Часть 3. Демократия 5 страница

Едва высказав такую надежду, приходится возвращаться на землю под давлением того обстоятельства, что Соединен­ные Штаты отказались ратифицировать устав МУС (точнее говоря, американцы отозвали свою подпись под соответству­ющим договором). США возражают против того, чтобы реше­ния суда могли распространяться на американских граждан, особенно военных и политиков'⁵⁴. Мы вновь столкнулись с об­стоятельством, подрывающим все попытки институционали­зировать наднациональную, или глобальную, систему право­судия. Самые мощные державы по-прежнему сохраняют в своих руках власть, позволяющую свести на нет любые право­вые действия. Если на практике самые влиятельные государ­ства или их группировки могут пользоваться особыми приви­легиями, то надежды на всемирную справедливость и универсальные права тут же съеживаются до подобия власти сильного над слабым.

3.2. Глобальный запрос на демократию

Таким образом, не стоит питать иллюзий относительно действенности комиссий по расследованию преступлений, трибуналов и судов или ожидаемого от них правосудия. По­рой они оставляют нас с горьким привкусом «справедливос­ти», навязанной победителями; а в иных случаях годятся толь­ко для нейтрализации и улаживания конфликта, а не обеспечения торжества справедливости. Претензии на спра­ведливость слишком часто служат лишь прикрытием для ма­хинаций власть имущих.

Наконец, следует признать, что несправедливости, вызы­вающие сегодня так много нареканий, указывают не только на нехватку международных правовых институтов, которые гарантировали бы соблюдение прав, но и на нечто глубин­ное - на появление глобальных правовых структур, которые противоречат соблюдению прав человека. Многие ученые уже обсуждают новый вид имперского права, возникший после окон­чания «холодной войны». С одной стороны, американские за­коны доминируют столь явно, что в результате именно они сильнее всего влияют на законодательство всех других стран и изменяют их правовые структуры и кодексы, в особенности те, что касаются законов, регулирующих отношения собствен­ности. С другой стороны, возникли новые всемирные структу­ры имперского права, которые гарантируются военной мощью США. Отчасти они оформляются под влиянием процессов развития коммерческого права, которые мы анализировали выше. Как следует из работ правоведов, которые занимаются этим вопросом, имперское право выступает разносчиком хищни­ческой капиталистической глобализации, обслуживающей главным образом интересы многонациональных корпораций и ведущих капиталистических стран. «Ирония ситуации в том, - пишет один из ученых-юристов, - что, несмотря на от­сутствие у него какой-либо демократической легитимности, имперское право навязывает в качестве естественной необхо­димости реакционную юридическую философию, которая ста­вит вне закона перераспределение благ на основе обществен­ной солидарности. Для этого используются дискурсивные практики под маркой "демократии и верховенства права"»'". В последнее время центр тяжести неоконсервативной теории

337 Часть 3. Демократия

и практики имперского права сместился от коммерческого пра­ва и международного бизнеса к вопросам военного вмешатель­ства, смены режимов и «строительства государств» - то есть от неолиберальной глобализации к вооруженной глобализа­ции. Поскольку имперское устройство в растущей мере осно­вывается на «праве на вмешательство», а права человека уста­навливаются военными средствами, функция имперских судов становится все более двусмысленной⁶⁶. В любом случае долж­но быть ясно, что имперские правовые рамки и структуры склонны не служить обеспечению прав и установлению спра­ведливости, за что борются протестующие, но, напротив, со­здавать все новые препятствия на пути к этой цели.

Экономические жалобы

Протесты по поводу экономических условий, вероятно, самые громкие и яркие. Многие из претензий в адрес нынеш­него мироустройства, высказываемые в ходе массовых демон­страций, а также участниками религиозных групп, неправи­тельственных организаций (НПО) и агентств ООН, основы­ваются на том простом факте, что слишком большое число людей в мире живет в условиях крайней нищеты, нередко на грани голода. Соответствующие цифры действительно оше­ломляют. По отчетам Всемирного банка, почти половина ми­рового населения тратит менее чем по два доллара в день на человека, а каждый пятый - менее одного доллара в день⁶⁷. На деле подобные цифры - лишь частичный, косвенный показа­тель состояния бедности. Подлинная нищета - биополитичес­кое обстоятельство, которое связано со всеми сторонами жиз­ни и не может быть измерено в долларах. Тем не менее, де­нежное выражение способно послужить для первого приближения к ее оценке. Конечно, нехватка ресурсов влечет за собой отсутствие доступа к услугам здравоохранения и об­разования. Подобная нищета потрясает, она разрушает все шансы на политическое и общественное участие, если не угро­жает самой жизни. Только самые циничные люди могут игно­рировать плачевное состояние бедняков, говоря, что они сами во всем виноваты, или, рассуждая философски, в христианс-

3.2. Глобальный запрос на демократию

ком духе, повторять, что нищие всегда пребудут с нами. Голод и нищета были и сегодня продолжают оставаться главным бедствием в мире.

Признав размах нищеты в сегодняшних условиях, нужно также отметить и ее неравномерное географическое распре­деление. Внутри каждого государства неравное распределе­ние бедности зависит от расы, этничности и пола. Так, во мно­гих странах мира показатели бедности среди женщин выше, чем среди мужчин, а у многих этнических меньшинств, таких как представители коренного населения в Северной и Юж­ной Америке, они существенно выше средних. Однако мест­ные и национальные колебания в уровне бедности бледнеют по сравнению с неравенством в распределении богатства и нищеты в планетарных масштабах. На долю Южной Азии и Африки к югу от Сахары приходится около 70 процентов ми­рового населения, живущего менее чем на один доллар в день на человека, тогда как десять лет назад соответствующая циф­ра составляла около 60 процентов. Средний доход в 20 бога­тейших державах в 37 раз превосходит средний доход в 20 беднейших странах. Этот разрыв удвоился за последние 40 лет⁶⁸. Даже если принять в расчет покупательную способность -ведь в богатых государствах некоторые основные товары сто­ят дороже, чем в бедных - такой разрыв все равно поражает. Создание всемирного рынка и глобальная интеграция нацио­нальных хозяйств не сблизили нас, а развели еще больше, усу­губив тяготы, переживаемые беднотой.

По всему миру можно видеть миллионы примеров как возмущения таким положением дел, так и щедрости по отно­шению к беднякам. Нередко они связаны с мужественными актами благотворительности и самопожертвования. Неком­мерческие и религиозные благотворительные организации оказывают нуждающимся огромную помощь, но не в состоя­нии изменить систему, которая порождает и воспроизводит нищету. Впечатляет то, как много людей, начав с доброволь­ной благотворительной деятельности, переходят затем к ак­циям и протестам, направленным против экономической системы.

Некоторые формы протеста против систематического вос-

339 Часть 3. Демократия

3.2. Глобальный запрос на демократию

производства нищеты, такие как Юбилейное международное движение, особое внимание уделяют тому факту, что обяза­тельства по внешним долгам служат механизмом, из-за кото­рого бедные страны не могут выбиться из бедности, и их насе­ление продолжает голодать⁶⁹. Ясно, что независимо от того, какую хозяйственную политику они будут проводить, бедней­шие страны не смогут рассчитаться по своим нынешним дол­гам или даже вовремя платить проценты по ним. Это увекове­чивает безысходный цикл их бедствования. Кроме того, многие утверждают, что с самого начала такие задолженности сложи­лись сомнительным образом или с нарушением законов. Ис­тория всегда одна и та же: долг служит правовым механизмом порабощения⁷⁰. Специфика здесь в том, что логика долговой зависимости применяется не просто к отдельному работнику, связанному кабальным договором, и даже не к отдельной расе или группе коренного населения (когда основу долга состав­ляет якобы цивилизаторская миссия по отношению к ним). Ее распространяют на нации в целом.

Многие экономические претензии к мировой системе ис­ходят из предположения, что неравенство и несправедливость в глобальной экономике являются главным образом следстви­ем того, что политическая власть теряет способность регули­ровать хозяйственную деятельность. Согласно этой аргумен­тации, мировой капитал не может надежно контролироваться государствами, так как его движение и размах выходят далеко за пределы национального пространства. Многие профессио­нальные союзы, особенно в ведущих странах мира, протесту­ют против того, что достаточно одной только угрозы исхода капитала, чтобы убедить государства полностью или частично отказаться от своих полномочий по регулированию. К приме­ру, компании угрожают перенести производство и рабочие места в другие страны, где государственное регулирование и/или расходы на рабочую силу ниже и более благоприятны для биз­неса. Государства приспосабливаются к запросам капитала и даже предвосхищают их из опасения оказаться на задворках всемирной системы хозяйствования. Это порождает своего рода «гонку по нисходящей», в которой интересы труда и об­щества в целом уходят на второй план, уступая капиталисти-

ческим интересам. Неолиберализм - это общий ярлык д^я та­кой экономической политики правительств. В сущности, как мы утверждали во второй части книги, неолиберализм не оз­начает отсутствия регулирования в отношении капитала. Это такой режим государственного регулирования, который в наи­большей степени облегчает глобальное перемещение капита­ла и повышает его прибыли. Опять-таки, в неолиберальные времена, вероятно, небесполезно было бы трактовать государ­ство как исполнительный комитет, облеченный задачей обес­печить долговременное благополучие коллективного капита­ла. С такой точки зрения, основополагающая цель неолиберального государства, как и всех типов капиталисти­ческого государства, состоит в том, чтобы управлять капита­листическим развитием в интересах самого всемирного капи­тала.

Приватизация - это одна из центральных опор неолибе­ральной политики. Когда государства проводят ее не по соб­ственной воле, то их к этому нередко подталкивают наднаци­ональные экономические организации, такие как МВФ. В определенные периоды истории приватизация становится своего рода всеохватным безумием. Такое произошло после длительного периода Французской революции, в промежуток времени между царствованиями Луи-Филиппа и Луи-Бона­парта; или же после кризиса государства благосостояния в Европе в 1970-е годы; или вновь, уже после падения Берлинс­кой стены, когда прежние государственные аппаратчики со­ветского блока вернулись на авансцену жизни в облике капи­талистических олигархов. Сегодня приватизация часто предполагает продажу в частные руки государственных пред­приятий и отраслей, но она подразумевает и распростране­ние сферы собственности как таковой. Ранее мы уже убеди­лись, как традиционные знания, семена и даже генетический материал все чаще становятся объектами частного владения. Другими словами, не только железные дороги, электрические компании и тюрьмы, но и все новые общие сферы жизни ста­новятся частными и закрытыми. К примеру, когда активисты из «Movimento Sem Terra», движения безземельных в Брази­лии, захватывают и разоряют соевое поле, где корпорация

341 Часть 3. Демократия

«Монсанто» экспериментирует с генетически измененными семенами, которые она может запатентовать, их протесты от­части направлены как раз против такого приватизационного процесса.

Неолиберальный курс, ограничивающий политическое и общественное регулирование экономики, особенно явно дает себя знать в рыночной и финансовой сфере. По мере того, как рынки становятся все глобальнее, а неолиберальный курс ужи­мает политическое регулирование, финансовая власть укреп­ляется¹. В частности, произошло гигантское увеличение роли деривативов, то есть финансовых инструментов, цена кото­рых зависит от стоимости такого актива, как товар или валю­та. Например, если вкладывать средства в деривативы, это оз­начает не покупку зерна, а спекуляцию на подъеме или падении зерновых цен. Абстракция является ключом, позволяющим понять, что такое деривативы и финансовые рынки в целом. Действительно, с 1970-х годов деривативы стали базировать­ся на величинах, все более отвлеченных от конкретных видов хозяйственного производства. Так, есть деривативы, основан­ные на ставках ссудного процента, на показателях фондового рынка и даже на колебаниях погоды⁷². В силу подобного абст­рагирования крайне незначительное число ключевых игро­ков - финансовых королей - способно сосредоточить в своих руках огромное влияние над обширными рынками. Они так­же могут повысить уязвимость таких рынков по отношению к кризисам и катастрофическим скачкам. На столь высоком уров­не абстракции все изменения умножаются, вследствие чего не­значительная подвижка в направлении ветра способна обер­нуться ураганом, провоцируя банкротство предприятий и падение валют. Набор средств, позволяющих заниматься ре­гулированием национальной экономики перед лицом столь колоссальных мировых финансовых сил, особенно ограничен у политических руководителей зависимых стран. Короче го­воря, когда протестующие осуждают неолиберализм и финан­совую власть, их беспокоит тенденция финансовых сил содей­ствовать концентрации богатства в руках немногих, контролю над национальными и мировыми рынками и дестабилизации всех хозяйственных систем, в которых они действуют.

3.2. Глобальный запрос на демократию

Нужно подчеркнуть, что у финансового капитала есть и другой, всеобщий облик, обращенный в будущее. В действи­тельности, вопреки обратным утверждениям, финансы не ме­нее продуктивны, чем другие виды капитала. Как и они, это всего лишь аккумулированный труд, который может быть пред­ставлен в денежном выражении. Что отличает финансы, так это, во-первых, высокий уровень абстракции, позволяющий с помощью денег представлять безбрежные сферы труда и, во-вторых, его обращенность в грядущее. Иначе говоря, финан­совый капитал обычно функционирует как абстрактное воп­лощение наших совместных будущих производственных возможностей. Все странные трюки, используемые на финан­совых рынках (технические - на разнице во времени для спе­куляций на разных фондовых площадках; финансовые - вкла­дывание пенсионных средств в ценные бумаги, что означает создание рисков для накоплений работников; наконец, управ­ленческие - предоставление высшим руководителям и менед­жерам громадных опционов на акции), оказываются механиз­мами, обеспечивающими деньгам власть, чтобы руководить новыми видами труда и обусловливать их будущую произво­дительность⁷³. Финансовый капитал смотрит в грядущее и представляет огромные силы труда. По этой причине мы, па­радоксальным образом, возможно, могли бы узреть в нем воз­никающую фигуру множества, правда - в перевернутом, иска­женном виде. В финансовой сфере противоречие между распространяющимся, наступающим общим началом нашей бу­дущей производительности и все более узкой элитой, его кон­тролирующей, обретает крайние формы. Так называемый «коммунизм капитала», то есть его движение к все более широ­кой социализации труда, неявно указывает в направлении ком­мунизма для множества.

Биополитические жалобы

До сих пор нам было не очень удобно подразделять жало­бы по поводу привычных категорий политики, прав, правосу­дия и экономики, потому что по ходу глобализации в после­дние десятилетия разграничительные линии между этими

343 Часть 3. Демократия

областями жизни и власти постепенно сходили на нет, вслед­ствие чего экономические вопросы обрели непосредственное политическое значение, и наоборот. Теперь мы добавляем к этому списку категорию биополитического - но не в качестве дополнения, объединяющего все, что осталось за бортом, и которому придавалось бы чисто общественное или чисто куль­турное значение, - а как основополагающую категорию, отра­жающую взаимосвязанность всех остальных категорий. Здесь мы имеем своего рода водоворот, втягивающий всю общую жизнь в тиски эксплуатации.

Одной из областей, где базовые вопросы жизни, бесспор­но, непосредственно носят политический, культурный, пра­вовой и экономический характер, является экология. В сущ­ности, обеспокоенность экологическими проблемами была первой, в отношении которой пришлось признать необходи­мость придания ей всемирного масштаба. Отдельная страна не в состоянии остановить загрязнение воздуха, воды или пе­ресечение ее границ радиоактивными облаками, сформиро­вавшимися вне национальной территории. Все мы живем на планете и вместе с ней, а она составляет одно общее, взаимо­увязанное целое. Флотилия «Гринписа», бороздящая воды мировых океанов, возможно, лучше всего символизирует тот факт, что экологические протесты столь же глобальны, как и проблемы экологии. Феминистские, антирасистские выступ­ления и борьба коренных народов тоже биополитичны, по­скольку они непосредственно затрагивают правовые, культур­ные, политические и экономические вопросы - фактически они касаются всех сторон жизни. Всемирную конференцию ООН по проблемам женщин, проходившую в Пекине в 1995 году, и Всемирную конференцию ООН по борьбе с расизмом 2001 года можно считать крупными примерами синтеза биополи­тических жалоб по поводу нынешней мировой системы.

Весьма специфичным образцом биополитических жалоб является движение по спасению реки Нармады (Narmada Bachao Andolari), с 1980-х годов выступающее против строительства грандиозной плотины «Сардар Саровар» в Индии⁷⁴. Сначала проект плотины частично финансировался за счет кредита, предоставленного Всемирным банком. ВБ вообще свойствен-

3.2. Глобальный запрос на демократию

но поощрять правительства прибегать к займам на реализа­цию таких крупных проектов. Поэтому протесты были направ­лены не только против правительства Индии, но и против Всемирного банка. В частности, манифестанты жаловались по тому простому поводу, что их выселяют с занимаемой ими зем­ли. Сооружение каждой крупной плотины ведет к переселе­нию десятков, а порой сотен тысяч жителей, зачастую с незна­чительной компенсацией либо вовсе без таковой. Наиболее резкие столкновения, связанные с движением по спасению Нармады, были вызваны тем, что протестующие отказались покидать родные деревни и поклялись утонуть в речных во­дах, если водохранилище будет заполнено. Их жалобы имеют также экологическое и экономическое содержание. Манифес­танты заявляют, что плотина угрожает рыбам, блокируя им пути на нерест, и подорвет традиционные формы ведения сель­ского хозяйства из-за изменения природного русла реки. Та­кого рода жалобы могут показаться полным осуждением вся­кой технологии, нарушающей естественный порядок - и действительно, некоторые протесты действительно имеют по­добный характер, - но главное состоит в использовании тех­нологии и контроле над нею. Очевидно, что плотины могут быть полезны д\я общества, давая электричество, чистую пи­тьевую воду и защиту от наводнений. Однако во многих слу­чаях (в протестах против плотины на Нармаде это было осно­вополагающим моментом) беднякам приходится нести основные общественные тяготы, связанные с ее строитель­ством, тогда как выгоды достаются главным образом богачам. Другими словами, плотина действует как мощное средство приватизации. Она как бы передает общее благо реки и земли в частные руки - скажем, в руки корпорации агробизнеса, ко­торой принадлежит земля и которая выращивает урожай, получая воду для орошения. Иначе говоря, речь идет о проте­сте не против технологии как таковой. Он направлен против политических сил, принимающих решения без учета мнения тех, кого это больше всего касается, по поводу приватизации общего, которая, обогатив немногих, усугубит бедствия боль­шинства людей.

Другой тип биополитической борьбы связан с контролем

345 Часть 3. Демократия

над знаниями. Теперь научное знание в такой степени явля­ется частью экономического производства, что доминирую­щая хозяйственная парадигма сместилась от производства материальных благ к производству самой жизни. Когда зна­ние столь тесно переплетается с производством, не стоит удив­ляться, что хозяйствующие силы хотят поставить на знания свое клеймо и подчинить его производство правилам извле­чения прибыли. Как мы убедились в предыдущей главе, семе­на, традиционные знания, генетический материал и даже фор­мы жизни все чаще обращаются в частную собственность через патентование. Это вопрос экономический, так как, во-первых, речь идет о распределении прибылей и благ и, во-вторых, ча­сто происходит ограничение свободного применения и обме­на, которые необходимы для развития и внедрения новинок. Однако это также явно политический вопрос, а также вопрос справедливости - отчасти потому, что владение такими зна­ниями систематически концентрируется в богатых странах Северного полушария, тогда как глобальный Юг из этого про­цесса исключен. К примеру, жалобы на фармацевтические кор­порации, которые предъявляли иски южноафриканскому пра­вительству, чтобы помешать импорту дешевых аналогов своих патентованных лекарств против ВИЧ, были фактически на­правлены против частного контроля над знанием, связанным с производством лекарств. В данном случае имеет место ост­рейшее противоречие между прибылями фармацевтических корпораций и тысячами жизней, которые можно спасти, от­крыв доступ к недорогим лекарственным препаратам⁷⁵.

После 11 сентября 2001 года и с началом последующей войны против терроризма все протесты против глобальной системы оказались временно подавлены глобальным состоя­нием войны. Прежде всего, во многих странах стало почти невозможно протестовать, так как во имя антитеррора поли­цейское присутствие на демонстрациях стало гораздо много­численнее и жестче. Во-вторых, на фоне военных невзгод раз­личные жалобы как будто поблекли, отойдя на задний план и утратив актуальность. В сущности, в самые интенсивные пе­риоды ведения боевых действий и бомбардировок все они трансформировались в одну решающую жалобу - предельный

3.2. Глобальный запрос на демократию

биополитический страх перед разрушениями и смертью. Как мы уже убедились, протесты против войны достигли кульми­нации 15 февраля 2003 года, когда состоялись массовые ско­ординированные демонстрации в разных городах всего мира. Все прочие жалобы не исчезли и со временем поднимутся снова во всю силу, но сейчас озабоченность по поводу войны доба­вилась ко всем направлениям борьбы как всеобщая, фунда­ментальная жалоба. Фактически жалоба на войну как бы выс­тупает в качестве резюме для всех прочих сетований: скажем, глобальная нищета и неравенство усугубляются войной, кото­рая мешает выйти из этого положения. Мир является общим требованием и необходимым условием для реализации всех проектов, направленных на разрешение глобальных проблем. Наконец, этот ряд биополитических претензий позволя­ет нам выявить онтологические условия, на которые они опи­раются, и изучить их. Это нечто вроде того, что Мишель Фуко называет критическим запросом в отношении настоящего и нас самих. «Наша критическая онтология, - пишет Фуко, -конечно, должна восприниматься не как теория, доктрина или постоянный свод знаний», а как «исторический анализ огра­ничений, которым мы подвергаемся, и эксперимент с возмож­ностью выйти за их рамки»⁷⁶. Правовые, экономические и по­литические протесты, рассмотренные нами, все до единого опираются на такое онтологическое основание. Его пронизы­вают мощные и ожесточенные конфликты по поводу целей, сопровождающие всю жизненную сферу. Демократический проект заложен в каждой из жалоб, и ведущиеся вокруг них схватки составляют часть плоти множества. Бесспорно, оста­ется открытым вопрос, поможет ли развитие биополитичес­кой ткани создать зоны свободы или же мы будем подвергну­ты новым видам закабаления и эксплуатации. Здесь мы должны решить, как говорили древние, быть ли нам свободными людь­ми или рабами, и как раз такой выбор сегодня лежит в основе установления демократии. Спиноза был бы доволен, узнав, что вопрос поставлен именно таким образом, когда проблема де­мократии пронизывает всю жизнь, разум, чувства и само фор­мирующееся божество человеческого духа.

347 Часть 3. Демократия

3.2. Глобальный запрос на демократию

Сходка в Сиэтле

Интернет-кафе «Легкий разговор» на Второй улице в Сиэтле было одним из обозначенных, «центров сбора». В заключительные дни ноября 1999 года, типично серые для конца осени, группы ак­тивистов-единомышленников встречались в «Легком разговоре», чтобы соорудить гигантские куклы из папье-маше и спланировать акции протеста. Некоторые активисты прибыли из-за границы, многие - из других городов западного побережья Соединеннъюс Шта­тов, но большинство было из самого Сиэтла. Учителя средних школ обратили внимание своих учеников на глобальные вопросы, универ­ситетские студенты изучали мировую торговлю, церковные груп­пы и политические активисты планировали выступления улично­го театра и проводили семинары по ненасильственным формам протеста, юристы организовали команды наблюдателей и право­вую помощь на случай ареста - Сиэтл хорошо подготовился¹' '. В нескольких кварталах от этого интернет-кафе на саммит Все­мирной торговой организации собрались делегаты и главы государств и правительств из 135 стран, чтобы обсудить сельскохозяйствен­ные субсидии, экспорт по заниженным ценам (демпинг) и прочие торговые вопросы. Однако в последующие дни радикальные протес­ты не только серьезно помешали участникам саммита завершить встречу и договориться относительно ее заключительной деклара­ции, но и «похитили» газетные заголовки у президентов, премьер-министров и одшциальных представителей. На центральной сце­не, в ярком свете мировъи информационнъп средств улицы Сиэтла взорвались борьбой вокруг нового мирового порядка.

В Сиэтле состоялся первый общемировой протест. Многочис­ленные протесты против экономических и политических инсти­тутов глобальной системы имели место и раньше. Проходили про-тестные акции, направленные против планов и политики Всемирного банка, подобные манифестациям против сооружения плотины «Сардар Саровар» в Индии; еще раньше многочисленные мятежи по всему миру - такие как протесты на Ямайке - стано­вились ответом на программы жесткой экономии и приватиза­ции, диктуемые МВФ'*; а некоторьи группировки вели борьбу с ре­гиональными соглашениями о свободной торговле, подобно тому, как это произошло с восстанием сапатистов, которое возникло в

1994 году в знак протеста против соглашения о НАФТА и его нега­тивных последствий, в особенности для коренного населения Чиа-паса. В Сиэтле мы увидели первый крупный протест против миро­вой системы в целом, первое подлинное соединение бесчисленных жалоб на ее несправедливость и неравноправность. Сиэтл открыл цикл подобных протестов. После этого встречи в верхах крупней­ших международных или глобальньгх институтов - будь то Все­мирный банк, МВФ, «большая восьмерка» и тому подобные фору­мы - уже неизменно сопровождались яркими протестными мероприятиями.

На мировые средства массовой информации, привлеченные в Сиэтл на встречу в верхах, самое сильное впечатление произвела ожесточенность в выражении протеста. Сначала полиция в Си­этле оказалась не готова к большому числу протестующих и их на­стойчивым действиям, нацеленным на то, чтобы заблокировать место проведения саммита ВТО. Масс-медиа изображали идилли­ческую, спокойную картинку Сиэтла, Изумрудного города, который забыл о неистовствах своего радикального прошлого, начиная с ак­ций Международных рабочих мира в начале XX века и всеобщей забастовки 1919 года и заканчивая взрывами, которые устраивала бригада Джорджа Джексона в 1970-е годы. Впрочем, во время сам­мита ВТО насилие со стороны протестующих было незначитель­ным. Ясно, что большинство из них были настроены вполне мирно и даже празднично. Самые серьезные акты насилия включали на­несение ущерба собственности, а именно — битье витрин таких знаковьи глобальных корпораций, как «Макдональдс» и «Старбакс». Не было зафиксировано никаких серьезных телесных повреждений в результате насилия со стороны протестующих в Сиэтле (как и во всех последующих протестах, сопровождавших встречи в верхах, вплоть до настоящего времени). Однако полиция Сиэтла после кри­тики в свой адрес за излишнюю мягкость в самом начале событий стала довольно беспорядочно набрасьшаться на протестующих и граждан города с резиновыми пулями и слезоточивым газом. Так, ничего не подозревавшие посетители ресторанов в одном из райо­нов были подвергнуты газовой атаке, как и исполнители рожде­ственских песенок в другом месте¹⁹. Полиция вышла из-под контро­ля. В связи с последующими протестами во время саммитов полиция пошла еще дальше и стала стрелять в демонстрантов настоящи-

349 Часть 3. Демократия

ми пулями. Один из них был серьезно ранен в Готенбурге, а другой -застрелен в Генуе. Многие манифестанты были недовольны тем, что насилие, к которому прибегают немногие из них, провоцирует полицию, монополизирует газетные заголовки и заслоняет собой идею, которую хотело выразить большинство, а также ведет к расколу в рядах самих манифестантов. Это, конечно, справедливо, однако нужно признать и тот достойный сожаления факт, что именно из-за насилия средства массовой информации обращают внимание на сами протесты. Без него для них не получится инте­ресного репортажа. Существует своего рода элемент объективного сговора между средствами массовой информации и мелкими груп­пами протестующих, которые крушат чужую собственность и нарываются на стычки с полицией. В итоге интерес со стороны масс-медиа - сомнительное благо.