгода. «Воспользуйтесь, и увидите, как хорошо», — говорят его адепты. Собственно, полный нравственный, и даже онтологический, релятивизм своего учения НЛПерами не скрывается. Вот как об этом говорится в книге С. В. Ковалева «Введение в современное НЛП»: «Как вы, наверное, уже поняли, в нейролингвистическом программировании вообще нет понятий «истинно» и «ложно». Они давно заменены терминами «экологично» (что значит «помогает жить в соответствии с жизнью») и «неэкологично» (наоборот)» [3]. Никакой моральной или нравственной оценки. Скажем, человек, предающий свою родину в силу сложившихся объективно тяжелых обстоятельств, поступает вполне экологично.

Вот эти принципы, этот «символ веры» НЛП, почти дословно кочующий из одной книги в другую.

«Карта — это еще не территория.

Сознание и тело — это часть одной и той же кибернетической системы.

Весь наш жизненный опыт закодирован в нервной системе.

Субъективный опыт состоит из визуальных образов, звуков и ощущений.

Смысл моего общения заключается в той реакции, которую оно вызывает.

Не бывает поражений, существует только обратная связь.

Любое поведение представляет собой выбор наилучшего варианта из имеющихся в данный момент.

Любое поведение имеет позитивную интенцию (исходное положительное намерение).

Каждый из нас располагает всеми ресурсами, необходимыми для достижения своих целей; мы создаем свой собственный реальный мир.

Вселенная, в которой мы живем, представляет собой дружественную изобилующую ресурсами сферу».[4]

Рассмотрим эти принципы повнимательней.

«Карта — это еще не территория». Почему столь тривиальное утверждение нужно было возводить в ранг базового принципа? Да, всякое человеческое знание в этом мире несовершенно. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно…» (1 Кор. 13, 12), — писал апостол Павел. Но причина настаивания авторами на этом принципе состоит в утверждении полного релятивизма, уравнивания в правах всех систем знаний: все одинаково несовершенны. Поэтому незачем искать истинную, надо выбирать удобную (экологичную, как изящно называют ее модным ныне термином).

«Сознание и тело — это часть одной и той же кибернетической системы». Здесь содержатся два утверждения: первое, в целом правильное, указывает на глубокую взаимопроникающую связь, взаимозависимость между душой и телом, второе же низводит человека до уровня биокомпьютера, лишая его личностного, духовного.

«Весь наш жизненный опыт закодирован в нервной системе». Это очень спорное даже для материалистической науки утверждение. Авторы настаивают на нем с тем, чтобы избежать поисков причин психической активности вне человека, замкнуть систему. Очевидно, что духовная часть человека оказывается вне этой системы представлений.

«Субъективный опыт состоит из визуальных образов, звуков и ощущений». Опять же неприемлемо для православного человека, ибо главная составляющая нашего субъективного опыта — духовная — игнорируется полностью.

«Не бывает поражений, существует только обратная связь». Очень обтекаемая формула, отвергающая реальность греха, реальность трагедии, которой живет весь мир после грехопадения Адама. Вот как прокомментировано это в книге: «Любая неудача — это не повод для самообвинений, а реальная возможность чему-то научиться. Но не тому, что нам не стоит делать нечто неудавшееся… А тому, как именно это неудавшееся нужно сделать с тем, чтобы добиться успеха». Тем самым возможность покаяния (а необходимой предпосылкой, началом покаяния является обвинение самого себя) — единственного действительного источника исцеления — отметается полностью.

«Любое поведение представляет собой выбор наилучшего варианта из имеющихся в данный момент». «Каждый из нас располагает всеми ресурсами, необходимыми для достижения своих целей; мы создаем свой собственный реальный мир». Этот подход, эта настроенность сознания несовместима с позицией православного христианина, — она отрицает Спасителя. О невозможности спасения собственными человеческими силами сказано в Евангелии. На вопрос апостолов: «…так кто же может спастись? …Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19, 25–26).

«Любое поведение имеет позитивную интенцию (исходное положительное намерение)». «Вселенная, в которой мы живем, представляет собой дружественную, изобилующую ресурсами сферу». Православное мировоззрение не согласуется с этими двумя положениями; оно говорит о трех волях, действующих в нашем мире: первая, безусловно благая, — воля Божия, вторая, вполне пагубная, — воля дьявола, третья — человеческая, колеблющаяся между первой и второй. Данные же принципы свидетельствуют о полном отказе НЛПера различать добро и зло как в целях и намерениях человеческих, так и в средствах и источниках, используемых для психокоррекции. Любое содействующее результату средство хорошо. Понятие добра и зла заменено в НЛП обтекаемым словом «экологичность», означающим, в понимании авторов, локальную непротиворечивость данного желания, стремления, результата прочим составляющим человеческого существа. Допустима ли подобная позиция для священника и даже для мирянина?

Итак, перед нами система взглядов, в корне несовместимая с православным представлением о мире и человеке. Она не просто исходно не предполагает Бога и Божественного участия в судьбе этого мира, но сознательно отгораживается от него, замыкает себя в безбожном эгоистическом пространстве. Конечно, НЛП, реально соприкасаясь с огромным количеством людей, будучи вполне добротным практическим знанием, не может игнорировать существование таких явлений, как духовность, религия, религиозность, не может не пытаться интерпретировать этот феномен. Но Бог, которого может принять подобное мировоззрение, — это бог с маленькой буквы, не объективная реальность, а всего лишь некое понятие о боге, сформированное в мозгу в рамках атеистического подхода (может быть, совокупность морально-нравственных идеалов или табу), не более чем некоторая ячейка, отведенная под это понятие нашим биокомпьютером. Более того, как подчеркивают НЛП-практики, по мере расширения опыта в использовании НЛП растет и убежденность в правильности принятого мировоззрения. И это еще более усугубляет опасность использования метода православным человеком.

Что же еще можно почерпнуть в столь далекой от православия мирской мудрости? Рассмотрим некоторые аспекты основных методов, используемых НЛП для психокоррекции.

Важнейшей предпосылкой успешной психокоррекции в НЛП считается установление раппорта. «…По мнению специалистов по нейролингвистическому программированию, именно установление глубокого раппорта с клиентом является основным (и едва ли не главным) условием осуществления эффективной психокоррекции. В отличие от обычного контакта, раппорт можно определить как подсознательное доверие, «биокибернетический резонанс» и синтонность между двумя или более людьми, возникающих вследствие их уподобления друг другу» [5].

Установление раппорта предполагает три фазы: присоединение, закрепление и ведение: «…в начальном этапе этой цепочки — присоединении — преимущественно используются особенности дыхания и позы. Достижение синхронности своего дыхания с дыханием партнера (клиента), а также идентичность поз способствует мягкому вхождению в раппорт… …В закреплении применяются соответствующие жесты (асимметричные, т. е. как бы «зеркальные»), мимика, голос и ключевые слова… В ведении осуществляется постепенное переключение партнера (клиента) с его собственной программы на предлагаемую взамен…». [6]

Схема установления раппорта, то есть доверительного контакта в психотехнологическом смысле, не предполагает осуществления не только духовного общения (духовное, как мы уже знаем, вообще не предполагается: «Субъективный опыт состоит из визуальных образов, звуков и ощущений»), но и подлинно душевного. Нигде ни слова о сопереживании, сострадании врача пациенту (вообще-то, он всюду называется клиентом, а клиенту можно ли сострадать?), речь идет только о поверхностно-душевном параллельном следовании врача и пациента. Контакт, возникающий таким способом, носит преимущественно полуфизиологический, бессознательный характер и открывает возможность несанкционированного доступа к подсознанию клиента. Как всякое эмоционально-позитивное переживание подобного характера, он должен вызывать глубокое внутреннее привыкание. Итогом такой привычки может стать полная утеря способности к настоящему личностному контакту с людьми. Подобно тому, как это бывает с некоторыми актерами, которые так привыкают к актерству, что и в жизни не могут остановиться (расслабиться) и не играть какой-нибудь роли.

Ясно, что навык вхождения в раппорт с клиентом не приходит сам собою, а достигается тренировками с использованием специальных упражнений. Вот одно из них — оно называется «В мокасинах другого»: «Участники выбирают партнера для выполнения упражнения. Один из них в течение 15 минут совершает прогулку. Второй максимально точно копирует его походку: положение туловища, движение ног, рук, головы, ширину и ритм шагов и т. п.». [7]Удивительно было бы застать батюшку с крестом в подряснике за этим занятием. Заметим, что и само это упражнение отнюдь не является достижением новейшей психотехнологии, оно взято из арсенала ведьм конца XIX века. Вот как описывает это А. И. Куприн в рассказе «Олеся»: «…она, идя за мною следом шаг за шагом, нога в ногу, и неотступно глядя на меня, в то же время старается подражать каждому, самому малейшему моему движению, так сказать отождествляет себя со мною. Пройдя несколько шагов, она начинает мысленно воображать на некотором расстоянии впереди меня веревку, протянутую поперек дороги на аршин от земли. В ту минуту, когда я должен прикоснуться ногой к этой воображаемой веревке, Олеся вдруг делает падающее движение, и тогда, по ее словам, самый крепкий человек должен непременно упасть…».

Желание резонанса — это естественное стремление человека к обретению единства с другим, естественное желание общности, заложенное Богом, онтологическое свойство человека. Но на каких путях обретаем мы этот резонанс? Можно видеть два принципиально различных подхода к поискам резонанса в человеческом общении. В одном случае происходит подстройка врача к пациенту, т. е. одного человека к другому человеку — это и есть психологический подход (подход НЛП как частный случай). Во втором случае предполагается одна абсолютная нота, которая берется за основу, и каждый пытается подстроиться к этой ноте — это православный подход (ноту задает Дух Святой). Священник, да и всякий христианин в течение своей жизни пытается соотнести себя со Христом, хранением заповедей Его, пребыванием в молитве, обращением к церковным таинствам и пр. И чем больше он сам пребывает духом во Христе, тем возможнее, что и в его собеседнике зазвучит эта же нота. Единство в духе, а не подстраивание и подыгрывание друг другу — вот подлинный резонанс. Слова преподобного Серафима: «Стяжи Дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи», — основа такого православного резонанса.

Основной причиной эффективности НЛП называется нацеленность на результат, большая часть техник построена на визуализации (в широком смысле этого слова, не обязательно зрительном) — создании образа желаемого результата и переносе своего сознания в это новое пространство. Вот как это описывается: «…специалисты по НЛП, моделируя эффективных людей, обнаружили, что все без исключения успешные субъекты (и во всех возможных областях жизнедеятельности) используют очень своеобразную стратегию успеха. Они вначале четко и зримо (до деталей) представляют себе то, что хотят получить в будущем (и далеком, и ближайшем). Затем как бы входят в него и «примеряют» на себя это будущее, одновременно наслаждаясь им. Далее из будущего (!), обернувшись мысленно в настоящее, они мысленно отвечают себе на интересный вопрос: «А как я сюда пришел? Как дошел до жизни такой?» — определяя или намечая шаги к своей цели. А потом, вернувшись в настоящее, глядя в будущее, проверяют эти шаги с точки зрения их реальности и выполнимости. Главным в этой стратегии является именно образ желаемого будущего… Просто наше бессознательное обладает уникальной способностью: самостоятельно приводить нас к желаемым целям». [8]Объективность подобного утверждения в отношении людей в миру оставим на совести НЛПеров.

В православном понимании также существуют объективно «успешные» люди — это святые нашей церкви, люди, достигшие своей жизнью небесного царствия. О чем же свидетельствует их прижизненный опыт? Очевидно, что они не пользовались подобной «техникой», потому что в аскетической традиции этот грех назван «мечтательностью» и считается прямым путем к прелести. Да и вообще абсурдно прилагать эту методику к царству небесному, например, представлять себя гуляющим по райскому саду, срывающим райские яблоки (с разрешенных, конечно, деревьев) и беседующим о смысле бытия с Василием Великим. Царство небесное — цель христианской жизни — непредставимо в наших человеческих категориях, хотя сладость его иногда ощутимо дается нашему сердцу благодатью Духа Святого в таинствах церковных, молитве, соприкосновении со святыми. Но это всегда Его Милость, Его Дар, никто не может «украсть» его.

Или же, быть может, святые представляли себе еще земные цели, например, с юности воображали себя старцами, раздающими благословение, прозорливо назидающими пришедших к ним посетителей и изгоняющими бесов из несчастных больных? Греховность или даже кощунственность подобных созерцаний очевидна. Это сладострастное упражнение в гордыне и себялюбии. Святые повсюду искали для себя исполнения воли Божией и бежали исполнения своей. В книге аввы Дорофея рассказывается о юноше по имени Досифей, который, будучи смертельно больным, отказался от спасительного лекарства только потому, что старец, лечивший его, забыл об этом средстве. Хотя сам Досифей знал это лекарство и даже напомнил о нем своему старцу, но вместе с этим просил не благословлять его воспользоваться им, потому что тогда в этом, хоть и очень опосредованно, проявилась бы воля самого Досифея. Мы знаем множество примеров из житий, когда монахи, утвердившиеся в своем пути и не желавшие для себя иной жизни, кроме пустынной и уединенной, были, по воле Божией, в одночасье поставлены на совершенно иные пути. Таким образом, например, Иоанн Златоуст был определен на архиерейское служение, а архимандрит Софроний — на духовническое. Даже простое услаждение уже реально достигнутым положением, а не только воображаемым результатом, для православного человека таит в себе опасность гордыни.

Более того, если даже в качестве промежуточных тактических целей мы будем рассматривать, скажем, соблюдение человеком заповедей Божиих, то и здесь обнаружим, что значительная их часть сформулирована в негативной форме: не убий, не укради, не прелюбодействуй, т. е. они принципиально непригодны для предлагаемого подхода. И такая формулировка этих заповедей не случайна: она согласуется с православным пониманием — реальные изменения в человеческой душе вершит Дух Святой, человек же соблюдением заповедей может только расчистить территорию своей души, сделать ее доступной действию благодати.

Практика НЛП везде, по сути, хочет угодить «ветхому» человеку, осуществляя его желания быть преуспевающим, богатым, обаятельным и пр., никогда даже не ставя вопрос об обоснованности этих его притязаний. В итоге НЛП создает столь плотное пространство человеческого своеволия, что в нем нет места для участия воли Божией. Итак, основная направленность этих техник внутренне противоположна православному пути развития человека. Вместо постепенного возведения человеческой души к библейскому принципу «Возверзи на Господа печаль твою, и той тя препитает» она культивирует своеволие как основу взаимодействия с миром, делая его движущей силой для внутренних изменений (на этом же основании были построены и широко популярные в 70-е годы практики аутогенной тренировки).

Для разнообразных манипуляций с созданными образами, моделями вожделенных жизненных ситуаций или, наоборот, горьких воспоминаний (а вместе с этим редактирования, перепрограммирования подсознательных структур) в НЛП используют работу с субмодальностями. Этим громким термином в НЛП называют оттенки и степени различных свойств этих образов: например, яркости, цвета или размера картинки, громкости или частоты звука и пр. НЛП основывается на простом принципе: «…раз уж наш мозг для того, чтобы закодировать, например, эмоциональное состояние, использует субмодальности, то, изменяя эти самые субмодальности, можно видоизменить и это самое эмоциональное состояние!». Скажем, представляя приятную «картинку», можно постараться увеличить ее яркость (вращая воображаемую ручку яркости), и «приятность» должна увеличиться, потому что для большинства людей увеличение яркости сопровождается увеличением интенсивности ощущения. Если же мы хотим «исправить» негативное переживание, то стоит «…не возиться с выяснением влияния на нехорошее, неправильное или непривлекательное всех кодирующих этот опыт субмодальностей, а просто взять субмодальные характеристики «эталона» (т. е. хорошего, правильного или привлекательного) и перенести его, дабы негативные переживания или опыт стали позитивными! При этом — что существенно — нашему мозгу абсолютно наплевать на содержание этих двух переживаний и опытов!!!». [9]

Перед нами, по сути, компьютерный подход: вывести на поверхность рычажки управления подсознанием, откалибровать, т. е. обнаружить положение рукояток, соответствующих состоянию «хорошо» и направление вращения рукоятки «хуже-лучше». Сравнив две ситуации: плохую и хорошую, обнаружить «неправильно» стоящие рукоятки и сделать из плохой хорошую, вращая их в нужном направлении, или изгнать из памяти совсем уж плохую, «взорвав» ее, т. е. передвинув рукоятки в состояние зашкаливания. На этих или чуть более усложненных принципах построены многие техники НЛП, такие как «взмах», отчасти «якорение». Во всех этих методах используется только внешнее, формальное редактирование — внутреннего содержания у ситуации не предполагается. Скажем, совсем уж плохая, навязчивая «картинка» может всплывать в памяти и «колоть» нас, обличая в неблаговидном поступке, это будет естественный укор нашей совести. С помощью техники «взрыва» мы просто сотрем ее в некоторой части нашей памяти, но грех и страсть, обличаемые ею, никуда не денутся, а вот покаяние и прощение от Бога станет невозможным.

Пользуясь компьютерным языком, НЛП стирает с «рабочего стола» нашего компьютера (сознания) картинку-образ, «ярлык», как это называют в Windows, благополучно оставляя «приложение», к которому он был привязан на диске; покаяние же, наоборот, стирает само «приложение», иногда оставляя нам «ярлык» для напоминания.

Рассмотрим несколько методик, чтобы ярче увидеть некоторые идеи и принципы НЛП. Одной из простых и наглядных методик НЛП является техника логического квадрата. Предположим, в процессе общения с клиентом обнаруживается некоторая устойчивая установка типа: «Она не любит меня. Потому что не пишет»; «Тот, кто рекламирует себя, не достоин внимания» (все примеры нами взяты из «Введения в современное НЛП»). НЛПеры называют такую связку «комплексной эквивалентностью» (нисколько не смущаясь формальной ошибочностью этого термина). Если эта установка является помехой в работе НЛПера, то ее уничтожают в сознании клиента («раскручивают», по терминологии НЛП) следующим образом. Обозначают эту установку А = В, затем расписывают все простые варианты отношений между А и В в виде условного квадрата.

В случае первой установки это выглядит так:

Далее, немного сокращенно: «…Скорее всего, если вы последовательно прочли все четыре выражения, записанные в секторах логического квадрата, у вас уже поубавилось уверенности в том, что не писать о любви — это значит не любить. Слишком уж много вариантов связок между А и В вы внезапно обнаружили, чтобы продолжать упорно утверждать, что А = В. Именно этой множественностью обнаруживающихся вариантов и пользуются в нейролингвистическом программировании, для того чтобы преодолеть комплексную эквивалентность, но более элегантно и эффективно. Достаточно просто быстро, почти без пауз — так, чтобы сознание клиента не успевало обработать информацию, — задать ему вопросы, отражающие соотношение А и В в предложенном комлексном эквиваленте… Быстренько раскрутим его по схеме логического квадрата. «Итак, она не любит, потому что не пишет. А было ли так, когда она любила, но не писала? Любила и писала? Не любила, но все равно писала? А бывает ли так, что люди не пишут и не любят? Пишут, но не любят? Не пишут, но любят? Пишут и не любят?» Если вы произнесете эти фразы достаточно быстро — разумеется, демонстрируя вдумчивое, внимательное и серьезное отношение к вашему клиенту — скорее всего, в его мозгу произойдет нечто вроде «короткого замыкания», и комплексный эквивалент, который так мешает прийти к истине, окажется разрушенным». [10]

В приведенном примере ясно прослеживаются четыре темы.

1. НЛПер не интересуется содержанием установки, его интересует формально-синтаксическая оболочка. Ясно, что подобную методику можно применить к любому утверждению данного вида, не обращая внимания на его объективную правильность или ложность.

2. Произнося, в общем-то, бессодержательную цепочку вопросов, на которую нет ответов, он должен демонстрировать «вдумчивое, внимательное, серьезное отношение», то есть перед нами обыкновенный спектакль.

3. Воздействие на сознательном уровне даже таким брутальным методом неэффективно, значит, основной путь — обходить сознание, действовать на бессознательном уровне.

4. Прямое открытое противостояние — бой с открытым забралом — в НЛП считается делом недостойным, слишком просто и неэффективно. С каким-либо понятием, утверждением, убеждением и т. п. впрямую не борются, его не опровергают логически или с помощью примеров, — это долгое и неблагодарное занятие. Вместо этого порождают некоторое семейство двойников-мутантов данного объекта (понятия, утверждения и т. п.). Мутации должны быть простые, чтобы не исчезала их связь, близость с исходным объектом, для ума их сродство должно оставаться очевидным. В то же время способ их порождения должен гарантировать необходимую множественность (создание необходимого поголовья). Затем этот табун гонится воровски в обход сознания. В окружении множества мутантов происходит естественная девальвация исходного объекта. Он просто теряется в этой толпе себе подобных.

Становление методов НЛП совпало по времени и происходило параллельно появлению и внедрению в нашу жизнь компьютера и кибернетики, поэтому и понятия и методы, используемые в НЛП, имеют много параллелей в компьютерном мире. Так, описанный метод логического квадрата напоминает то, как хакеры в Интернете расправляются с неугодным сайтом, заваливая его бесконечным количеством бессмысленных посылок, до тех пор, пока он не захлебнется. Психолог, практикующий подобные методы, должен называться не нейролингвистическим программистом, а нейролингвистическим хакером.

Рефрейминг — мало что говорящее русскоязычному слуху «изменение рамок». Этим труднопроизносимым английским словом в НЛП называется процесс смены точки зрения на проблему, ситуацию и т. п. В процессе общения, спора, доказательства люди часто используют этот прием, происходит это незаметно, обыденно, никто не акцентирует на этом внимания. Священнику почти всегда приходится вынужденно производить смену точки зрения, потому что он должен увидеть сам и помочь своему собеседнику увидеть проблему, развернутую в духовной перспективе. В православии это иногда называется «изменить помысл». Это часто происходит в молитве, при соприкосновении с источником благодати, будь то святой человек или икона, святые мощи и пр. Многие имеют такой опыт: идешь к старцу за советом, в душе тьма, в уме десятки вопросов, а придешь, только увидишь старца — и вдруг все ясно, никаких вопросов, в душе мир. Благодать Духа Святого коснулась души, открылась духовная перспектива, вот и весь «рефрейминг».

«Заслуга» НЛП состоит в том, что оно освободило этот процесс от какой бы то ни было объективной правды и содержания, то есть не правда, не поиск правильного решения определяют выбор точки зрения, а, наоборот, подбирается точка зрения, из которой вид на данную проблему привлекательнее. Вот примеры рефрейминга мастеров НЛП.

«ЖАЛОБА. Я ужасно себя чувствую, потому что мой начальник всегда меня критикует..

ОТВЕТ. Должно быть, ему нравится, как вы работаете, и он хочет помочь вам работать еще лучше.

ЖАЛОБА. Очень уж я легко отношусь ко всему на свете.

ОТВЕТ. Что ж, а я припоминаю, сколько моих друзей заработали инфаркт, потому что слишком серьезно ко всему относились…»

Естественный рефрейминг, т. е. переоценка значимости контекста события, своего места в нем или каких-то его деталей возникает в нас как следствие происходящих внутренних изменений. Когда сердце человека исполняется любовью Божией, то и весь окружающий мир окрашивается в совсем иные цвета. Серафим Саровский говорил, что познавший радость небесную, уготованную Господом для верных чад его, готов жить в келье с червями. Подобно тому и христиане первых веков, с радостью шедшие на пытки, добровольно отдавали себя на страдания Христа ради. Но никто из нас не сможет последовать их выбору, хотя бы умом и понимая его правильность, потому что подобный «рефрейминг» даруется только благодатью Божией. Можно сказать, что в некотором смысле полный внутренний рефрейминг — перестроение всего состава человека — цель христианской жизни.

Для НЛПера предпочтительным методом психокоррекции является воздействие на бессознательным уровне. Действительный смысл подобных техник — это устранение воли пациента (вернее было бы сказать — отстранение). Для этого устанавливается раппорт или используется самый радикальный способ — гипнотический транс. Итак, пускай даже на этом пути достигнут успешный результат, например устранение какой-либо вредной привычки, скажем, курения. Но ведь это событие произошло без участия человеческой воли, и тем самым человек лишен всякой заслуги перед Богом. Это не его победа. Да, он избавился от дурной привычки, но он не вложил в это никакого внутреннего труда. Если бы он боролся, страдал, бросал, падал, снова вставал, это было бы его волеизъявление, его стремление жить по заповедям Божьим — его личный подвиг (пускай и небольшой в человеческом измерении, но Божьего мерила мы не знаем). Здесь же он ушел от борьбы и, следовательно, проиграл. Из патериков мы знаем историю об одном иеромонахе, несшим в монастыре послушание крещения и всегда искушавшемся блудной страстью при совершении таинства над лицами противоположного пола. Он молитвенно просил избавления от этой осквернявшей его страсти и однажды, вняв его мольбам, явился ему Иоанн Предтеча и освободил его от этой позорной зависимости, но сказал однако, что вместе с этим лишается сей человек и венцов, уготованных ему за его подвиг.

Священник должен помочь человеку устоять в подвиге, но не подменять его в этом деле, не лишать его собственной возможности волеизъявления. Он может молитвенно призывать благодать Божию для исправления каких-то духовных повреждений, и если Господь совершит исправления, то воля человеческая нарушена не будет — Господь нашей воли не нарушает. Священник может и должен вести человека в нужном направлении, убеждать, наставлять, запрещать или благословлять, но он не имеет права копаться в чужой душе, находящейся в состоянии анабиоза, своими собственными руками, ибо тогда он берет на себя не только недопустимую роль судьи, но и исполнителя приговора. Право «крутить винтики» в чужой душе есть только у Бога.

Фактически НЛП-редактирование приводит к отрыву, к некоторой независимой жизни психоэмоциональной оболочки человека от содержания события, лишая его нравственной и этической оценки. Игра с субмодальностями, техника «логического квадрата», рефрейминг приводят к полному релятивизму моделирования, к забвению самого факта, что за теми или иными построениями человеческого ума должно стоять отображение некоторой объективной реальности. И эта относительность моделирования касается не каких-либо удаленных объектов — звездных миров или жизни бактерий (где она вполне уместна), а главного Божьего создания — человека.

«Согласно НЛП, буквально все программы психики человека вполне можно как бы разложить на элементарные, поддающиеся изменению составляющие, каковые потом можно будет собрать заново, но уже в нужной последовательности. …Психику человека можно представить в виде этакого набора элементов типа конструктора «Лего». Из данного набора можно собрать практически все что угодно — в том числе и все то, что необходимо для экологичной жизнедеятельности человека».

В НЛП нет уважения к жизненному опыту человека. Возможность быстрого редактирования эмоциональной окраски этого опыта и создание психоэмоционального комфорта создает иллюзию вседозволенности. Эффективность НЛП-практик, действительно, проистекает из поверхностного внесодержательного, можно сказать, «синтаксического» редактирования умственно-душевного состава человека. Гораздо проще править буквы в словах и расставлять в предложении запятые — с этим справляются и несложные компьютерные программы, чем исправить реальное содержание фразы.

Однако каждое текущее состояние умственно-душевного состава человека (набор понятий, убеждений, привычек, предпочтений и пр. — все то, что составляет «модель мира» данного индивидуума) есть результат, опыт всей его человеческой жизни. Опыт уникальный — даже негативные переживания и противоречия, накопленные в нем, несут информацию о пережитом, ценную и в мирском понимании. Вспомним строки из стихотворения А. С. Пушкина:

Воспоминание безмолвно предо мной

свой длинный развивает свиток,

И с отвращением читая жизнь мою,

я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слезы лью,

Но строк печальных не смываю.

(«Воспоминание», 1828 г.)

Все эти внутренние противоречия «модели», вся эта путаница ума и болезненность души есть результат греха, результат жизни по страстям человеческим, между которыми никогда не бывает взаимного согласия. Можно сказать, что это как бы периферийное отображение, проекция затаенного греха, его мрачная тень на освещенной поверхности нашего сознания. Практика НЛП позволяет успешно устранить и сгладить эти противоречия или, как минимум, эмоционально перекрасить, без оглядки на их глубинный смысл и содержание, сделать эмоционально весьма приемлемой нашу жизнь. Но Бог попустил эту душевную поврежденность не просто так, а с тем, чтобы она привела человека к более глубокому переживанию — покаянию, к осознанию не только неприемлемости данной ситуации, но и ее истинной причины — удаления от Бога, т. е. греха. Устранение внешних противоречий лишает ситуацию того внутреннего напряжения, энергия которого может стать созидательной для человеческой души, той, если можно так сказать, созидательной для человеческой души энергии, которая в ней присутствует. Да, это облегчает положение человека, упрощает ситуацию, но вместе с тем и усугубляет ее, еще более удаляя человека от Бога. Грех — подоплека этой ситуации — отрывается от психоэмоциональной оболочки. Это общее направление развития секуляризованной цивилизации — всеми силами научиться жить без Бога, сглаживая, затушевывая все последствия и противоречия греха, не устраняя, а только углубляя сам грех.

Именно полное, категорическое отрицание Бога НЛП-мировоззрением привело к отрицанию промысла Божия о каждом человеке и, фактически, осмысленности его жизни, его личной истории. А отсюда — к полному произволу в эмоционально-психическом перекрашивании этой истории, к стиранию отрицательной составляющей человеческого опыта. Но именно эта отрицательная составляющая — страдание — считается в православии значимой. Не бегство от страданий физическим или психологическим способом открывает человеку путь к Богу. Как пишет архимандрит Софроний: «Христианин никогда не сможет достигнуть ни любви к Богу, ни истинной любви к человеку, если не переживет весьма многих и тяжких скорбей. Благодать приходит только в душу, которая исстрадалась». [11]

Только сопоставление с Истиной, данной нам благодатью Святаго Духа, явленной той же благодатью в Евангельском откровении, в писаниях отцов Церкви, в церковных таинствах и молитве может открыть человеку смысл и содержание его личной истории. Только оно открывает человеку его грех и доставляет возможность покаяния и исцеления. Не на путях бессодержательного биокибернетического редактирования, а только в сопоставлении с замыслом Божиим о человеке может совершаться действительное исцеление человеческой души.

Итак, можно сделать общий вывод о невозможностии неприемлемости какого-либо заимствования православным священником методов нейролингвистического программирования, поскольку все они основаны на мировоззрении, несовместимом с православным. Принципы, на которых они базируются, содержат внутренние интенции, толкающие человеческую душу на путь эгоизма и своеволия, делают эти греховные составляющие «ветхого» человека движущими силами изменения и модификации человеческого сознания. Даже простое любопытствующее соприкосновение православного человека с подобными психотехнологиями может нанести повреждение его душе. Конечно, нельзя категорически возбранить мирянину отказаться в каких-то особых случаях от помощи НЛП и других психотехнологий, во всяком случае, до тех пор, пока на этот счет нет ясного церковного определения. Как и в случае телесных болезней, в случае острых психических недугов возможны крайние ситуации, когда требуется вмешательство врача — психиатра или психолога. Но это не означает, что священник должен принимать на себя чужую роль — заниматься не своим делом, ведь отправляясь на соборование тяжелобольного человека, не берет же он с собой шприц с сульфокамфокаином. Кажущийся положительный результат применения подобных техник может очень далеко увести священника и его подопечного от основной задачи — борьбы с грехом.