Тут псалтирь рифмотворная 48 страница

А от толиких его военных действий кто не познает, како он обходился и в гражданском народа своего управлении?

Подвизался он с крайним бедствием на неприятелей, - та како бы обленился со властию наступать на внутренних врагов, воров, хищников, клеветников, убийцев, кривосудцев и иных злодеев? Готов был за люди своя положити душу свою, - то како был бы тяжек о общем добре попечение приложити? Умрети хотел, отечество свое заступая, - то како бы той не хотел трудитися управляя? Воистинну может всяк по званию своему ходящий государь, и могл Александр наш неложно о себе с Давидом воспевати: "Милость и суд воспою тебе, господи" и прочая словеса псалма того, в котором государских должностей аки зерцало представляется.

И се уже, слышателие, имеем довольный ответ ко всегдашнему многих у нас вопросу: как спастися? Уведали мы и от разума естественнаго, и от священнаго писания, и от дел ныне празднуемаго угодника божия, что творити имамы, аще хощем путем спасения шествовати и наследия живота вечнаго не лишитися. Се же та есть (аще все сокращенно речем), да, основани суще на камени веры, сверх общих всему христианству добродетелей верно и тщательно творим всяк своего звания дело, яко дело, от бога нам врученное. Яко же и креститель Иоанн, егда кающымся людем заповедывал творити плоды, достойны покаяния, и вопрошаху его мнози о плодах оных, имянно: обще всему народу, общую любве ко ближнему заповедь предложил, а мытарем свое собственное и собственное свое воином долженство представил и сказал бы воистинну и прочиим, что должни они, аще бы и от прочиих вопрошен был.

О сем убо довольно известившеся, о христиане, не имамы прочее усумневатися, как нам спастися. Видиши всяк пути твоя, тецы. Веси всяк подвиги твоя, подвизайся.

Тако и богу верный раб явишися, данный тебе талант делая трудолюбие. Тако и закон любве к ближнему исполниши, ибо тогда наипаче и новое стяжавается, и готовое сохраняется добро общее, егда вси званию своему довлетворят. О, аще бы вси тако мудрствовали и по мудрствованию сему делали, коль благополучное было бы отечество! Не были бы нестроения, свары, зависти, суды неправыя: вся бо сия от того происходят, яко не ведаем, или ведати не хощем, или, и ведая, не тщимся творити всяк своея должности.

И каковое неистовство в сердца многих вселилося! Аки бы другий желает как спастися, а что по званию своему должен, о том ниже помышляя, но и многажды еще званию своему противное творя, ищет пути спасеннаго у сынов погибельных и вопрошает: как спастися? У лицемеров, мнимых святцев и разве для того безгрешных, яко о грехах своих не помышляют.

Что же они? Видения сказуют, аки бы шпионами к богу ходили, притворныя повести, то есть бабия басни, бают, заповеди бездельныя, хранения суеверная кладут и так безстудно лгут, яко стыдно бы воистинну и просто человеком, не точию честным нарещися тому, кто бы так безумным росказщикам верил. Но обаче мнози веруют. Увы окаянства! О слепни спасения искатели, которых такое буесловие услаждает! Сей ли путь спасения? Яко помрачен забобонами не знаеш, что ты должен еси богу, государю, отечеству, всякому собственно ближнему, словом рещи: что должен званию твоему? А не ведати сего и не творити - не есть ити спасенным путем; ибо не есть то ходити по воли божией, но паче воли божией противитися. Речет кто: чтож, когда я не ведаю моих долженств? Студное невежество! Лучше бы тебе не ведати имени твоего, нежели дела твоего! Лучше бы забыть тебе, как тебе зовут, нежели, что от тебе требует чин твой - слуга ли еси или господин, воин, или судия, или пастырь духовный и прочая. Да не льстимся, о христиане! Приидет час той, когда общий наш господь, страшный и неумытный судия, вопросит нас не о роде, не о имени, но о деле и о данных всякому талантех стязатися начнет. Предпомысли убо всяк себе, каковый тогда глас к тебе будет его? Сей ли? "Благий рабе и верный, в мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость господа твоего". Или сей другий? "Неключимаго раба вверзите во тьму кромешную: ту будет плач и скрежет зубом". Да не сей убо лютый и жестокий, но да первый оный вожделенный услышим глас, предложенное ныне учение затвердим крепко в памяти нашей, держим пред очима во всяком начинании, храним прилежно во всяком деле. Сие учение по силе своей крепкое, божие бо есть, по разуму всем внятное, по действу всем спасительное. И не сумнимся заключити оное сим Павла апостола словом: "Елицы сим правилом жительствуют, мир на них и милость, и на Израили божии".90

А егда тако о должностех наших поучаемся и ставим в образ того святаго Александра Невскаго, видим другий образ, живое зерцало тебе, Александров не токмо в державе, но и в деле наследниче, богом данный монархо наш. Кто тако, якоже ты изучил и делом показал еси артикул сей, еже ходити по долженству своего звания? Мнози царие тако царствуют, яко простой народ дознатися не может, что есть дело царское. Ты един показал еси дело сего превысокаго сана быта собрание всех трудов и попечений, разве что и преизлишше твоего звания, являеши нам в царе и простаго воина, и многодельнаго майстера, и многоименитаго делателя. И где бы довлело повелевати подданным должная, ты повеление твое собственными труды твоими и предваряет и утверждает.

И благословил довольно вышний царь толикое тщание твое толь многими на войне и в дому успеянии, которых слава наполняет подсолнечную. Се, идеже Александр святый посея малое семя, тебе превеликая угобзися нива. Где он трудился, да бы не безвестна была граница российская, ты престол российский тамо воздвигл еси. Кратко рещи: аще бы всех преждних князей наших и царей целая к нам пришла история (яко же оскудела), была бы то малая книжица против повести о тебе едином; толико сия оную и множеством, и различием, и величеством дел превосходит. И не ласкательное сие слово быти сама (надеюся) исповесть зависть, истинною побежденная.

Желаем убо от усердия, да тако тебе благословивый бог свое толикое к роду российскому тобою показанное благоволение утвердит твоим же здравым, победительным и долгоден-ственным житием. Аминь.

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ

О ФЛОТЕ РОССИЙСКОМ И О ПОБЕДЕ,

ГАЛЕРАМИ РОССИЙСКИМИ

НАД КОРАБЛЯМИ ШВЕДСКИМИ

ИУЛИА 27 ДНЯ ПОЛУЧЕННОЙ.

ПРОПОВЕДАНО

ПРЕОСВЯЩЕННЫМ ФЕОФАНОМ,

ЕПИСКОПОМ ПСКОВСКИМ,

В ЦАРСТВУЮЩЕМ САНКТПИТЕРБУРХЕ

ПРИ ПРИСУТСТВИИ ЦАРСКАГО

ПРЕСВЕТЛАГО ВЕЛИЧЕСТВА

И ВСЕГО СИНКЛИТА

1720 ГОДА, СЕПТЕМВРИА 8 ДНЯ

Продолжает бог радости твоя, о Россие, и данная тебе благополучия новыми и новыми благополучии дополняет. Тот год прошол без виктории твоея, в который не понудил тебе неприятель обнажить оружия. Аки бы рещи: тогда нам жатва не была, когда они не сеяли. Не воспоминая преждних, в прошлом году, когда крыемое долго сосед наших немиролюбие яве откровенно стало, кия плоды пожал мечь российский видели мы с радостию, видели они с великим своим плачем и стенанием. Лето нынешнее было, по видимому, в нечаянии новых славы прибылей, понеже корабельный флот, смотрением политическим удержан, из гавани не выходил. И се над чаяние прилетает к нам 6-го дня июня весть радостная щастливаго наших воев действия с немалою неприятеля утратою. Еще же ведомость тая, почитай, говорити не перестала, и се летит другая и гласит нам викторию, в 27 день иулия полученную. Се уже пред очима нашима и плоды ея довольнии; взятии фрегаты, и воинство, и аммунициа, честный и богатый плен. Продолжает воистинну и умножает бог радости твоя, о Россие!

Как же умолкнем тако обрадованни? Как умолчим о сем? Разве были бы добра нашего не любители и добра того подателеви богу нашему не благодарни! Но что предложим? Что скажем ныне, дабы слово было и сему благополучию прилично, и нам не безполезно? Двое усмотреваю, беседы и разсуждения достойное: первое - милостивое к нам божие смотрение, таковых водных викторий виновное, то есть что благовремение подвигнул бог державнейшаго государя нашего к устроению морскаго флота; второе - присмотретися собственно лицу виктории сея. В первых, яко собственное было божие смотрение, когда воспламенися царево сердце к водным судам, таже и к устроению флота великаго; яве показуется отсюду, яко охота тая в сердце его родилась от малаго случая, от обретения некоего ботика обветшалаго, о чем пространнее любопытный увидит в предословии морскаго регуламента. Не слышал монарх в младости своей пространных о морском плавании повестей, не наводил его к охоте сей никто учением, советом, предложением многих нужд. Хотя бы и так было, и то было бы не без смотрения божия, без него же ничто же бывает, но было бы то смотрение обычное. А что без таковых явных причин и поводов деется, еже мы нарицаем случаем, то деется собственным и чрез обычайным вышняго смотрением. Что бо мы нарицаем случаем, случай нам есть, понеже без нашего намерения и чаяния стается, но у бога не случай есть, без его же воли и определения ниже малая птица падает. Тако, например, не произвольное убийство, когда кто кого стрелою, иным намерением пущеною, умертвит, случай у нас нарицается, а писание то восписует действующему богу; тако бо не волею убиеннаго нарицает закон от бога на смерть преданнаго: Исход, глава 21. Где бо не видим внешних дела некоего вин, там знатнее являет себе действие божие.

Аще же тако о божий смотрении мудрствовати долженствуем и в всякаго человека случаях, кольми паче в случаях, царем бываемых, на них бо состояние всего отечества висит. И смотрение божие, сердца их управляющее, есть общее ко всему народу смотрение. Того ради и собственно о них глаголет Премудрый: "Сердце царево в руце божией". И от сего известно, что случай оный найденаго ботика был по собственному божию смотрению. И зри, как премудрый бог, который являет силу свою в малых и не сущих вещех, я зде подобие сотворил. Понеже бо и богатство, и повеление царское сильно есть, только бы к чему была воля его; того ради вся великая дела, царским повелением творимая, разум человеческий наречет просто человеческая, не усмотревая в делах таковых, яко от сильнаго творимых, другой невидимой силы. И тако смотрети подобает на начало дела, от которой и каковой вины двигнулася к тому воля царева. Аще бо и зде будет некая вина сильная, царское сердце к делу понуждающая, яко например: нашествие неприятельское понуждает собирати воинство, делать крепости, сооружати аммуницию и прочая, то и зде еще человек, не глубоко разсуждающий, не увидит смотрения божия, но все тое просто человеческим промыслом назовет. Аще же некая вещь малая, не нуждная и презренная, двигнет дух монарший, и произыдет он к делу великому, не видеть зде видимаго промысла, но мощно видеть смотрение невидимое. Тако, когда Ассвер царь персидский не возмогл единой ночи уснуть и скука тая позвала его ко чтению книг памятных, и, нашед в них прислугу к себе верную Мардохеа, первее двигнулся к награждению мужу оному единому, а потом и весь народ иудейский не точию от губительных наветов Амановых избавил, но и вопреки, предав Амана на смерть, сотворил иудеи беспечальны и сильны. Кто не исповесть, что неспание оное Ассверово и истории чтение, толикому людей божиих благополучию виновное, было от нарочитаго смотрения небеснаго? И того ради, мнится мне, неспание оное, о котором еврейский текст просто глаголет, что не могл уснути Ассвер, седмьдесят же перевели с толком тако: "Господь отъя сон от царя в нощи оной".

Смотрим же, не тако ли действовал бог и у нас, когда Россию флотом морским вооружити благоволил? Была нужда России имети флот, яко не единаго моря пределами своими досязающей, но нужды той еще никто, еще и сам монарх российский, не ощущал. Видел един всевидец бог главную флота нужду, определяя нам на времена сия завладение сего помория. А от человек кто сие провилети, кто пророчествовати могл? И то первый знак, что возбужденная в монаршем сердце к морскому плаванию охота не от промысла человеческаго была. Да еще же, что охоте той вину подало? Негде по случаю найденый (яко же выше помянуто) малый, ветхий, презренный ботик. О том стал первее легкий вопрос, а с полученнаго ответа возгорелась охота, да еще только к водному гулянью; скоро же, больше и91 больше разгараяся, сердце пролилось, аки пламень, ко устроению великаго флота. Кто зде не видит явнаго божия смотрения? Не той ли сие действовал, который и о умножении церкве своея предложил притчу? "Подобно, - рече, - есть царствие небесное зерну горушичну, еже взем человек всея на селе своем. Еже малейше убо есть от всех семен: егда же возрастет, более всех зелий есть, и бывает древо: яко приити птицам небесным и витати на ветвиях его. А кто же не скажет, что малый ботик против флота есть, аки зерно против древа? А от того зерна возрасли сия великая, дивная, крылатая, оруженосная древеса. О ботик, позлащения достойный! Тщалися нецыи искать на горах Араратских доски ковчега Ноева; мой бы совет был ботик сей блюсти и хранити в сокровищах на незабвенную память последнему роду.

Удивило себе еще божие смотрение, подая сердцу монаршему неусыпное тщание и благословя дело сие дивным благо-поспешеством, так, что и лютая и еще тогда нам тяжкая война не могла зделать препятия, и воевано, и строено подобие, как о иудеях, Иерусалим по возвращении вавилонском созидающих, пишется: "Единою рукою своею творяху дело, а другою держаху мечь".92

Но се паче всего дивнейше есть: возбужденный к делу сему монарх, недоволен прилежным своим попечением и тщанием, недоволен учением подданных своих, сам корабельной архитектуре, - еще и то мало, - сам архитектуры тоея древоделию учитися потщался, отложив весь покой, восприяв трудную и не безбедную перегринацию. Образ в свете еще неслыханный! А где уже онии римскии Квинтии и Фабрикии, которым удивляются историки, что, бывше на время диктаторы, не возгнушалися паки трудитися в земледелии? Помрачил славу их Петр, который купно и скипетр, и мечь, и древодельная орудия носит, не урод телом, но дивен делом, многоручный нарещися достоин.

Кто всего сего смотрению божию не воспишет, тот смотрению быти не доверяет.

Мы же, познавше с предложеннаго разсуждения, яко нарочитое и собственное к делу сему было смотрение божие, еще посмотрим, как тое смотрение милостивое есть к роду российскому, а сие познаем с превеликия пользы, которую отечеству нашему флот морский подает.

Суесловие есть, естьли не безумие, некиих стихотворцев, котории так плавания воднаго ненавидят, что и первых того изобретателей проклинают. Обычно господа онии вымыслы своя нарицают некиим восхищением, или восторгом, - да часто им в восторгах своих недоброе снится. Охуждают навигацию, но плодов ея не отметают. Подобне они же страхов воинских, правительских попечений и судебных трудов не любят и вельми похваляют покой жития сельскаго, а не разсуждают того, что покой сей без воинских, правительских и судебных непокоев быти не может.

Противное нам показует самый здравый разум, создания божия разсуждающий. Да разсудит бо всяк, к чему толь пространная поля водная, моря и безмерный океан создал бог. К питию ли? Довлели бы на сие реки и источники, а не толикое вод множество, большую часть земноводнаго сего круга объемшее, еще же и питию человеческому весьма неугодное. Сия того вина есть (яко премудре разсуждает Василий Великий в своем Шестодневии), что премудрый мира создатель, промышляя человеком взаимное друголюбие, не благоволил всем странам земным всякие плоды, житию нашему потребныя, произносити, ибо тогда сии жители на оных, а оныи на сих ниже посмотрели бы, един от другаго помощи не требуя. Разделил убо творец земная своя благая различным странам по части, да бы так, едина от другой требуя взаимнаго пособия, лучше в любовный союз сопрягатися могли. Но понеже не возможно было людем иметь коммуникацию земным путем от конец до конец мира сего, того ради великий промысл божий лролиял промеж селения человеческая водное естество, взаимному всех стран сообществу послужити могущее. А от сего видим, какая и коликая флота морскаго нужда; видим, что всяк сего не любящий не любит добра своего и божию о добре нашем промыслу не благодарен есть.

Но обще о пользе флота много бы глаголати, но не нуждно, яко всякому благоразсудному известно есть. Мы точию вкратце разсудим, как собственно российскому государству нуждный и полезный есть морский флот. А во первых, понеже ле к единому морю прилежит пределами своими сия монархия, то как не безчестно ей не иметь флота? Не сыщем ни единой в свете деревни, которая над рекою или езером положена и не имела бы лодок. А толь славной и сильной монархии, полуденная и полунощная моря обдержащей, не иметь бы кораблей, хотя бы ни единой к тому не было нужды, однакоже было бы то бесчестно и укорительно. Стоим над водою и смотрим, как гости к нам приходят и отходят, а сами того не умеем. Слово в слово так, как в стихотворских фабулах некий Танталь стоит в воде, да жаждет. И по тому и наше море не наше. Но смотрим, как то и поморие наше. Разве, было бы наше по милости заморских сосед, до их соизволения?

Что бо, когда благословил бог России сия своя поморския страны возвратити себе и другия вновь завладети, что было бы, аще бы не было готоваго флота? Как бы места сия удержати? Как жить и от нападения неприятельскаго опасатися, не токмо что оборонитися?

Земный неприятельский приход издалече слышан и нескор, есть время приготовятся и предварить его. Не так морский: не летают пред ним голосныя вести, не слышатся шумы, не видно дыма и праха; в который час увидиши его, в тот же и надейся пришествия его. Есть ли бы к нам добрии гости, не предвозвестя о себе, морем ехали, узревше их, не мощно бы уготовать трактамент для них. Как же на так нечаянно и скоро нападающаго неприятеля мощно устроить подобающую оборону? Едина конфузия, един ужас, трепет и мятеж. А хотя бы кто и предвозвестил о походе его, то как же еще знать, на который он берег выйдет? На который город нападет? Как многии поморскии городы, не весьма флота не имевшии, но не имевшии флота довольнаго, погибли, разорении, не от сильнаго супостата, но от пиратов, то есть морских разбойников, полны суть истории. А есть ли же иногда морский неприятель и не получит своего желания, однако ж, настращав и поругався, отступает без урону своего, не отлагая злобы, но храня яко неотмщенную на иное время. Приходящаго его не начаешся, отходящаго нельзя догонять. Кратко рещи: поморию, флотом не вооруженному, так трудное дело с морским неприятелем, как трудно связанному человеку дратся с свободным или как трудно земным при реке Ниле животным обходится с крокодилами.

Так же то трудное было бы тебе, о Россие, на помории твоем с неприятелем обхождение, аще не бы милостивый промысл божий предварил тебе благословением благостынным и не возбудил бы в тебе тщаливаго духа ко устроению флота и ко обучению морскаго плавания: не был бы укрощен на лучшее, но только раздражен на горшее супостат твой. Объяла и завладела рука твоя сие толь славное и великое поморие, яко возмездие и обильный плод всех войны сея трудов и иждивений. Но возмогла ли бы и удержать надолго единою земною силою? Великое сумнительство. Есть ли же бы не могла, что следовало? Испразднилася бы слава толиких викторий. Не меньшая бо слава есть удержати завоеванное, нежели завоевать, - давная есть пословица. Отродилася бы неприятелю сила? паки бы было ему с Ливонии, Ингрии, Карелии, Финляндии множество и воинства, и имения, и хлеба; паки бы походы его и нападения на твоя внутренняя. Ныне же что? Наготствует, скудеет и глад терпит. И вместо того, что бы на пределы наши нападал, своих видит разорение, и вместо того, что бы имел нам страшен быти, чуждее себе заступление купует, хотя и не вельми щасливым торгом. Видиши, о Россие, пользу флота твоего! Не только бо готова и сильна тебе от нападения неприятельскаго оборона, которой бы не имела еси, не имущи флота, по вышепредложенному разсуждению, но и наступательная на онаго сила велика и виктории нетрудны. И что вельми дивно, сами неприятели тесноту свою, истиною понуждении, засвидетельствовали, когда на монетах, недавно в память падшаго короля своего изданных, льва, вервием обвязаннаго, напечатали.

И уже посмотрим на прекрасное лице нынешния виктории; она бо вся доселе описанныя к флоту морскому нужды и вся тогожде флота пользы явно показует.

Чему бы Россия не могла и верити, аще бы в корабельной войне не была искусна, то ныне сама зделала славная всегда водная виктория, хотя равныя обоих сторон силы. Аще бо где - тут наипаче военное действие марсовым жребием нарицати подобает. Не как коня, так и корабля удобно управить. А ветр и море, яко непостоянныя елементы, так ненадежныи и помощники: кому помогут и кому сопротивятся, не известно. В таковом убо неизвестии, сумнительстве, бедствии получить викторию - необычная воистинну слава есть.

Но прочии морскии виктории против нынешней российской мощно нарещи общии и обычныи. В прочиих равныя сражаются силы, а тут галеры с кораблями; прочиим помогает, а тут мешает ветр. Сии две трудности толикую победы важность показуют, что и сказать трудно.

Галерам наступать на корабли, котории оных не стрельбою огненною, но единым нашествием не победить, но в щепы разбить могут, обычное ли дело? В таковом сил неравенстве дерзнуть на бой дивно, вступить в бой предивно, а победить - и удивление побеждает. Что бо сему обрящем подобное? Есть повесть еллинская, что Геркулес в челюсти кита великого вскочил с мечем и, три дни утробу его разоряя, умертвил его. Было бы се ныне виктории нашей подобное, да есть фабула, знатно из истории пророка Ионы выплетеная. Есть повесть в книгах Маккавейских, что Елеазар под военнаго, неприятельскаго, воинство на себе носящаго слона подскочил со оружием и убил его. Было бы и се победе нынешней подобное, но Елеазар тот и сам, падением зверя разгнетен, умре, победив и побежден. Мощно бы уподобить сие человеческому над зверьми превосходству, понеже человек, которому естество не дало великой силы, но скудость тую умом наградило, земных и водных зверей, величиною и силою без меры его превосходящих, побеждает. Но и се не подобно, ибо воинству российскому дело было не со зверьми, но с людьми, с людьми, умом и мужеством славными, а людей тех, кораблями наступающих, галерами победило. Ничтоже прочее остается, точию удивлятися, никоего же подобия не видя, не обретая.

Но придает удивления то еще, что великую акции трудность ветр делал. На тишине водной галерам единым нападать на корабли стоящыя и то не легко; есть бо подобное аттакованью крепких фортец. А галерам с кораблями сражатся в погоду - кажется и чаянию противное. Тот же ветр, который кораблю ко обращению его служит, галерам мешает. Нельзя не сказать, слышателие, что сия виктория сталась от собственного божия смотрения. И большую зде видим милость господню, нежели где провиденциа ветры на помощь посылала. Помогли тучы Марку Антонину на Немцов; пособили ветры Феодосию Великому на Евгениа; послужила буря Елисавефи британской на ишпанов. Но оным (и аще иннии нецыи подобнии суть) пособствовало смотрение ко отражению токмо неприятеля, а не ко умножению славы. Ибо когда слышим помянутыя и им подобныя победы, нарицаем щасливыя, благополучныя, угодныя и аще кая инная имена обрящем, но славными нарещи не можем. Аще бо не всю викторию, то поне великую виктории часть ветрам восписать подобает; понеже бо ветры помогли, то в сумнительстве осталося мужество победивших, - кто весть, что бы было, аще бы не помогли ветры?

Инако и лучше ныне российскому на мори воинству благословил бог. Не хотел, да бы воздух делился с нами славою виктории, но и вопреки: умножил ветром трудность к морскому бою, да бы умножилася слава победителем; послужил и нам ветр, да противством своим; послужил к славе, а не к победе. И понеже противился победе нашей, того ради явственно показал славу нашу, так что викториа нынешняя может таковым надписанием украшенна быти: неприятель и ветр побежден есть.

Тако продолжает радости твоя, тако славы твоя умножает бог, о Россие! Прославим убо прославившаго нас, благодарим обрадовавшему нас! Его дело есть флот российский, его благословение есть толикая сила и толикия плоды флота российскаго. Он смотрением своим навел очи монаршии на презренный ботик; он царское сердце зажегл ко архитектуре корабельной; он, предопределяя России возвращение своих и получение новых поморских стран, предварил ю благословением своим, сильну же и действенну на мори сотворил, вооружив флотом и толикими ущедрив победами. Благословен бог наш, изволивый тако! Буди имя господне благословенно от ныне и до века!

Благословен же и ты богом вышним, державнейший монархо российский, яко толь милостивое к достоянию твоему божие смотрение не вотще тобою действует. Как многими Россию твою одолжил еси благодеянии! Тебе должна есть исправление, красоту и толикую силу свою; тебе должна всю толь дивную и славную измену свою, что презренна прежде и поруганна всем, ныне славна и страшна всем есть, на мори и на земли побеждает. Торжествуй и радуйся толико благословен сый богом! Радуйся богу, помощнику твоему!

Но и сынове Сиони да возрадуются о царе своем. Видите благополучие ваше, сынове российстии, народе славенский! Видите, как имя ваше, славе тезоименитое, уже аки бы угасший свет свой и почернелое злато свое толь изрядно в премудром сем самодержце вашем обновило, яко аще когда, ныне наипаче по достоянию славяне нарицаемся.

А вам, о мужественнии военачальницы и воини, котории на сей толь трудной и страшной акции труждатися не устрашилися есте и толь славную получили викторию, вам, о вернии монарха вашего служителие и истиннии его же подражателие, что речем? Кий венец соплетем? Кая победительная пения сочиним? Не краткаго слова, но вечнаго прославления достойни есте. Должни блажити вас старии, должни на образ ваш смотрети юнии, должен нынешний век величати, должен будет славити и последний род.

О премилостивый господи и боже наш, от его же вседаровитыя десницы толикая приемлем благодеяния, запечатлей милостию твоею данныя нам дары твоя, подаждь доброте нашей силу. Многолетны сохрани благовернейшаго государя нашего царя, вернаго министра твоего Петра Перваго и его благовернейшую царицу, государыню нашу Екатерину Алексиевну, царство их недвижимое, воинство непобедимое сотвори, все отечество наше благосостоянием и миром благослови, воззри и на супостаты наша и по толикой, немиролюбием их излиянной крови приити уже в чувство и мира возжелати повели. Аминь.

СЛОВО

О СОСТОЯВШЕМСЯ МЕЖДУ ИМПЕРИЕЮ РОССИЙСКОЮ И КОРОНОЮ ШВЕДСКОЮ МИРЕ

1721 ГОДА, АВГУСТА В 30 ДЕНЬ,

И ДОЛЖНОМ НАШЕМ ЗА ТОЛИКУЮ МИЛОСТЬ БОЖИЮ БЛАГОДАРЕНИИ,

ПРОПОВЕДАННОЕ

ПРЕОСВЯЩЕННЫМ ФЕОФАНОМ,

АРХИЕПИСКОПОМ ПСКОВСКИМ И НАРВСКИМ,

В ЦАРСТВУЮЩЕМ ГРАДЕ МОСКВЕ,

В ЦЕРКВИ СОБОРНОЙ

УСПЕНИЯ ПРЕСВЯТЫЯ БОГОРОДИЦЫ,

1722 ГОДА, ГЕНВАРЯ 28

Премудрое, яко и вся прочая, и, дерзаю рещи, богодухновенное державнейшаго императора нашего уставление, да за благополучный свышше нам данный мир сей тройственным всенародным благодарением воздадим славу господеви богу нашему. Показал того изрядное приличие, понеже мимошедшая война продолжилася чрез трилетные седмицы, лета вместо дней исчисляя, как то исчисляют и в священном писании, у Езекииля и Даниила пророков, и у тайнозрителя Иоанна. Но то токмо приличие. А самая сущая тройственнаго благодарения вина тая есть, которую самодержец наш в прошлом 1721 году, октября в 22 день, во обрадовательном своем ко подданным своим слове предложил, увещевая объяснить народу российскому, да бы ведали вси, коликия в прешедшей войне явил нам бог милости своя, благословенным же сим миром заключил и запечатлел. И по тому помышляли бы, колико должни есмы благодарити божию к нам милосердию. Что же се? Тройственное ли токмо в прешедшей войне получили мы божие благодеяние, понеже тройственное составляем благодарения торжество? Не благодарен был бы, аще бы кто толь многая нам явленныя щедроты божия в так малом числении заключити хотел? Но понеже тройственное число, как в священном писании, так и в действиях человеческих, часто и обычно употребляемо бывает за число довольное и совершенное (о чем пространно беседовать ныне не время), того ради тройственное монаршим указом совершаем благодарение, соборно, торжественно и чрез обычайно, да познаем от сего, что повседневно, и непрестанно, и вечно долженствуем благодарити вышнему, яко премногая и безмерная мимошедшею войною данная и миром утвержденная благодеяния от всещедрой десницы его приемшыи.

Но да бы сие наше долженство не только всем известно, но и приснопамятно и незабвенно в сердцах наших пребывало, долг великий лежит на всех, как духовных пастырях, так и мирских начальниках и прочих, кто либо и известнее ведает и яснейше сказати может о богоданных нам в прошедшей войне поспешествах и благополучиях. Долг на всех таковых лежит беседами, разговорами, проповедьми, пении и всяким сказания образом толковать и изъяснять в слух народа, что мы прежде войны сея были и что уже ныне, какова была Россиа и какова есть уже, коликую сотвори с нами измену десница вышняго.

Сей долг видя и на худость мою собственным повелением возложенный, исповедую, понеже и ощущаю трудный мне быти и тяжелый к исполнению. Но надеяся на благоразсудное снизхождение толь честнаго слышателей собрания, на твое во первых великодушие, державнейший повелителю всероссийский, что не по достоинству глаголемых вещей, но по силе глаголющаго слово приемлеш, со дерзновением и радостию предложу, коликое могу, о сем разсуждение и оное дерзну воврещи в пребогатая славы твоея сокровища, хотя и не не вем, что подаянию двоих лептей есть подобное.

Молю же благоразсудных слышателей помыслить со мною, не то ли всякому истинно покажется, что моему помыслу, на начало мимошедшей войны посматревающему, является. Когда бо воспоминаю, кто, и каков, и кого, и когда досадами и обидами воздвигл к войне, тот час приходит на мысль сие подобие. Когда бы кто ненавистник чий, сильный и яростный, и добре вооруженный, и всякия к одолению удобствия имущий, напал на нелюбимаго себе человека, нечающаго, и неоружнаго, и спящаго, каковое удобство было бы сему, нечаянным нападением возбужденному, воспрянув от сна, дратся с готовым и, ничего имея в руках, войти в бой с вооруженным, - так удобно было, по моему мнению, России вступить в войну с силою шведскою.