Опасные связи

Граф Сен-Жермен в своих «Записках» не оста­вил без внимания галантный вопрос, столь важный для потомков: умер ли девственником несчастный арестант? И был прав. Ибо впоследствии бытовало множество легенд... В них причудливо перемешаны осколки реальных событий. Угодливые историки великого Наполеона даже создали версию, что Бо­напарты являются... потомками узника в Железной Маске, зачатыми в тюрьме.

Может быть, именно поэтому по приказу На­полеона III собирали бумаги Сен-Жермена. Ибо в «Записках» графа находился любопытный рас­сказ.

Как пишет Сен-Жермен, тотчас после переезда на остров Сент-Маргерит Сен-Мар сообщил воен­ному министру, что арестант весьма страдает без плотских утех. Эту трудную проблему «брата» га­лантный король не мог оставить без внимания... Истинный француз не может жить без хорошей еды, но без женщины может только умереть. Его Величество приказал Сен-Мару немедля облегчить страдания узника и подыскать «хорошенькую вдо­вушку, обязательно страдающую бесплодием». И, взяв с арестанта клятву говорить с ней только о любви, разрешить встречи, но под бдительным контролем, Сен-Мар тотчас сообщил узнику счаст­ливое разрешение его мук. И взял с него слово че­сти молчать при свиданиях с женщиной о своей тайне.

После чего история стала напоминать не очень пристойный фарс. Сен-Мар отвечал за бесплодие избранницы. Так как у него самого было несколько детей, он должен был лично «проверять» претен­денток на бесплодие. Госпоже Сен-Мар пришлось смириться с королевским заданием. После некото­рых поисков Сен-Мар нашел подходящую. Бездет­ная молоденькая красотка, вдова недавно умершего солдата охраны, будто сбежала с будущих картин Буше. То же прелестное девичье личико со вздер­нутым носиком, веселыми плутовскими глазками, молодое тело с нерожавшей девичьей грудью, кру­тыми пышными бедрами и очаровательным задом, похожим на разрезанный розовый арбуз. Сен-Мар явно не торопился с окончанием проверки, и гос­поже Сен-Мар пришлось наградить его хорошей пощечиной и потребовать немедля закончить ин­спекцию. Вдовушке назначили солидную ренту, и она дважды в неделю посещала арестанта. Сен-Мар объяснил ей, что ее клиент – очень знатный гос­подин, весьма проштрафившийся перед законом.

Эсташ был очень хорош собой – дитя любви. Окончательно влюбившаяся вдовушка начала стро­ить планы на будущее, мучила Эсташа посто­янными вопросами, когда же он выйдет на свободу. Эсташ злился, прерывал ее, и тогда сердилась она, обвиняла, что он ее не любит, и плакала. Наконец не выдержав, он намекнул бедняжке о своей тайне. И сказал: «Я никогда отсюда не выйду».

Вдовушка разрыдалась.

О преступном разговоре немедленно узнал Сен-Мар.

По приказу короля он прослушивал все лю­бовные встречи Эсташа, сидя в соседней камере. Сюда была выведена слуховая трубка, спрятанная под гобеленом в камере Эсташа. Как же не хоте­лось Сен-Мару сообщать в Париж о случившемся: мушкетер никак не мог забыть восторги с прелест­ницей. Но он был верный пес и все доложил ко­ролю. Вскоре для бедной вдовушки прислали из Парижа тот самый «пакет с лекарствами». Узнав о ее смерти, Эсташ все понял. Он велел больше не приводить к нему женщин... Так описал эту ис­торию граф Сен-Жермен. Была ли она на самом деле? Отвечу самым честным ответом историка: «Я не знаю!»

Но одно известно точно: Эсташ Доже долгое время не верил, что король, с которым они играли в детстве, велел арестовать его, друга и брата. Он придумал целую историю и сам поверил в нее: его арест – это происки кого-то могущественного, возможно Кольбера. Дескать, мерзавец узнал о его происхождении и решил навсегда удалить его от короля. Проклятый, конечно же, испугался его влияния на монарха. Наверняка по приказу Коль­бера его похитили и потому держат в таком сек­рете.

Тюремная башня стояла на самом краю берега, и сюда часто причаливали рыбацкие лодки. И Эсташ придумал, как сообщить о себе королю.

Во время обеда попросил переменить вино. Сен-Мар вышел из камеры распорядиться, и Эсташ успел вынуть из груды серебряных тарелок (обед был, как всегда, обильный) одну и спрятать ее в кровати. Оставшись один в камере, нацарапал на утаенной тарелке серебряной ложкой (ножи Сен-Мар считал и забирал с собой) что-то вроде: «Пе­редайте Его Величеству: его брат в тюрьме!» И выбросил тарелку из окна башни.

Как я уже вам рассказывал, к счастью для Сен-Мара, серебряную тарелку нашел неграмотный ры­бак... После этого случая надзор за арестантом стал беспощадным.

Теперь Сен-Мар лично пересчитывал всю по­суду до и после еды.

И понеслись годы.

Именно в это время с Доже происходило не­минуемое: он старел. Как бывает с годами, сходство постаревшего Эсташа Доже с Людовиком XIII в по­следние годы его жизни становилось пугающим. Да и сам бывший мушкетер, как-то войдя в камеру, когда узник спал, прошептал с безумными глазами: «Ваше Величество... Ваше Величество...»

Именно тогда Сен-Мар написал Людовику до­несение о том, что внешний облик узника «дает дурную пищу для размышлений».

И тогда Людовик приказал перевести его в Бастилию и надеть на него ту самую бархатную маску...

В Бастилии Доже объявил голодовку, требуя свидания с Людовиком. Теперь он постоянно кри­чал на Сен-Мара, что тот обманывает короля, что Его Величество не знает, что сделали с его братом, и что Сен-Мара ждет неминуемый топор на Гревской площади! Сен-Мар в ужасе махал руками, тре­бовал замолчать... Наконец он не выдержал. Од­нажды, когда узник затеял очередной скандал, Сен-Мар молча положил перед ним несколько пи­сем – приказов Его Величества.

С тех пор Доже успокоился. Теперь он часами молча играл на гитаре или сочинял стихи. Сен-Мар выдал ему перо и бумагу. Но каждый вечер забирал сочиненное. Стихи Эсташа отсылались королю. К сожалению, они не сохранились. Людовик, не чи­тая, бросал их в камин.

Доже было 65 лет, когда король не захотел бо­лее заботиться, точнее тревожиться, об опасном узнике.

Король сильно постарел, лицо избороздили морщины. Хотя тело оставалось крепким, он все чаще болел, его мучили ужасный геморрой и из­нуряющие ревматические боли.

Он как-то сказал с усмешкой: «Старые здания могут быть крепкими, но не могут быть новыми». Все чаще его тревожили мысли о смерти. Король боялся покинуть этот мир раньше опасного узника. Ибо Эсташ, лишенный излишеств в еде и дамах, в отличие от брата-короля оставался отменно здо­ров. У него сохранились все зубы и волосы, почти не тронутые сединой. Видимо, тогда и настала пора сделать то, чего Людовик избегал в течение долгих десятилетий... Наполеон точно сказал Меттерниху о главной привычке истинного диктатора: «Вы не знаете, что такое привычка презирать че­ловеческую жизнь, когда тебе это нужно». И король приказал...

19 ноября 1703 года Эсташ Доже скончался «от внезапного сердечного приступа»...

Когда узнику стало плохо, послали за священ­ником. Яд подобрали сильный, чтобы священник не успел прийти – принять исповедь.

Эсташ Доже умер в присутствии Сен-Мара, ко­торого он назвал убийцей. Он просил передать ко­ролю его проклятие роду Бурбонов, принадлеж­ность к которому отняла у него свободу и счастье.

Сен-Мар, конечно же, не посмел сообщить ко­ролю последний привет умершего. Старый мушке­тер был счастлив, он стал свободен после 34 лет фактического заточения вместе с Маской в трех тюрьмах. Впрочем, ему пришлось выполнить еще одну работу по приказанию короля. Эту работу опи­сывают историки. Сен-Мар старательно осмотрел все стены и пол в камере умершего – искал наца­рапанные надписи. После чего по приказу короля старую штукатурку на всякий случай сбили. Стены заботливо отштукатурили заново, покрыв двумя слоями краски. Страх короля был таков, что пол в камере разломали и настелили новые доски.

Людовик XIV пережил самого загадочного уз­ника Бастилии на 12 лет...

Печально, когда правитель умирает слишком молодым, но еще печальнее, когда он умирает слишком старым. Все последние годы «Король-солнце», как звали его при дворе и в мире, безвы­ездно жил в невиданном по роскоши Версальском дворце. С 1682 года до своей смерти Людовик лишь 16 раз появился в Париже. Версаль стал подлин­ной столицей Франции, здесь обитали король и правительство. Восхитителен был расцвет Версаля и мрачен его закат.

После времени великих побед пришли вре­мена великих поражений. Старый король терял завоеванные территории, но что еще страшнее – детей и внуков. С 1711-го по 1714 год умерли двое его детей, за ними умер внук, другой любимый внук упал с-лошади и разбился... Будто и вправду было чье-то проклятье, будто судьба мстила ему за что-то. Людовик стал мрачен, угрюм. Вместо ветреных красоток в его сердце теперь царила властная ханжа госпожа де Ментенон. Ушли в легенду вол­шебные версальские празднества, их заменили проповеди новой подруги короля. Рухнул знаме­нитый этикет Версальского дворца, который раб­ски перенимали королевские дома Европы.

Теперь король подолгу лежал в постели или часами неподвижно просиживал в кресле, уставив­шись в одну точку.

25 августа праздновали день Святого Людо­вика. Как всегда, с утра загремели приветственно барабаны, но... Но день закончился причащением и соборованием умиравшего короля. Несколько суток длилась его тщетная борьба со смертью. Он с усмешкой сказал плачущим придворным: «Зачем вы плачете? Вы думаете, что я бессмертен? Но я думаю совсем иначе».

Великий король умер 1 сентября, не дожив че­тырех дней до своего 77-летия. Все последние свои дни он давал прощальные указания министрам. Возможно, вспомнил он и о Человеке в маске. Во всяком случае, он долго беседовал наедине со своим военным министром.

Граф Сен-Жермен был знаком с родственни­ками последнего военного министра Людовика XIV. Кажется, его звали месье де Шамийяр. И его зять рассказал графу... После смерти Сен-Мара министр был последним, знавшим тайну Железной Маски. Зять буквально на коленях умолял тестя открыться ему. Но тот, как и Сен-Мар, ответил, что это госу­дарственная тайна. Он сказал, что на Библии по­клялся умирающему королю никогда ее не разгла­шать.

– От себя, – сказал месье Антуан, – могу доба­вить: уже в царствование Людовика XV началась упорная работа по созданию мифа. Появляются по­казания «свидетелей», доказывающие, будто бы не было никакой маски, никакого опасного заключен­ного, изолированного от мира. Казанова пишет в мемуарах, что Людовик XV говорил, что никакой таинственной маски вообще не существовало. Граф Сен-Жермен написал в «Записках»: «Вчера глупец Казанова долго рассказывал об этом! Тайна была, и ужасная, поэтому так упорно отрицал ее король».

(Я давно отметил, он очень не любил Казанову, мне даже показалось...)

– Нет-нет, – торопливо сказал месье Антуан, – подозревать графа Сен-Жермена в банальной за­висти смешно. Граф мыслил иными категориями и испытывал иные чувства, чем мы, смертные. Просто Казанова был слишком примитивен для него... Итак, несчастный Человек в маске должен был исчезнуть, раствориться в Истории... Но, как учил нас Господь, человеческая кровь вопиет... и нет ничего тайного, что не стало бы явным.

Месье Антуан замолчал. Некоторое время мы сидели молча. Наконец он заговорил:

– Пришла пора прощаться. Мы успели. В ве­черний час, когда солнце склонилось к закату, мы закончили расследование.