Отказ от признания в неподлинности

Над философской наукой продолжает довлеть самопредставление, которое на первый план выдвигает разрыв ученый/непосвященный, т. е. тот самый разрыв, который был опровергнут благодаря недавнему ослаблению цензуры и открытию границ. Полюс «светского», если он по крайней мере не стремится к саморазоблачению и хочет избежать опасности самоликвидации, не может полностью обрубить прочные нити, связывающие его с полюсом «научного», этим держателем философской легитимности, который невозможно обойти, несмотря на его удаленность. Ибо компетентность в ее минимальной и потому повсеместно распространенной форме, не исключая даже самых ничтожных из журналистов, выражается в признании возможности поставить ее под сомнение, фальсифицировать. В универсуме, который душит его собственное двуличие (или двоемыслие), опасная роль масс-медиа является одной из тем его собственного дискурса и все ощущают, что расширение звания философа ведет к понижению его ценности. Граница между подлинным и подделкой, добродетелью и пороком признается повсеместно[27], но подспудно она считается не только хрупкой, но и неопределенной. С одной стороны, признанные мыслители, которые служат бесспорными авторитетами (Дезанти, Левинас, Рикёр), цитируются с почтением и восхваляются именно по причине их равнодушия к призрачной славе, с другой — считается предпочтительнее не называть не только тех, кому эти мыслители могут быть противопоставлены, но и критерии, по которым они могут быть распознаны.

Фальшь, столь упорно разоблачаемая в дискурсах, в конце концов превращается в далекий и туманный горизонт, на фоне которого выделяются величины сами по себе бесспорные, т. е. те, которые журналист намеревается восславить или проинтервьюировать. «Критический» дискурс в том виде, в каком он иногда производится философами, носит характер в значительной степени обобщенный, поскольку он допускает возможность фальши, не предлагая способы ее конкретной идентификации. Такой дискурс функционирует в основном как инструмент защиты и иммунизации: тот, о ком говорят, или который говорит, всегда трезво мыслит и всегда неуязвим при этом лишь подразумевается, что есть другие, этих черт лишенные. Достаточно взглянуть на отчет Режиса Дебре, который отвечал за обсуждение философских вопросов масс-медиа в заключительной части работы «Генеральных Штатов философии»[28]. Здесь недостатки подвергаются резкой критике: «наблюдается попытка и склонность к критике, пророчеству и пафосу, к чрезмерной систематизации и драматической аллюзии, выступающих в качестве аргументов», а также «превращение идейной дискуссии в петушиный бой, поверхностное обсуждение причин», и т. п. Но сам Режис Дебре не дает ни анализа возможных условий нового философского дискурса, ни предложений по коллективной мобилизации против сомнительной с философской точки зрения продукции. Вторжение масс-медиа связывается с причинами, одновременно очень общими и исключительно внешними относительно философской дисциплины, такими как «государство» («которое контролирует практически весь аппарат производства мнений») и «школа» (которая отныне «не является более осью основного влияния, ни даже главным вектором образования в широком смысле»). В конечном счете, индивидуальные стратегии философов оказываются изъятыми из анализа[29], а общей мишенью становятся наиболее скомпрометировавшие себя случаи, самые примитивные и самые простые.

Философия, став благодаря масс-медиа поистине «популярной», попала в двусмысленное положение. Дисциплина, обладающая школьной и интеллектуальной легитимностью, оказалась в сговоре с несведущим универсумом журналистов, «моды» и «мнений». И тем не менее, внеуниверситетский успех популярной философии оказывает этой дисциплине существенную поддержку перед лицом нарождающейся научной культуры и, в частности, наук о человеке, которые в свое время так встревожили ортодоксальную часть преподавательского корпуса. Парадоксальным образом, медиативный успех укрепляет академизм, поощряя продукцию, наиболее отвечающую внутренней логике школьного воспроизводства, даже ту, которая производится и передается самыми конформистскими преподавателями средней школы: ведь для того, чтобы отстраненно говорить о современности, желательно привлекать проверенные и широко признанные ресурсы этой школьной дисциплины. Поскольку институциональная «философская» культура характеризуется в значительной мере благородным чувством возвышенного и интимного, она находится в сродстве с ожиданиями множества посредников, в частности, в политическом поле и поле прессы. Ибо, с одной стороны, медиативный философ предоставляет легитимный, коммуникативный регистр для тех, кто ангажирован в объективно политический труд по представлению социального мира, с другой стороны — будучи интеллектуалом века сего, — он сам демонстрирует собой живое решение этических и интеллектуальных конфликтов, которые порождает разделение труда по доминированию.

Перевод с французского Е.Д. Вознесенской

ПРИМЕЧАНИЯ

[*] Обязательные двухгодичные подготовительные курсы для поступления в высшую Эколь Нормаль. — Прим. перев.

[†] Речь идет о беседах Ж.П. Сартра с его последним секретарем Бен Леви, опубликованных в «Нувель Обсерватер». — Прим. перев.

[‡] Вечная философия (лат.). — Прим. перев..

[1] Источники: Médina J., Morali C., Sénik A. Philosophie. — Paris: Magnard, 1985; Russ J. Les chemins de la pensée. — Paris: A. Colin, 1988; Hansen-Love L., Khodoss F. Philosophie. — Paris: Hatier, 1989.

[2] Droit R.-P. Dansez maintenant!//Le Monde. — 11 mai 1990.

[3] Pinto L. Les Philosophes entre le lycée et l’avant-garde. Les métamorphoses de la philosophie dans la France d’aujourd’hui. — Paris: L’Harmattan, 1987. — P. 39 и сл.

[4] «Archives de philosophie», «Etudes philosophiques», «Revue de métaphysique et de morale», «Revue philosophique».

[5] «Critique», «Esprit», «Le Débat». Безусловно, есть различия между этими журналами, поскольку «Critique» занимает особое пол-жение, одновременно более близкое к университетскому полюсу, и более открытое на современные сюжеты.

[6] Об этом см. Bourdieu P. La Noblesse d'Etat. Grandes écoles et esprit de corps. — Paris: Minuit, 1989. — P.278.

[7] Droit R.-P. op. cit.

[8] Анализ такого случая см. Pinto L. Déconstruire Beaubourg. Art, politique et architecture//Genèses. — 6 décembre 1991. — P. 98 — 124.

[9] «L'Espace séminaire», Christian Descamps.

[10] Например, «дни», организованные в Мэнсе по таким темам как наука и философия, деньги, счастье и т. п.

[11] «Философия танца», «Музыкальное письмо», «На границе антропологии, психоанализа и философии», «Воображаемое в цифрах», «Книга и телекоммуникации», «Город и современность», «Норма и патология под вопросом», «Новые технологии и трансформация знаний» (1986), «Джон Ролс», «К вопросу о слухах: междисциплинарные исследования», «Демократия, прагматизм и скептицизм», «Категориальный порядок», «Гражданство, нация, демократия», «Спиноза», «Сказочная опера и театр», «Перевод-поэзия», «Вопросы современности у Рорти и Хабермаса» (1993).

[12] Следовало бы добавить термин «социолог», который все более служит для обозначения «философов» нового стиля, когда они вплотную или попутно (как Жиль Липовецки) занимаются «хроникой событий».

[13] Foucault M. La grande colère des faits//Le Nouvel Observateur. — 9 mai 1977. Следует отметить совершенно иную точку зрения Жиля Делеза, который подчеркивает «ничтожество» новых философов, и дает обещание отныне воздерживаться от высказываний об этот типе производства («Minuit». — №24. — 1977).

[14] Об изменении отношения университетских деятелей ко времени и к будущему см. Bourdieu P. Homo academicus. — Paris: Minuit, 1984. — P. 118 и след.

[15] Pinto L. Les Philosophes entre le lycée et l’avant-garde. Les métamor-phoses de la philosophie dans la France d’aujourd’hui. — Paris: L’Harmattan, 1987. — P. 142 и след.

[16] О цензуре и цензорах см. Pinto L. L'intelligence en action: le Nouvel Observateur. — Paris: Métaillé, 1984. — P. 56 — 65.

[17] Один из аспектов этого вопроса рассмотрен G. Mauger, C. Fossé-Poliak. Du gauchisme а la contre-culture (1965 — 1975)//Contra-dictions. — №38. — hiver 1983-1984. — P. 39 — 62.

[18] В названиях «семинаров» Коллежа 1991-1992 года часто встречаются метафоры («граница», «развалины», «атмосфера»), загадки («слова в словах», «история в будущем»), авторы, слывущие бунтовщиками по отношению к школьной рутине (Ницше, Хайдеггер, Лакан, Витгенштейн…), преимущественно по отношению к «классикам», и т. д.

[19] Описание этой дискуссии см., например, в Descombes V. Philosophie par gros temps. — Paris: Minuit, 1989.

[20] Compte-Sponville A. Quel Dieu pour les philosophes? Un athée fidèle//Le Nouvel Observateur. — 3 janvier 1991.

[21] Об этом типе идеологического производства см. Пэнто Л. Докса интеллектуала//Socio-Logos'96. Альманах Российско-фран-цузского центра социологических исследований ИС РАН. — М.: Socio-Logos, 1996. — С. 32 — 38.

[22] Интересно наблюдать, как преподаватель Сорбонны, влиятельный член многих университетских комиссий по присвоению званий, причисляет без колебания новых авторов книг по «политической философии», в частности, Люка Ферри, к наследникам Эрика Вейля (см. Bourgeois B. Le réveil français//Le Monde. — 28 février 1992. Dossier «Rétours а la philosophie polotique»). Чуть ранее тот же автор в ходе дискуссии, организованной Ж.-М. Коломбани и Р.-П. Друа (Le Monde. — 25 février 1992) выступил в защиту бестселлера Ф. Фукуямы «Конец истории» и критиковал вперемешку марксизм и социальные науки. Позднее, в январе 1994 г. он участвовал в качестве председателя Ученого совета в университетском посвящении творчества Режиса Дебре (наряду с такими философами как Франсуа Дагоне и Мишель Серр).

[23] Dossier «Jaques Derrida. La déconstruction de la philosophie»//Magazine littéraire. — mars 1991.

[24] Malaurie G. Michel Serres ou le charme de la philo//L’Express. — 9 mai 1991.

[25] Pasquier S. Tous les chemins mènent à Agen//L’Express. — 9 mai 1991.

[26] Например, после трех абзацев, посвященных творчеству Мишеля Серра, Роже-Поль Друа следующим образом пишет о его последней книге: «Невозможно в трех фразах прокомментировать все множество затрагиваемых проблем. Однако понятно главное намерение автора: преодолеть размежевание, в конечном счете совсем недавнее, между научной мыслью и философским анализом и устремиться к размышлениям о глобальном, что соответствует реальной власти и опасности нашего нового знания». Затем он скорее смакует, чем анализирует, особенность философа: «Мишель Серр отдает решительное предпочтение связи перед разрывом, зависимостям — перед прерывностями, смешению — перед дистанцированием»… (Droit R.-P. Jouvence de Michel Serres//Le Monde. —14 février 1992).

[27] Если верно, что разоблачение узурпаций вписано в функционирование философского поля, которое должно защищаться от непосвященных, выдающих себя за философов, то социолог не стремится, естественно, разоблачить подобным образом то, что скрыто, но старается в принципе вычленить специфические механизмы, позволяющие прояснить практики того или иного поля. Следует еще раз напомнить, что интерес к знаниям сам по себе социально обусловлен.

[28] Debray R. Rapport de la comission «Enseignement et médias»//Etats généraux de la philosophie. — Paris: Flammarion, 1979. — P. 157 — 167.

[29] Что конкретно можно сказать о философах, советниках «Государя»?

Источник: S/Λ’97. Социо-Логос постмодернизма. Альманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии Российской Академии наук. — М.: Институт экспериментальной социологии, 1996. — С. 30 — 56.

‹ Милле Ж.-Ф. Опыт как само-техника (читая Фуко) Вверх

• Страница для печати