Журналистское представление о философе

В основе журналистской логики лежит предрасположенность к «новому». В философскую сферу перемещаются стратегии, уже выработанные в других сферах. Сначала нужно создать эквивалент того, что в политическом поле называется «делом», провоцируя споры, сталкивающие известных лиц, которые выступают с высказываниями в адрес друг друга (за или против новых философов, дело Хайдеггера…). Но поскольку такой метод трудно применять систематически, то основным ресурсом философов-журналистов служит восхваление теоретических достоинств: рубрики, которые они ведут, полны признанных или потенциальных звезд, бесконечно медитирующих с помощью «блестящей» культуры и «потрясающего» стиля, на тему «Запада» и его «подсознательного», предлагают «радикальный» пересмотр наших «убеждений», «новую этику», новые «основы», новый «возврат» и т. п. Это стандартное восхваление, высшей формой которого является первое место в списке победителей или в хит-параде, вызывает разрушение механизмов внятности, идет ли речь об исторических и интеллектуальных перспективах, в которые вписывается дискурс, или об иерархиях, позволяющих измерить вклад, который внес тот или иной автор.

Создается предназначенный широкой публике псевдо-имидж философии и философа, воплощением которого служат некоторые статьи с крайне низким объемом информации. Этот имидж служит примирению двух разнородных императивов: восхваляемый продукт должен быть доступен, демонстрируя одновременно признаки подлинности. Журналисты занимаются в большей мере тем, что рассматривают эффект известности автора уже после того, как он был достигнут, чем продвижением того, что заслуживало бы (во всяком случае, по их мнению) быть открытым, проанализированным и осмысленным. Чтобы иметь основание говорить о тех, о ком говорят много, им не остается иного пути, как обратить факт успеха в увлекательную загадку, которую следует разгадать: «Будучи незаурядной фигурой, Жак Деррида становится известным. Его имя звучит на пяти континентах. Он соблазняет и одновременно вызывает беспокойство. Деррида — это загадка»[23]. Аналогичным образом в номере, посвященном Мишелю Серру в журнале «Экспресс», издающемся большим тиражом, задача первой статьи состояла в попытке понять, «в чем заключается “этот странный феномен”, “этот эффект Серра”. …Творчество академика проталкивают, а затем оно прочно закрепляется в хит-парадах… Итак, 6 февраля все меняется в один час, когда Жан-Мари Кавада приглашает мэтра в свою передачу “Поступь века” (канал Франс-3). Литератор, немного напоминающий Альфонса Доде, чуть-чуть — Лепренс-Ринге, местами изысканный, чаще всего вкрадчивый и всегда приятно обходительный, будет философствовать в течение часа двадцати минут. Бешеный успех: 3,5 миллиона телезрителей покорены его обаянием… В панике издатель бросается переиздавать одно за другим его произведения». Журналист, намеренный продемонстрировать, что он способен сохранить хладнокровие даже перед великим интеллектуалом, доходит в своей наглости до мысли, что признание публики вообще основано на недоразумении: «Неважно, что читатели не доходят и до пятнадцатой страницы, книга становится реликвией на журнальном столике гостиной»[24]. В высказываемом почтении всегда есть доля насмешки, выражение двойственного отношения к лицу, непонятным образом воплощающему культурную легитимность; в таком случае возможная мистификация читателя, по поводу которой журналист старается не высказываться, не будет, пожалуй, воспринята как серьезное покушение на истинное величие знаменитого философа, неизбежно ощущаемое, по крайней мере хоть на мгновение, даже самым непочтительным читателем. Что касается других статей «специального выпуска», то они посвящены решению загадки успеха, показывая, что помимо наиболее неопровержимых и чисто «врожденных» признаков философской подлинности (Эколь Нормаль, преподавательская должность в университете, диссертация, преподавание за границей), Серр обладает особым признаком, который делает его отличным от тысяч других: его компетентность специалиста дополняется «очаровательной» простотой «гасконца», который сохраняет связь с корнями, с родиной, с крестьянством, с природой, и т. п.[25] В соответствии со своего рода опрокидыванием ученых иерархий, именно способность рассуждать на темы, признанные универсальными (наука, экология, будущее…) представляется как интимная и глубокая форма компетентности: в отличие от Дерриды, — философа для посвященных, который вызывает подозрение и беспокойство, — Серр очаровывает. И если «Экспресс» ухитряется говорить о ведущем философе, не посвятив анализу его творчества и нескольких строк, то это, безусловно, потому, что для журналистов этот философ воплощает не столько интеллектуальное содержание, сколько воздействие на непосвященного [настоящей] философии или, как они говорят, «обаяние философии».

Ничто не доказывает, что более «серьезные» статьи (интервью и отчеты) в прессе, предназначенные более «интеллектуальной» публике, выполняют иные функции, помимо выражения новизны какого-либо автора, комментатора, той или иной темы или дискуссии. Достаточно нескольких слов, чтобы указать читателю, является ли рассматриваемая книга просто грамотной, или же оригинальной и новаторской, является ли ее сюжет привычным, или странным, а прочтение данной книги необязательным, рекомендуемым, желательным, необходимым, и т. д. Что касается чисто информативной части, то чаще всего она сводится к коротенькому абзацу, полному намеков[26], который не позволяет идентифицировать ни проблематику, ни аргументацию (автор должен быть вполне удовлетворен, если о нем говорят «хорошо», а не «плохо»).