Аспектов общей программы) 7 страница

2. Технические и неживые естественные системы (им соответствуют технономические профессии, специально­сти, очень типичные для сферы производства материаль­ных ценностей).

3. Знаковые системы (им соответствуют сигнономиче-

а/

ские профессии, специальности, связанные, главным обра­зом, с оперированием элементами естественных и искусственных языков, знаковым отображением тех или иных объектов; примеры: корректор, бухгалтер, програм-мист* исследователь-теоретик).

4. Системы художественных образов действительности (им соответствуют артономические профессии, специаль­ности; предмет труда — распознавания или преобразова­ния — элементы, «параметры» художественных образов, образы или их системы; примеры: гравер, маляр, худож­ник—оформитель, художник-живописец, композитор, пи­сатель и тому подобные занятия любого уровня.

5. Социальные (в узком практическом смысле) системы, т.е. коллективы, группы, люди как личности; этим объек­там соответствуют социономические профессии, специаль_г

* Слово «элемент» выглядит немного кощунственно в отношении закон­ченных художественных образов, специфика которых как раз состоит п целостности. Но они веч* же из чего-то делаются и состоят. Хотелось бы, чтобы это слово понималось не всегда обязательно буквально, но и как «аспект», «сторона», «компонент» или даже как «указание пальцем» н сторону некоей предметной реальности (остенсивное определение). Примеч. авт.

ности сфер управления, обучения обслуживания, в которых содержание работы сводится к тому, чтобы выяснить, пре­образовать особенности людей, групп или удовлетворить

определенные их потребности.

Может показаться, что разные типы профессий требуют

принципиально разных типов соотношения «природно-обусловленных» и «социально-обусловленных» качеств ра­ботников. Но это не так. Ясно, что в широком смысле во всяком случае и технические, и знаковые, и художествен­ные системы тоже являются социальными, так как либо

возникают в результате отношений людей, либо создают эти отношения, либо то и другое вместе. Более того, живые и неживые естественные системы, как предметы именно труда, тоже фактически выступают, в конечном счете, в их исторически выделенном «для-человеческом» облике.

Во избежание путаницы понятий, возможность которой зависит от синонимии языка, уточним прежде всего, термин «предмет труда».

Предмет труда — это не просто видимая вещь, а набор взаимосвязанных признаков, свойств вещей, процессов, яв­лений, противостоящих человеку в труде. Этот набор свойств, признаков не обязательно совпадает с признаками и свойствами одного или нескольких конкретных вещест­венных объектов, а сами эти свойства, признаки могут быть очень разнообразными — явными и скрытыми, статичны­ми и изменчивыми. Например, и токарь, и кузнец, и стале­вар имеют, на первый взгляд, один и тот же предмет труда — металл. Но в сознании токаря выступает один комплекс свойств (твердость, очень точные размеры, форма, особен­ности движения установленной заготовки по отношению к движению резца), для кузнеца —другой комплекс (вес за­готовки, цвет раскаленного металла, особенности сложного изменения формы под ударами молота), для сталевара — третий комплекс (скрытые от прямого наблюдения физико-химические изменения металла в плавильной печи, состав и доля примесей, особенности цвета, текучести, искр жид­кого металла; вид пробы на излом, данные лабораторных экспресс-анализов). Признаки одной и той же вещи, мате­риала, существенные для данного специалиста, могут быть более или менее безразличны для другого; кузнеца может не интересовать электропроводность металла, а слесаря-электрика — ковкость и т.п.

■

Предмет труда — система свойств и взаимоотношений вещей, явлений, процессов, которыми человек, работаю­щий на определенном трудовом посту, должен мысленно или практически оперировать (распознавать, учитывать, упорядочивать, преобразовывать, сохранять или отыски­вать).

У такого, например, представителя биономической про­фессии, как полевод, очень сложный предмет труда — жи­вые растительные организмы и условия их произрастания, жизни (почва, сорняки, вредители и т.д.). Именно на этот исторически выделенный комплексный объект, его свойст­ва полевод оказывает влияние, принимает его во внимание, обрабатывает, преобразует. Свойства эти сами по себе, ко­нечно, биологические, физико-химические и в свою оче­редь разнообразны и сложны — всхожесть, жизнеспособность семян культурных растений, способ раз­множения сорняков, их приспособляемость к неблагопри­ятным условиям произрастания, плодовитость, сроки созревания, влагоемкость, водопроницаемость почвы, хи­мическая реакция почвенного раствора и т.д.

Объект труда не только сложен, но и изменчив, в нем происходят сами по себе преобразования по определенным законам, которые надо учитывать именно в контексте за­дач... производства.

Таким образом, даже и в этой группе профессий («био-номических»), как и в любой другой, предмет труда, рас­сматриваемый как целостная система, должен быть интерпретирован как относящийся к категории «социаль­ного».

• Из изложенного ранее следует, что и в процессе профес­сионального становления личности в онтогенезе также не может, в частности, идти речь о прогрессирующей «эманси­пации» человека от биологического; имеет место эмансипа­ция от функциональных ограничений, создаваемых той или иной структурой «организм — среда», путем изменения этих структур. Эмансипация от общебиологического озна­чает смерть, эмансипация от специфически «животного» для человека уже не актуальна.

Подлинно научная проблема состоит в изучении струк­тур «субъект — объект», их систематизации, в изучении обуславливаемых ими функциональных возможностей и

ж

ограничений и конструировании таких структур, которые позволяют преодолевать эти ограничения и создают новые возможности. В этом и состоит генеральный путь развития человека и человечества.

1.4.2. Об исторически конкретных формах фиксации психологического знания

[1995]²²

Он уважать себя заставил, И лучше выдумать не мог...

Л.С. Пушкин. Евгений Онегин

I. К сожалению, не приходится рассчитывать на то, что могут существовать тотальные истины (в частности, в ка­честве положений, обосновывающих какую-либо область знания). Знание, так или иначе оформленное в нашей пси­хике (в виде интуитивного переживания, малоподотчетно­го стереотипа сознания, конкретного представления, более или менее общего понятия, суждения, цепочки суждений и пр.) и пригодное для ориентировки в субъектной или внеш­ней реальности, имеет, как правило, определенную, огра­ниченную область корректного применения. Если мы игнорируем соответствующие пределы, условия примени­мости знания, оно становится более или менее дезориенти­рующим, ложным. Эта гносеологическая идея, впрочем, превосходно представлена в широко известной народной сказке, герой которой все время попадает в неловкие поло­жения именно из-за того, что не учитывает условия приме­нения общего суждения («Таскать вам не перетаскать!» — это приветствие героя радует людей, несущих тяжелые мешки с хлебом, и за это же самое приветствие его бьют участники похоронной процессии. И герой этой сказки, располагающий неким небесполезным знанием, но пользу­ющийся им как генеральным принципом, вполне опреде­ленно и прямо квалифицируется как, извините, дурак).

Чем шире область применения знания, тем, казалосьбы, оно более ценно, «фундаментально». Но и здесь можно по­пасть в некоторую гносеологическую ловушку. Вот, ска­жем, общепонятный пример: некто утверждает, что. да, кристаллические решетки существуют, хромосомы сущест­вуют. Но все это существующее, что бы вы ни взяли,"создал

Аллах. Да, нужно все это изучать и тем самым бесконечно приближаться к познаниюмудрости и величия Всевышнего.

Проверить такое суждение на истинность невозможно, и, следовательно, трудно здесь что-либо возразить. Сужде­ние это очень общее, тотальное. Но здесь уже можно усмот­реть не эмпирическое или логическое основание для каких-либо познавательных (научных) действий, а некое третье и притом вненаучное; за неимением лучшего терми­на назовем это основание «кратологическим» {от греч. «кра-тос» — власть, могущество).

Итак, можно принять, что поиск оснований какой-либо области знания, в том числе и психологии может мотивиро­ваться не только жаждой ясности, непротиворечивости, адекватности знания некоей реальности но и стремлением к некоторой власти над умами (вместо Аллаха может под­ставляться в качестве создателя теоретических или эмпи­рических объектов науки некто из авторитетных «методологов» или научных «предков», кто первый сказал

«Э!» и пр.).

Кроме того, функцию оснований науки фактически вы­полняет еще одна грулпа вненаучных, но по-видимому не­устранимых, идеальных объектов: неформулируемые ценностные предпосылки, вероятно, не только неустрани­мы, но и необходимы при обосновании науки (хотя бы для того, чтобы она не теряла «человеческое лицо», служила сегодняшним людям, а не отвлеченному чудищу, именуе­мому Объективной Истиной; с точки зрения этого чудища впереди у нас — тепловая смерть Вселенной. Очень хоро­шо, но сегодня-то что делать?). Ценностные ориентации фактически определяют направление, содержание и ход научных поисков в самых строгих науках (требования точ­ности, непротиворечивости, логической и эмпирической обоснованности идеальных объектов —это фактически нормативно-ценностные утверждения). Необходимость ценностного обоснования является особенно очевидной в отношении практической психологии (а она органичная и вполне «родная» часть нашей профессиональной области. Говоря о психологии вообще, мы одновременно говорим и о психологии практической).

2. К сожалению, одной-единой (самой обоснованной, стройной, «хорошей и пригожей») психологии не было, нет и не может быть. И это обостряет проблемы ее обоснования.

Нам уже доводилось отмечать {Климов. Вестник МГУ, серия 14, 1992, №3, с. 3-12), что человек, по-видимому, начиная с самых первых фаз антропогенеза, неизбежно сталкивался с проявлениями психики как с обстоятельства­ми, содействующими или противодействующими его важ­нейшей деятельности по жизнеобеспечению. А поскольку сталкивался, то начинал замечать, выделять их по каким-то опознавательным признакам и фиксировать опыт этих столкновений в доступной исторически конкретной форме (в слове, ответном или превентивном действии, поведении, коллективном действе и т.п.). Что это за проявления пси­хики? Это могли быть: сон, иной раз как бы насильственно прерывающий бодрствование и сопровождающийся снови­дениями, а также и освежающий сон; усталость/ работоспо­собность и их колебания, ошибочные и удачные варианты действий; горе, радость, удивление, страх, гнев, боль, стой­кие черты нрава окружающих людей и т.п. -

Неизбежно человек нащупывал, находил хоть сколько-нибудь эффективные средства овладения особенностями психической реальности. Очень вероятным будет и такое предположение: люди неизбежно различались по способно­сти фиксировать, накапливать и применять, культивиро­вать возникающий душеведческий опыт. То, что это делалось в форме своеобразной психологической проекции, то есть в форме приписывания осознанных свойств души не мозгу, а, скажем, каким-то внешним мифическим сущест­вам, населяющим окружающую среду (злым и добрым ду­хам, «бесицам-трясавицам» и пр.), сути дела не меняет. Все эти представления были внутренними средствами остано­вить мысль на явлениях сознания, его состояниях.

Те члены первобытного сообщества, которые лучше дру­гих осуществляли накопление душеведческого опыта, не­избежно становились субъектами психологических «услуг», своего рода «психологами» — пусть это были веду­ны, знахари и пр. Таким образом надо допустить мысль, что психологические трудовые функции (и их носители) суще­ствовали в обществе всегда, то есть с первых фаз его разви­тия.

В народном сознании (в частности, в форме пословиц и поговорок) давным-давно зафиксированы в своеобразной форме многие идеи, почитаемые ныне как фундаменталь-

ные: и о важной роли предварительной ориентировки («Не зная броду, не суйся в воду»), и о важности внутренних условий деятельности («У страха глаза велики»), и о непро­стых отношениях части и целого («В подпечье и помело большак»); есть пословицы с психотерапевтической функ­цией («Битая посуда два века живет», «Своя ноша не тя­нет») и др.; мы можем встретить здесь и идеи психологического (а не хронологического) времени и воз­раста («Сам стар, да душа молода», «Родилось чадушко старее бабушки с дедушкой»), и идеи осмысления жизнен­ного пути («Кто смерти не боится — не велика птица, а вот кто жизнь полюбил, тот страх загубил», «Живи для людей," поживут и люди для тебя»).

И не будем высокомерно обесценивать первобытных, древних и средневековых душеведов только за то, что они не были вписаны в штатные расписания специальных пси­хологических учреждений и не употребляли сверхученых современных психологических словечек, оборотов речи, таблиц и графиков.

Что касается собственно оснований обсуждаемой здесь непрофессиональной (в смысле неинституциализирован-ной) психологии, то среди них вначале доминировали, по-видимому, как раз основания кратологические и эмпирические (ссылки на могущественные потусторонние силы, на предков, на народную мудрость, а также на факты успешного душеведческогои психокоррекционногоопыта), а не логические.

3. Постепенно по мере развития логической, схоласти­ческой культуры в построениях любого, в том числе и ду­шеведческого, знания стали все большее место занимать теоретические и эмпирические обоснования. В то же время представители формирующейся науки стали полагать при­личным и даже обязательным обходиться в основном без обоснований кратологического толка и опираться на логи­ческие и эмпирические.

Общую картину переструктурирования (в историческом аспекте) системы оснований душеведческого знания можно представить на следующей схеме (распределение поля то­чек в «клетках» схемы указывает на тенденцию увели чен ия доли культивируемых логических и уменьшения кратоло-гических оснований знания):

Виды основании душеведческогО знания	В первобытном обществе1	В древности и средневековье	i? новое и новейшее время
Логические	• ■	**•*• + **• + #
Эмпирические	i • *		********* ****•«***
Ценностные	♦ ♦ • + * «•	+ •♦•«*«♦*♦#
Кратологмческие	,,,,::,,		» ♦

Было бы разумно в будущем строить более или менее локальные (а не тотальные) системы обоснований тех или иных вариантов-целостностей психологического знания и воздерживаться от претензий на некое «мировое господст­во» каких-либо соответствующих идей. Попытки свести

психологию к единому комплекту оснований целесообразно отставить как заведомый методологический хлам,

1.4.3. Профессиональный менталитет и психоэкологическая гипотеза

[1995]²³

Несмотря на то, что мир (универсум) в принципе про­цессуален и в этом смысле всегда нестабилен, наш разум делает «стоп-кадры» действительности, выхватывая из процесса устойчивые предметы рассмотрения, условные

целостности, «гештальты», «кванты», которые порождают некоторое необходимое человеку сознание относительной устойчивости среды.

Вместе с тем творчески ориентированный интеллект по­стоянно преодолевает, переделывает ранее созданные сте­реотипы представлений, акцентирует не «стопкадровую», а «фильмовую» природу реальности, порождая и пережива­ния нестабильности мира, которые в предельных случаях могут приводить, в частности, к душевным состояниям ос­трой неудовлетворенности.

Несмотря на то, что люди в конечном счете сами форми­руют и ценности, и идеалы, и образы самих себя, им важно сознавать факт существования каких-то реальных объем-

лющих систем, чего—то противолежащего им, объективного и достаточно устойчивого; более того, как показывает В. Франкл,* соответствующие переживания потребны для ду­шевного здоровья человека: субъекту необходим внешний мир, где можно реализовать себя и воплотить смысл жизни. В противном случае возникает опасность особого рода нер­вно-психических заболеваний. Добавлю, что идеи неуяз­вимы для пушек и несравненно долговечнее их (чего, впрочем, нельзя сказать о носителях идей).

Мысленные продукты разума, воображения, включая и фантомные образы (не соответствующие чему-то во внеш­нем мире), «воздушные замки», «состояние умов» это — важная реальность, фактически регулирующая поведение, деятельность индивидов и групп.

Итак, вопрос об особенностях образа мира в сознании людей как представителей тех или иных сообществ являет­ся не просто академическим, но и насущно практическим.

Образ (модель) мира у разнотипных профессионалов

Через сознание современного специалиста, имеющего за спиной много лет не только профессиональной, но и обще­образовательной школы и, возможно, опыт межкультур­ных (кросскультурных) контактов, прошли тысячи уроков и других «порций» информации, транслирующих и утвер­ждающих, в частности, и общечеловеческие, общекультур-ные ценности (как известно, содержание общего образования имеет тенденцию быть изоморфным культу­ре). Кроме того, в системе профессионального образования также есть, как правило, немало общенаучных, общезна­чимых включений. Вполне вероятно, что каждый взрослый работник каким—то образом знает существенные вещи об--щекультурного свойства и, быть может, способен их акту­ализировать в сознании (скажем, за пределами своих профессиональных функций). Хотя это нам доподлинно не­известно. Материал, которым мы располагаем, дает основа-ние утверждать только то, что актуализируемые профессионалами представления универсума, реального целостного мира, существенно и не случайно различаются в зависимости от типа профессии, выделяемого по призна-

* В. Франкл. Человек в поисках смысла. М., Прогресс, 1990.

' • 251

кам предметной системы, с которой имеет дело профессио­нал как субъект деятельности.

Парадокс состоит в том, что, деятельность, вообще гово­ря, является важнейшим условием именно адекватного зна­ния о мире; в то же время оказывается, что «делатели», профессионалы по-разному представляют и объектную и субъектную реальность.

Для вхождения в обсуждаемую тему сопоставим две группы высказываний, касающихся одного и того же пред­метного материала:

а) S1 — Монтекки, S2 — Капулетти, С — среда, S11 —
Ромео, S21 — Джульетта, R — отношения...; формула над-
системыЭ — {SI S2 С R}; далее дается формула конфликта,
занимающая страницу (сокращенно по В.В.Дружинину,
Д.С. Конторову, М.Д. Конторову).* Введение в теорию кон­
фликта. М.,1989. С. 16-18);

б) «...вся динамика содержания литературного произве­
дения основана на художественных конфликтах, являю­
щихся в конечном счете отражением и обобщением
социальных конфликтов действительности...».**

В обоих примерах выражены важные соображения по поводу конфликта, и притом сознание пишущих, несомнен­но, причастно каким-то образом к общечеловеческой худо­жественной культуре. Но нужно ли говорить, как по-разному видится и отображается в сознании эта реаль­ность в каждом из случаев?

Попытаемся поискать истоки и аналоги развиваемых со­ображений не только в.публикациях «мыслителей», т.е. «своей братии», но и в здравой мудрости народа. Оказыва-етс$, соответствующие идеи явно, обильно и давно содер­жатся не в собственно институализированной (официально зафиксированной, признанной) науке или философии, а в других формах общественного сознания, в частности в фольклоре, художественной литературе, искусстве, рели­гиозных легендах, народных обрядах. Кстати, сказанное, по-видимому,* может относиться не только к положениям психологии, но и естественных наук.

Так, фундаментальная мысль об относительности вре­мени, связываемая с современной физикой, определенно

*.См. Введение в теорию конфликта. M., 1989,0.16-18.

** Энциклопедический словарь юного литературоведа. М., \ 987. СЛ 20.

i
1 •

выражена в одной древней мусульманской легенде: ангел Джибрил, стремительно улетая с Мухаммедом на бело­снежном звере в отдаленную мечеть, задел кувшин с водой, который начал падать; а Мухаммед, очнувшись после путе­шествия, в ходе которого он основательно осмотрел семь небес и участвовал в неспешной'групповой молитве, успел подхватить этот падающий кувшин.* Как еще яснее и, глав­ное, доходчивее передать суть представления об относи­тельности времени? Не сходная ли мысль узнается и в народной пословице: «Пока баба с печи летит, семьдесят семь дум передумает».**

Фундаментальная философская и психологическая идея о своеобразном видении мира и представлении о нем у раз­ных людей в связи с их психическими состояниями, соци­альными статусами и иными особенностями достаточно четко выражен не только в трудах специалистов, но в целой системе «дифференциальных уравнений народного созна­ния», в частности, в некотором наборе пословиц и погово­рок, в связи с чем приходится признать, что приоритетным автором этой идеи является народ.

Не погнушаемся прильнуть к отнюдь не академическому источнику информации: обратимся к фактам проявления народной мудрости по поводу множества субъективных ми­ров. Из примерно тысячи пословиц, сгруппированных в «Словаре русских пословиц и поговорок», около семи десят­ков их (7%) содержат в разных смысловых поворотах ут­верждения по обсуждаемой здесь нами теме.

В пословицах возможна общая констатация (признание факта) особого, избирательного видения и разумения ре­альности разными субъектами. При этом здесь так или ина­че вовлекаются в информационный оборот очень разные познавательные модальности — интероцепция («У голо­дной куме хлеб на уме», «У кого что болит, тот про то и говорит»), кинестезия и статика («Своя ноша не тянет»), кожные ощущения («Обжегся на молоке, дует на воду»), обоняние, вкус, слух и зрение («И козел себя не хулит, даром что воняет», «На вкус, на-цвет образца нет», «У всякой избушки свои поскрипушки». «Рыбак рыбака видит издалека»). Нетрудно заметить, что пословица, если это

--------------------------------------------

* См.. Панова Б.Ф., Пах тин Ю.В. Жизнь Мухаммеда. М., 1990. с.276-

279.

** Жуков В.П. Словарь русских пословиц и поговорок. 1991, г.258.

важно, отмежевывает, в частности, модальное от амодаль-ного.

Имеются указания на зависимость знания, разумения как от преходящих, в частности эмоциональных, состояний («У страха глаза велики», «Сытый голодного не разумеет»), так и от более стабильных признаков субъекта («У всякого Павла своя правда», «У всякого плута свой расчет», «Криво рак выступает, да иначе не знает»), от осведомленности, опыта («Знает кошка, чье мясо съела», «Гость недолго гос­тит, да много видит»),

Есть и указания-констатации очень общего — законо-подобного — характера, так сказать, и для нормы и для патологии («Сколько голов, столько и умов», «Всяк по сво­ему с ума сходит», «Всяк молодец на свой образец»).

Серия констатации с осуждающим смысловым оттенком ориентирована на коррекцию у партнера по диалогу или у третьего лица одностороннего или искаженного видения мира. При этом либо просто обращается внимание на неже­лательную несообразность («Глаза по ложке, а не видит ни крошки», «Позавидовал плешивый лысому», «Своя своих не познаша»), либо нежелательное видение мира ставится в связь с некоторыми чертами субъекта — его неорганизо­ванностью («Слышал звон, да не знает, где он», «Ты ближе к делу, а он про козу белу»), характером, норовом человека («Заладила сорока Якова одно про всякого», «Сколько вол­ка ни корми, он все в лес смотрит»), интеллектом («Давали дураку холст, а он говорит: толст», «Дурак спит, а счастье у него в головах стоит», «Дуракам закон не писан»).

Существует группа пословичных констатации-реко­мендации, указывающих в повелительной форме, что и как знать или не знать, на что обращать внимание, что в чем усматривать. В частности, некоторые пословицы можно по­нять как прямые акценты на вопросах организации внут­реннего мира, сознания, внимания субъекта («Не ищи в

селе, а ищи в себе», «Всяк Ерем ей про себя разумей», «Слу­шай ухом, а не брюхом»), некоторые — как рекомендации по организации познания в социуме («Знай сверчок свой шесток», «Дареному коню в зубы не смотрят», «Не смейся горох над бобами, сам будешь под ногами», «Не смейся чужой беде, своя на гряде»). -

Заметна группа пословиц, в которых нет прямых указа­ний на ум, познание или его организацию, но из которых,

бесспорно, реконструируются некоторые соображения о тонкостях избирательного восприятия, понимания мира, оценки явлений, отношения к познаваемому, ориентиров­ки во времени. Можно было бы сказать, что идея относи­тельности представлений мира дана здесь не рефлексивно, а прожективно — через указание на предметную отнесен­ность познания («В чужую жену черт ложку меду кладет», «Дорого яичко к светлому дню», «Своя рубашка ближе к телу», «Ранняя птичка носок прочищает, поздняя глаза продирает», «Старого воробья на мякине не обманешь», «Всяк кулик в своем болоте велик», «Всякая сосна своему бору шумит» и др.).

Аналогичным образом рассматриваемая идея представ­лена в пословицах разных народов. Вот армянские изрече­ния: «На людях даже хвост ослу не обрежешь: одни скажут

— коротко, другие — длинно», «В глазах дурака умный —
дурак» и др.*

В этом же роде есть пословицы других народов — анг­лийского (Every man thinks his own geese swans; Many men, many minds), немецкого (Der Barin scheinen ihre Jungen schon; Daheim ist Himmel blaucrundgrunersind dieBaume), японского («Помыслы Будды знает бонза, военные дороги

— самурай»; «О море нужно спрашивать у рыбака», «Чем
меньше умения, тем больше самомнения») и др.

Мы видим, что в таких индикаторах народного сознания, как пословицы, поговорки, многогранно, многооттеночно отображена идея индивидуальной и групповой относитель­ности человеческих представлений реальности, мира как универсума (включая и такой компонент, как субъектив­ная реальность, «внутренний мир»). Что же касается науки, философии, то факты и зависимости, характеризующие ин­дивидуальную и групповую относительность образа мира, специалистам слишком хорошо известны, чтобы их здесь пространно обсуждать. Отметим лишь, что в контексте на­шей темы особое значение приобретают те взгляды, кото­рые культивируют идеи либо уникальности каждого человека, либо его типичности как общественного сущест­ва, либо акцентируют подход оптимального сочетания «об­щественно значимого» с «индивидуально значимым» в жизни людей.

Щ

* Армянские пословицы и поговорки. М., 1973, с.27, 51.

Надо сказать, что идея уникальности «каждого», как и
принцип индивидуального подхода в практике обращения
с человеком, мало привлекательны для любой мало-маль­
ски активной властной общественной силы, не говоря уже
о власти деспотической. Это понятно — уникальность, не­
стандартность индивидуального сознания, да еще в сочета­
нии с явной самочинностью психики, не могут не нести
уйму хлопот тому, кто хочет человека «тащить и не пу­
щать», манипулировать им. Подобный конфликт превос­
ходно отрефлексирован еще в прошлом веке М.
Салтыковым-Щедриным в образе У грюм-Бурчеева и неко­
торых других «градоначальников», «администраторов».
Поэтому хотя факт уникальности «каждого» трудно отри­
цать, тем не менее в условиях акцентирования «общих ин­
тересов» легко создается возможность ухода от оптимума в
сочетании «общезначимого» и «индивидуально значимого»,
а вместе с тем и возможность такой идеологии, когда инди­
видуальное считается просто ошибочным, «индивидуаль­
ной болтанкой» и пр., а не самоценным миром
уникальности. '

И в самом деле — при чисто логическом подходе, — если каждый человек уникален (скажем, по своему видению мира), то каждый относительно другого является как бы «ошибкой» и генератором ошибочной активности. Получа­ется, что все мы ходячие ошибки, остается только призвать что-то свыше или «со стороны» (будь то «царь», «бог» или «герой» или «мы... своею собственной рукой», как сказано

в песне), чтобы это.«что-то» привело всех к безошибочно­сти, которую легко отождествить с единообразием и един­ством. Чаще же случается так, что так называемую «объективную» позицию, или позицию «общих интересов», или позицию «интересов народа» присваивает либо тот, кто хуже всего рефлексирует идею множества равноценных субъективных миров, либо тот, кто имеет фактические «ры­чаги власти» (родитель по отношению к детям, педагог по отношению к обучаемым, администратор по отношению к подчиненным и т.д.). Получается некий психологический аналог «первородного греха» в миниатюре — истина до­ступна только мне (родителю, педагогу, администратору), а все остальные ошибаются или непременно, будучи предо­ставлены сами себе, ошибутся; и я призван-де всех собирать

в некое стадо и гнать по известному мне «счастливому nv-
ти». Это некое чабанское, животноводческое видение дела,
не приемлемое по отношению к сообществу людей, тем
более взрослых людей — «делателей», каждый из которых
правомочен вносить свою лепту в интерпретацию, в пони­
мание того, что есть «общие интересы» и «объективное»
видение вещей. "...