Тут псалтирь рифмотворная 43 страница

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ

В ДЕНЬ РОЖДЕСТВА БЛАГОРОДНЕЙШАГО ГОСУДАРЯ ЦАРЕВИЧА И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

ПЕТРА ПЕТРОВИЧА

Желаемых вещей и ожидание весело, слышателие! Движет к радости чистое и тихое утро, обещавает бо день светозарный. Приятно видети первую ластовицу, извествует бо надходящую весну. Еще плодов на древе не видим, а рясным цветом утешаемся; еще жатва к делу не позывает, а, на зеленые нивы смотряще, радуемся. Но что странствует слово по различиям вещей? О нашем нынешнем возгласем веселии. Нашему богомданному царю дарова бог наследие. О дара великаго! О щедрой и независтной милости господней! О благополучия твоего, Россие! Аще бо и пресветлейшему нашему монарсе есть зде о чем срадоватися, обаче вящше есть, чим достоит нам самим взаим себе поздравляти, больше есть, о чем все отечество наше весело приветствовати имамы. Рождение бо сына царскаго есть великая всенародных благ надежда, общаго благополучия ожидание, блаженства всероссийскаго семя, корень, основание. Не пред неизвестными глаголем сия, весте сами, о благороднейший, зде присутствующий великих дел управители, верховнии российстии, различием высоких титл словущии, вельможи! Весте сами, и совершенно весте, что сыны царскии не так родителем своим, яко всему народу, всему своему отечеству раждаются: на их утверждаются надежди наша, от оных ожидаем, еже не имеем; от оных, еже имамы, продолжения, умножения и утверждения надеемся. День убо рождества твоего, благороднейший государь наш, царевичу и великий княже Петре Петровичу, не точию яко царскаго дому радость, но и паче яко наш всемирный праздник блажим и прославляем. Наших бо плодов цвет есть, наших веселых дней утро есть, нашего щастия обручение есть. Что самое пространнейшею беседою проповести велит мне радость общая, - се же не в известие и научение толиким слышателем, лутчше о том, якоже рех, самим ведущым, но да тако послужю самой радости нынешней. Радости бо свойственно есть и ведомыя и всем явственныя вины своя многократне повторяти и велеречием насыщатися.

Вся же сия беседа, всецелое сие разсуждение мнится имети две части. Первая: увидети, коликое щастие есть от царскаго чадородия государствам чина монаршескаго, наипаче же тем, в которых по наследию проходит скипетр, а не по избранию предается, и се как России, так и всем монархом подобным есть обще. Другая же разсуждения часть: коликое благополучие монархии, егда не коего либо царя, но царя по сердцу божию, царя храбраго, премудраго, бодраго и всякими государственными таланты украшеннаго, получает от бога наследие, что, кроме перваго, наше есть собственное щастие, якоже явственно показати имамы. Но первее о первом нечто разсудим.

Коликое убо щастие есть царству скипетра наследуемаго от рождения царских наследников, явится от того, аще увидим, како благополучнейший есть чин таковый от протчих правления чинов. Тако бо крупно увидим монархийскаго благополучия долгоденствие, идеже не оскудевает монархов наследие, понеже иссохшу семени монаршему, нужда есть и благополучию оному пресеченну быти. Чтож пользует кое-либо добро, аще не долгое, аще маловременное? Подобно есть воистинну здравию тела, трясавицею болящаго, в нем же по двоих или треих дний отраде лютая наступает болезнь, и человек таковый и отрадныя дни оныя в здравие себе не вменяет. Но уже разсмотрем состав правительства монаршескаго и наследуемаго.

Зде же в первых: аще и не сведомы кому были самыя внутренныя добра общаго вины, в таковом правительстве содержимыя, то довольно бы тое показати примеров едва не всех народов и веков. Предревнее оное Ассирийское государство, от Немрода или Нина зачатое, была то монархия, а монархия в единой фамилии наследуемая. Тойжде вид имеяху последствовавшия ему Медское и Персидское скипетра. Не инакое устрои бог с Исраилем. Не инным бразом управляху себе ветхии под фараонами и последнейшии под Птоломеами египтяни. Тожде видети было у македонов, епиротов, иллириков, в Понте и Асии, в Парфии и на островах моря Средиземнаго и Егенского, тожде в древней Африке, тожде (да многая прочая минем) у наших предков - скифских и сарматских народов. И се древняя. Да видим и нынешняя. Начни от Европы, предстанут Испания, Галлиа, Англиа, Германиа, Даниа, Шведциа и прочая. Вси вид монаршеский, вси скипетра наследуемое имущыя. Поиди в Африку, - таковаго чина: Фец, Тунис, Алгер, Трипол, Барка и великая Ефиопиа - народ абиссинский и прочия на полудни государства. Поиди во Асию, - таковая Туркия, Персида, Индия, Хина с Китаем и Яппония, все подобное слышим и в Америке, новом имянуемом свете.

Не в пример речь посполитая Польская, - да и не в зависть! Вемы, яко крепкое было оное государство в строю монаршем; не вельми ж еще давно златые оныя узы на себе растерзало, и не мое есть разсуждати, не от начала ли широты нынешней начало оскудевати и утесняемо быти.

Не в пример речь посполитая Венецкая, - да и не в диво! Тело оное не великое, в едином граде заключенное, вкупе сенат, вкупе народ, вкупе дух, вкупе уды, да и там во время избрания вожда их не удобь уразуменная печаль, еже бы запяти хитрыя подступы и факции, избрание избирателей и не единократное. А во всем и воли людские, и жребий метания с крайним опаством мешаются, яковая боязнь в государствах наследуемых не бывает. Подобному подлежит разсуждению и речь посполитая Генуанская, и конфедерациа бельгийских ординов. Шванцарская аристократия требует француской протекции, городы свободные ансатские и не в сравнение великих государств, обаче и тамо свободность оная уздою императорскою водима есть. Едино нечто противное мнится быти древняя речь посполитая Римская, о ней же особенные судьбы бяху божии, обаче и оная по изгнании королей не обрете себе постояннаго правительства иннаго; по королех консули, по консулях децемвири, по децемвирах трибуни, по трибунах паки консули, а в крайних нуждах избираемы бывали диктаторы, власть всемощная и лютая и паче монаршества страшнейша, еще ж то во младом веце, в теснейшей области, до того во обстоящих бедствиях от неприятелей. Пришедши же в возраст (яко же глаголет римский историк Флор) мужеский, не возможе себе управити тонким оным демократии кормильцем: были мятежи лютыя от Граххов, от Мариа, от Силли, от Катилины, от Антония. Домашнею Иулия и Помпея войною приходило до крайней пагубы, даже паки в вид монаршеский претворися. И от сего известно, како здравейшее есть, паче инных, человеческому сожитию единовластное правление. Аще же и добре разсуждают политическии учители, что различныи правления, не самих просто собою, но по природе народов разсуждати подобает, который где лучше свойствуются, обаче от преждереченных познаем, яко едва не всем народом природна есть монархия, понеже едва не вси таковым способом удобь управляти себе обыкоша, которой политики не умствования филосовская, но самая вещь, самое искуство и нужда их научила.

Рех, яко нужда научи; суть бо главныя внутренныя вины, аки бы некая политическая таинства, от них же явственно научитися можем, коль полезное есть правительство самодержское наследуемое. Вопреки: коликим бедствием отверста стоит демокрация и аристократия, подобие и монархия не наследуемая, но по избранию от дому до дому преходящая. Много того ведают главы высокия сановитыя, народным делам посвященныя, а мы поне отчасти достизати можем.

В первых бо сыны царския от младых ногтей, от того времени, когда ходити и прорицати нечто обучаются, обучаются купно и царствовати. Приходят им в слух судебные и советные, гражданские и воинские повести, так, как детем купеческим в слух часто приходят торги, товары, прибыли, убыли; с возрастом же их растет и властительская мудрость. Да и венценоснии их родители ни о чем же тако пекутся, яко дабы сыны их умели по них держати скипетр. А кто с нижайших на престол прагов восходит, управляти учится седши уже на корме, не без великаго многажды вреда государства своего. Но и порфирородный государь величие и велелепие царское, яко природное и от пелен себе обыклое, не в диво себе ставит и потому не имеет оное за материю высокоумия и презорства. А избранием возведенный на сию высоту, удивляяся славе своей, многажды не точию подданных своих, но и себе самого забывает. До того по избранию увенчанный (бывает то по злострастию человеческому), что дела антецессора своего, будут ли вредная, не исправляет, будут ли полезная, отменяет. Тым и сим оному укоризну, а себе славу снабдевая. Вопреки: наследник погрешения родительская отлагает, яко свой собственный порок, потребныя же родительския уставы паче утверждает, яко свою истую похвалу.

Да и в наследуемом царстве печется самодержец о добре общем, яко о своем домашнем, видя, яко наследствовати по нем имут сыны и сыны сынов его, и им же все изобильное и целое готуя. А избираемыи государи (не вси, - да не будет!), однако, такии бывают, что как безчиннии на квартирах воиня не щадят общаго, яко чуждаго, но и паче тщатся оттуду приватныя свои фамилии обогащати. Явно то по тому, что в подобных государствах казна государственная вельми скудна. И тожде добре видяще, мудрии венети многоочно оберегают от того князей своих.

Но что паче всех памятно имать быти в елекциональных державах - великим и частым несогласиям и раздорам место. Санове великии, смотряще на преизящества своя и престольныя высоты вожделеюще, како могут быти вернии своему монарсе, которому скорейшей желают смерти? Како друг другу доброжелательный быти могут, всяк равнаго себе не любя? Той мыслит, како бы оному запяти путь к диадиме, а той сему тожде взаим творит, и един другаго боится. И всяк туды намеряет, туды советы, туды дела народныя, туды трактаты с посторонними ведет, куды бы могл ему быти простейший путь до короны. Когда же прииде интеррегиум, - кто исповесть! - коликий возгарается пожар от оного углия, в пепеле прежде крыемаго? Бывает, что взнесшийся тогда пламень уже и по избрании государя долго не гаснет. Всякому бо желательно есть государствовати; аще же ни, обаче всяк негодует служити тому, которому вчера друг равный или и суперник был равносильный, чим деется, что многажды с стороны позывают на престол свой, да бы поне равнии в равенстве пребыли.

А сия вся являют довольно, како блажени суть народи, наследуемым скипетром управляемыя. Сия вся являют, как блаженна еси Россие, монаршеский таковый правительства чин получившая. Сия вся являют сие, о нем же нам слово ныне, сиесть: колико торжествовать имаши, российский народе, егда благословляет бог царя твоего ложе и подает тебе плод чрева его! Блажен бо и благополучен еси за монаршеский в тебе скипетр, в нем же наследная царствования мудрость, в нем же попечение о тебе истое отеческое, в нем же единодушия внутрнего сила и купно далече суть от него неискуство, нещадение, хищение, зависти, рвения, раздоры, несогласия. По сему воистинну блажен и благополучен еси, но преблаженнаго, преблагополучнаго разве ехиднина злоба не наречет тебе за богомданного монарсе твоему сына. Яко же бо на державе его основанно есть все твое блаженство, тако на наследии его укрепляется сила таковаго твоего блаженства, еже бы не единого человека житием мериму ему быти, но в долгие лета, в позные веки единым тещи струем, до внук, правнук и праправнук твоих, и даже до последнего рода, мира скончанием скончатися имущаго.

В толиком бо народнем и от преждереченных изъявленном благополучии ничтоже так есть бедно и страшно, яко пресечение его, еже наипаче бывает наследныя крове оскудением. Како бо немощная была Россия от смерти великаго Владимера, егда аще и не иссякл был род самодержца оного, обаче самодержески скипетр на части поломан (что самое было монархии пресечение)! Коих бед не претерпе от междоусобия, от варварского нахождения! И не могла на ноги стати, даже паки единому скипетру и его наследию поддадеся. Пресече ток крове царствующия Годуново властолюбие, паки мятеж, паки кроволития, паки разорения! И от кого и каковым образом? Срамно и воспомянути! Воистинну в той час могли о российстем роде супостаты его гласити: "Бог оставил есть его; пожените и имите его, яко несть избавляли". Но возврати паки милость свою тосподь, воскреси умершее блаженство наше, воздвигну и вознесе на всероссийский престол благороднейшее колено Романовых, и дарова ему наследуемый скипетр, и скипетра наследием благослови. Се уже внук благополучне царствует, православный и богом хранимый монарх наш Петр Первый. И кто не видит совершенно оздравевшую Россию, но и в большую паче первыя силу и славу пришедшую! Яко уже достоит нам всерадостно восклицати: "Помяну господь милость свою Иакову и истину свою дому Исраилеву"; "Воста, яко спя, господь, яко силен и шумен от вина, и порази враги своя вспять, поношение вечное даде им". А таковаго своего веселия, таковаго здравия своего долголетие обьемлет Россия надеждою в царском наследии. Родися монарсе сын, родися всенародному благополучию вечности своей надежда!

Но сие еще щастие не собственное нам, но с протчими таковагожде чина государствы общее. Аще же к тому присовокупится другая часть благополучия, которая основанна есть на особе царствующаго, сиесть на его премудрости, храбрости и иных изряднейших талантах, - то ежели таковому бог подает наследие и наследием тем дает всему народу надежду, еже толикому благополучию неувядаему быти, воистинну, слышателие, воистинну большего блаженства и желати не требе. А кто же не видит, о россияне, нас ныне так щастливых, так блаженных, так благополучных быти, сподобляемых всещедрыми к нам милостынями вышняго! Коих бо благ надежду нам подает ныне в наследие кровь монарха нашего прорастшая? Подает надежду продолжения нашего блаженства. Но коего блаженства? Того, которое получи от бога Россия тако премудрым, тако щастливым, храбрым, победительным, тако, словом рещи, благословенным царем своим, его царским величеством пресветлейшим и державнейшим всероссийским самодержцем Петром Первым.

Россия сие имеет, свет весь удивляется и завидит, изрещи же или описати не достанет слов, не достанет времени, великия бо книги история сего наполнити может. Мы же обаче да не весьма то молчанием прейдем, уподобимся в слове нашем скорейшым его царскаго величества путьшествиям и скоро прелетим следом славы его, поне нечто касающееся некиим от многочисленных великих дел его.

Но зде предлежит нам сугубый путь гражданского и воинского правительства. В который перве устремимся? Пойдем первее в гражданский, яко домашний: воинский бо за пределы отечества ведет. А зде да предстанет нам свидетельство памяти всенародныя, память же не престарелых людей, но не далече за двадесять лет вспять заходящая. Что бо была Россия прежде так не долгого времени? И что есть ныне? Посмотрим ли на здания! На место грубых хижин наступили палаты светлые, на место худаго хврастия, дивныя вертограды. Посмотрим ли на градцкия крепости! Имеем таковыя вещию, каковых и фигур на хартиях прежде не видели и не видали. Воззрим на седалища правительская! Новый сенаторов и губернаторов сан, в советах высокий, в правосудии неумытный, желательный добродетелей, страшный злодеяниям! Отверзем статии и книги судейския! Колико лишних, отставлено, колико здравых и нужнейших прибыло вновь! Уже и свободная учения полагают себе основания, идеже и надежды не имеяху, уже арифметическия, геометрическия и протчия философския искусства, уже книги политическия, уже обоей архитектуры хитрости умножаются. Что же речем о флоте воинском?

Ниже бо на самом точию кораблей здании держати очи и мысли нам довлеет; аще и самое то зрети без удивления не можем, но разсуждати подобает, от коликих сие добродетелей произыде. Но могли бы воистинну никии же мастеры совершити сего, всуе бы было тектонское искусство и труды, аще бы не предстала зде монаршая мудрость, еже вся усмотрети к таковому намерению потребная. Аще бы не был зде быстрый промысл, откуду бы и како, каковым путем и способом подобающую собрати и звезти материю; аще бы не явила себе зде велелепная щедрость, еже бы не жалети толиких иждивений; аще бы не произошло зде незыблемое великодушие, еже бы не устрашитися толикого и толь трудного, а еще новаго дела; аще бы не воспланулося зде неусыпное славы ревнование, еже бы государству Российскому и в сем не попустити от инных протчих быти упослежденну. И, да многая минувше, едино главнейшее изречем: на таковый сей трудный, новый, преславный завод недовольно было никоеже имение, ни лесы дубравные, ни труды делательские. Потребное было оруженосным сим ковчегам, сим крылатым и бег пространный любящым полатам, потребное, глаголю, было место и поле, течению их подобающее, инако бы все суетное было. Зде же кто не видит, что державе Российской подобало простретися за пределы земныя и на широкия моря пронести область свою! Купил нам тое самодержец наш не сребром купеческим, но марсовым железом. Показа, аки перстом самая правда, на бреги Ингрии и Карелии, хищением льва свейского давно отъятые; устремися убо тамо сила монарха нашего победительная и прогна далече зверя оного полунощного, протяже владение свое на моря, устраши громом славы сея и далечайшая помория и островы; державную же Россию уподоби оному апокалиптическому видению. Се уже единою ногою на земли, другою же стоит на море, дивна всем, всем страшна и славна. Словом рещи: аще бы ничтоже было прочее, един флот был бы доволен к безсмертной славе его царского величества.

А ты, новый и новоцарствующий граде Петров, не высокая ли слава еси фундатора твоего? Идеже ни помысл кому был жительства человеческого, достойное вскоре устроися место престолу царскому. Кто бы от странных зде пришед и о самой истине не уведав, кто бы, глаголю, узрев таковое града величество и велелепие, не помыслил, яко сие от двух или трех сот лет уже зиждется? Сиесть тщательством монарха нашего испразднися оная древняя пословица сарматская: "не разом Краков будовано". Или великое бо время к таковому строению пятьнадесятолетнее? И что много глаголати о сих? Август он римский император, яко превеликую о себе похвалу, умирая, проглагола: "Кирпичный (рече) Рим обретох, а мраморный оставляю". Нашему пресветлейшему монарсе тщета была бы, а не похвала сие пригласити. Исповести бо воистинну подобает: древяную он обрете Россию, а сотвори златую: тако оную и внешним и внутрним видом украси, здании, крепостьми, правильми, и правительми, и различных учений полезных добротою.

А еще побежим в след его воинский (аще и тако уже того минути мы не возмогли), а зде точию имена вещей некиих воспомянути можем: тако невозможно есть в кратком времяни предлагати повесть. Еще отроческою рукою разори Казикермень, разруши Азов и дракона асийского устраши; возъярен же неправедным терзанием льва свейского, коль ему много наложи ран, коль много отсече градов и крепостей зде в Ингрии, в Ливонии, в Померании, в Карелии, в Финляндии, и в чужих гнездах крыющаяся обрете, в Митаве Курляндской, и в Елбинге Пруском, и на местах протчих; дерзнувша же встрестися на поле ратном, преславно победи под Калишем, на Черной Напе, под Пропойском, под Полтавою. Единым ли сие едино воспомяновением прейти довлеет? Не довлеют воистинну преславной оной виктории тысяща уст риторских, и не престанут славити веки многия, донележе мир стоит. Но и инныя победы прочая пространных проповедей достойныя суть: обаче зде единым их точию, якоже рех, воспоминанием удоволяемся. Таковыя же, так далекия, так многия места и страны победами его прославленныя! Велико было бы, аще бы кто прошел легким странствием, то что ж есть викториями исполнити!

А что во первых воспомянути подобало и что всей толикой славе основание есть: регула воинская. То то дело, то всех дел и корень и верх; за сие дело что либо и где либо российским оружием достохвальное содевается, содевается царем нашим, аще бы и не присутствовал тамо, за сие едино и вся будущыя по смерти его победы ему воспишутся.

И таковых то монарха нашего славных дел, аще и не всех, аще и краткое именование, есть светлое и известное российского щастия свидетельство. Минувше бо многия, оттуду произшедшыя пользы домашныя, да помыслит всяк, коликую обрете Россия во всем мире славу себе. Не буди бо в срамоту помянути, еже истинно есть, в коем мнении, в коей цене бехом мы прежде у иноземных народов: бехом у политических - мнимии варвары, у гордых и величавых - презреннии, у мудрящихся - невежи, у хищных - желательная ловля, у всех - нерадими, от всех - поруганны. Аще же и лживое было таковое многих мнение, обаче было мнение таковое, и изъобличила была то не единократно Россия своим оружием, но недовольно и несовершенно, наипаче яко оружием страх точию содевается в народех, честь и любовь тем не купуется. Ныне же что хра-бростию, любомудрием, правдолюбием, исправлением и обучением отечества, не себе точию, но и всему российскому народу, содела пресветлый наш монарх? То, что которыи нас гнушалися яко грубых, ищут усердно братерства нашего; которые безчестили, славят; которые грозили, боятся и трепещут; которые презирали, служити нам не стыдятся; многие по Европе коронованные головы не точию в союз с Петром, монархом нашим, идут доброхотны, но и десная его величеству давати не имеют за безчестие: отменили мнение, отменили прежнии свои о нас повести, затерли историйки своя древния, инако и глаголати и писати начали. Поднесла главу Россия, светлая, красная сильная, другом любимая, врагом страшная. И да заключим сильным, но истинным словом все сие: зависть славою российскою побежденна есть; не может безчестити нас, ибо веры уже в свете не обрящет, точию имать грызти персты своя и утробою снедатися.

Таковую убо славу российскую кто бы не желал? Разве бы враг отечества своего, иже бы не желал быти непременну и вечну! А понеже она от толикого монарха рожденна и умноженна есть и на нем основанна стоит, то воистинну желати бы подобало его величеству безсмертнаго на земли жития и приветствием оным, у древних царей персидских обыкшим, пригласити ему: "Царю, во веки живи! Царю, во веки живи!". Но что ж пользует желание, которому не последует событие! Да многолетно царствует и побеждает, да увидит сыны сынов своих и на сынах сынов своих своих дел славныя образы, - желаем от усердия, вседушно, всеискренно желаем, обаче неблаговолися праведному господеве замеряти житие человеческое мерилом желания нашего.

Что же прочее, которому народу хощет дати долговечную славу и блаженство, подает в содержание оной царского рода наследие, тем утверждает наследуемыя скипетры, тем сад, от родителей насажденный, возращает.

И се уже видим, слышателие, коликую получихом радость, получивше от бога сына царского: управляется благополучие Россия монаршеским наследуемым скипетром, а тое щастие да будет долголетное, имеет надежду в наследии монаршем, обогатися и обогащается Россия всемирною от великих дел монарха своего происходящею славою, а сие так великое блаженство да будет непреложно и вечно, имеет упование в сыне царском.

Истинно есть, о слышателие! Истинно, еже изначала рехом, что царскии сыны не так родителем своим, яко своему всему отечеству раждаются. Яко же бо добрии государи не так себе самым, яко своим подданным живут, тако и их наследие не так себе самому, яко народу своему жити начинают: оных неоскудеваемое возращение есть щастия народного долгоденствие. От сего плодородия имеет отечество свое безсмертие в таковом божии на царей изливаемом благословении. Благонадеждныя бывают царствия, еже жити, крепитися, и в поздные лета весело им процветати.

Есть убо о чем тебе срадоватися имамы, богомданный наш самодержче российский! Имаши чем увеселити сердце твое в непрестающих печалех и различных забыти скорбей. Аще бо и всякому родителю сын свой венец есть, по глаголу премудрого Приточника, то кольми паче тебе сын твой, от бога данный, и порфиры, и диадимы, и всей твоей царской утвари честнейшее и дражайшее украшение. И всегда тебе смерть не страшная, аки бы нарочно оной за наше житие и здравие ищущему в огнях, в мечах, в путных бедствиях, в морских волнениях. Но наипаче уже имаши нерадити о ней, егда на лоне твоем видиши тебе другаго, твою мудрость, храбрость, благочестие, твоя вся добродетели в далечайшую жизнь прострети имущаго. А иже живую сию надежду дарова тебе господь, той и благим событием да исполнит в сына твоего здравии, долгоденствии и, что больше всего есть, во образе и подобии твоем.

Еесть чем поздравляти тебе, благороднейшая государыня наша царица, таковаго супруга подружие и таковаго сына матерь быти сподобльшася! Благополучна была еси, кто не исповесть, в воведении твоем в царский чертог, усугубися тебе оное благополучие в рождении сына царева. Тогда была тебе весна веселая, ныне лето плодоносное, тогда утро было, ныне полудне, тогда новой, ныне же полной луне подобна еси, свет толикий от российскаго солнца издавшая, тогда в благородие царское восприята была еси, ныне же и сама благородие царское умножаеши.

Есть о чем приветствовати имамы тебе, благороднейший государю наш царевиче Алексие, вам, благородныя государыни царевны, яко получившым от бога толикое в сем брате вашем благословение, совокупныя утехи, взаимныя помощи, домашния славы надежду неложную!

Торжествуй, весь доме царский, вся палато монаршая! Имаши утварь всех красот лучшую, имаши богатство всех сокровищ дражайшее, но наипаче имаши крепость адаманта твердейшую, вечнаго твоего пребывания силу.

Паче всех же ликовати и благодушствовати должна еси, вся Poссие! И твоей славе, силе, блаженству, твоему долгоденствию родися сын царский. И аще кая либо жена, родивши отроча, к тому не помнит (по глаголу господню) скорби за радость, яко родися человек в мир, - то кольми паче тебе, о Россие, таковая радость должна есть, яко родися тебе толикий человек. Человек, в нем же и с ним же родися тебе состава твоего здравие, мира, согласия, благостроения твоего вина; полученных тебе благ вечность и множайших надежда; вопреки же: всем врагом твоим, не весело на щастие твое смотрящым, скудости и падения твоего желающым, родися страх, скорбь и отчаяние. Сие убо рождение, аки благословенное всего отечества нашего отрождение, радостно и торжественно празднуим, друг друга поздравляюще, друг другу срадующеся. Аще же хощем и желаем всяк себе и всяк наследию своему добрых и долгих лет, сему царскому наследию желаим того всеусердне. Аминь.

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ

О БАТАЛИИ ПОЛТАВСКОЙ, СКАЗАННОЕ В САНКТПИТЕРБУРХЕ В ЦЕРКВИ ЖИВОНАЧАЛЬНЫЯ ТРОИЦЫ ЧРЕЗ ЧЕСТНЕЙШАГО ОТЦА РЕКТОРА ПРОКОПОВИЧА ИЮНЯ В 27 ДЕНЬ 1717

Достохвальное дело, слышателие, дело воистинну достохвальное с радостию и веселием и с должным всесильному богу благодарением летнюю творити память преславныя Полтавския виктории, сиесть всемирныя рода нашего славы, крайнего супостат наших постыждения и божиих к нам благодеяний неописанных. Аще бо и не может не паметовати сего всяк сын российский, яко незабвеннаго своего благополучия, аще и неприятель забыти не может, яко язвы своея неисцельныя, однако же, да не неблагодарни возмнимся быти тако нам благодеявшему господу, достохвальне навершаем празденственное сие толикия победы воспоминание. Буди нам не в пример древний еллинских и римских и протчих славолюбных людей обычай, которые великим иждивением сооружали столпы, и врата, и обелиски, и пирамиды, и иныя тропеи, или победоносныя знамения, еже бы в них оставити неумирающую славных дел своих память последним веком. Хотя и нам таковаго попечения ничтоже возбраняет, но и вопреки: человек о славе отечества своего нерадящий всегда у мужей мудрых в не дорогой цене ходит, яко малодушный и грубый. Однако же буди не в образец нам, яко христианом, и вышшей и не суетной небесной бо славе простирающымся, не в образец, не в приклад нам, глаголю, буди обычай язык славы истинныя не познавших. Обаче не можем ослушны быти самаго бога воле, который, вся творящий в славу свою, велит благодеяния своя имети нам приснопамятна и незабвенна. Ясно о сем засвидетельствова царствующий его псалмопевец: "Елика заповеда, - рече, - отцем нашим, сказати я сыновом своим, яко да познает род ин, сынове родящиися, и востанут и поведят я сыновом своим, - да положат на бога упование свое, и не забудут дел божиих, и заповеди его взыщут". В котором слове, кроме должнаго благодарения, видим и инныя вины спасенныя, понуждающыя нас творити память божиих благодеяний, сиесть упование на бога и взыскание заповедей его. Имеюще бо в живой памяти благодеяния к нам божия, веруем, яко милостив к нам есть, и тако уповаем на него; познаем, яко благ есть, и тако к заповедем его поощряемся. Достохвальное убо дело есть летняя сия, юже днесь совершаем, память победы Полтавския. Умолчим ли убо и не воспомянем ли, что виде день сей восмь лет назадь на Полтавском поле? Да молчит и снедается в себе врагов наших зависть, нам же немолчно о сем восклицати подобает. И за благополучие себе вменяю, яко повеление имам толикой славе словом моим послужити. Аще бо и весь мир о сем во всех ближних и дальних странах гласит, аще и произошли на различных уже языках истории, аще и наше каковое либо похвальное о том было слово, однако ж дело сие толикое есть, яко и повторения достойно, и к многоречию довольно обретается.

В сем бо едином увидиш, славеноросский народе, дивное твое, аки от готовой погибели, избавление, врагом твоим студное их попрание, славы и державы твоея умножение. В сем едином увидиш Россию отрожденную, возмогшую и совершенно возрастншую. Увидиш же то, аще разсмотрим, коликая супостатская лютость и сила уготована была на нас, и како она оружием российским сломлена на Полтавской баталии, и кия плоды толь преславной виктории родилися нам. Точию не стужим, слышаще сие, яко повесть нашего истаго благополучия.

Да познаем, в первых, лютость и силу супостатскую. Сие предлежит разсудити, что инныя в народех брани обычне бывают от правосуднаго гнева за нанесенныя обиды, а сия брань на нас шведская возъярилася от зависти и рвения. Шведская, рех, аще не паче рещи, многородная: мнози бо шведом ово железом, ово сребром, ово делом, ово словом и советом против государства Российскаго содействовали. Были тебе, о Россие, древние и правильные вины, еже бы иногда оружием отмстити обиды, тебе нанесенныя от сего супостата, и отторженныя наследственные твои сия области возвратить паки в державу твою. Однако же к чему тебе самая правда путь показовала, к тому нуждею тебе привлекла неприятельская зависть, давно уже рожденна против тебе и до наших времен не только не умалена, но паче и паче умножившаяся. Превеликая бо еще от древле зависть в сих наших добрых двоих или триех соседах рождена есть от близкости, разъяренна от частых войн, воспитанна от наших благополучий, укреплена закона и правительства разноличием; та же в самое совершенство возрасте, егда увиде Россию, Петром Первым, благословенне им царствующим, в совершенный силы и славы возраст пришедшую. Вся сия особно разсмотрим, не тако ли есть.