Evenover. Через час и полбутылки виски Дженсен всё еще не знает, куда идти и что делать

born to porn

читать дальше*

Через час и полбутылки виски Дженсен всё еще не знает, куда идти и что делать. Он чувствует, что должен кому-то сказать. Может, Майку, или Чаду, или Сэнди. Всем им. Но он не ощущает реальности. Ничто не ощущается им, как реальное. Он думает, что, возможно, до него еще не дошло, что произошло.

На странице перед ним новые слова. Их он тоже еще не чувствует. Но понимает. Он даже может слышать звуки гитары, как вместе со словами в его голове играют аккорды.

Глупый слишком, чтобы быть им
Крутой слишком, чтобы слыть им
Обреченный
Обчистит карманы, полные горя
И со мной убежит завтра
В июнь

Мы постараемся унять боль
Но будем чувствовать её всё равно
Никто не знает
Где скрыты наши тайны

Посылаю свое сердце всем близким
Когда жизнь - такой беспросветный
Сон
Шлюхи моих бед кричат
Когда все говорят, что добродетелен
Он

И я всё теряю
Но когда смогу, я
Пытаюсь понять
Что когда я могу, я могу всё

Мама оплакивала меня годами
Всё это время нельзя вернуть
Назад
Заткнись и бейся с демонами
Что прокляли тебя и твой разум
Опрометчиво и невовремя
Без любви и без чувства
Так плохо

Когда я могу, я могу всё
Слова нарушают план
Когда я могу, я могу всё

Глупый слишком, чтобы быть им
Крутой слишком, чтобы слыть им
Старый, чтобы помнить чувства
Всегда старый, всегда буду чувствовать я

Ни обещаний, ни горя не надо
Больше не буду следовать я
Вы слышите, люди, меня
Я просто хочу быть собой
Когда я могу, я могу всё
Пытаюсь понять
Что когда я могу, я могу всё

Он понимает. Всё, что говорят ему слова. И всё, что они значат, в единственном слове — «прощай».

Он понимает слова, даже не осмысливая их.

Он всё еще пытается осмыслить их, приканчивая следующую четверть бутылки. Стрелки часов сообщают, что он сидит здесь, на полу, уже четыре часа, но он им не верит. Не может быть, чтобы прошло уже четыре часа с …
Звонит телефон, и он думает, что, наверное, стоит ответить. Он берёт его с пола и нажимает на кнопку.

— Да?

Это Майк, и его безумный голос льётся Дженсену прямо в ухо.

С внезапным щелчком мир возвращает себе все краски. Он вскакивает на ноги, не отключая телефон, и, сжимая его в руке, выбегает из комнаты. Он не сбавляет ход, даже оказавшись на улице, и машины визжат тормозами, чтобы избежать столкновения. Охранники кричат ему, но он не обращает внимания, сердце рвётся из груди, тело бросает в холодный пот от страха, и только одно имя наполняет его сознание.

Повсюду полицейские машины, кареты скорой помощи припаркованы вокруг здания и блокируют улицу со стороны арены. Полицейские стоят у дверей арены и грубо хватают Дженсена, когда тот пытается пройти мимо них.

— Я член группы, — кричит он им.

— Я узнал вас, — говорит один из полицейских, продолжая удерживать Дженсена за руку. — Но вам туда нельзя.

— Пожалуйста, — просит Дженсен, и в его глазах появляются слезы, когда он умоляюще смотрит на копа. — Я люблю его. Я не могу… Я должен быть там.

Хватка ослабевает, и Дженсен видит, как лицо копа становится чуть человечнее.
— Вы вместе…?

— Девять лет, — кивает Дженсен, не заботясь о том, что теперь весь гребанный мир будет знать. — Я любил его всю свою жизнь. Пожалуйста, если кто-то и может ему помочь...

— Пропусти его, Фрэнк, — говорит коп, отпуская Дженсена.

— Он может принести больше вреда, чем пользы, — возражает Фрэнк, еще не давая пройти.

— А может оказаться единственным спасением. Ты готов жить дальше с мыслью, что ты не пропустил его, и случилось самое худшее?

Фрэнк отступает, и Дженсен кидается к двери. Шесть пролетов лестницы, он летит, почти не чувствуя ног, и три раза чуть не падает, едва успевая в последний момент восстановить равновесие. Офицеры на верхней площадке открывают дверь, и он выбегает прямо на крышу, чувствуя под ногами цементный пол. Там повсюду люди, они сгрудились в одной стороне, — парамедики, полицейские, Майк, Сэнди, Чад. Дженсен бежит мимо них на открытое пространство. Другой полицейский останавливает его там, держа мегафон в руке, и качает головой.

— Он сказал, если кто-то подойдёт ближе…

— Джастин! — Дженсен кричит, не обращая никакого внимания на копа.

— Дайте ему пройти. Только ему, — откликается Джастин, даже не оборачиваясь.

Дженсен подходит ближе к краю. Всё опять начинает казаться сюрреалистическим, и он не должен дать этому случиться — ему нужно сохранять спокойствие. Господи, он так боится, так, твою мать, зол.

Джастин стоит, сложив на груди руки, на краю крыши, такой красивый и совершенно хрупкий, и ветер ерошит его волосы.

— Не подходи ближе. Стой там, в той части крыши. — Его тело качается на ветру, он закрыл глаза, наклоняя грудь вперед.

— Джастин. — Дженсен опускается на колени в нескольких футах от каменного уступа, тяжело приваливаясь к опоре. — Не надо. — Он моргает, глаза щиплет от слёз. — Господи. Пожалуйста, не надо.

Джастин поднимает подбородок, и тело вновь обретает равновесие.
— Почему нет, Джен? Что у меня есть, ради чего нужно остаться?

— Всё. Твою мать, всё, Джастин.

— Ты не хочешь меня… не хочешь уже давно… и я знаю, это моя вина, Джен. — У Джастина уверенный голос, звучащий со спокойной убежденностью, несмотря на дрожь. — Я знаю, почему. Я терял тебя в течение лет, дюйм за дюймом. Как легко, ты же знаешь, притворяться. Действовать так, будто ты не понимаешь, потому что думаешь: иначе это не даст случиться неизбежному. Если отрицаешь достаточно долгое время… всё проходит. Так легко плыть по течению… — Джастин поднимает руку в воздух, слегка стиснув пальцы. — Это я всё упустил. Как песок сквозь пальцы. — Я привык думать… — Джастин кивает, придвигая одну ногу ближе к краю, касаясь его носком. — Я привык думать, что петь — этого достаточно, что это будет всё, что мне нужно. Выступать на сцене… ты знаешь, как сильно я люблю это, Джен. — Джастин нервно, ломано смеется. — Забавно, когда то, что тебе кажется важным, оказывается совсем не тем, что важно на самом деле. — Джастин трясёт головой, ветер смахивает волосы с его лица. — Всё, что в жизни приносило мне удовольствие… единственное, что на самом деле имело значение… то, как ты смотрел на меня … то, как ты любил меня. Я… — Джастин подается вперед, едва не теряя равновесие, все еще с закрытыми глазами. — Знаю, что я того не стоил… Но ты думал, что я стою... и этого было достаточно. — Джастин пожимает плечами, и городские огни подчеркивают его силуэт. — А теперь…? Это правда, Дженс. Я лишь занимаю место… а ты… тебе всегда было лучше без меня.

— Это неправда. Это гребанная ложь, и ты прекрасно, мать твою, знаешь это, Джастин.

Джастин склоняет голову набок, раскрывает объятия навстречу городу, лежащему у его ног.

Дженсен стискивает зубы, слёзы текут по его щекам, когда он поднимается на ноги, сжав кулаки.

— Ты гребанный идиот! Если ты думаешь, что я любил тебя без всякой причины, тогда ты, мать твою, глух, туп и слеп. Если ты не можешь увидеть, почему я всегда думал, что ты стоишь этого — если ты на самом деле, блядь, не понимаешь, тогда, блядь, сделай это, Джастин. Уйди во вспышке славы. Курт Кобейн будет в самом деле охуенно горд тобой, — горько выплёвывает он.

Джастин поворачивается, и ветер опрокидывает его, заставляя сделать неловкий шаг назад от края. Господи, как же ему трудно держать равновесие! Дженсен может дотянуться, схватить его за ногу и дёрнуть на себя, но всё может закончиться и по-другому, так что он не должен… не может рисковать.

— По крайней мере, Курт ушел с достоинством, сохранив свои гребанные яйца.

— Он убил себя, Джастин. Для этого не нужны яйца. Не нужны мозги. Это означает только одно: он не думал, что способен на что-то лучшее.

— И я не способен на что-то лучшее, — говорит Джастин, настолько тихо, что Дженсен почти не слышит. — По крайней мере, таким способом я кое-что оставлю после себя.

— Тогда иди и умри. Сдайся, блядь! — выкрикивает Дженсен, голос эхом отдаётся от кирпича в полнейшей тишине: все вокруг онемели и замерли. — Ты думаешь, что это сделает тебя легендой, каким-то мучеником? Ну тогда уже прыгни, черт возьми, потому что если это — то, что ты думаешь, если это всё, чего, по твоему мнению, ты стоишь, тогда что бы ты мог дать этому миру? Всё, блядь, кончено!

Джастин стоит там, расправив плечи, глядя на город, полный истории, памятников и мемориалов.

— Вперёд, ты, гребанный ублюдок, — кричит Дженсен так громко, что ветер задувает ему в рот. — Потому что я не заплачу о тебе, если ты сделаешь шаг вниз. Ни одной гребанной слезинки не пролью. Потому что это твой выбор. Я знаю, ты стоишь большего. Я знаю, что ты сильнее этого. Я знаю, что когда-нибудь ты станешь еще лучше. Но если тебе так страшно посмотреть в будущее… даже попытаться понять, почему я люблю тебя… тогда хер с тобой.

Джастин поднимает ногу и выгибается, балансируя над краем.

— Черт побери тебя, Джастин! — яростно, с отчаянием рявкает Дженсен. — Как ты смеешь поступать так со мной! Ты умрёшь, блядь, и убьёшь меня тоже.

— Я думал, ты сказал, что тебе всё равно, — прошептал Джастин.

— И ты мне поверил? — Дженсен опускает руки, злость резко отпускает его, и всё, что он может чувствовать, глотая слезы, — это страх и тоску. — Я всё еще люблю тебя, Джастин. Неужели ты, блядь, не знаешь, что это убьёт меня, если ты это сделаешь?

Нога Джастина зависает над краем в нерешительности — и тогда ветер ударяет его сзади, толкая вперёд.

— Нет, — шепчет Дженсен. Нет, нет, нет, это не то, что должно произойти — он кидается к Джастину…
Всё происходит, как в замедленной съемке; тело Дженсена целую вечность падает в воздух, его руки в отчаянном рывке достают до ног Джастина.

Джастин откидывается всем весом назад, пятками цепляясь за бортик — и отскакивает от края.

Они сталкиваются посередине, тяжело упав на цемент.


URL

  • Написать у себя

2010-12-12 в 19:53


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



double arrow
Сейчас читают про: