Тут псалтирь рифмотворная 87 страница

К[АЛАН] 37. Пускай это и так будет, только ваше ограничение наук или всего познания человеческого так уже округлено, что похоже на мудреную и страшную теорему; мало ли есть вещей на свете? И когда дети наши в таком их бесчисленном множестве по молодости и незнанию схватятся и за такие предметы, которые им ни к какой пользе, то они уподобятся тому греку, который хвалился перед Александром Македонским, что он научился пробрасывать маковые зернышки сквозь игольное ушко; так им дадут по мешку маку, тут будет им чем забавляться на их жизнь, они будут разносчики маковников.

И[БРАГИМ] 38. Такое ваше мнение справедливо, конечно, молодой человек в этом множестве вещей может схватиться за ненужный предмет, и, истощив на то много времени, после сожалеть бесполезно. Но это сказал я для показания только пределов человеческого познания, а то можно еще представить несколько пояснее и с таким различием, чтоб дети наши могли узнать, что для них полезно и что не нужно, чтоб они обратили старание свое на познание необходимых и полезных им в жизни вещей и на познание самих себя. А в таком рассуждении кажется, что генеральность наук, или общественность всего познания человеческого, нельзя яснее, а притом и круглее разделить, как на две части, то-есть на познание вообще натуры представляющихся нам вещей и на познание особенно натуры человека; и такое разделение содержать в себе будет всю ту материю, которую древние философы разделили на три части, из которых уже ныне возросло такое множество наук. И по такому порядку рассуждая о человеческом познании, постараемся мы показать детям нашим, как познавать точную истину в чувствуемых нами вещах и прямое добро в человеческих делах; а из того они узнают, что для них полезно.

К[АЛАН] 39. Это несколько получше вы разделили; пожалуйте, продолжайте по этому порядку материю, только бога ради не употребляйте страшного того е теоремами ученого стиля, я его не разумею, да и особенных предложений, то-есть задач, не включайте в рассуждения, они для нас трудны, да уже и не под лета, а мне хочется приобресть в науках только генеральное, но притом и основательное познание.

И[БРАГИМ] 40. Что принадлежит до ученого порядка и стиля, то я и сам к ним не охотник, но при всем том без определений в сумнительных случаях никоим образом обойтись не можно: как мы в споре о какой-либо вещи согласим наши рассуждения, когда мы ей определения не положим. Определение должно содержать в себе ближайший род и особенную разность рассуждаемой вещи; определение покажет явственно, мое ли утверждение или ваше опровержение верно, и чрез то решит наш спор бессомненно.

К[АЛАН] 41. Так теперь мы начнем нашу материю от философии.

И[БРАГИМ] 42. Правда, что философия заключает в себе генерально все науки, но как философы определяют к философии большею частию только одно познание человеческих способностей и дел, то-есть познание одной человеческой натуры, которое познание одно, без основательного познания общей натуры вещей, несколько темновато и к погрешностям поползновенно; а притом человек, родясь на свет, по одним своим природным способностям познает несколько прежде натуру, нежели науку. И для того надобно нам заласкать детей наших показанием прежде приятной и прелестной живости подлинника, то-есть натуры, чтоб им в самом начале учения не наскучить сухостию и трудностию копии, то-есть науки; а тогда уж дети наши сами собою и без совету охотнее и благонадежнее направят способности свои к просвещению ума, тогда они явственно узнают, какая в том нужда к устроению порядка в их жизни.

К[АЛАН] 43. Я примечаю, что вы употребляете много иностранных слов в индийском языке. Теперь все стараются об очищении нашего языка, так и вам надобно остерегаться от иностранных слов, а стараться выговаривать их по-индийски. Вот как-то и теперь вы упомянули о натуре, которая переводится у нас естеством; итак, вы говорите естество, а не натура.

И[БРАГИМ] 44. Я знаю, что натура переводится на индийский язык естеством, но знаю и то, что это слово прилично разве в таком самом важном, как священном стиле, а ежели употребить его в разговоре и вместо этой речи: из разных вещей каждая имеет особливую свою натуру, сказать: из разных вещей каждая имеет особливое свое естество, то вы подымете хохот. Когда какие вещи зависят от обычая народного, то уж язык - больше всех; размыслите только обстоятельнее о свойстве языков, то признаете ту истину, что нет такого на свете языка, как бы он убог ни почитался, чтоб не можно было перевесть на него всех слов с других языков. Когда в первейшие времена люди выдумывали слова из ничего, то теперь нам по подобию и примеру переводить их тем легче; но при переводе надобно смотреть того, чтоб переводом с иностранных языков на индийский таких слов, которые уже иностранным названием затвердились у нас в Индии, не наделать смеху. Когда в обществе по множеству людей к заводимым вновь и таким полезным делам, которые облагонадеживают их общим добром и благоденствием, не все вдруг навыкают, то тем труднее привыкнуть - да и привыкнут ли - к вашим новопереведенным словам из давно употребляемых на иностранных языках: они такую мелкую новость по цене ее принимают беспристрастием, а иногда и насмешкою; да и какая нужда в том? разве чтоб похвалиться, что индийский язык богаче других, так этому всяк знающий свойство языков смеяться станет. Это преимущество состоит не в натуре или свойстве языка, а в случае; всякий язык тем убоже, чем простее какое общество, и тем богаче быть может, свободно и без дальней о том заботы, чем полизированнее общество; и такие новопереведенные слова с затверделых у нас на иностранных языках и в самых важных речах будут всем неприятны и многим невразумительны, а тем паче в таком нашем дружеском собеседовании уже и весьма некстати; посмотрите на французский язык: он по давнейшему заведению наук и художеств почитается за самый богатейший на свете, но, несмотря на то, французы сколько латинских и греческих слов, да даже некоторые и аравитские удержали в своем языке без переводу, хотя бы и могли их перевесть на французский язык в полной силе и прямом разуме, а переводят только на свой язык не затверделые иностранным названием слова. Таким образом, и я в словах нашего разговору (original) называю подлинником, а не оригиналом, потому что оригинал еще употреблением у нас в Индии не усилился, а натуру называть естеством не смею, чтоб не назвали этого слова преученным ученьем.

К[АЛАН] 45. Я согласен с таким вашим рассуждением и обращаюсь к прежней материи; но все думаю, что к познанию общей натуры вещей надобно сперва знать философию и математику.

И[БРАГИМ] 46. К тому нам надобно не больше, как из философии явственные понятия, рассуждения и заключения, так мы уже об этом довольно рассуждали в философических наших предложениях, а из математики также надобно не больше, как только вычисление количеств чрез двуобразные чисел или литер сдвоения (combinatio), полагая в первом сдвоении сложение, умножение и возвышение до степеней, а в другом вычитание, деление и извлечение радиксов, да еще измерение в длину, ширину и высоту или глубину величин, так мы этому учились в Агрском училище по высочайшей милости Великого нашего Могола, чего с нас и довольно; а более тех перемен в количествах и величинах, как по натуре не находится, то и математике не к чему выдумывать.

К[АЛАН] 47. Что вы так странно и новомодно рассуждаете, это будет для детей наших вовсе непонятно.

И[БРАГИМ] 48. Мы оба учились наукам, мы оба собственными нашими опытами узнали, сколько они требуют труда и времени, и хотя мы в знании наук до степени первого класса и не достигли, однако по крайней мере приобрели то познание, что можем об них рассуждать основательно и между неудобпреодолеваемыми их трудностями, усматривать к узнанию истин легчайшие способы. Также совершенно знаем и то, что молодому человеку, как только созревать станут его способности, то к познанию истин, или просвещению ума, нет более руководства, как только два, то-есть: одно - от натуры вещей, а другое - от науки, которого знания с нас и довольно. А это рассуждение ведет нас к тому исследованию, что в продолжении непрерывного времени предшествовало одно другому: наука ли натуре, или натура науке. Справливаясь со свидетельницею многолетных времен, истори[е]ю, находим в разных науках начатки их по разным эпохам, потом возращение, а иногда упадок, затем опять возобновление, смотря по обстоятельствам времени или места. Напротив того, в натуре вещей по всей истории, от самой глубочайшей древности даже и доныне, не видим ни упадка, ни приращения, а всегдашнюю единообразность, всегдашнее и в самых ее переменах сходство, одним словом, никогда непременное ее постоянство. Итак, нам, зная несколько беспредельную натуру вещей, а науки уже и побольше, как имеющие свои пределы, остается рассудить между двумя разделяющими нас руководствами, то-есть натуры и науки, которое из них надежнее и легче? Правда, мы видим, что без науки много познать натуры нельзя, но опять и то видим, что наука нам уделяет то познание за так тяжкую и несносную цену, что когда мы его получим, то усматриваем, что уж очень поздно, и в то время, когда уже нам надобно думать не о пользовании себя тем познанием, а о преселении на другой свет; а отчего это происходит, как не оттого, что наука преподает нам познание истин в трудных теоремах решительным порядком (methodus analytica), который познавшему его, наконец, человеку наружно кажет себя удивительным и поразительным, а внутренно делает его тщеславным, надутым и неспособным к здравому рассудку, и который употребляется гордому хозяину огромного дому в пять этажей, что он желающих видеть его внутренность заставляет найти способ, как бы прямо от земли подняться до окошек самого верхнего этажа, и тогда уже дозволяет осмотреть его внутренность, так смотря на такую затею, не легче ли и не лучше ли, хотя с трудом, однако несравненно меньшим, постараться состроить самим по своему благоизобретению дом, нежели выдумывать такой затейливый летанья вверх способ; напротив того, натура ведет нас к познанию своих истин восходительным, или постепенным, порядком (methodus synthetica): она при поворотах солнца или земли на лето и зиму (solstitium) не производит никогда вдруг ни великого жару, ни жестокой стужи, а делает то постепенно, она подает нам плоды свои в известное время и чрез то делает жизнь нашу благонадежнее; здесь должны мы признать кроткое ее и сходное со слабостию нашего сложения руководство, а притом по обязательству чести и любви нашей к детям также не скрыть и немилосердой и без нужды истощевающей нашу жизнь суровости науки. А потому и отдадимся мы без всякого сомнения кроткому руководству постоянной натуры, пойдем постепенным, как легким ее путем к познанию ее истин, это будет для детей наших надежное руководство, это будет для них прямая наука.

К[АЛАН] 49. Итак, когда вы от натуры начинать хотите, то скажите мне ее определения.

И[БРАГИМ] 50. Натуру какой-либо вещи определяют философы действующею силою той вещи, а общую натуру называют натуру вещей.

К[АЛАН] 51. Так мы теперь обратимся к натуре и приступим к испытанию ее таинств; я великий охотник с малых лет к разведыванию секретов, хотя меня и немало за то школили, да все я не могу отстать от этой страсти. Пожалуйте, начните показывать мне потихоньку таинства натуры, авось-либо она будет ласковее, нежели те люди, которые отучивали меня от секретов так немилосердо, что как мне иногда сонному пригрезится та их наука, то я и во сне пугаюсь.

И[БРАГИМ] 52. Нет, натура не такова, она ласкова к нам, подобно как мать к детям, она произведениями своими из земли питает нас и содержит нашу жизнь, она водою своею утоляет нашу жажду и омывает нечистоту тел, она воздухом своим подает нам дыхание и равновесие в движении нашем, она огнем своим согревает нас, оживляет и освещает нам вещи; но хотя сия общая наша мать так ласкова к нам, однако притом очень важна и как бы несколько горделива и открывает нам таинства свои не просто, а по мере количества и доброты службы нашей пред нею.

К[АЛАН] 53. Я по страсти к секретам рад служить ей до надрыву, только б испытать ее таинства; скажите, пожалуйте, каким бы образом за то приняться, это будет для меня великая забава.

И[БРАГИМ] 54. То уже с таинствами натуры довольно будет забавы, только б ум наш овладеть ими был в состоянии.

К[АЛАН] 55. Конечно, тут хотите вы употребить много философских умствований, а я их понимать туп; итак, вы меня на первом шаге страшите.

И[БРАГИМ] 56. Нет, я как чужим, так и моим умствованиям не много верю, а по большей части следую наблюдениям и опытам в натуре, однако и чрез то натуральных действий причины разбирать довольно трудно; впрочем, бывают в натуре и такие случаи, где и без умствования никоим образом обойтись не можно, только те умствования или заключения выводить надобно из верных оснований, то-есть из несумнительных опытов или наблюдений; как то действия или происхождения в натуре (effectus) можем мы понимать чувствами, но причин происхождениям, кроме умствований, чувствами понимать не можем; например, что в барометре ртуть стоит на 27Ѕ парижских дюймов, то мы понимаем чувством зрения, но причины, что ртуть таким образом находится в равновесии с атмосферою, налегающею на нижний широкий сосуд барометра, никоторым чувством понять не можем, а выводим ее из других опытов, которые показывают нам, что текучие разного образа материи бывают между собою в равновесии.

К[АЛАН] 57. Скажите мне, что есть наблюдение и опыт.

И[БРАГИМ] 58. Наблюдение есть то понятие, когда мы в какой вещи, оставленной свободно ее натуре, примечаем какое действие или страдание; а опыт есть то понятие, когда мы в какой вещи, устроенной по нашему благоусмотрению, примечаем какое действие или страдание; например, что все реки текут с высших мест на низшие, то такое понятие есть наблюдение, а когда мы воду помощию пожарной трубы гоним до некоторой высоты, то это понятие будет опыт.

К[АЛАН] 59. Так мы станем по наблюдениям и опытам испытывать натуру, и чего не поймем, то от того отстанем великодушно, а что будет по нашим зубам, то слава богу: мне бы только было, о чем болтать в компании; вы знаете, как я нетерпелив к разговорам, что только тогда молчу, как усну в постели.

И[БРАГИМ] 60. О, когда так, то мы можем полегоньку примечать надежнейшие стези и пробираться по ним к познанию некоторых таинств натуры, которых бы только довольно было для детей наших в нуждах их жизни, а прочие по слабости нашей принуждены мы оставить искуснейшим испытателям.

К[АЛАН] 61. Я вижу, что вы искусно заводите меня в лабиринт умствований, которых я не разумею: что тут сделаешь с вашими наблюдениями и опытами? тут им не место: к испытанию таинств надобно хитрости и вкрадчивости, то-есть умствования, а с наблюдениями и опытами вашими останешься как рак на мели.

И[БРАГИМ] 62. Никак, государь мой! я вам при испытании натуры и ее таинств доказать надеюсь, что целая физика и все ее частные науки почерпнуты, распространены и возведены до высокой степени и великого приращения из неисчерпаемых источников натуры несравненно больше наблюдениями и опытами, нежели умствованиями.

К[АЛАН] 63. Посмотрим. Откройте, пожалуйте, какие вы приметили таинства в натуре.

И[БРАГИМ] 64. Философы приметили в натуре четыре стихии, или четыре начальные вещи, как то землю, воду, воздух и огонь.

К[АЛАН] 65. Да что ж это? Какое это таинство? Кто этого не знает?

И[БРАГИМ] 66. Нет, государь мой! это не таинство, а таинство состоит в познании силы и действия, пользы и вреда каждой из тех вещей.

К[AЛAH] 67. Вот это дело другое! Так начните, пожалуйте, и скажите, каким образом преподают то философы.

И[БРАГИМ] 68. Философы материю, касающуюся до земли и ее произведений, предлагают в химии, натуральной истории, анатомии, медицине, статике и механике; материю, принадлежащую до воды, - в гидростатике, гидравлике; касающуюся до воздуха, - в аэрометрии; а принадлежащую до огня, - в химии, оптике, перспективе, катоптрике, диоптрике, астрономии, гномонике и прочая.

К[АЛАН] 69. Ну вот, вы меня опять собьете с пути. На что столько наук, куда нам с ними деваться? Этим бременем можно замучить ум так, что он, в том множестве их замешавшись, одуреет; не можно ли как попростев для нас; например, материи, касающиеся до земли и произведений ее, присовокупляйте вы к земле, принадлежащие до воды - к воде, касающиеся до воздуха - к воздуху, а принадлежащие до огня - к огню.

И[БРАГИМ] 70. Я это вам сказал только по спросу вашему о том, каким образом философы преподают свое учение о натуре. Впрочем, и я частию по недостатку знания, а частию и по недостатку на поправление того книг принужден буду в иных материях довольствоваться только историческим описанием, однакож, сколько можно, стараться буду о том, чтоб сказывать вам то таким порядком, как вы теперь рассудили, он и мне понравился, хотя я в том вижу и великую трудность для взаимного и почти нераздельного всех стихий между собою смешения; только ж великая польза явственности против того ободряет, а то вы говорите правду, что в таком множестве наук можно запутаться человеку; правда, что с одной стороны, по беспрестанному открытию таинств натуры новых или возобновлению старых, но забытых долготою времени, и великому втечению в них геометрии и алгебры нужда требовала некоторого разделения наук, но, с другой стороны, сожалительно на некоторых философов, что они в преподаянии их наблюдают порядок весьма ученый и доказывают нам многие натуральные истины без нужды, мы их без доказательства понимаем лучще, а чрез то, сколько они возвеличивают науки откровениями, то не меньше того и порядком своего учения, которое они издают нам подобно, как Дельфийский Аполлон свои оракулы, или предсказания, подумайте, сколько тут теряется напрасного времени на выразумение такого учения, которое больше затрудняет, нежели изъясняет науки.

К[АЛАН] 71. Да, это правда, и я также во многих местах их не понимаю, но, может быть, не потому ли, что я скорое?

И[БРАГM] 72. Рассмотрите вы физику известного вам славного в нынешнее время философа: там все полезные и нужные материи о натуре преподаны как бы нарочно весьма темным образом, и хотя главный и единственный всех физических наук предмет есть натура, однако вы найдете там не натуру, изъясненную математикою, как бы то надлежало, а математику, налагающую натуре свои законы; но это напрасно и весьма некстати: натура никогда не училась у математики, а, напротив того, математика - у натуры, которая всех наук умнее и превосходнее.

К[АЛАН] 73. Да то писано не про нас, то-есть не для нас, учащихся, а для ученых людей, к которым мы за просвещение нас должны не забывать благодарности.

И[БРАГИМ] 74. За такое великое благодеяние, хотя оно нам по их учению и не дешево досталось, однако я не спорю, что мы обязаны благодарностию. Но к благодарности надобно знать место и случай и смотреть, чтоб под видом ее не показать современникам нашим ласкательства, а потомкам - неприязни в скрытии от них правды, что почитают философы также за преступление. И когда то писано для ученых людей, то тем смешнее: ученые и без тех книг должны знать науки. Итак, во всей той огромной работе и с такими странными и неупотребительными выражениями прибавлено к отвращению тому, которое имеют многие люди от математики, еще добрую меру; и сделано из математики, которая сродна быть помощницею другим наукам, страшную и отвратительную науку, так что люди имеют правильную причину говорить, что где математика ни наведается, то и легкие материи делает трудными, и понятие уже их чрез то становится нелегко, а потому математика, которой вся натура состоит в измерении вещей по счету или протяжению, делается уже труднее самых измеряемых ею натуральных вещей; видите, какая тут странная выходит идея: что мера труднее измеряемых вещей, которые она собою изъяснять должна; не будет ли прилично здесь употребить мудрое то изречение святейшего законодавца натуры: аще свет тьма, то тьма кольми паче; напротив того, обратитесь вы к г. Белидору, Трабоду, Эйлеру, Миллеру, Бургаву, Биону, Штурму и к некоторым и нашим индийским достойным сочинителям в артиллерии, фортификации, математике и некоторых физических науках, то там вы найдете науки, явственно и легко предложенные, хотя и они употребляют математику, но употребляют ее по примеру лечения добрых медиков столько и там, сколько и где надобно; и таких писателей назвать можно прямыми питомцами натуры.

К[АЛАН] 75. Что вы так восстаете на великую трудность метода и стиля в науках? Ведь вы прежде и сами в математических и механических ваших предложениях выехали на гордых и высокостепенных теоремах, как Фаэтон на пышной колеснице.

И[БРАГИМ] 76. Припишите это моей молодости и слепоте ее, стремившейся к легкомысленному любочестию, вмените незнанию вообще натуры вещей, заглушенному множеством наук. Ежели б я в нынешние мои лета сочинял те предложения, то бы убавил там по крайней мере третью долю излишнего параду.

К[АЛАН] 77. Кстати, при этом случае мне хочется у вас спросить, как вы думаете о разных сочинениях: некоторые из них содержат в себе много полезного и нового, а другие бывают без вкусу, как переваренные щи. Я бы думал такие мелкие сочинения одерживать и не выпускать в свет, чтоб они не заглушали наук, подобно как худая трава в огороде не дает расти полезной и питательной.

И[БРАГИМ] 78. Так на что будет похожа ученая республика, которая только одна некоторым образом совокупляет и содружает человечество, раздираемое от прихотей его по всей вселенной, когда в ней одни привилегированные люди иметь будут голос, а другой не смей промолвить? На что будет титул ученого или полизированного света? Это будет ученая ирония, неприятная прямому знанию и мудрости, прославляющим благополучный тот век, который их питает; такая ирония, без сомнения, истребить может науки в короткое время. Откуда бы мы могли провесть канал рассуждений наших, как не из разных, как много полезных, так и мало полезных источников, которых смесь в нашем канале должны мы по возможности стараться подвесть к прозрачности и полезности чистых и здоровых источников? Кто может приняться за такое низкое хищение, чтоб почитать знание свое независящим от других людей? Мы по крайней возможности постараемся при всех удобных случаях показать благодарность нашу и признание как древним, до нас бывшим, так и современным светилам человеческого познания. Итак, из подобия вашего к растению наук выходит сущее противуобразие: это коммерция произведений ума, подобная и подобного свойства с коммерциею произведений, потребных телу; она умирает без вольности, которую законно ограничивают не более, как только следующие четыре пункта: 1. Чтоб сочинитель соблюдал свято и благоговейно к всемогущему и вечному существу должность свою, которая одна во всех наших делах, сношениях и обязательствах служит правительницею совести и залогом веры и верности, потому что какое бы ни было воспитание наше и добродетель, то весь свет вообще, и то не по фальшивым наблюдениям и опытам, не признает их довольными к удержанию крепости в той связи; 2. Чтоб почитал он с усердием и преданностию освященную причину порядка и благоустройства в отечестве, - от того зависит общее наше добро и благоденствие; 3. Чтоб не писал оскорбительного чистоте нравов и обычаев; 4. Чтоб не касался ни к чьему имени особенно по примеру комедиантов, а рассуждал бы вообще о вещах и делах человеческих, как то прилично важному писателю, и чтоб как на сердце был, так и в подаваемых советах казал себя другом человечества; а вы на растение наук и просвещения человеческого хотите пригласить варварские веки и употребить такие средства, которые под видом расчищения сперва начнут ослаблять науки, а наконец и вовсе истребить их могут; к растению наук между другими полезными средствами поощрение сверстническое может почесться за важнейшее; это артерия человеческого познания, которая его живит, движет и ободряет: по чему узнавать будут хорошие сочинения, как не по худым, не упоминая о том, что случаются люди, которые, несмотря на молодость лет, кажут на себе остроумие и глубокоумие довольное; а строгость цензуры в Иберии и совершенное тамошних бонзов непризнание святой и вечной причины вещей, прикрытое завесою наружного благочестия, часто под видом общей пользы, а в самом деле, с одной стороны, по зависти к отличным дарованиям, а с другой - по жадности к имению и власти, легко приобретаемым в мутности незнания, задушают такие отрасли и не дают им того блистательного растения и силы, каковы видимы в албионском, гелветическом и батавском обществах. Притом же и то редко случается, чтоб какой самый лучший автор не показал где-либо в своем сочинении слабой стороны; так противообразно и тому трудно статься, чтоб и самый слабый писатель не имел в своей книжке чего-либо хорошего. А о том, что многие мелкие сочинения в свет выходят, не заботьтесь: таких слабых писателей, когда непродажа книг их, то по крайней мере общественная критика и насмешка от сочинений отвадят.

К[АЛАН] 79. Каким же образом начать нам испытание таинств натуры?

И[БРАГИМ] 80. Философы делают то чрез опыты частою каждой стихии особо, частию комбинациею, или сдвоением (combinatiis), стихий вместе, а частию и отделением одной от другой стихии.

К[АЛАН] 81. Как комбинациею? вы знаете как далеко растут комбинации; хорошо в алгебре иметь дело с литерами, а ежели обходиться так и со стихиями, то на это мало будет нашей жизни; а мне бы хотелось смешать их, как горох с капустою, и найти какую новину, чтоб прислужиться чрез то в республике ученого света для некоторого поласканья моему честолюбию.

И[БРАГИМ] 82. Нет, тут так многочисленных комбинаций не делают, а делают только комбинации стихий, смотря по месту и положению, по разности времени, по величине, по фигуре, по движению и расположению частей, но и то по свидетельству философов выходит иногда не одного человека и не одного века дело; например, философы говорят, что железная иголка, помещенная на меридиональной линеи, не чрез один, а чрез многие годы приобретает магнитную силу; к тому ж я вам объявлю основательное г. Деланда рассуждение о том таково: "Люди думают обыкновенно, что нет легче делать ничего, как опыты, да и ученые первого класса (я говорю об этом не иначе, как по всеобщему предрассуждению) почитали это упражнение за пустое и детское; однако я не опасаюсь признать того, что оно есть дело бесконечной трудности, оно требует много искусства, тонкости и остроты в разуме. Я присовокуплю к тому, по мнению славного Картезия, и то, что это упражнение предполагает, чтоб разбирать все рачительно, и сколько можно и самому собою, чтоб освободить себя от того рабского удивления, которое привлекают на себя древние философы, чтоб не усиливаться по-пустому извинять их погрешности, чтоб не доверять умствованиям, а особливо в материи дел, и чтоб изъяснять те дела неусыпным трудом, часто весьма трудные к изъяснению. Подлинно, все виды обманчивы, и когда мы разберем самые вообще принятые вещи, то удивляемся, что не находим в них кроме погрешности и фальши; итак, надобно быть свободну от всякой партии, свергнуть с себя иго всякого неприличного уважения (autoritй); чтоб делать хорошо опыты, дар (le gйnie) к тому нужен по крайней мере столько, как и рассудок: дар - чтоб открыть к тому новые пути, а рассудок - чтоб руководствоваться среди всех тех путей с умеренностию и осторожностию"; итак, по тому рассудите, чем нам пускаться в такую сверх нашей силы и возможности трудность, чтоб искать открыть новые опыты, то лучше станем разбирать старые и поверять, которые нам в деревенской жизни возможность дозволит.

К[АЛАН] 83. А другое основание опытов, то-есть чрез отделение стихий, неужли так же трудно, как и это.

И[БРАГИМ] 84. Другое основание, хотя на первый взгляд и простее кажется, однако произведением в действо труднее первого; вы, думаю, знаете, как философы, желая отделить воздух, например, от зажженной свечи, ставят ее под колокол воздушного насоса, и сколько они ни высасывают воздух, однако сами признают, что всего его высосать никоим образом не можно, и все его сколько-нибудь остается.

К[АЛАН] 85. Вот какое затруднение находят; ежели б они меня к тому пригласили, то бы я тотчас решил гордиев узел: я бы достал из аптеки карантинных порошков и подпустил бы их под колокол, не знаю, как бы против того устоял воздух; я бы этого лихого духа выгнал вон до крошечки, чтоб он зимою не знобил, а летом не жарил, как то Цицерон пишет, и издал бы в свет такое славное дело, которого чрез такое множество веков не признавали философы и насилу познали его от Торрицеллия, то-есть произведение по искусству пустоты места, почитаемой от всех почти философов невозможною но натуре.

И[БРАГИМ] 86. Доволен вашим изобретением; конечно, вы учились топике. Я как по этому, так и по другим опытам и наблюдениям примечаю в натуре такую великую силу, что ее никакое человеческое могущество одолеть не в состоянии, а тебя первого на свете вижу, который стихиями и натурою повелевать может.

К[АЛАН] 87. Поэтому не лучше ли немножко пониже опуститься и начать рассуждать прежде о философских наблюдениях и опытах каждой стихии особо, например земли и ее произведений, начиная по порядку с самой нижней стихии.

И[БРАГИМ] 88. Это будет лучше; но как земля есть тело и философы всякую такую вещь, к которой прикасаться можно, называют телом, то по такому всеобщему и обширному понятию заключают они под именем тел не одну землю и ее произведения, а присовокупляют к тому еще и прочие стихии, как то воду, воздух, огонь, да даже и небесные вещи называют телами, а по такому пространному под именем тел означению требует эта материя разделения и изъяснения, чтоб нам впредь некоторые слова не причинили трудности, а затем чрез необходимое хотя не по месту изъяснение излишнего продолжения и перерывки в наших рассуждениях.

К[АЛАН] 89. Пожалуйте, расскажите мне то разделение и изъяснение слов.