Почему-то, все университетские латинисты этим отличаются

Сдать зачет было невозможно ранее, чем с десятой попытки. Причем, Сичкарев абсолютно никуда и никогда не спешил. Студентов называл «коллегами». Каждый раз Леонид Андреевич с сожалением говорил: «Я не могу вам поставить зачет, коллега, той самой рукой, которая жала ладонь Владимиру Ильичу Ленину». Сичкарев нам читал речи Катилины, декламировал стихи Катулла, наизусть знал все речи Цицерона, часто цитировал Горация или Апулея, и совсем не путался во всех этих отглагольных спряжениях. Сумасшедшее дело. Иногда Сичкарев очень увлекался. Человеком он был вполне приличным, вовсе не злобным. Периодически засыпал за столом во время лекции. Сидит минут пятнадцать, спит. Аудитория не шелохнется. Студенты ждут. Потом внезапно пробуждался и продолжал занятие с того же места. Замечательно!

Поскольку латынь выучить и сдать было невозможно, мы пошли на хитрость. Сичкарев плохо слышал и видел. Ему надо было кричать на ухо. В нашей группе была одна очень маленькая девочка. Во время зачета мы посадили ее с фонариком и учебником в тумбу стола. Она оттуда суфлировала. Он задает вопрос, а отвечавший прислушивается к подсказке из тумбочки и отвечает. Сичкарев ее обнаружил лишь к концу зачета. Но отнесся к этому снисходительно.

Зачетная сессия первого семестра шла перед Новым годом. Зачет Сичкарева был назначен на тридцать первое число. Начался он утром. Старик слушал с необычайным вниманием. Давал время сосредоточиться: «Вы подумайте, коллега. Потом придите ко мне, через полчаса». Приходишь снова, он тебя опять отправляет. Уделял каждому огромное количество времени. В результате, зачет затягивался до позднего вечера. Мы ему говорим: «Леонид Андреевич, десять часов вечера! Новый год же!». Он так задумчиво в окно поглядит и бормочет: «А, Новый год! Ну, сколько их уже было». Чудесно! Очень славный человек. По-моему, он прожил лет до девяносто восьми.