double arrow

Тут ПСАЛТИРЬ РИФМОТВОРНАЯ 42 страница

Сие же все помянухом, да яве будет, како суетне силу свою над силу российскую возношаше побежденный ныне супостат. Обаче якоже всяк горделивый что либо сам имеет похвальное, зело велико мнит быти, вся же чуждая, аще и большая, малая быти разумеет, подобие сей слепствоваше. Но слепота сия вельми его умножаше дерзость; сице бо слепствуяй не тако, яко же слеп телесныма очима всего боится и вся окрест себе ощущает, но, ослеплен мнением силы своей, ничто себе противно и страшно не мнит быти и тако во стремнину и в огнь вметает себе. Самой убо ради таковой дерзости великий и лютый супостат наш бяше. Но и, кроме того, силен воистинну и храбр; ниже бо нам прилично есть не исповедати, еже есть истинно: наипаче егда тим самым является великая победы нынешней слава, яко сильный и страшный побежден есть.

Но еще природную свою силу безмерне умножил бяше безмерным богатством, имением и прибытком, нещадне и многократне по Литве, и Полщи, и Саксонии, по Сленску и Курляндии награбленным. Кий град и кий дом избеже опасной и многоочной его несытости? И кое тайное сокровище можаше укрытися от лютаго его истязания и хищения? От толикаго же стяжания колико умножися крепость его! Не всуе бо искусныи во воинстве мужие изобилие и богатство жилою воинства нарицают; ибо яко же жилы, связующе составы тела, укрепляют тело, тако и богатством и собираются многии, и собранныи удоб содержатся вои, еже есть крепкий союз всего воинскаго состава.

Что же речем, егда коварным наущением и тайным руководительством от проклятаго зменника воведен есть внутр самую Малую Россию (ибо сам собою не могл бы никогда же и не дерзнул бы внийти)! Зде воистину супостату нашему сила, тебе же, отче отечества нашего, пресветлейший монархо, умножилися бяху труды и препятия. Богу лучше что о тебе устрояющу, яко же бо делом уже самым показася; не иной ради вины на толь долгое время отложил бяше бог назнаменованную тебе судьбами своими над врагом сим победу, токмо дабы в той час его победил еси, егда бы не недивная и не необычная, но преславная, неслыханная и безприкладная явилася твоя победа, подобие яко же иногда творяше со судиями исраильскими, их же тогда воздвизаше и вооружаше на брань, егда зело супостатские умножахуся сили. Толь же лютую и трудную брань виде сие исперва скорбное и уже веселым концем увенчанное лето, яко вся мимошедшия годы, со сим сравненныя, могут нарещися миром и тишиною. Первее бо, всем вестно есть, како тяжчайшая брань есть во пределех своего отечества, нежели во чуждих: внутрнний страх и боязнь, разбегаются и криются жители, престают купли, оскудевают мытници, отечества имением питается и богатеет супостат и ничого же не щадит, яко чуждаго, но и, кроме потребы и нужды своей, разграбляет и разоряет. Словом рещи, якоже лютейшая и не скоро врачуемая болезнь есть внутрнняя, в самой утробе криющаяся, нежели вреды на верх тела, тако и брань внутр земли, нежели за пределом. Наша же и внутрнняя брань не простая и не обычная бяше. Не сам бо токмо собою яряшеся супостат, но прицепишася к нему и полчища зменническия, и зло ко злу приложися. Коего бо зде требе бяше многоочнаго опаства, еже бы своих от чуждых, верных подданных от отступников и зменников, приятелей от врагов разознати? Повествует славный стихотворец римский Виргилий, яко, егда греки пленяху и раздрушаху град Трою, неции от троянов, побивше сшедшихся со собою некия воя греческия, броня их и щити на себе возложиша и, таковым покровенны суще видом, многих инных супостатов нечаянно побиваху; мняху бо тыи, яко свои суть, и без опаства схождахуся. Не тако ли творяшеся и во смущении сем зменническом? Разве яко тамо доброю хитростию подвизахуся за отечество трояни, зде же диавольским наущением на пагубу своего ж отечества мечтахуся клятвопреступныи зменници. Но и большее зде и неудоб познаваемое бяше коварство: не броня бо токмо, но и лице и родство наше ношаху на себе изверги отечества нашего; под видом же тым таяшеся вражда, яко же и известно есть из последной твоей, пресветлейший монархо, грамоти о лукавых запорожцах. Брань убо сия сотворися брань нощная; аки бо в темной нощи, великое бяше недоумение, кого хранитися, на кого наступати, кого заступати; в едином граде, в едином дому можаху быти двоих противных стран оружия?

Кто благоразсудный и православие наше любящый не поболе о сем! Что же рещи о твоем сердци, пресветлейший наш монархо, егда приять весть о нечаянном сем проклятаго и неблагодарнаго раба отступстве! Вемы, яко сердце твое не поколебается страхом, не унывает во злоключении, не боится военных громов. Видим бо тебе наших ради угодий вся угодия отвергшаго, вар и зной носящаго, многия и далекия пути подъемлющаго. И что не делающаго, киих трудов отрицающася? О бы тако верне и трудолюбие служили тебе, царю, слуги и поддании твои, якоже ты, царь сый, слугам и подданым твоим служиши! Крепко убо и недвижимо есть сердце твое! Обаче не уязвляемо сущи ни коим же бедствием, люте, мню, уязвися неслыханным сим воспитаннаго и вознесеннаго тобою безсовестнаго раба неблагодарствием: сия тебе во брани сей, не иная нанесеся язва. Свирепая воистинну и лютая болезнь есть, аще кто, забыв благодеяния, ярим токмо на благодетеля оком возрит. Что ж, аще ругатися, аще начнет наступати! Кто же сие проклятаго сего зменника неблагодарствие изрещи возможет? За толикую любов монархи своего, еликой весь мир удивляшеся, толикую, беззаконный, показа вражду, еликой такожде весь мир удивися. О, кого сие иступлением не помрачит! Пси не угризают господий своих, звери сверепыя питателей своих не вредят; лютейший же всех зверей раб, пожела угристи руку, ею же на толь высокое достоинство вознесен и на том крепце держим бяше. Дерзну наступити на царство того, от него же приять область, некиим царствам равную. Не устрашися Хамова безстудия, не убояся Иудина беззакония, не вострепета Ариева клятвопреступства, не помысли о священнейшой и невредимой чести христа господня, студ и вред отечества нашего! Лжет бо, сыном себе российским нарицая, враг сий и ляхолюбец. Хранися таковых, о Россио, и отвергай от лона твоего, аще ли ни, не остатнюю уже беду утерпела еси; имащи всегда носити змия в нядрах твоих и приличествует тебе глас божий, Езекиилеве иногда изреченный: "Посреде скорпий живеши ты".

Таковыя убо скорби и смущения, таковыя мятежи внутрныя, со внутр сущим супостатом связавшияся. Кто исповесть, коликия труды и неудобствия приложиша ко брани сей! Наипаче егда плевельными зменничими послании начата смущатися некия грады и прейдоша на страну супостатскую многомятежнии запорожци, и проявишася по многим местам междуусобныя мятежи и нашествия, и ожидаху от Полщи и зваху от Орды сил помощных, на коль многия зде и различныя части нужда бяше разделяти воинство российское! Ставити по крепостех градских, посылати по всех пределах царствия, посылати на укрощение мятежных градов, на взыскание бунтовников, и грабителей, и убийцов и вниз Днепра до Сечи, и в пределы польские на отражение спешащаго на помощь супостату нашему втораго супостата, незаконного короля польского.* Ум воистинну смущается, помышляя толикия неудобствия. Обаче всем сим и иным трудным делам и нуждам совершение удовлетворил еси премудрым твоим промыслом и силою мужественнаго твоего воинства, пресветлейший монархо! И отсюду да познают народы многомощную силу державы Российския; не много бо государств обрящети, яже бы возмогли толикие неудобствия купно понести и испразднити.

Но да заключу все во кратце, еже трудную сотвори брань сию. Вижду сию свейскую брань весьма быти подобную древной брани, нарицаемой Второй Пунской, юже творяху римляне со пресловутым оным Аннибалем, вождом карфагенским. Тая брань между всеми римскими, браньми славнейшая, ибо и лютейшая быти почитается, а всячески нынешней подобная. Ибо и подобную име вину свою, и тако сильный бяше супостат и исперва велик и страшен показася, и на долгое время протяжеся брань, и вся неудобствия и нужды нынешним бяху подобныя; такожде бо на многии преношашеся места - до Испании, до Италии, до Сикилии, до Африки, и такожде в самой Италии многие зменники являхуся, преходящий от римлян до Аннибала. Сие чаете и многократне. Помышляюще, чудихомся таковому случившемуся великому подобию. Но еще токмо желательно бяше, дабы лютая брань сия и в конец уподобилася оной брани Аннибалевой, сиесть дабы увенчанна была всежелательным гордаго нашего супостата побеждением, ибо и тогда по многих великих ратех в конец побежден есть от Сципиона Аннибаль и всему миру от того часа страшна сотворися держава Римская. И се уже достизохом желаемаго! Се исполни во благих желание твое господь, о благополучная о царе твоем Россия! Побежден внешный, побежден внутрный твой супостат. О вести неслыханной! О вести радостной и страшной! Радостной благополучием, страшной удивлением! Радостной царству, страшной супостатом! Радостной другом, страшной врагом твоим! О неописанной и мало когда слышанной победы!

Представете себе пред очи, благоразумные слышателие, вся вышше реченная лютая, вся нужды и неудобствия, ими же брань сия тяжка зело сотворилася бяше, и узрете дивную победу. Кто побежден? Супостат от древных времен сильный, гордостию дерзкий, соседом своим тяжкий, народом страшный, всеми военными довольствы изобилующий. Где и когда побежден? Во время зело лютое, брани, внутр отечества нашего вшедшей, егда укрепися зменническим оружием, егда ему удобие, нам же неудобствия умножишася, егда он большее, неже имеяше, собра, наш же пресветлейший монарха на многа места раздели воинство свое. Словом рещи, побежден есть тогда, егда мняшеся победу в руках держати. Дивная се и страшная сотвори с нами крепкий во бранех господь. Но узрете, коим образом побежден есть. Дерзок исповедуем и великодушен бяше; но, узрев близ мужество непреодоленное и храбрую силу пресветлейшаго монархи нашего и его преславнаго воинства, малодушен показася: пришед бо на брань и умножив силу прилучением зменничим, обаче от брани устранятися начат. Не ожидаше его российское воинство, но искаше; искаше же в местах не безбедных, творя себе трудный преход чрез реки. Что се есть? Критися ли к нам пришел еси, о супостате? Тебе предлежит искати наших, понеже дерзко и гордо во отечество наше вшел еси. Но отсюду вестно есть, яко не вшел еси, но зменником воведен. Но не укрися богом укрепляемой десници твоей, преславный победителю, царю и воине непобедимый! Криющася обрел еси, хранящася от бою до бою понудил еси. Что же творит? Забыв себе льва быти, употреби лисовой хитрости и татьски нападе на полки твоя. Но и таковым коварством ничтоже успев, до отчаянной, сиесть до крайней, вселютейшей силы понужден есть. Се же на верховную и никогда же забвенную славу твою, аще бо когда, тогда наипаче непобедим бывает супостат, егда отчаевается победы. И воистинну победити отчаяннаго нечаянная победа есть. Услышит убо весь мир и удивится, яко толикий и уже отчаянный супостат от тебе побежден есть; но множае удивится, егда услышит, како побежден. Довольно бо было бы ко совершенной славе твоей, аще бы толикого супостата с поля токмо согнал еси. Ныне же что виде поле Полтавское! О поле благополучное! О поле достойное победительными знаменьми и торжественным некиим зданием украшенно быти на вечную память толь преславной победы! Что бо виде? И кий позор на себе показа? Ужас бяше видети возмущенный и небес досязающий от праха и дыма военнаго облак. Ужаснее зрети безчисленная семо и овамо летающая блистания и слышати непрестанныя страшныя громы; рекл бы кто, яко не на земли, но на небеси творится брань и яко не оружием, но молнием поражают себе противный полки. Но в таковой тьме и курении ясно на весь мир блисну слава российских воев, и посреде толиких марсовых волн не поколебася мужественное твое и твоего, пресветлейший монархо, воинства сердце. Егда бо от нестерпимаго громогласия стеняше земля, егда окрестныя страны страхом движахуся, егда шумяху лесы прогоняемым от огня и грома воздухом и на арматныя рикания страшным риком отвещеваху горы, и закри лице солнцу дым, с прахом смешенный, единому токмо оставльшу свету, его же оружныя огне издаяху, - тогда не подвижеся храбрость и мужество твоего воинства, не испусти вопля, ни гласа, внимаше всем вождов своих велениям и мановениям, не преступи ни малой черты ратнаго чина и закона; зряше безчисленныя сопротив идущия на ся смерти и не отврати очес, не воспяти следа, но паче устремися и смерть на смертоноснаго супостата нанесе. Видяше себе среде онаго огня быти, нань же издалече зрящих оледеневают сердца, обаче лучше еще раздеже ревность свою по бозе и цари, по веры и верности, по церкви и отечестве. Ревностию же тоею толикую в себе зажже дерзость, еликой не чаяше видети гордый супостат и не надеяшеся слышати мир весь. Довлеет бо рещи, яко первыя еще полков твоих линии, не множае десяти тисящей в себе имущея, не стрепеша вси вои свейскии и, забывше непобедимой своей титлы, хребет на студныя язвы обратиша. Яко и о них уже воспети подобает, еже иногда воспет псаломник о сынах Ефремлих: "Сынове, - рече, - Ефремли, прязающии и спеющии луки, возвратишася в день брани". Тии обращают хребет, иже славяхуся нестерпимое имети лице; тии в бегство обращаются, их же издалече бежаху многия иныя народы. О силы, о славы твоея, Россио! Что же речем о собственной твоей храбрости, великий великих мужей вожде и великих супостатов победителю, всероссийский монархо! Егда не слово токмо твое и повеление в полки твоя, на брань препоясавшияся, посылал еси (еже единое по царственному чину довлеяше), но совершая царственное, купно совершил еси и воинское дело, сам высоким лицем твоим в лице супостату противо стал еси, сам на первыя мечи и копия и огни устремился еси. Страшный и славный позор! Возрадовася и купне вострепета Россия, узревши сие; возрадовася, видящи толикое мужество царя своего, вострепета же единаго смертию вся умрети боящися. О блаженства, рече, моего! Коликую отселе имети буду славу, егда услышит мир и чести будут во историях последныя веки, каков и колик во бранех показася царь мой! Обаче о люте мне, аще не покриет его невидимым щитом своим десница вышняго! Его бо единою язвою вся уязвленна, eго единаго (еже да отвратит господь!) убиением вся убиенна буду! Но собысться на тебе, богом хранимый мужу, обещанное псаломником божие заступление: "Падет от страны твоея тисяща и тьма одесную тебе, к тебе же не приближится". Посреде острия мечов, посреде огненных градов, посреде многотисящных всюду летающих и сверепеющих смертей ни смерть, ни язва не приближися к тебе. Больше нечто реку: приближилася бяше (еже не без страха и трепета воспоминаем), приближилася бяше смерть явная ко боговенчанной главе твоей, егда железный желюд пройде сквозе шлем твой. Но яко не вреди главы, ея же вредом вся бы повредилася Россия, отсюду яве есть, яко ты живеши в помощи вышняго; яве есть, яко господь сил поборствует по тебе. И аще когда ныне яве показася, яко осеняет над главою твоею в день брани; яве же есть, яко еще и всего рода нашего не отрину от лона своего, но хранит в подкрилии милости своея и щитом силы своея заступает. Не един ныне отечества и православия нашего истинный любитель, поколебшийся первее от страха толь сильнаго супостата, ныне же толикаго твоего и общаго благополучия достигший, не един, глаголю, благодушествуя, воспевает с псаломником: "Коль благ бог Исраилев, правим сердцем! Мне же вмале не подвижастеся нозе, вмале не пролияшася стопы моя".

Аще бо леть ныне о сем страшном твоем случаи любомудрствовати, мню, яко не инной ради вины попусти господь видимой смерти приближитися ко главе твоей, но не коснутися, разве дабы известно показал защищение свое, им же тебе и твое царство сохраняет. Не был еси убо одеян в железо, ни обложен твердою бронею, не имел еси ни щита, ни шлема мидянаго, но аки нерушимою стеною и адамантовим забралом огражденно бяше царское лице твое невидимою силою вышняго. Господь сил, сокрушаяй брани мышцею высокою, бысть тебе столп крепости от лица вражия. И вещию зде показася, яко аще подобная дерзость и не без порицания бывает во инных царей, бедою своею беду на царство наводящих, обаче в тебе едином незабвенныя памяти и вечныя славы достойна обретеся: ниже бо от неразсуждения произыйде, ниже отчаянием возжеся, но тайною силою сильнаго во бранех бога поощренна есть. Той воведе тебе во страшный бой, иже и ополчися с тобою; той подвиже сердце твое итти в пламень военный, иже и щитом своего заступления огради тебе. Не токмо убо не повинно есть ни единому порицанию сие твое преславное дело, но и невозможно изобрести слова, им же бы достодолжне похвалено было. Сие укрепи и на подвиг поостри воя твоя, сие устраши супостацкие полки и отъять духи сильным; сие не требует похвальных словес: егда глаголется токмо и слышится, всесовершенне похваляется. И дотоле его не умрет похвальная память, дондеже не оскудеют истории, последним веком тебе гласящыя, сиесть со псаломником глаголя: "Память его пребывает в род и род". Аще же и внешнею, но не ложною похвалою украсити дело сие восхощем, не инно что речем, токмо се, яко без таковаго, толь дерзновеннаго и храбраго твоего на ратном бою присутствия не была бы (якоже мнит ми ся), не была бы над толь страшным супостатом желаемая, но едва чаянная победа; аще же бы и была, но, дерзновение глаголю, не была бы таковая и толикая. Ныне же что сотворися? Да слышат грады, и страны, и царствия, да слышит и удивляется весь мир! Многочисленное воинство, многие военачальници, и, что большее, вси главные вожды и енералы, сиесть вси столпы кролевства Свейскаго, оружием твоим сокрушеннии, твоему победительному поклонишася величеству, и иже владети Россиею надеяхуся, раби российстии сотворишася; прочии же безчисленнии, поклоншеся единою, не восташа и никогда не востанут. Кое се наше блаженство? Кое благополучие? Напоиша землю нашу врази кровию своею, иже пришли бяху пити кровь ея; отяготеша трупием своим, иже мышляху отяготити ю игом своим; повергоша себе под ноги нам, иже на выя наша наступати готовляхуся. Что же реку о числе взятых войсковых знамен, оружий, запасов, користей, всего имения, всех обозов! Вся, яже многим градом и народом отъяша, дароваху России: аки бы не иной ради вины пришли к нам, токмо умрети и воинство российское наследники благ своих заветом написати.

Видехом поле Полтавское, прейдем прочее, аки гоняще в след избегших оттуду супостатов, и да видим, како и неплодные под Переволочным бреги множество победительнаго вайя в песках своих израстиша. О неслыханной в народех победы! Множае шестнадесяти тисящ оружие носящих супостатских воев избеже з поля ратнаго и трепетным бегством, аки крилами от страха израстшими, скоро устремися ко брегом Днепровым, яко же сами помышляху, спасения ради своего, а яко же вещию показася, не иной ради вины, токмо дабы не единою сотренны были и дабы не едино место и о нашей победе, и о их побеждении засведительствовало. Ибо, кроме не много дерзским и нуждным плаванием спасшихся, мнози речною глубиною пожренны изгибоша, аки устыдевшемуся Днепру самому зменническаго имене, аще бы послужил ко спасению врагов, иже конечную пагубу на отечество наше навести тщахуся. Но что есть верх победительной славы! Все прочее избегшее от Полтавы множество, повергше под нозе достигших себе далече меньших числом российских воев толь славное свое оружие, вдаша себе в рабы и пленники и твоему, великоименитший победителю, величеству покоришася. Не рех ли из начала, яко что либо от преславнаго дела сего просте изреку, изреку великую и неудоб верительную вещь! Зрете бо, о искуснии вси в бранех народи, разсуждайте вси, или очима видевшии, или во историах четшии многия борбы, и рати, и победи, аще удоб обрящется победа победе сей подобная! Мне бо, сие помышляющу, приходит на помысл древнее еллин и римлян присловие: оружие от рук отъяти Ираклию. Сего же употребляху слова, егда кто хотяше силу некоего непреодоленнаго мужа показати. Толь бы крепкий и силный у их Ираклий славяшеся, яко отъяти ему из рук оружие глаголаху быти вещь отнюд невозможную. Что же? Не тожде ли вси народи славяху и о побежденном ныне супостате нашем? Кто не отъяти ему из рук оружия, но издалече на меч его возрети дерзну? Твой же Марс, о монархо всероссийский, мужественне того из рук ему исторже. Что, глаголю, исторже! Понуди нестерпимым страхом, дабы сам свое все оружие и купно оруженосцы своя повергл под победительныя ноги твоя. И сотворися победа, подобная Давидовой над гордым филистином победе. Яко же бо Давид иногда, силою вышняго подкрепленный, поразив во главу Голиафа, исторже из руку его меч его и темжде обезглави его, тако и российское воинство, поразивши самаго короля свейского, сиесть самую главу новаго сего Голиафа, супостата нашего, поношающаго роду нашему, новому Исраилю, полкам бога живаго; поразивши, глаголю, великою язвою на теле, крайним же страхом на душе и сердци, исторже от руку его толь славное и всем народам страшное оружие. О, коль блаженни, коль благополучии есте вы, им же случися поне издалече смотрети на позор сей! О позор, всему роду российскому радостный, всему миру удивительный! Стояху возбрег Днепра многочисленныя полки свейския и, узревше со ангелом господним поганяющим гонящыя себе российския воя, оскудеша духом и сердцем, безсильны и немощны от страха сотворишася и, аки не можаще уже держати в руках железа военнаго, повергаху на землю оружия своя и, аки ниже просте стояти можаще от трепета, прекланяху победителем колена своя. Кое се странное в дни наша и в нашем отечестве благополучие сотворися? Случается многажды, да едино воинство, не стерпевши силы другаго, оставляет поле и бегает, но бегает, ищущи и надеющися лучшаго исправления, и, многажды побежденный, избегший, гонящих за собою победителей побеждают. Славный иногда в том бяше и римскому царству тяжкий род парфянов, о нем же повествуют, яко наипаче побеждаше бегством своим. Свейския же ныне полки, егда достигшему себе воинству российскому и оружия своя и себе самых с всяким смирением покориша, засведительствоваша о себе и не хотяще, яко ниже надеяхуся исправитися, но помышляху себе отнюд не быти равных российстей силе и в едином токмо бегу надеяхуся спасения. Где гордость, где кичение о своей храбрости, где презорство первое, им же вся народы яко безсильныя презираху? Торжествуй, о Россие, и, благодушествующей, возопий: возвеличил есть господь сотворити с нами! И рекут, воистинну, во языцех: возвеличил есть господь сотворити с ними! А яко сам токмо со зменником избеже верховный враг твой, о великий победителю, большую тебе славу, себе же крайнее безчестие сотвори. Аще бо бы на ратном поли со прочиими убиен был, дал бы тебе славу, но и часть славы себе оставил бы, яко до смерти мужественне подвизавыйся; егда же со студом избеже, самым своим страхом и трепетом велегласна всему миру сведительствует, яко нестерпима есть сила твоя и яко господь сил, сокрушаяй брани мышцею высокою, поборствует по тебе. Устрашишася от гласа грома твоего, бежат от лица твоего ненавидящии тебе. Приходит мне зде на память, что повествуют о льву естеств списателие: егда, рече, лев не возмог насилию крепких ловцов противостати, на бегство устремляется; дабы не познали, в кую страну побеже, хоботом загребает следы своя за собою. Кто ж ныне тожде не видит и нa льве свейском? Видиши ты найпаче, яко с ним же бежай, - о изменниче! - не токмо телом, но и вероломством хромый; виждь ныне, како под крепчайшую руку отдался еси! Ныне ругайся российскому воинству, яко не военному; ныне познай, кто бегством спасается; сия бо бяху между инными укоризны твоя. Но и пророчество твое, им же свейской силе на Москве быти прорекл еси, отчасти истинно и отчасти ложно есть: мнози бо уже достигоша Москвы, но мнози под Полтавою возлюбиша место. Непобедимый же заступник твой не улучив на Москву и от пути дому своего заблуди. О крайнаго твоего безумия! Кое льщение, кая мечта сведе сердце твое воздвигнути руце на господина своего и толиким смущением поколебати народ? Кая надежда, кое упование бяше? Или что не достояше тебе не ко препитанию жития, но ко угодию и чести? Добре и мудре изобрете некто притчу: пес, - рече, - похитив негде часть мяса, егда, несяше воскрай брега речнаго, узре в воде сень мяса изображенную, и, разумев быти инное, мясо упусти во воду, еже име, хотя похитити мнимое, и тако и мнимаго не обрете, и истинное погуби. Научитеся падением сего неблагодарнаго вси, непослушнии господиям и неблагодарнии благодетелям своим, зрете на сем яве собывшееся прещение божие, усты премудраго Соломона изреченное в главе 16: неблагодарное упование, яко зимный иней, растанет и излиется, яко вода неключима.

Таковую убо и толь преславную победу твою, о преславный победителю, кое слово изрещи, кая похвала по достоянию увенчати возможет? Не много таковых побед во памятех народных, во книгах исторических обретается. Инде побежден будет супостат немощный, зде гордый, сильный и страшный; инде оскудевший в потребных и лишенный всякоя помощи, зде многих народов имений обогащенный и подкрепленный зменничей силою; инде отчасти пораженный суще, отчасти же цели в домы своя возвращаются врази, наши же зде супостаты со всем воев и вождов множеством ово плененны, ово убиенны суть, а и немного избегших занесе страх не в домы их, но в безвестная им места. Услышат ближнии и соседы их и рекут, яко не в землю нашу, но в некое море внийдоша силы свейския; погрузишася бо, аки олово во воде, не возвратися вестник ко отечеству своему. Что же прочее? Инным победителем великое восписуется благополучие, аще едину брань со многими чуждыми и своими силами возмогут раздрушити. Ты же, пресветлейший самодержче всероссийский, сам собою, своим мужественным воинством, без всякой иноземной помощи, единим устремлением, за немного часов, двоих змиев, две лютыя ехидны - брань, глаголю, свейскую и изменническую, - сильне растерзал и умертвил еси. В конец: таковую се тебе бог дарова победу, яковую слышаще верныи твои и царства твоего любители, истаевают от радости; слышаще врази твои, исчезают от зависти; слышаще вси странныи роди, трепещут от страха и различными помыслы колеблются. И ныне нам приличествует возглашати: услышите сия, вси языци, внушите, вси живущии по вселенной! С нами бог! Разумейте, языци, и покаряйтеся, яко с нами бог.

Яко убо иногда Самсон в растерзанном от себе льве обрете пчелы и мед и, усладився от него, предложи гадание: от ядущаго, рече, ядомое изыйде, и от крепкаго изыйде сладость. Подобие и тебе, пресветлейший монархо, божиим благословением случися. Растерзал еси, аки вторый Самсон (не без смотрения же, мню, божия и в день сей Самсона случися победа твоя), растерзал еси мужественне льва свейского. Се убо обретаеши в нем сладкий нектар. Се и на тебе Самсоново гадание исполняется: от ядущаго изыйде ядомое; от того, иже пожерл бяше отеческия твоя земли и многих народов пожре имения, имееши ядомое, толикий и толь дивную воинства его плень и все пребогатыя користы; от крепкаго изыйде сладость; понеже крепкий сый и страшный непобедимою твоею десницею побежден есть: того ради сладчайшая есть торжественная радость. И якоже горько слышати бяше от сумнящихся и малодушествующих; невозможно побежденным быти воем свейским, тако невоместимая ныне сладость всех, нелицемерне любящих царство твое, сердца исполняет, егда видим уже онаго страшнаго и непобедимаго супостата побежденна преславно, побежденна победою неслыханною, на весь мир дивною и страшною.

Пий убо сие свышше данное тебе вино радости! Услаждайся всенароднаго веселия нектаром, отри победительным вайем поты твоя, от вара военнаго источенныя; красуйся и ликуй о мужественном твоем воинстве: се видиши в нем великий плод уставленнаго тобою рыцерскаго учения. Соиграйте и вы, о крепкии столпы и адамантовы щиты отечества нашего и православия, премудрии военачальницы и воини непобедимыи! Облетит всю подсолнечную громогласная слава, гласящая вашу и царя вашего храбрость, и рекут странныи роди: достоин царь таковаго воинства, и воинство таковаго царя. Вся твоя и дела я деяния, пресветлейший монархо, дивная воистинну суть. Дивне презираеши светлость и велелепие царское, дивне толикие подъемлеши труды, дивне в различныя себе вовергаеши беды и дивне от них смотрением божиим спасаешися, дивне и гражданския, и воинския законы, и суды уставил еси, дивне весь российский род тако во всем изрядно обновил еси. Обаче ныне достигл еси верха дивной славы, и отселе не воспомянет тебе никто же без великаго удивления. О нас, блаженных! О нас, благополучных! Что се с нами по неисчетным своим щедротам сотвори бог? Забываются все мимошедшии скорби за нашедшая безмерная и безчисленная благая. Кия бо плоды от победы сей родишася нам? Превеликая слава народа нашего, здравие, безпечалие, мира возвращение, всякое изобилие, церкви благостояние. Что же прочее? О, благословения на нас твоего, боже наш! Мнит ми ся, яко светает уже день той, вон же проклятая унея, имевшая в отечество наше вторгнутися, и от своих гнездилищ изверженна будет, святая же православно-кафолическая вера, юже от Малой России служители диавольскии изгнати хотяху, и во иныя страны благополучие прострется. Будет то, укрепляющу богу десницу твою, пресветлейший монархо; будет, не усумневаемся; будет, надеемся тако, аки и получихом.

А яко же изначала слова моего рекох, тако и в конец нелицемерне и неласкательне исповедую: несть слово довольное, несть похвала равная сему твоему богом поспешествованному и богом совершенному делу. Еже не токмо, егда первее услышахом, но и коль краты в ум приемлем, играет сердце, воздвигаются удивлением мысли. И не ино что на уста приходит, токмо различныя оныя духом святым иногда воспетыя гласы, торжеством вкупе и благодарением божию помощ славящыя. "Поем господеви, славно бо прославися. Велий господь наш, и велия крепость его, и разуму его несть числа! Сотвори с нами величия сильный, и свято имя его. Сей бог наш, и прославим его, бога отца моего, и вознесу его. Господь сокрушаяй брани, господь - имя ему. Кто подобен тебе во бозех, господи, кто подобен тебе? Десница твоя, господи, прославися во крепости, десная ти рука сокруши враги, и множеством славы твоея стерл еси супостаты! Господи, силою твоею возвеселится царь и о спасении твоем возрадуется зело". О крепкий во бранех господи! Не преставай и до века тако прославяти в нас непобедимую силу твою, храня и защищая люди твоя и сокрушая враги креста твоего! О славо Исраилева! О едина похвало верных твоих, господи! Укрепи, боже, се, еже сотворил еси в нас! Да будет сия, тобою данная победа во славу имени твоего, в радость всему православию, в страх и трепет всем злославным и враждебным иноверцем, в похвалу цареви нашему, во образ наследию его. Не отступай и в последняя дни вернаго твоего служителя, православнаго монарха нашего, ополчаяся окрест его и укрепляя оружие его, дондеже испразднятся вси жестоковыйныи и непослушливыи раби, дондеже покорятся вси востающии нань врази, дондеже вси языци, бранем хотящии, крайним ударенни страхом, утихнут и не рекут: где есть бог их? Но купно с нами прославлят отца и сына и святаго духа, ему же слава во веки. Аминь.


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: