Ближайшие последствия речи. Проблема критериев эффективности речи

Чаще всего под ближайшими последствиями речи понимают непосредственную реакцию слушателей на речь. Такое понимание восходит к позиции Вичелнза, и оно довольно прочно укоренилось в американской традиции. Так, Тонссен и Бэйрд пишут: «Риторическая оценка состоит из данных и интерпретации, которые стремятся к обнаружению эффекта данной речи на конкретную группу слушателей. Слово «эффект», или отклик, самое важное. В нем заключается главное основание риторической критики» [ Ошибка! Источник ссылки не найден.: 9].

По эффекту, произведенному речью на слушателей, обычно судят об эффективности речи. Иными словами, анализируя последствия публичного выступления, дают оценку эффективности речи. Критерии эффективности речи – едва ли не самый важный вопрос всех экспериментальных и теоретических исследований публичных выступлений последних 50-60 лет в риторике, риторической критике, социо- и психолингвистике. Литература по данному вопросу исчисляется тысячами изданий (См. обзоры [ Ошибка! Источник ссылки не найден., Ошибка! Источник ссылки не найден. ]). При этом, помимо совершенно противоположных выводов, в данных исследованиях наблюдается синонимия и подмена терминов, отсутствие единого мнения о том, что есть эффективность речи, что есть критерии эффективности речи и т.д. На наш взгляд, такая ситуация объясняется следующими двумя проблемами в методологии анализа эффективности речи.

Прежде всего, совершенно очевидно, что существуют два типа понимания словосочетания «критерии эффективности речи». В одном случае, под этим понимаются критерии оценки эффективности речи, т.е. те показатели, по которым можно судить, насколько успешной, эффективной была та или иная речь. В этом случае критерии эффективности представляют собой те или иные последствия публичного выступления (у разных авторов разные), по которым можно судить об успешности речи. В другом случае, под критериями эффективности понимают факторы эффективности речи, т.е. те компоненты публичного выступления, которые способствовали ее успешности, эффективности.

Рисунок 2: Содержание термина «критерий эффективности»

При этом существует довольно большое самостоятельное хождение словосочетания «фактор эффективности», который чаще всего понимается именно как фактор формирования эффективности речи[1], хотя и здесь бывает смешение. Иными словами, некоторые теоретические и эмпирические исследования ставят в один ряд то, что способствовало успешности речи (причину), и то, по чему можно судить об эффективности речи (следствие). Например, Т.В.Кутасова в результате своего диссертационного исследования формулирует свою систему критериев эффективности публичных выступлений: «Представляется целесообразным выделять три психологических показателя: 1) Расширение и углубление информированности аудитории; 2) Адекватность восприятия сообщения слушателями; 3) Личностное включение коммуникатора и аудитории в проблему» [ Ошибка! Источник ссылки не найден.: 132]. В этой тройке критериев эффективности второй критерий представляет собой следствие эффективности речи, а третий – ее причину. Что касается первого критерия, то он может трактоваться двояко: и как условие успешности речи, и как ее следствие. Объясним этот феномен.

Дело в том, что некоторые психологические процессы, являющиеся необходимым условием успешности речи (критерий эффективности во втором значении), протекая и развиваясь в течение публичного выступления, достигают какого-то качественно нового уровня по завершении речи, и в таком своем новом качестве сигнализируют о неком результате, о неком изменении, т.е. представляют собой уже последствие (критерий эффективности речи в первом значении). Такие динамические факторы успешности публичного выступления, как правило, именуются отглагольными процессуальными существительными, как, например, «расширение и углубление информированности аудитории» в перечне Кутасовой. В этом смысле ее третий критерий – «личностное включение коммуникатора и аудитории в проблему» - также может интерпретироваться как динамический фактор эффективности речи, становящийся критерием эффективности. Без личностного включения оратора и слушателей речь не будет эффективной, но качественно новая вовлеченность коммуникаторов в решение проблемы, которая может быть достигнута по окончании речи, может быть рассмотрена как критерий эффективности речи.

Очевидно, такая потенция явлений, стоящих за принципиально разными значениями термина «критерий эффективности» (условие эффективности и следствие эффективности), переходить из одного в другое и обусловила постоянное смешение этих двух аспектов значения термина. Однако, на наш взгляд, необходимо строго различать эти два явления.

Ситуация с неопределенностью терминов осложняется тем, что и критерий эффективности, и фактор эффективности, строго говоря, не являются закрепленными терминами. Наряду с ними употребляются такие понятия, как уровни эффективности (А.А.Возьмитель), требования к эффективности (Е.Л.Фрейдина; Ю.В.Рождественский), результаты эффективности (А.А.Леонтьев). При этом в тех списках примеров, которыми различные авторы эксплицируют тот или иной термин, в большинстве случаев также происходит смешение факторов и критериев эффективности. Например, из четырех так называемых уровней эффективности Возьмителя один представляет собой фактор (условие) эффективности: «масштабы контакта с информацией»; два – критерии (следствия) эффективности: «степень усвоения информации, уровень введения сообщаемой коммуникатором информации в систему ценностей личности»; а еще один – «отношение к сообщению» - может подпадать под обе категории. Когда Юрий Владимирович Рождественский выдвигает три требования к эффективности речи: новизна, уместность, правильность, то фактически он говорит о факторах эффективности речи, а не ее критериях.

В рамках настоящей главы, посвященной анализу последствий публичного выступления, нас интересуют критерии эффективности в значении последствий эффективности речи. Что касается факторов-условий эффективности речи, то необходимо понимать, что они, по сути, были проанализированы нами в предыдущих параграфах настоящей главы, ибо это те кирпичики, из которых слагается успех речи. По сути, все предлагаемые различными авторами факторы эффективности речи (в таком понимании) укладываются в правила соблюдения норм этоса, логоса и пафоса.

Итак, определим критерии эффективности речи как показатели последствий речи, по которым можно судить, насколько успешной, эффективной была та или иная речь. На этом этапе возникает вопрос: с чьей точки зрения должна оцениваться эффективность речи? Оценивая эффективность того или иного явления, мы всегда оцениваем ее с позиции чьих-либо интересов. Для кого речь должна быть эффективной? Традиционно этот вопрос решается в пользу оратора. «…эффективность устного выступления можно определить как степень достижения коммуникатором поставленных им перед собой целей» [ Ошибка! Источник ссылки не найден.: 20]. Или: «Конечная цель всякого выступления состоит в воздействии на аудиторию в заранее заданном оратором направлении. Если эта цель достигнута, то речь оратора признается эффективной» [ Ошибка! Закладка не определена.: 59]. Очевидно, это объясняется тем, что цели оратора, его намерение, замысел выражены эксплицитно в речи, они играют стержнеобразующую роль в публичном выступлении. Однако, на наш взгляд, нельзя забывать, что адресаты речи также имеют свое намерение, заинтересованность в участии в данном риторическом акте. Если слушатель тратит свое время и умственные усилия на ту или иную речь, значит, он заинтересован в этом и преследует вполне определенную цель: получить информацию, сформировать мнение, получить удовольствие и т.д. Поэтому более корректным нам кажется определить эффективность устного публичного выступления как степень реализации своих намерений заинтересованными сторонами.

При этом важно понимать, что заинтересованные стороны могут не исчерпываться оратором и слушателями. Возможна оценка эффективности речи с позиций третьего лица, при этом заинтересованных третьих лиц может быть несколько в зависимости от того, интересы скольких групп людей затрагивает проблематика той или иной речи. Например, если некий депутат выступает с речью в поддержку законопроекта об обязательном автостраховании, то, очевидно, мы можем оценивать эффективность его выступления с его собственной позиции (убедил – не убедил), с позиции слушателей (разобрались в проблеме – не разобрались в проблеме), с позиции страховых компаний (получат выгоду – не получат выгоду), с позиции автовладельцев (придется страховать – не придется страховать).

Смешение критериев эффективности с позиции оратора, слушателя и третьего лица – еще одна проблема многочисленных работ по вопросу эффективности публичного выступления. Возвращаясь к критериям эффективности, предложенным Т.В.Кутасовой, мы можем увидеть, как в одном списке оказываются критерии различных позиций:

1) «расширение и углубление информированности аудитории» - в этом могут быть заинтересован и ритор, и сами слушатели, и некое стороннее лицо (например, родители студентов),

2) «адекватность восприятия сообщения слушателями» - входит, прежде всего, в намерения оратора, хотя слушатели тоже заинтересованы в правильном восприятии послания оратора,

3) «личностное включение коммуникатора и аудитории в проблему» - представляется выгодным, прежде всего, некоторой третьей стороне, с которой связана та самая проблема, в решение которой включены коммуникатор и аудитория.

Из известных нам работ по данному вопросу, только Ю.Н.Варзонин вводит три типа эффективности: говорящего, слушающего, наблюдателя, причем под последним мыслится максимально объективная позиция, некоторая независимая оценка коммуникативного акта [ Ошибка! Источник ссылки не найден.: 58-59].

Необходимо отметить, что критерии эффективности с позиции оратора, слушателей и третьих заинтересованных лиц могут совпадать частично или полностью, если их намерения и их интересы идентичны или конверсивны. Например, лектор хочет распространить некоторые знания среди своих студентов, а студенты стремятся эти знания получить. В этом случае степень восприятия студентами нового знания будет представлять собой критерий эффективности речи с позиции оратора и слушателей одновременно. Можно представить такие ситуации, при которых намерения оратора и аудитории настолько различны, что критерий эффективности с позиций ритора и адресата речи будут прямо противоположны, например, если намерение оратора – ввести в заблуждение аудиторию, а намерение последней – выяснить истину. Независимо от того, различны или совпадают намерения оратора, слушателей и третьих заинтересованных лиц, критик речи всегда должен помнить о том, что оценка эффективности речи может проводиться не менее чем с двух позиций (не во всяком риторическом акте присутствует третье заинтересованное лицо).

Таким образом, оценивая ближайшие последствия речи, критик должен, во-первых, оценить эффективность речи с точки зрения оратора, во-вторых, оценить эффективность речи с точки зрения слушателя, в-третьих, оценить эффективность речи с точки зрения третьего/их заинтересованного лица/лиц, если таковые имеются, в-четвертых, определить, насколько их позиции совпадают.

Оценить эффективность речи с позиции оратора значит определить, насколько финальное эмоциональное состояние аудитории и ее отношение к предмету речи совпало с замыслом оратора, иными словами, определить успешность реализации пафоса речи. Оценивая эффективность речи с позиции оратора, критик должен ясно представлять замысел оратора: тезу и императив. Соответственно, степенью принятия аудиторией тезы выступления будет оцениваться эффективность аргументации речи. Если в намерение оратора, помимо убеждения в каком-то положении, входило побуждение к действию или формирование некоторого намерения, то эффективность речи должна определяться степенью изменения психо-эмоционального состояния аудитории в отношении к предмету речи.

Необходимо помнить, что эффекты, которые можно произвести речью, различны. Основные из них – сообщить, доказать, убедить, сформировать намерение, побудить к действиям. Но не во всякой речи уместно вызывать ту или иную эмоцию. Существуют жанровые ограничения (и это подтверждает нашу мысль о взаимосвязи жанра и замысла). Если реакция аудитории не соответствует допустимым в этом жанре речи эмоциям, то это может свидетельствовать о двух вещах: или о несовершенстве навыков риторического мастерства оратора (неправильно построенная аргументация, неуместный замысел, неверный анализ аудитории и др.), или о реализации скрытого замысла. И то и другое обвинение можно подтвердить только анализом последствий ораторской речи, проявившихся после публичного выступления.

Анализ эффективности речи с точки зрения аудитории заключается в оценке того, насколько выступление данного оратора, идеи, им предложенные, оказались уместными, насколько выступление соответствовало ожиданиям и потребностям данной аудитории, иными словами анализ эффективности речи с позиции аудитории заключается в оценке успешности реализации этоса речи.

Анализ эффективности речи с позиции третьего заинтересованного лица / заинтересованных лиц заключается в определении того, как анализируемая речь повлияла на реализацию интересов третьего лица / лиц, имеющих отношение к данному публичному выступлению. Как правило, такие последствия публичного выступления уже относятся к опосредованным результатам публичного выступления.