Аспектов общей программы) 15 страница

3. Отношение ко всякому труду «без гнушания», а точнее уважительное отношение ко всякому труду: «...предосте­речь мне должно, дабы кто не подумал... якобы я с некото­рыми нерассудными любительми одной своей должности с презрением взирал на прочие искусства. Имеет каждая на­ука равное участие в блаженстве нашем» (т.2, с.368). Еще одна реплика, характеризующая с этой стороны академика Ломоносова: «Сколь разнообразные и удивительные тела рождает природа в недрах земли, хорошо знают те, кто когда-либо имел удовольствие осмотреть хорошее собрание минералов или не гнушался ползать по темным грязным рудникам» (т. 1, с.391). Судя по многочисленным репли­кам, «обмолвкам», примерам аналогичного рода, сам Ломо­носов как раз не гнушался ни «ползать» по рудникам, ни бить обухом по замерзшей ртути, исследуя ее свойства, ни обследовать солеварню, ни иметь дело с «химическим ды­мом и пепелом».

Рассуждая о придуманном им оптическом инструменте, Ломоносов среди научных доводов, математических выкла­док, аргументов экономического характера вдруг замечает: «Тут не нужно потеть за отливкой огромных стекол и зани­маться докучнейшим трудом, полируя их, ибо несколько меньших стекол произведут то же действие» (т.1, с. 101). В этом же роде замечание в «Слове о пользе химии»: «природ­ные камни много поту и терпеливости требуют» (т.2, с.364). Тема «пота» (в контексте работ Ломоносова это своего рода образный синоним нелегкого труда) всплывает в его сочи­нениях нередко — надо полагать, академик Ломоносов хо­рошо знал, что это такое. И в этом, по-видимому, состоит одно из психологических объяснений того, почему уважи­тельное отношение М.В. Ломоносова ко всякому труду яв­ляется не случайным.

12. Е.А. Климон

4. Глубоко личная (мотивационная и операциональная) включенность в разнообразные виды труда, сопровождаю­щаяся соответствующей умелостью. Идет ли речь об «учи-нении проекта» нового «Регламента» Академии Наук или об изготовлении цветного стекла, о написании трагедии по повелению ее императорского величества или о проведении химических, физических опытов, анализах солей, «пробах» руд по «ордеру» академической канцелярии, Ломоносов об­наруживает и глубокое понимание общественного смысла, перспективного значения творимого и дотошность, настой­чивость, изобретательность в исполнении дела.

5. Неуемная любознательность, необычайная широта и активность интересов. Эта сторона личности М.В. Ломоно­сова многократно отмечена и общепризнана. Здесь мы по­кажем некоторые процессуальные, «будничные» ее проявления, объясняющие, как нам кажется, его подходы к рассмотрению психологических сторон труда.

Вот отдельные примеры, характеризующие его ошелом­ляющую пытливость по отношению к разнородным объек­там. Мало кому, вероятно, может (могло) прийти в голову пощупать из любопытства дно только что снятого с огня котла с кицящей водой, а в заметках, сделанных Ломоносо­вым для себя (для будущих размышлений, работ), читаем: «У котла, полного кипящей воды, дно, по удалении от огня, имеет едва заметную теплоту, но как только вода перестает кипеть, дно нагревается» (т.1, с. 123). «Собаки безошибоч­но отыскивают хозяина на улицах и на перекрестках среди беспорядочной толпы идущих людей» (т. 1, с. 109). «Так как нам нередко представляются цвета, которые на самом деле не существуют вне нас, как-то: после смотрения на солнце — желтуха и т.д., то, значит, в нас самих есть начала, действующие на глаз» (т. 1, с. 157).— А ведь это идея о внут­ренних условиях психического отражения, как принято те­перь говорить.

Даже при беглом просмотре его «репортов» — отчетов о работе в Академии, видно, насколько разнообразны были виды его занятости: «...делал опыты, коими оказалось, что цветы, а особливо красный, на морозе ярчее, нежели в теп­ле» (т. 10, с.390) — такие опыты теперь посчитали бы пси­хофизиологическими; «... деланы пробы над присланными из академической канцелярии рудами. Сверх химической моей профессии давал наставления в поэзии студенту Ни-

колаю Павловскому (т. 10, с.388); трудился в делании кра­шеных стекол и в других химических опытах...» (т. 10, с.382); «начал сочинять трагедию, которую именным е. и. в. указом сочинять повелено» (т.10, с.382); «чинил наблю- ' дения электрической силы на воздухе с великою опасно­стью» (т.10, с.390); «диктовал студентам первые основания физической химии и читал по ним лекции» (т.10, с.384); «кроме исполнения по канцелярским ордерам, как напри­мер сочинения планов и надписей к иллуминациям,... чи­тал я студентам лекции по экспериментальной химии» Хт.10, с.387); «делал разные приуготовления и примечания к сочинению "Российской истории"» (т.10, с.387; «делал физические опыты для определения градусов теплоты и стужи» (т.10, с.387). В иных местах указано, что он писал научные сочинения на латинском языке и т.д.

6. Широкая и детальная осведомленность в мире труда. Обсуждая вопросы физики, химии, физической химии, Ло­моносов очень часто делает экскурсы в соответствующие области практического труда, обнаруживая дотошное зна­ние подробностей. Говоря о свойствах воды, он отмечает, что «красильщики, пивовары и другие ремесленники жалу­ются, что в их искусстве нельзя достигнуть одинаковой степени совершенства, пользуясь любой водою» (т.2, с.519). Говоря о том, как можно «сломить упорство» самых твердых камней (обжигом и последующим «гашением» во­дой), ссылается на ювелиров, «которые описанным выше способом готовят наждак для полировки камней» (т.2, с.529). Рассматривая различные химические «операции», называет кондитеров, работу в солеварнях, в «заведениях», изготовляющих селитру, вспоминает оружейников, стек­лоделов, «пробирных мастеров», гончаров, «кирпичников», «мастеров фарфоровых изделий», прачек, ремесленников, делающих из свинца сурик и др.

Описание области труда, даваемое Ломоносовым, оказы­вается подчас изумительно скрупулезным и многоохват­ным. Он принимает в расчет и внутреннюю — психологическую сторону труда, и внешние средства, инс­трументы, производственные условия. Можно подумать, что он читал современные нам работы по эргономике, в которых провозглашается комплексный подход анализа си­стем «человек — средства труда — производственная сре­да». Вот фрагменты, характеризующие профессиографичес-

.2*

кий, психографический (как теперь бы сказали) подход Ломоносова к труду: «Рудоискатели прежде, нежели руд и жил искать начинают, смотрят и рассуждают наперед поло­жение и состояние всего места, причем следующие вещи примечают...» (т.5, с.431) — и далее следует подробнейшее описание признаков, дающих возможность предположи­тельной оценки месторождения, дополненное соображени­ями о том, нет ли неприятеля, наводнений, «ядовитого воздуха» или какого-нибудь иного «противного случая» <тХс.43П.

Описывая «горных людей», работающих в шахтах, руд­никах, он не только указывает специализированные и «обыкновенные» инструменты, но и одежду, и средства обеспечения их отдыха и безопасности: «балахоны, которые для большей способности к работе везде широки сделаны, кроме того, что рукава у. завоев узко застегиваются, дабы мокрота и грязь не проходила. На голове под шапкою носят кукули, чтобы грязь и земля в волосы не вбивались. Назади кожаный задник, на котором иногда в пологие ямы скаты­ваются. По коленам также повязывают кожаные наколен­ники» (т.5, с.446).— Ломоносов примечает, как мы видим, «эргономичную» по тем временам одежду. Он говорит так­же о необходимости отделения той части «шахта», где «ле-ствица поставлена», от той, где бадьи с рудами поднимаются и порожние опускаются, «чтобы в яму опуска­ющимся людям и из ней выходящим от бадей вреда не учинилось» (т.5, с.449). Говоря об устройстве «лествиц», отмечает, что примерно через 24 ступени «укрепляют ма­ленькие лавочки, чтобы работник выходящий отдохнуть мог» (т.5, с.450). Наверху шахты «бывает вбита железная скоба, чтобы опускающемуся было сперва за что надежно рукой ухватиться» (т.5, с.450). «На устье верхнего шахта строят небольшие будки для того, чтобы людям и скоту не упасть в толь глубокую яму, чтобы работники, входя в рудник во время ветреной или мокрой погоды, свечу за­жечь, а вышед из него, отдохнуть и свои инструменты спря­тать и запереть могли» (т.5, с.449).— Отнюдь не забывал отец российской науки о том, что в наши дни принято обоз­начать «человеческим фактором». Это тем более ценно, что писалось все это в условиях сословно-классового общества.

Столь же тщательно описывает он, например, труд лю­дей, занятых поиском жемчуга в некоторых реках. И не

упускает отметить наряду с чисто технологическими под­робностями также и необходимость бережного отношения

к природе: «... раковины из воды вынимают, и на которых увидят помянутые признаки, то отворяют ножом бережно, чтобы животному...вреда не учинить. И так, выняв жемчу­жину, раковину снова в воду опускают... А ежели приметят, что животному вред учинился, тогда раковину прочь откла­дывают» (т.5, с.269-270).

«Труждающиеся» у Ломоносова не только совершают рабочие движения, но «рассуждают», «видят», «примеча­ют», проявляют «осторожность», имеют «надежды», «изво­ление» или «произволение», печалятся, радуются, проявляют мужество и т.д. Некоторые разделы его сочине­ния о «рудных делах» изложены (и даже озаглавлены) бук­вально в таких терминах, как «осторожность горных людей», «надежды рудокопов», «надежды от положения жил», «надежды от жильных материй» и т.д. Иначе говоря, технология часто изложена как бы глазами человека, не­посредственно включенного в труд с его муками и радостя­ми, а не с позиции стоящего в стороне (или «надстоящего») наблюдателя—регистратора. Подобного рода психологиче­ские «антропоцентрические» интерпретации труда часты и в общих оценочных суждениях Ломоносова, например: «...людей, которые бедственными трудами или паче испо­линскою смелостию тайны естественные испытать тщатся, не надлежит почитать предерзкими, но мужественными и великодушными» (т.З, с.23).

7. Гармоничное сочетание теоретического и практиче­ского творческого ума. Это утверждение едва ли нуждается в специальном обосновании — весь неподдающийся охвату вклад М.В. Ломоносова в отечественную культуру говорит об этом как нельзя более красноречиво. Ограничимся лишь отдельными штрихами, непосредственно относящимися к сфере труда.

Занимаясь каким-либо практически ориентированным делом (проектированием навигационного инструмента или разработкой организационного проекта учреждения, о чем речь пойдет несколько ниже), Ломоносов подходит к нему научно-теоретически, а строя теоретический материал, он постоянно, как мы отчасти видели выше, соотносит его с областью практических задач. Отметив, например, что в деле мореплавания много трудностей и что здесь «великие

чинятся погрешности и еще чиниться будут», он утвержда­ет, что «от единого ученого мореплавания (от самой уже научной теории навигации — Е.К.) утешения и помощи ожидать должно» (т.4,с.157). Вместе с тем Ломоносову свойственны резко негативные реакции по отношению к таким профессионально-научным крайностям, как «суе­мыслие». Так, он горячо предостерегает от «пустых и лож­ных умозрений», «которые навязывают ученому миру без какого-либо предварительного опыта иные теоретики, зло­употребляющие своим досугом» (т.1,с.75). Имея в виду оппонентов такого рода, он пишет в одной из заметок (для себя): «С неудержимой болтливостью они станут предла­гать схоластические доводы» (т.1, с. 159),

*

Перейдем от характеристики личности М.В. Ломоносова к рассмотрению его научных представлений, которые мож­но отнести к области психологии труда.

То обстоятельство, что Ломоносов четко выделяет пси­хологический — субъективный — фактор труда, с доста­точной определенностью предстало перед нами уже по мере рассмотрения приведенных выше высказываний. В целом материалы сочинений М.В. Ломоносова, дающие основание реконструировать его научные представления, относящие­ся к области, именуемой в наши дни как «психология тру­да», можно упорядочить прежде всего в виде совокупности следующих тем.

1. Построение эмоционально насыщенных образов целей (и следовательно, «смыслов») труда и вопросы его стимули­рования. В научных сочинениях, публичных выступлени­ях, заметках, «мнениях» и разработках Ломоносов неизменно ярко рисует ценностные представления, кото­рые как бы призваны задать мотивационную основу той или иной полезной деятельности. В результате возникает целая система «смыслов» труда. Это и «умножение счастья чело­веческого рода», и «слава и польза ("вечное удовольствие") отечества», и преодолениетягостных состояний («умаление скуки»), «облегчение работ», «отвращение препятствий», в том числе благодаря использованию приспособлений, «ма­хин», удобство и безопасность труда, экономическая выго­да, удовольствие («увеселение») от нахождения истины,

страсть «насыщать свой дух приятностью самого дела» и многое другое.

Наряду с позитивными ценностями Ломоносов с необхо­димой долей иронии или сарказма называем своего рода антиценности, в частности, те нежелательные варианты человеческой активности на профессионально-трудовых постах, с которыми надо, по его мнению, бороться или ко­торых следует избегать. Например, говоря о мотивации тру­да работников науки, Ломоносов считает важным, чтобы они «в науках бы упражнялись больше для приумножения познания, нежели для своего прокормления, и не так, как некоторые, снискав себе хлеб, не продолжают более упраж­нения в учении с ревностию. Паче же всего не надлежит быть... упрямым самолюбам, готовым стоять на несправед­ливом мнении и спорить до самых крайностей...» (т. 10, с.141). Говоря о людях, «в науках свой труд полагающих», он считает, что «от слепого прилепления к мнениям слав­ного человека» вреда происходит не меньше, чем от варвар­ских разрушений прошлых времен (т.1,с.423), что от такого «прилепления» отнимается у работников науки «благородное рвение».

Вот пример, характеризующий рассматриваемую здесь смыслотворческую функцию Ломоносова в отношении тру­да: «Рассуждая о благополучии жития человеческого... не нахожу того совершеннее, как ежели кто приятными и бес­порочными трудами пользу приносит. Ничто на земли смер­тному выше и благороднее дано быть не может, как упражнение, в котором красота и важность, отнимая чув­ствие тягостного труда, некоторою сладостию ободряет, ко­торое, никого не оскорбляя, увеселяет неповинное сердце и, умножая других удовольствие, благодарностию оных возбуждает совершенную радость»(т.2, с.349).

Смыслы труда тонко дифференцируются. Если речь идет о научной работе в лаборатории, то Ломоносов подчеркива­ет, что «труды предпринимаются не для получения выгоды, но ради науки» (т.2, с.569). Если речь идет о практической стороне дела, то он акцентирует то, что «меньшим трудом и иждивением (затратами — ЕЖ.) лучшее действие произ­водит» (т.2, с.365). Например, указывая что именно и как нужно рационализировать в солеварном деле, он, произве­дя экономический расчет, а также проанализировав способ работы, отмечает излишние расходы в связи с тем, что

«...черпание рассола из колодезей в сковороды... мешкотли-вым и трудным образом людскими руками производилось» (т.5, с.246).

Поучительно, что причину необходимости работ по улучшению условий труда Ломоносов усматривает в пер­вую очередь не в выгоде, но в заботе о здоровье людей и их безопасности. Так, говоря об устройствах для очищения воздуха в шахтах, он приводит а качестве основного такой довод — в глубоких рудниках «собирается обыкновенно пар, человеческому здравию вредительный... по штольнам расходится и в них труждающимся людям грудь ядом своим повреждает... дух занимает, свечи гасит», а «особливо ска­зывается тем, что иногда загорается» (т.5, с.458). Предла-. гая учитывать закономерности «вольного движения воздуха в рудниках», Ломоносов замечает, что расположе­ние шахт и штолен «по выше показанным правилам» при­ведет к тому, что «работникам легче и хозяевам безубыточнее» (т.1,с.331).— Выгода на втором месте по отношению к мысли о работнике.

Проектируя крупное предприятие (например, освоение «Сибирского океана» или «исправление» Санкт-Петербур­гской Императорской Академии Наук), Ломоносов деталь­но разрабатывает систему стимулирования занятых соответствующими делами людей, в частности, способов их «ободрения», «утешения» и т.д. Приведем краткие фраг­менты из его разработки проекта северной экспедиции: «Ободрение людей и содержание в порядке есть важное дело в таковых трудных предприятиях. Для того прилежных и бодрых за особливые их выслуги поощрять командирам ска­занием удовольствия и обещания награждения или прибав­кою порции. Напротив того, с ленивыми, неисправными или ослушными поступать строго по Морскому уставу» (т.6, с.532-533). При условии успеха обещать офицерам «произ-вождение через два ранга, главному командиру флагманст-во... матрозам и другим всем нижним чинам тройное жалование как в сем пути, так и по желаемом совершении оного, до смерти... кто в сем путешествии от тяжких трудов, от несчастия или от болезни, в морском пути бывающей, умрет, того жене и детям давать умершего прежнее рядовое жалование, ей да замужья, или до смерти, а им до возра­ста...» и т.д. (т.6, с.493).

Особенно интересны с психологической точки зрения рекомендации на случай вынужденного зимовья («Если,

■

боже сохрани, судно повредится...»). Он дает предписания по устройству зимовья, общей организации.поведения («всячески быть в движении»), борьбе с цингой и наряду с этим советует действовать «... ограждаясь великодушием, терпением и взаимным друг друга утешением и ободрени­ем, помогая единодушием и трудами, как брат брату, и всегда представляя, что для пользы отечества все понести должно и что сему их подвигу воспоследует монаршеская щедрота, от всея России благодарность и вечная в свете слава» (т.6, с.532).

Не в меньшей степени заботила Ломоносова необходи­мость активизации работников науки. Выше отчасти уже шла об этом речь, и вот еще один дополнительный штрих: «Долговременным искусством (здесь в значении: опытом, наблюдением,— Е.К.) примечено, что гг. академики не сходятся в обыкновенные часы в Конференции, и проходит время напрасно... мало вступают в ученые рассуждения, от коих обыкновенно выходят идеи к новым полезным изобре­тениям. Для того должно сыскать способ, чем бы их к при­лежному собранию побудить без принуждения, которое никогда с науками несовместимо... Того ради предлагаю, не соизволит ли Канцелярия для показанной причины... опре­делить, чтобы каждому академику и адъюнкту за порядоч­ное присутствие, считая с 10 до 12 часов, давать вознаграждение...» (т. 10, с.82) и далее следует детальная разработка порядка вознаграждения.— «Кто из упомяну­тых академиков и адъюнктов придет заблаговременно в собрание и будет присутствовать при рассуждениях, тому дать тисненую нарочно для того медаль... А по прошествии целого года каждый академик и адъюнкт оные медали по­дать имеет в Канцелярию, откуда платить за каждую ака­демику по полтине, адъюнкту по тридцати копеек сверх его жалования» (т. 10, с. 82-85). «Ежели кто в собрании произ­несет слово, подающее повод к ссорам ил и,оскорбительное своему товарищу, тому штраф — молчание, ежели же ос­лушается, то штраф денежный» (т.10, с.85).

В затронутых материалах существенно вовсе не то, на­сколько «вечными» являются рекомендации Ломоносова. Важно другое: он располагал исторически конкретным ис­тинным знанием о психике занятого трудом человека и был при этом не просто академическим «держателем» этого зна­ния, но применял его в практике рационализации труда.

_

2. Вопросы волевой саморегуляции труда. Соответству­ющие идеи Ломоносова закономерно связаны с его пред­ставлением о трудящемся как человеке, которому многое доверяется на его «произволение», «рассуждение». Так, он отмечает: «При искании жил не надлежит скоро от дела отставать, когда оно нескоро до руд дойдет, ежели многие признаки их на том месте показывают» (т.5, с.440). Обри­совав сложность задачи изучения причин происхождения света, М.В. Ломоносов, как бы помогая читателю-исследо­вателю мобилизоваться, восклицает: «Что ж нам оставить ли надежду? Отступить ли от труда? Отдаться ли в отчаяние об успехах? Никак! Разве явиться желаем нерадивыми и подвига...в испытании натуры героев недостойными?» (т.З, с.318). Здесь как бы называется и внутреннее средство во­левой мобилизации субъекта труда.

3. Вопросы проектирования средств и условий труда с учетом психологических особенностей людей. Сочинения Ломоносова изобилуют предложениями разного рода средств труда, причем очень часто эти предложения обос­новываются ссылками на особенности психики человека. Интересен с точки зрения психологии труда как науки про­ект «особливого самопишущего компаса», который можно рассматривать не только как навигационный прибор, но и как первый известный нам самопишущий прибор (в проек­те) для психологических исследований трудовой деятель­ности — деятельности рулевого («правящего») на судне. Приведем фрагменты соответствующего текста: «Между тем, чтобы все погрешности, которые от оплошностей пра­вящего бывают, знать корабельщику, должен он иметь особливый компас самопишущий, который следующим об­разом сделать можно...». Далее следует техническое описа­ние, сопровождаемое двумя рисунками. «Присоединенными сим образом часами к компасу станет обращаться вал и с него бумага на другой свиваться; каран­даш, легко к ней прикасаясь, начертит линею, которая по­кажет стоящего у правления прошибки и оплошность, что вообще видеть и весом исчислить можно будет... Сим, как думаю, можно познать и уничтожить все погрешности, кои часто случаются от оплошности того, кто на корме правит» (т.4, с.150-152). Что это, как не идея экспериментально-психологического изучения труда того, «кто на корме пра­вит»? Ведь изучение «оплошностей» — это классическая область приложения сил психологии труда.

Предлагая еще один навигационный инструмент, Ломо­носов приводит в пользу его рациональности чисто психо-логический довод: «Для умаления скуки точного разделения целого квадранта и для получения большей ис­правности сие средство за лучшее почитаю» (т.4, с.135).— С позиций современного психолога, это отнюдь не слабый довод, поскольку вопрос «умаления скуки», переобозначен­ный в современных терминах, входит в структуру актуаль­нейшей проблемы коррекции -неблагоприятных функциональных состояний человека в труде.

Предлагая новый способ «находить и наносить полуден­ную линию», Ломоносов опять-таки опирается на психоло­гические доводы: «Обыкновенный способ требует раздвоения внимания наблюдателя, именно последний дол­жен и следить за движением звезды и отмечать время; а наш не требует часов, не отвлекает внимания и ничем иным не отвлекает зрение, занятое одним делом» (т.4, с.395). Вот превосходный пример использования психологических знаний о свойствах внимания — распределении («раздвое­нии») его — при проектировании средств труда.

Из ограничений, которые психологические особенности человека накладывают на вещественные условия и средства труда химика-исследователя, исходит Ломоносов и при об­суждении оборудования химической лаборатории: оборудо­вания не должно быть слишком много, так как «химик не может быть в достаточной мере осмотрителен, если поста­вит опыты в количестве, превышающем то, какое может быть охвачено вниманием его мысли» (т.2, с.569).

Как известно, свойственная нашему времени специали­зация областей науки и техники давно уже привела к тому, что средства труда проектируют одни люди, а о субъектном — психологическом — «факторе» знают и думают другие, что, в свою очередь, породило множество проблем делового «стыкования», «психологического» и «инженерного» проек­тирования. В силу исторических обстоятельств и специфи­ческих личных качеств Ломоносов сочетал в одном лице и конструктора техники и знатока человеческой психологии, поэтому для него не существовало деление «человек и тех­ника». В своих проектах он умел также учитывать сферу делового взаимодействия людей (социально-психологиче­ские явления, как теперь говорят). Так, предлагая соеди­нить все подразделения (департаменты) Академии в один «корпус» (быть может, «городок» в нашем понимании), он

указывает на «затруднения», возникающие из-за того, что «дом университетский», лаборатория, ботанический сад, библиотека «от главного корпуса стоят в разделении». Из-за этого происходит следующее: «1) мастеровые люди ради дальнего расстояния приходить не могут в надлежащее вре­мя или, хотя и придут, однако усталые и отдыху требуют, отчего чинится напрасная трата времени». А когда профес­сора «друг от друга в*опытах взаимной помощи требуют, то для (из-за — Е.К.) разделения по разным в знатном рассто­янии квартирам того чинить не могут» (т.10, с.195-196). В основании предложения о «достройке новых зданий» опять-таки доводы душевсдческие.

4. Вопросы проектирования больших систем с учетом психологических особенностей труда. К числу соответству­ющих проектов М.В. Ломоносова можно отнести докумен­ты, касающиеся «исправления» Академии наук (ее, кстати, Ломоносов сам подводит под понятие «система») и освоения Северного морского пути.

В высшей степени интересно то, что первый параграф нового «Регламента» Академии он начинает с оперирования понятиями, которые в современной науке давно и прочно отнесены к разделу психологического профессиоведения, а именно: «1. Прежде установления и распоряжения (распо­ложения по "ряду", порядку,— Е.К,) академических чле­нов (членов Академии, ее работников,— Е.К.) должно определить первейшмх персон сего общества требуемые ка­чества, дабы оных достоинством, знанием и рачением вся академическая система в добром и порядочном движении обращалася» (т.10, с.138-139). Выражаясь штампами со­временного научного языка, речь идет о определении тре­бований к личным качествам ведущих работников «сего общества».

Вслед за этим Ломоносов приводит серию параграфов, содержащих то, что теперь бы назвали краткими професси-ограммами или профессионально-квалификационными ха­рактеристиками. Что за «требуемые качества» «первейших персон» имеет в виду Ломоносов?

Эти качества выводятся из тех функций, которые пред­писываются проектом работнику. Они, с одной стороны, дифференцируются в зависимости от профессии, от места человека в проектируемой системе, с другой — предпола­гаются качества, общие для многих или всех работников Академии. Кроме того качества разделяются и по другому

основанию — указано, какие из них обязательны, какие желательны, какие нежелательны. Наконец, показаны как бы зоны целесообразного взаимного пересечения (расшире­ния) профессиональных профилей. Поясним эти положе­ния фрагментами из текстов Ломоносова.

Президент Академии — «не токмо главный правитель и начальник, но и сберегатель оныя от посторонних приклю­чений и наветов, требуется человек именитый и знатный, имеющий свободный доступ до монаршсской особы, чтобы мог представлять академические надобности, коих без вы­сочайшего повеления произвести Академия власти не име­ет. Сверх того должен быть знающ нужнейших языков и общевникателен во все науки... Еще ж превосходнее было бы и полезнее, когда б президент был при знатности своей и люблении наук достаточен в разных науках» (т.10, с.139).

Что же касается вице-президента, то «...знаемость его требуется больше по наукам, нежели по другим преимуще­ствам (имеется в виду знатность и пр.,— Е.К.), дабы он удобнее мог видеть все состояние Академии, достоинство членов и других служителей, труды и склонности и прочее и о том изъяснять президенту и с ним дела обще рассматри­вать. Того ради вице-президент должен быть знающ в раз­ных науках» (т. 10, с,139).

Членов Академии «...достоинство главное состоит в до­вольном знании своей науки, которыя он профессор, но притом, чтобы такой не совсем чужд был и неискусен в других, сродных с его профессиею науках...» (т,10, с.139-140). Далее идет разработка профессиограмм по профилям с указанием их «стыков», «пересечений»«—»физик дол­жен притом иметь изрядное знание в химии...», «анатомик, будучи притом физиолог, должен давать из физики причи­ны движения животного тела, а поелик"у медик — разуметь химию и в ботанике лекарственные травы» (т. 10, с. 140). «Юрист должен быть притом историк и политик...» (т. 10, с. 140). «Ориентальных языков профессор — искусен в древней греческой истории и восточных народов» (т. 10, с.140).

«Обще от всех академиков неотменно требуется знание хотя элементарных наук математических» (т.10, с.141). «Еще же примечено в академиях, что весьма знающие в своих науках профессоры мало притом искусны в словесных науках, так что их сочинения излишними распространени­ями, неявственными, сомнительными и ненатуральными

■

■.

выражениями в чтении скучны и невразумительны. Для того академики должны быть достаточны в чистом и поря­дочном штиле (стиле литературном,— Е.К.), хотя и не тре­буется, чтобы каждый из них был оратор или стихотворец» (т.10, с. 141). И, наконец, еще одно общее требование к представителям разных профессий: «В прочем во всех дол­жно смотреть, чтобы они были честного поведения, прилеж­ные и любопытные люди» (т. 10, с.141).

Требования профессии к человеку отличаются в работах Ломоносова весьма тонкой нюансировкой в зависимости от специфики деятельности. В проектах, связанных с освоени­ем Северного морского пути, указанное обстоятельство об­наруживается с не меньшей очевидностью, чем в только что цитированных. Так, он пишет: «Приуготовляясь к сему важному предприятию, должно рассуждать четыре главные вещи особливо: 1) суда, 2) людей, 3) запас, 4) инструменты» (т.6, с.483). Что касается людей, то читаем, в частности следующее: «Правление сего мореплавания поручить офи­церу от флота искусному, бывалому, особливо в Северном море, у которого есть осторожная смелость и благородное честолюбие» (т.6, с. 484). Затем указано, какими знаниями и каким специфическим опытом должны располагать раз­ные участники похода: «... на всяком судне по два или три человека, знающих брать астрономические наблюдения для длины и ширины, в чем их свидетельствовать в Морском кадетском корпусе и в Академии наук», «...взять на каждое судно около десяти человек лучших торосовщиков из города Архангельского, с Мезени и из других мест поморских, ко­торые для ловли тюленей на торос ходят, употребляя помя­нутые торосовые карбаски или лодки по воде греблею, а по льду тягою, а особливо которые бывали в зимовьях и в заносах и привыкли терпеть стужу и нужду. Притом и таких иметь, которые мастера ходить на лыжах, бывали на Новой Земле и лавливали зимою белых медведей» (так сказать, «тест» на пригодность к предстоящей работе,— Е.К.). Далее говорит о необходимости знания некоторыми членами экс­педиции языков местных народов, особенно чукотского, и добавляет: «Присем всем смотреть сколько можно, чтобы выбирать людей, которые бы мало причины имели назад оглядываться и попечение иметь об оставшихся домашних» <т.6, с.484-485).