Тут псалтирь рифмотворная 50 страница

СЛОВО

НА ПОГРЕБЕНИЕ ВСЕПРЕСВЕТЛЕЙШАГО ДЕРЖАВНЕЙШАГО ПЕТРА ВЕЛИКАГО, ИМПЕРАТОРА И

САМОДЕРЖЦА ВСЕРОССИЙСКАГО,

ОТЦА ОТЕЧЕСТВА,

ПРОПОВЕДАННОЕ

В ЦАРСТВУЮЩЕМ САНКТПЕТЕРБУРГЕ,

В ЦЕРКВИ СВЯТЫХ ПЕРВОВЕРХОВНЫХ

АПОСТОЛ ПЕТРА И ПАВЛА,

СВЯТЕЙШАГО ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩАГО

СИНОДА ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТОМ,

ПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИМ ФЕОФАНОМ,

АРХИЕПИСКОПОМ ПСКОВСКИМ И НАРВСКИМ,

1725, МАРТА 8 ДНЕ95

Что се есть? До чего мы дожили, о россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великаго погребаем! Не мечтание ли се? Не сонное ли нам привидение? О, как истинная печаль! О, как известное наше злоключение! Виновник безчисленных благополучий наших и радостей, воскресивший аки от мертвых Россию и воздвигший в толикую силу и славу, или паче, рождший и воспитавший прямый сый отечествия своего отец, которому по его достоинству добрии российстии сынове безсмертну быть желали, по летам же и состава крепости многолетно еще жить имущего вси надеялися, - противно и желанию и чаянию скончал жизнь и - о лютой нам язвы! - тогда жизнь скончал, когда по трудах, безпокойствах, печалех, бедствиях, по многих и многообразных смертех жить нечто начинал. Довольно же видим, коль прогневали мы тебе, о боже наш! И коль раздражили долготерпение твое! О недостойных и бедных нас! О грехов наших безмерия! Не видяй сего слеп есть, видяй же и не исповедуяй в жестокосердии своем окаменен есть. Но что нам умножать жалости и сердоболия, которыя утолять елико возможно подобает. Как же то и возможно! Понеже есть ли великия его таланты, действия и дела воспомянем, еще вящше утратою толикаго добра нашего уязвимся и возрыдаем. Сей воистинну толь печальной траты разве бы летаргом некиим, некиим смертообразным сном забыть нам возможно.

Кого бо мы, и каковаго, и коликаго лишилися? Се оный твой, Россие, Сампсон, каковый да бы в тебе могл явитися никто в мире не надеялся, а о явльшемся весь мир удивился. Застал он в тебе силу слабую и зделал по имени своему каменную, адамантову; застал воинство в дому вредное, в поле не крепкое, от супостат ругаемое, и ввел отечеству полезное, врагом страшное, всюду громкое и славное. Когда отечество свое защищал, купно и возвращением отъятых земель дополнил и новых провинций приобретением умножил. Когда же востающыя на нас разрушал, купно и зломыслящих нам сломил и сокрушил духи и, заградив уста зависти, славная проповедати о себе всему миру повелел.

Се твой первый, о Россие, Иафет, неслыханное в тебе от века дело совершивший, строение и плавание карабельное, новый в свете флот, но и старым не уступающий, как над чаяние, так вышше удивления всея селенныя, и отверзе тебе путь во вся концы земли и простре силу и славу твою до последних окиана, до предел пользы твоея, до предел, правдою полагаемых, власть же твоея державы, прежде и на земли зьгблющуюся, ныне и на мори крепкую и постоянную сотворил.

Се Моисей твой, о Россие! Не суть ли законы его, яко крепкая забрала правды и яко нерешимыя оковы злодеяния! Не суть ли уставы его ясныя, свет стезям твоим, высокоправительствующий сигклит и под ним главныя и частныя правительства, от него учрежденныя! Не светила ли суть тебе к поисканию пользы и ко отражению вреда, к безопасию миролюбных и ко обличению свирепых! Воистинну оставил нам сумнение о себе, в чем он лучший и паче достохвальный, или яко от добрых и простосердечных любим и лобызаемь, или яко от нераскаянных лестцов и злодеев ненавидимь был.

Се твой, Россие, Соломон, приемший от господа смысл и мудрость многу зело. И не довольно ли о сем свидетельствуют многообразная философская искусства и его действием показанная и многим подданным влиянная и заведенная различная, прежде нам и неслыханная учения, хитрость и мастерства; еще же и чины, и степени, и порядки гражданския, и честныя образы житейскаго обхождения, и благоприятных обычаев и нравов правила, но и внешний вид и наличие краснопретвореное, яко уже отечество наше, и отвнутрь и отвне, несравненно от прежних лет лучшее и весьма иное видим и удивляемся.

Се же твой, о и церкве российская, и Давид и Константин. Его дело - правительство синодальное, его попечение - пишемая и глаголемая наставления. О, коликая произносило сердце сие воздыхания о невежестве пути спасеннаго! Коликия ревности на суеверия, и лестническия притворы, и раскол, гнездящийся в нас безумный, враждебный и пагубный! Коликое же в нем и желание было и искание вящшаго в чине пастырском искусства, прямейшаго в народе богомудрия и изряднейшаго во всем исправления!

Но о многоименитаго мужа! Кратким ли словом объимем безчисленныя его славы, а простирать речи не допускает настоящая печаль и жалость, слезить токмо и стенать понуждающая. Негли со временем нечто притупится терн сей, сердца наша бодущий, и тогда пространнее о делах и добродетелех его побеседуем. Хотя и никогда довольно и по достоинству его возглаголати не можем; а и ныне, кратко воспоминающе и аки бы токмо воскрклий риз его касающеся, видим, слышателие, видим, беднии мы и нещастливии, кто нас оставил и кого мы лишилися.

Не весьма же, россиане, изнемогаим от печали и жалости, не весьма бо и оставил нас сей великий монарх и отец наш. Оставил нас, но не нищих и убогих: безмерное богатство силы и славы его, которое вышеименованными его делами означилося, при нас есть. Какову он Россию свою зделал, такова и будет: зделал добрым любимою, любима и будет; зделал врагом страшную, страшная и будет; зделал на весь мир славную, славная и быть не престанет. Оставил нам духовная, гражданская и воинская исправления. Убо оставляя нас разрушением тела своего, дух свой оставил нам.

Наипаче же в своем в вечная отшествии не оставил нас сирых. Како бо весьма осиротелых нас наречем, когда державное его наследие видим, прямаго по нем помощника в жизни его и подобонравнаго владетеля по смерти его, тебе, милостивейшая и самодержавнейшая государыня наша, великая героина, и монархиня, и матерь всероссийская! Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быть подобной Петру Великому. Владетельское благоразумие и матернее благоутробие, и природою тебе от бога данное, кому не известно! А когда обое то утвердилося в тебе и совершилося, не просто сожитием толикаго монарха, но и сообществом мудрости, и трудов, и разноличных бедствий его, в которых чрез многая лета, аки злато в горниле искушенную, за малое судил он иметь ложа своего сообщницу, но и короны, и державы, и престола своего наследницу сотворил. Как нам не надеятся, что зделанная от него утвердиш, недоделанная совершиш и все в добром состоянии удержиш! Токмо, о душе мужественная, потщися одолеть нестерпимую сию болезнь твою, аще и усугубилася она в тебе отъятием любезнейшей дщери и, аки жестокая рана, новым уязвлением без меры разъярилася. И якова ты от всех видима была в присутствии подвизающагося Петра, во всех его трудех и бедствиях неотступная бывши сообщница, понудися такова же быти и в прегорьком сем лишении.

Вы же, благороднейшее сословие, всякаго чина и сана сынове российстии, верностью и повиновением утешайте государыню и матерь вашу, утешайте и самих себе, несумненным познанием петрова духа в монархине вашей видяще, яко не весь Петр отшел от нас. Прочее припадаем вси господеви нашему, тако посетившему нас, да яко бог щедрот и отец всякия утехи ея величеству самодержавнейшей государыни нашей и ея дражайшей крови - дщерям, внукам, племянницам и всей высокой фамилии отрет сия неутолимыя слезы и усладит сердечную горесть благостынным своим призрением и всех нас милостивне да утешит. Но, о Россие, видя кто и каковый тебе оставил, виждь и какову оставил тебе. Аминь.

СЛОВО

НА ПОХВАЛУ БЛАЖЕННЫЯ И ВЕЧНОДОСТОЙНЫЯ ПАМЯТИ

ПЕТРА ВЕЛИКАГО,

ИМПЕРАТОРА И САМОДЕРЖЦА

ВСЕРОССИЙСКАГО,

И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ, И ПРОЧАЯ,

В ДЕНЬ ТЕЗОИМЕНИТСТВА

ЕГО ПРОПОВЕДАННОЕ

В ЦАРСТВУЮЩЕМ САНКТПЕТЕРБУРГЕ,

В ЦЕРКВИ ЖИВОНАЧАЛЬНЫЯ ТРОИЦЫ,

СВЯТЕЙШАГО ПРАВИТЕЛЬСТВУЮЩАГО СИНОДА

ВИЦЕПРЕЗИДЕНТОМ, ПРЕОСВЯЩЕННЕЙШИМ ФЕОФАНОМ,

АРХИЕПИСКОПОМ ПСКОВСКИМ И НАРВСКИМ

Се день, о сынове российстии, прежде нам великую материю радости подававший, ныне же непрестающую скорбь и печаль вящше возбуждающий, день тезоименитства Петра Великаго! Прежде в сей день торжествовала Россиа, благодаря смотрению божию за дарованнаго себе монарха, перваго толикия славы в царех российских первому апостолу тезоименнаго и не всуе имя сие имевшаго, твердаго в вере, крепкаго в деле и как на утверждение отечества, так и на сокрушение супостат наших каменю подобнаго. Ныне же день сей, тоежде блаженство наше нам воспоминая, но уже от нас взятое, всех обще сердца наша, доселе от горести не услажденная, еще и паче огорчевает. Но что на пользу весьма побеждатися болезнию, когда так не возвратим, чего мы лишилися! Не лучше ли то нам зделать, что и богу и Петру нашему должни мы? То есть предложить на среду славныя таланты, дела же и действия Петрова. Вем, что сих воспоминание покажет, коликая нам зделалася трата, и тако великая в нас возбудит стенания. Обаче, о слышателие, каковаго нас чудный муж сей исполнял духа, то есть крепкаго, мужественнаго и в христианской философии искуснаго, таковым духом и сие последнее послужение наше совершить ему долженствуем, скорбим и сетуим, но не яко окамененнии; плачимся и рыдаим, но не яко отчаяннии; тужим от горести сердца, но не яко немии и чувств лишившиися. Многая одолжают нас, да не умолчим богоданных дарований, которыми нас обогатил изобильно, а весь свет довольно удивил сущий сей отец наш Петр воистинну Великий. Требует того от нас превысокое не по власти токмо, но и по силе достоинство его; требует раболепное и сыновнее благодарствие наше; требует и наипаче явленное нам чрез него великое благодеяние божие. Петрова бо дела предлагая, предложим дела божия, которая по всей селенней проповедуемая; аще мы умолчим, то якоже отъятием делателя недостойни их являемся, тако и молчанием неблагодарни богу явимся.

Того ради, исполняя по силе сие наше долженство и приступая к некоему Петровой славы повествованию (к некоему, глаголю, повествованию, не равному и не довольному, которому разве великия книги могут быть довольныя), молю и прошу христолюбие ваше не о чем обычно просят слышателей проповедники, то есть да нестужительне слышать изволите, но что напомянулося прежде, - да мужественное, и любомудрое, и Петрову сердцу подобное возъимеете великодушие и терпение, еже бы слышащим толикая благая, которых совершитель оставил нас, в конец душею не ослабеть.

Тебе во первых и наипаче касается наше сие прошение, державнейшая монархиня наша, сильная сильнаго наследница! Потщися одолети нестерпимую болезнь твою известным всем в женской плоти твоей мужеством, подержи терпеливне вонзенный в сердце твое терн сей и оружие, душу твою проходящее. Аще бо и прежде, сопутствуя Петру в великих и трудных походах его и всякия страхи мужественне презирая, едиными его самаго бедствии ты сокрушалася, - то кто исповесть нынешнюю твою горесть, Петра отъятием вшедшую в тебе! Того ради, при слышании Петровых дел, славою оных услаждай сердце твое и толикое лишение крайним великодушием понеси. Аз же надеюся, что повествованием сим не токмо возбудимся к благодарению божией милости, много нам в Петре нашем благодеявшей, и Петру, много милостию божией действовавшему, но и в настоящей скорби нашей получим отраду и утешение.

Не тако бо нас, о российстии сынове, не тако оставил нас отец наш, аки бы вся своя с собою унесл, но оставленным оставил нам неисчетная богатства своя и различная дарования: ово во учении и образе, ово же и в содеянных делах, великих и безчисленных. Трудность только предлежит, како бы оная обнять и представить словом, а еще кратким и малоискусным. Вижду бо пространный облак сил и дел добродетельных, и что первее, что потом, что же послежде сказать, но и что воспомянуть, что же за краткость времене и оставить, недоумеваю. Посмотрим на двойственную должность и дело, первое, яко просто царя, второе, яко царя христианскаго, и каков и колик во обоих сих Петр показался, нечто, аще и несовершенно, сказать довольно будет. Чин же и порядок слова сего приимем от премудраго Иисуса Сирахова, который, похваляя Давида царя, первее воспоминает труды его человеческия, отечество пользовавшыя, потом же дела богословская, благоверию и церкви пособившая.

Посмотрим же и мы первее на труды монарха нашего аки бы просто человеческия, хотя и не много в человецех подобная обретаются, и кия он пользы отечеству нашему, богоданному достоянию своему, сотворил. А к сему великому делу нужда есть монарху, аще имя свое не вотще носит, нужда есть иметь аки две некие не телесные, но умные руки - силу, глаголю, воинскую и разум политический: едино из них к защищению, а другое к доброму управлению государства. И непристойно еще руками сия нарицаю, понеже невозможно и двема рукама двоих дел купно, а еще разстоящих и разноличных делать; лучше так сказать, что таковому человеку нужда есть быть сугубым человеком: был бы он и в деле воинском искусный и храбрый, и в деле правительском премудрый и прилежный. Много ли же таковых государей в историах обрящем? А Петр наш есть, и будет в последняя веки таковая то историа, и чудная воистинну и веру превосходящая.

Хощеши ли видеть его силу воинскую? С природы охотный к оружию и жаркий к огню военному, во отроческом возрасте как играл и в чем забавлялся? Водить и строить полки, созидать крепости и тыяжде доставать, и оборонять, и полевым боем сражатся - то его забавы и потехи, то его младенческая играния. И что весьма пречудно, когда не пора еще было быть ему учеником воинским, он уже аки старый того учитель, прежднее неправильное воинство яко слабое к защищению, но токмо к разорению отечества сильное узнав, презирать и отставлять, а новую регулу вводить потщался. И если бы таковый отрок у римлян оных древних, языческим суеверием ослепленных, явился, вси бы воистинну веровали, что он от Марса рожден есть. Скоро же тогда малыя и не довольныя земныя походы показалися ему. Увиденный по случаю или паче по смотрению божию ботик оный, древо тогда презренное, ныне же преславное, толикую разжегло в пространном сем сердцы охоту к навигации, что успокоитися не могл, донележе не достигл совершеннаго воднаго безпокойства. Кто же не удивится, как скоро и коль высоко от отроческих оных забав выскочил! В потешных воинах аки бы в прямых и великих обучився, возрадовася аки исполин тещи путь, и позван от европских потентатов в конфедерацию на турка, не дожидаяся начинания их, устремився на лютаго онаго супостата Христова и отъятием крепких его щитов - Кезикермена, где силою И повелением, и Азова, где лицем и действием, присутствовал. Много отъял у него высокоумнаго духа и показанным на мори Черном флотом, до толь неслыханным, в страх и в сумнение привел его. И тако не отечества токмо своего, но всего христианства защитник показался.

И туды он весь дух свой простирал. Крепкое его намерение было попрать и умертвить дракона магометова или поне изгнать его из рая восточнаго. И небезнадежное того чаяние было, аще бы ты, о добрая Европо, отстала нрава и обычая своего, то есть несогласия и рвения, и аще бы друг другу в общем всех бедствии не завидел, но споспешествовал.

Но бог дивный в судьбах своих благоволив в Петре явити силу и славу российскую и мир весь удивити, пресечением тогда турской войны не отъял у него, но пременил благословение свое.

Преставшей бо от Юга, востала буря от Севера, война Шведская воспланулася. О и имя страшное! Шведская война! Где в свете ни услышано, что Русь с шведами в войну вступили, согласно говорено, что России конец пришел. И как не так было прорицать? Шведская сила всей Европе была страшная, а российская едва некоею силою нарицатися могла. Что же зделалося? Оное многих о крайнем падении российском пророчество весьма ложное показалося. Но мало то. Ложное было бы оное пророчество, хотя бы мы, сразившеся с неприятелем, равным щастием и нещастием разошлися. Но то зделалося, о чем не токмо никто прорицать, но чего никто и надеятися не могл. Ибо кроме того, что не сильное, и необыкшее к войне, и еще букваря, тако рещи, оружейнаго учитися начинающее воинство вступило в брань с сильными, и давно искусными, и везде единым звуком оружия своего страх и трепет носящими, еще так неравныя случаи и обстоятельства и поведения обоих сторон явилися, что неприятелю мощно было наше уже своим нарицать, а нам не отчаяватися нашего трудно было. Не в одну сторону принуждены делать експедиции, не на одном, но на многих местах вступать в действия, в Ингрии, Карелии, в Естонии, в Ливонии, в Курляндии, в Литве, в Польше, потом же и в Белой и в Малой России, еще потом и в Молдавии (ибо война и турская, от шведской зажженная, шведским огнем и громом нарещися может), еще тогда же и в Померании, и Голштинии, и в Финляндии, и в прочиих странах. Помыслит же некто, что и противной стороне многие оные места проходить нужда была, и тако нам и им равные труды, равные и бедства, - но весьма слеп тот, кто не видел, как то были равные: таковое то было равенство, что откуду противным получены многие корысти, оттуду нам зделалися убытки. Посмотри на Саксонию; где оным явное и действительное приятельство, тамо нам или сумнительная дружба, или известная вражда и противность. Посмотри на Польшу; и у кого получили они прибежище и защиту, от того мы терпели сильное востание. Посмотри на Порту Оттоманскую; в таковом же и в так бедственном походов многоместии каковыя действия были? Единоличныя ли, каковыя прежде России случалися? Все иное: многовидныя и разнообразныя были подвиги и баталии не с одним народом и не одних воинских регул употребляющым, не только же на земли, но и на мори. Еще же и доставать противных и самих себе оборонять в крепостех; их доставать в крепостех твердых, себе оборонять в некрепких и слабых. Так много видеть было трудностей, что в оной войне многие были войны. И как вкратце представить возможно вся бедствия? Воспомянеш некая, и кажется, что хотя много да только всего того, и се яко тучы находят другия. Каковое бо се и коликое, - чего только я не проронил! Противный монарх в скором времени смирил и сломил двоих наших союзников и одного из них тихо сидеть понудил, а другаго с престола низринул: убыло же ему противности, а нам помощи. Но и то еще да судит кто не великим. Что же когда и внутренния российския силы начали терзатися! Бунт донский, бунт астраханский, измена Мазепина - не внутреннее ли се терзание? Не самой ли утробы болезни? И тако до того пришло было, что во оной войне не просто уже не крепкая, но больная сущи Россиа со Швециею, паче преждняго возсилевшею, воевала. Каковаго же, - разсудите, - каковаго и коликаго государя оное толь лютое время требовало? Многоочитаго воистинну и многорукаго, или паче многосоставнаго, и на многия места и дела разделять себе могущего. Тот же то и таков был Петр наш! Петр - сила наша, которою и по смерти его мужествуем! Петр - слава наша, которою до скончания мира российский род хвалитися не престанет! Не доставало ли ему бодрости, трудолюбия, терпения, который толь многия, далекия, безгодныя походы поднял? Не доставало ли ему мужества и храбрости, который сам и в земных, и в морских баталиах, и в приступах, и атаках городовых присутствовал? Не доставало ли ему высокаго разума, котораго и чужие глубокосовестные мудрования и внутренняя изменническая каварства не заплели и не уловили? Но все оныя и от вне и от внутрь воставшыя бури укротил, разсыпал и прогнал Петр. И тогда победил, когда самому ему побеждену быть многие надеялися. И так немощными и изнемогшими победил сильных, как мало и сильнии немощных побеждают. И шлюся я на всех не нашего отечества, но коей нибудь нации не по страстей судящих мужей, не засвидетельствуют ли яко истинному моему сему изречению, что с так славным и страшным Акакий наш был) сопротивником вступить в войну, разве по многих уже со многими народами войнах, было бы нечто не безнадеждно. А Петр, кроме похода Азовскаго, по детских игралищных войнах своих, будто он уже и с спартанами, и с африканами, и с македонами довольно навоевался, вступил в сию многобедную и ужасную войну и на толикую высоту славы востекл, до которой и по многих военных искусствах не мнози добираются. И что же дивно, что он всему миру дивен стал, что и по далечайшим иноземным странам, куды прежде имя российское слухом не доходило, славятся дела его! Но мне еще всемирнаго удивления большее судится быть сие, что и главный его бывший сопротивник со временем силе и мужеству его удивился и от котораго толикия принял язвы, уже того любить начал и, всех прочиих презрев, с ним единым не токмо примирится, но и в союз дружеский совокупится возжелал. Таковаго воистинну свидетельства сильнейшее в свете никогда не бывало. И слава ли только толикому воспоследствовала мужеству? И то великое приобретение, великая прибыль славы; ибо таковая слава не токмо народам честь приносит, но и, противников сокрушая страхом, лучшее подает безпечалие. Но Петровы труды многия, и кроме славы, породили плоды сладкия и нам и нашым союзникам: земель наших отнятых возвращение, новых завоеванных присовокупление, твоего, польский Августе, престола возставление, твое, короно Датская, охранение, наше паки славное благополучие, вожделенный, честный и корыстный мир, мир милующаго бога всещедрый дар и обоих народов веселие. Наконец, до толикой славы купно и пользы возрасло российское оружие, что и далечайшыя народы протекции и защищения у нас требуют: прибегает о том бедная Ивериа, просила и просит корона Персидская, горские же и мидские варвары, единым оружия нашего зрением устрашени, одни покорилися, другие разбежалися.

Видевше тако, слышателие, каков Петр наш был в деле воинском, что надлежит к заступлению и разширению государства, посмотрим еще, каков и в политическом или гражданском деле был, которую силу должен всяк государь иметь к управлению и исправлению своего отечества, а зде тотчас нечто чудное и дикое нам является. Не скоро таковаго обрящем, который бы и к воинским и к гражданским делам угодный и охотный был: иные весьма военные от политических помыслы, иные советы, иные и, почитай, противные искусства; инаго сие, а инаго оное сердца, нрава и охоты требует, и едва не тако обоим сим в едином человеке трудно быти, как бы буре и тишине быть во одно время и на одном месте. Собственно же то невместимо по видимому быть имело в Петре нашем. И есть ли бы кто, не ведая, коль пространный ко всему дух его был, разсуждал только состав тела его, судил бы о нем, что к единому делу воинскому родился он: таковый его возраст, таковое зрение, таковое движение. А то вместилося в нем и сие и оное, и действовало превосходно и необычно, и еще в юношеской плоти мужеская намерения восприял. Великий бо сей монарх, пресекшейся по взятии Азова войне турской, получив мирный покой, праздну быть и без дела в грех себе поставил. Похитили сердце его чужие страны, разными учении и искусствы словущые. Там ему не побывать возмнилося равне, аки бы и отнюдь не быть в мире сем; не видеть и не научится действ математических, искусств физических, правил политических и известнейшия к тому гражданския, воинския и карабельныя архитектуры, - тех и прочиих учений не перенять и аки дражайших товаров не вывесть в Россию, равне аки бы и не жить судилося ему. Жалостно было отлучится отечества и дому, матери своей благоутробнейшей и любезнейшей фамилии отлучился. Тяжело было поднять на тело юношеское неспокойства и безгодия, еще же и бедствия дорожныя - поднял. Трудно было перебыть завистная препятствия, ово тайная и лестная, ово же и явная, - перебыл. Так охотно избегл от отечества ради отечества, как бы другий уходил из плена и неволи; так к трудам спешил, как бы кто к царствованию; и так весело в деле корабельном и прочиих вышепомянутых учениях трудился, как весело никто не седит и на брачном пировании: даже получил, чего желал, даже иный от себе, даже сам от себе лучший возвратился.

Что же, сам ли только лучший стал? Сам ли себе только добр и совершенен показался? Вемы воистинну дух мужа сего, что единоличное свое и собственное добро, есть ли бы не сообщил всему отечеству своему, никогда бы в добро себе не поставил. Прямая то была глава российская, не превосходством точию власти, но и самым делом. Яко же бо глава зделанныя в себе духи живительныя по всем членам и составам роздает, тако и сей монарх, наполнен быв разными исправлении, наполнять теми же и вся чины отечества своего прилежно потщался. И мало ли тщанием своим зделал? Что ни видим цветущее, а прежде сего нам и неведомое, - не все ли то его заводы? Есть ли на самое малейшее нечто, честное же и нуждное, посмотрим, на чиннейшее, глаголю, одеяние, и в дружестве обхождение, на трапезы и пирования и прочия благоприятныя обычаи, - не исповемы ли, что и сего Петр нас научил? И чим мы прежде хвалилися, того ныне стыдимся. Что же рещи о арифметике, геометрии и прочих математических искусствах, которых ныне дети российстии с охотою учатся, с радостию навыкают и полученные показуют с похвалою! Тыя прежде были ли? Не ведаю, во всем государстве был ли хотя один цирклик, а протчаго орудия и имен не слыхано; а есть ли бы где некое явилося арифметическое или геометрическое действие, то тогда волшебством нарицано. Что о архитектуре речем, каковое было и каковое ныне видим строение? Было таковое, которое насилу крайней нужде служило, насилу от воздушной противности, от дождя, ветра и мраза охранять могло, а нынешнее сверх всякаго изряднейшаго угодия красотою и велелепием светлеется. Что еще и о воинской и о карабельной архитектуре? Того у нас прежде и живописцы правильно изобразить не умели. Но тако, по единому дела Петрова исчисляя, никогда конца не дойдем. Лучше все двема силами оглавить, которых себе от государей своих всякий народ требует: сия же суть народная польза и безпечалие.

Хощем ли видеть пользу? Смотрим на правительства, Берг-коллегию, Камор-коллегию, Коммерц-коллегию, Манифактур-коллегию и Магистрат главный. Смотрим на многая заведенная от него, ово для пресечения убытков, ово и для приискания прибылей способы: на заводы минеральныя, домы монетныя, врачевския аптеки, холстяныя, шелковыя и суконныя мани-фактуры, на предивныя бумажныя мельницы, на разных судов купеческих строения и иная многая у нас прежде небывалыя майстерства, и для удобнейшаго с места на место сообщения корыстей сведенныя перекопами реки и покопанныя каналы, то есть реки новыя и плодоносныя.

Хощем ли познать разныя и многовидныя безпечалия и охранения нашего виды? Смотрим на правительство юстиции,- сие страхом меча праведнаго от внутренних обид, напастей и прочиих злодейств защищает нас; на коллегию вотчинную, - сия всякаго собственныя оберегает пределы; а понеже внутренний за грехи нашя умножился вред, домашнее неприятельство, разбой, - есть и на него собственное гонительное воинство. А от внешняго страха, от супостатскаго нападения ограждая отечество свое, что оставил и чего к тому надлежащего не зделал многоочитый Петр? Адмиралтейским и воинским правительством устроил на мори и на земли аки защиты и адамантова забрала. И какия к тому пособия приложил? Оныя походныя, тако рещи, фортецы крепкия и страшныя, и не токмо к обороне, но и к наступательной войне угодныя; флот, глаголю, воинский, толь и сильный и славный; оныя безопасныя от морской свирепости и свирепейших моря неприятелей гавани или пристанища; оныя непрестанно множащыяся артилерии; оныя новыя по рубежам регулярныя крепости. И что еще? Крепости, штурмом взятыя, того ради самаго, что сам оныя непобедимою силою сокрушить и достать могл, вменив не крепкия, тыя же без сравнения крепчайшыя поделал. Сие наипаче место, неславное прежде и в свете незнаемое, а ныне преславным сим царствоющим Петрополем и толь крепкими на реке, на земли и на мори фортецами утвержденное купно и украшенное, - кто по достоинству похвалить может? Не видим ли зде и пользу и защиту российскую? Се и врата ко всякому приобретению, се и замок, всякия вреды отражающий: врата на мори, когда оно везет к нам полезная и потребная; замок томужде морю, когда бы оно привозило на нас страхи и бедствия. Вся же та как пользованию нашему, так и охранению изобретенная, введенная, зделанная, да бы и правильно и крепко содержатся могли. И о том неусыпное было Петрово попечение: что ни обретается в уставах и законах исправнейших в Европе государств, к исправлению отечества нашего угодное, все то выбирать и собирать тщался и сам к тому много от себе придал и довольныя регламенты, и многия скрижали законныя сочинил. И да бы от судей и управителей небрегомо то или и развращаемо не было, желая себе всевидящия человечески очи иметь, уставил чин прокуроров, то есть правды сберегателей. И да бы всякое злодейство, яко в зелии ехидна, сокрытися не могло, чин фискальства определил и одолжил оное не токмо траты государственнаго интересса, но и персональные подданных своих обиды усматривать и объявлять, таковых наипаче бедных человек, которые суда и управы искать или ради худости своей не могут, или ради силы обидя-щих не смеют. Все же то утвердил и заключил высоким правительством сенатским. Сенат - действительная рука монаршая; Сенат - орудий орудие и правительство правительств. Коллегии прочие, яко весла и парусы, а Сенат - кормило. Се видим безчисленная приобретения и пользы, се благонадежныя защиты наша. И все ли то видим, все ли словом заключить можем, чем нас изобильно ублажил и благополучных и славных сотворил Петр-Великий! Удивлятся токмо возможно, а выговорить весьма неудобно.

Да еще дивная в дивных и чюдная в чюдных показал, так что довольно и удивлятся не можем. Ибо есть ли бы едиными воинскими токмо делами или едиными токмо исправлении политическими так пользовал Россию, и то было бы дивно. Было бы дивно, есть ли бы одно один, а другое другий государь зделал: как римляне первых своих двоих царей, Ромула и Нуму, похваляют, что он войною, а сей миром укрепил отечество; или как и в священной истории Давид оружием, а Соломон политикою блаженство Исраилю сотворил. А у нас и се и другое, да еще в безчисленных и различных обстоятельствах, совершил един Петр. Нам и Ромул, и Нума, и Давид, и Соломон - един Петр. Се не мы только говорим, говорят со удивлением вси иностранные народы; как то в прошлом 1722 году великий посол польский, именем государя своего и всея републики, в приветствии своем пред фроном и лицем императорскаго величества публично исповедал.