Иркутской губернии начала XIX в

Изучение городского образа жизни как исторической кате­гории - сложная методологическая и фактологическая пробле­ма. У нас нет возможности дать более-менее полный обзор сущес­твующих методологических подходов в отечественной исто­риографии. Поэтому ограничимся тем, что в качестве рабочей гипотезы примем определение В.В. Покшишевского, который считает, что "образ жизни - те внешние черты общественного вос­производства, которые связаны с режимом жизнедеятельности населения и получают территориальное выражение (его хозяй­ственной деятельности, семейно-бытовой обстановки, использо­вание свободного времени и отдыха, наконец, воспроизводство самого себя в ходе смены поколений"¹).

Определяющее значение для решения данной проблемы имеет состав и характер источниковой базы. От начала XIX в. со­хранилось немало записок путешественников, описывающих свои впечатления от посещения тех или иных сибирских городов. В них можно найти немало интересного и верного, но все же глав­ным их недостатком является то, что они делались глазами пос­тороннего человека, как бы мимоходом, не имея возможности глубоко и прочно войти в контакт с той культурной средой, кото­рая бытовала в том или ином городе. Поэтому так важны сочине­ния писателей, повествующих о быте и нравах своих городов, где прошла вся их жизнь.

Одним из таких произведений является сочинение замеча­тельного иркутянина, губернского землемера и архитектора А.И. Лосева (1765 - 1823 гг.?), озаглавленное "Географическо-ста-тистическое описание Иркутской губернии..." (1819 г.; в двух час­тях)². Если первая часть посвящена описанию природы и геогра­фии, то вторая часть состоит из массы самых различных истори-ко-статистических и экономических данных по Иркутской губернии. Хозяйственный быт и культура горожан Иркутска, Вер-хнеудинска, Нерчинска, Нижнеудинска, Киренска и Якутска показаны весьма рельефно и исчерпывающе, но за исключением двухмоментов: по Иркутску отсутствуют данные о числе обыва­тельского домостроения, а по Нижнеудинску - о числе городских жителей. Но для анализа эти данные мы возьмем из других, от­носящихся примерно к этому времени, источников³.

Всех жителей в губернском и уездных городах губернии (кро­ме Нижнеудинска) к 1819 г. по данным Лосева насчитывалось 50 002 чел; из них мужчин 26 513 чел. (53,0%) и женщин 23 488 чел. (46,9%). Всех обывательских жилых домов в шести городах насчитывалось 2.301, а без Нижнеудинска - 2 227; в среднем на­селенность одного обывательского дома по пяти городам губер­нии составляла 22.4 чел.

В Иркутске горожан всех сословий насчитывалось, по данным Лосева, 21 775 чел., из них - мужчин 12 100 чел. (55,5%) и женщин 9 675 чел. (44,4%). Все обывательское домостроение Иркутска на­считывало около 1 508 домов (62,0% от обывательского строения всех городов): в среднем, один дом приходился на 14,4 горожа­нина.

С характеристикой городского образа жизни, как одного из способов существования и времяпрепровождения иркутян, у Ло­сева связано несколько параграфов. Вначале он описывает "за­нятия простых жителей" (§ 21), где, в основном, речь идет о хо­зяйственной деятельности различных ремесленников и лиц, за­нимающихся наемным трудом. Более значим параграф 22 -"Образ жизни градских жителей", к которым автор относит куп­цов, мещан и чиновников. Согласно его данным, всех купцов и мещан среди горожан насчитывалось 10 680 чел. (49,0%), причем из них: купцов всех гильдий - 789 чел., а мещан и цеховых - 8 503 чел. В этой категории горожан число женщин преобладало над мужским населением - 4 812 чел. против 4 480 чел. Женщины купеческого и мещанского званий среди этой категории город­ского населения составляли 50,1%, в то время как мужчины этого сословия - 36,9%, а вместе с их детьми, соответственно -57,7 и 41,7%.

Категорию чиновников Лосев особо не выделяет, но если от­нести к ним "штаб и обер офицеров с детьми", "приказных", "ко­миссариатских" и "ученых", то эта группа населения составит 1141 чел.: из них - мужчин 608 чел. (53,2%) и женщин 533 чел. (46,7%). В этой категории городского населения "штаб и обер офицеры с детьми" составляли 715 чел., что составляло 62,6% от всех "чинов­ников" или же 3,2% от всех указанных Лосевым горожан. При­чем и здесь количество женщин было немного больше, чем муж­чин - 406 против 399 чел. и в процентном отношении жены, дети, сестры и матери "штаб и обер офицеров" равнялись числу женщин купеческого сословия. Среди других категории "чиновни­ков" женское население явно уступало мужскому: так, среди при­казных на 178 мужчин было 125 женщин, у "ученых" - соответ­ственно, 10 и 2, а среди "комиссариатских" женщины вообще не показаны. Таким образом, половина (11 016 чел. или 50,5%) го­родского населения Иркутска составляли "чиновники", купцы и мещане, что дозволяет говорить о достаточно развитой в культур­ном отношении городской среде.

Характеристику "образа жизни градских жителей" Лосев начинает с описания хозяйственно-предпринимательской дея­тельности купцов, которые "входят в подряды или поставки раз­ных припасов казенных и частных как то: железа, соли, хлеба и тому подобного в разные города и заводы сухим и водным путем; иные занимаются судоходством чрез Байкал, перевозят на своих судах товары вперед и обратно; содержат салотопенные, свечные, кожевенные и мыловаренные заводы; торги производят на Кях­те и Российских ярмарках в Ирбитской и Макарьевской"⁴. Эта активная торговая деятельность соответствовала в Иркутске и развитой торговой инфраструктуре города. По данным Лосева, в Иркутске существовали каменный купеческий Гостиный двор с 248 лавками, каменный Мещанский ряд с 80 лавками, торговый "толкучий" рынок с 113 каменными лавками; Сытный двор с ка­менными лавками, принадлежащими Городской Думе; Хлеб­ный рынок на площади у Мещанского ряда, "при котором под купеческими каменными домами, торговых 29 лавок и 2 харчев­ни; Сенной и дровяной базары у шлагбаума близ мясных рядов; Мясные ряды деревянные "от городского общества"; Рыбные ряды подле мясных рядов и Кузнечные ряды⁶. Причем "в здеш­нем Гостином дворе европейских товаров расходится в год по цене до 850 000 рублей"; "имеющие капитал купцы сами в лав­ках не сидят - имеют приказчиков; из мещан же, некоторые отправляют торг в оной лавке в год на сумму от 40 000 до 50 000 рублей"⁶.

Представительным выглядел и домашний быт "первостатей­ных купцов", которые имеют огромные и посредственной вели­чины каменные дома, убранные хорошею мебелью, с выгодным внутри расположением; на дворе пристройные службы, погреба и анбары расположены хозяйственно, имеют при домах садики в огородах"; "мещане строят дома также порядочны, у некоторых есть и каменные". Степень бытовой комфортности у этой катего­рии горожан была довольно высокой. "Лучшие купцы по частому обращению в Москве и на российских ярмонках живут по нынеш­нему вкусу, носят немецкое платье", при этом, "они твердо соблюдают посты при отличных для зтощения столах, имеют искуссных поваров и кондитербв, не щадят сахар и ароматических пряных семи, фруктов и прочее; а шампанское, цимлянское, модера и другая вина с разными наливками подносят нередко"⁷. В много­численных лавках Гостиного двора "легко можно достать... все почти то, что есть в Москве и Санктпетербурге..."⁸.

Коснулся Лосев и характера времяпрепровождения чинов­ников, купцов и мещан, которые "вообще по утру и в вечеру пьют чай торговой, а некоторые и самой лучший: зимою употребляют городовые прекрасные сани с богатыми покрывалами, заложен­ный парою лошадей; летом имеют лучшия дрожки и конскую уп­ряжь с бронзовою наборною, екипажом соответствующую; и час­то купцы общаются с чиновниками"⁹. Летом горожане прогули­вались по городскому публичному саду, который "имеет в маленьком виде водомет", но "водохранилищ, возвышенных над землею, нет". Частных садов в городе было мало, "да и те состав­лены из дерев малоплодных и простых как то: яблони, черемхи, кислицы, смородины, рябины, малины и очень редко черешни и разнаго рода цветов". При этом "в садах искусством устроенных амфитеатров и бельведеров не имеется, а беседки в употребле­нии более китайского вкуса (какие в городе Кантоне) с чертежей и китайских картин"¹⁰.

Отдельный параграф (§ 33) у Лосева посвящен "нравствен­ности в общежитии, обыкновении", однако, он носит общий ха­рактер, ибо автор рассуждает об общих категориях морали и эти­ки. Но примечательно, что он отмечает, как отличительные ка­чества иркутских купцов, честность и обязательность в словах и делах, а в иркутских женщинах - изящество и щегольство наря­дов¹¹.

Несколько по-другому выглядел уже городской быт и куль­тура Верхнеудинска, в котором проживало 4 097 чел. (8,1% насе­ления пяти городов губернии), причем, мужчин 2 098 чел. и 1 999 женщин (51,2 и 48,7% от всего населения города). Из этого числа купцы и мещане составляли 2 738 чел. или 66,8% от всего город­ского населения. Сюда же входили и те люди, которые показаны у Лосева, как "проживающие для торговли" - 63 чел. В купечес-ко-мещанском сословии Верхнеудинска, в отличие от Иркутска, женщин по численности было меньше, чем мужчин; правда, эта дисгармония была незначительной.

Чиновничий элемент в городской структуре был незначите­лен. Как сообщает Лосев, "штаб и обер офицеров", "отставных с детьми" и приказных насчитывалось всего 184 чел. (4,4% от всего городского населения), причем собственно "штаб и обер офицеров" насчитывалось всего 65 чел. мужчин и женщин. Но если к этой категории населения прибавить еще "военных с казаками", "отставных казаков" и "отставных солдат", то общая численность военных и чиновников составит 787 чел. (19,2% населения), при­чем и здесь число женщин не намного уступало мужчинам (388 против 395). Особенностью городской структуры населения Вер­хнеудинска было то, что здесь Лосев отметил среди горожан "из братских крещенных поселившихся" - 77 чел. (1,8%)¹².

Торговая инфраструктура города, конечно, была развита сла­бее, чем в Иркутске. "Из знатных строений" по этой части Лосев выделил лишь питейные дома, торговую площадь, кузницы и мясной ряд. Но особого внимания автора как архитектора заслу­жил строящийся с 1806 г. каменный Гостиный двор с 196 лавка­ми, "коего каждая сторона по 50 сажень, при котором расположе­но для питей 16 погребов, по всем сторонам над лавками жилые покои длины по 12 сажен с колонадами в новом венецианском вкусе для разных надобностей..."¹³.

Торгово-предпринимательская деятельность верхнеудинс-ких купцов и мещан также не поражала своим размахом. Боль­шинство мещан занималось различными ремеслами несложно­го характера: "...делают кирпичи, ломают из гор... камни и... со­бирают булыжны, умеют обжигать известь, приготовлять строевые леса, куют из железа разные вещи, в кожевнях выводят кожи, занимаются портным и сапожным ремеслом, делают гор­шки и корчаги...". Торговля купцов состоит "из разных привоз­имых из Иркутска и с ярмонок российских и немецких товаров, на которые выменивают у сдешних иноверцев пышные товары, рогатый скот и лошадей, отвозят в Кяхту для промену китай­цам"¹⁴.

По Верхнеудинску Лосев также выделил специальный параг­раф "Образ жизни купцов и мещан" (§ 78). "Из здешних купцов и мещан, - писал он, - многие живут по нынешнему вкусу, одева­ются в немецкое платье; обхождением, пищею, домами и мебе-лями, также и обычаями от Иркутских не отличаются одни толь­ко мужчины"¹⁵, причем мебели покупают в Иркутске, "а перевоз­ят оные больше на судах по Ангаре и через Байкал", "а другие с кладями сухопутною дорогой отправляют, обыкновенно включа­ют в договорах с извошиками, чтоб за прикладка на возах, за ме­бели провозных денег, кроме товаров не платить"¹⁶. Женщины купеческого и мещанского сословия в одежде были более консер­вативны: "длинное платье редко носят, а более одеваются в шу­шуны, носят юпки, голову повязывают платками, надевают на­колки; из небогатых носят телогрейки и накрываются фатами". Приверженность к "старой" одежде у богатых женщин компен­сировалась пышностью украшений, которые состояли "в множес­тве жемчуга на шее, дорогих сергах и перстнях"¹⁷.

Для постройки своих домов верхнеудинцы нередко "подря­жают мастеров из Иркутска" и хотя их жилище "в новом вкусе", но в комнатах имеют много образов в серебряных ризах чрез огонь позолоченных, шитых шелком, убранных жемчугом и дорогими каменями; иконописная работа в употреблении маслянная и яишная". Все обывательское домостроение Верхнеудинска на­считывало 108 домов (4,6% от числа всех городов) и было са­мым меньшим среди других уездных городов. Самой высокой здесь и была средняя заселенность обывательского дома - око­ло 37 чел.¹⁸

Свободное и праздничное время верхнеудинцы проводили по старинке: "праздничные у них обеды бывают продолжитель­ны по случаю празднования имянин, когда просят в гости ро­дственников и приятелей", "В девятую пятницу по Пасхе бывает крестный ход из церкви Соборной к Кресту Господню, поставлен­ному за 5 верст на урочище Березовке" и "тогда съезжаются из разных селений жители на праздник и оное празднество в пре­провождении Святой иконы многолюдным собранием", а "вошло сие празднество в обыкновение давно по причине, что на том месте представился епископ Арсений, из Нерчинска проезжаю­щий, который погребен в Верхнеудинске на кладбище". Осталь­ные праздники "браки и веселости, - как заметил Лосев, - такия же как и в Иркутске"¹⁹.

Нерчинск был менее многолюдным городом, чем Верхнеу-динск. Всего в Нерчинске насчитывалось 2 496 чел. (4,9% от все­го городского населения губернии), причем женщин здесь было несколько больше мужчин - соответственно, 50,4 и 49,4% от го­родского населения. Купцов, по данным Лосева, в городе не было, и основную часть городского податного сословия составляли ме­щане и цеховые - 1 267 чел. (50,7%), причем цеховых было всего 352 чел. Значительную долю составляли государственные кресть­яне - 315 чел. (12,6%); кроме того, в городе проживали "калмыки поселенные" - 108 чел. Отставных военных и казаков насчитыва­лось 136 чел. (5,4%). По Нерчинску, впервые у Лосева, показаны ссыльные поляки - 5 чел.²⁰

Торгово-промышленная инфраструктура также была незна­чительной: "мельница лошадьми действующая и в рядах купе­ческих лавок 42; питейных домов 3, винной подвал..., мыловар­ня..., мастеровыя и кожевенные заводы имеются...". Поэтому "нерчинские граждане почти никаких торгов не имеют, кроме мелочной продажи, перекупных из само нужных товаров" и "про­мысел их состоит весь в том, что многие по недостатку своего ка­питалу, занимают у иногородних купцов и в окрестностях горо­да, закупая пышныя товары, продают приезжающим откупщикам или сами отвозят в Иркутск". Редко "из тамошних граждан в торг употребляет свыше 25 000 рублей своих собственных...". Гораздо большее значение для горожан имели занятия хлебопашеством и скотоводством: недаром под выгон городу было выгорожено 958 десятин земли, под скотский выпуск - 3 763, под пашни - 19 и под покос - 202²¹.

Поэтому "немногие последуют нынешнему вкусу роскоши, но по большей части придерживаются старых обычаев умереннос­ти: лучшие купцы имеют пространные и хорошо убранные домы, отличаются своим хорошим поведением, порядочным хозяйством и ловкостию возвышают свое состояние: учтивостию привлекают взаимное дружелюбие: умеренное и благородной бережливостию умножают капитал, избравши один род торговли, стараются его усилить чрез кожевенные заводы...". Что касается женского пола, то он "в нарядах своих уподобляется Верхнеудинским"²².

Похожим городом был и Нижнеудинск, в котором в 1811 г. насчитывалось 74 обывательских дома. Основная масса жителей проживала в Подгородной слободе через реку, где было уже 130 домов. Общее количество горожан Лосев не сообщает, но из дру­гих источников известно, что в 1815 г. в городе считалось 432 чел., причем женщин среди них было 161 чел.²³; Лосев же приводит только одну информацию о том, что "градских жителей мещан и цеховых считалось 149"²⁴.

Описание хозяйственных занятий и быта горожан объедине­ны Лосевым в одном параграфе - "Образ жизни и выгонные зем­ли" (§ 201). По его словам, "ныне из мещан некоторые записались в купечество, но от земледелия поддерживают свое состояние: сия посредственность по причине их малого капитала". Другие "у проезжающих из Иркутска... покупают соразмерно небогатой стране известное число необходимо нужных для одежды товаров, сошников, горбуш, литовок и серпов, кои продают крестьянам, а от них получают съестное...". Третьи по "причине слабого капи­тала и слабом торговом обороте торгуют наличныя деньги, а иные развели хлебопашество и скотоводство на наемных местах у крестьян". "Поэтому, - заключает автор, - и жизнь свою распола­гают в простоте, наблюдая во всем хозяйстве без пышности и ро­скоши" и "хотя нет из них раскольников, но не многие бреют бо­роды и по платью от крестьян почти не разнятся". При этом Лосев сообщает одну любопытную деталь города: "остановившемуся... приезжему трудно найти за деньги сена, а починить повозку ис­кусных кузнецов нет"²⁶.

Несколько большим был уездный город Киренск, в котором жителей в 1811 г. считалось 732 чел. (1,4% городского населения губернии), причем здесь женщин было намного больше, чем муж­чин - 445 против 287 чел. Обывательское строение насчитывало 140 домов, а торговые помещения состояли из 2 питейных домов, соляной лавки при анбаре и 12 лавок в торговом ряду²⁶. И здесь основная часть горожан была связана с земледелием, причем под сельскохозяйственные занятия горожан городу земли было от­ведено даже больше, чем Нерчинску и Верхнеудинску: под пас­тбища - 199, под пашню - 182, под покосы - 102 десятины земли²⁷. Соответственно этому "купцы и мещане ведут жизнь сообража­ясь своему достатку с умеренностшо"²⁸.

Наиболее крупным, после Иркутска, городом губернии был Якутск, в котором в 1811 г. проживало 20 901 чел. (41,8% от всей губернии). Соотношение полов здесь было примерно одинаковым - 10 793 мужчин и 10 108 женщин, которые проживали в 360 обы­вательских домах. Причем, "в домах бедных людей оконцы ле­том слюдяные, а зимою некоторые вмораживают льдины, но та­ких очень мало, только в нижнем краю города"²⁹. Торговые пло­щади, если уступали Иркутску, то превосходили Верхнеудинск. В городе размещались 3 питейных дома, Гостиный двор с 50 лав­ками, торговый ряд с 40 лавками "на рынке называемом ярмонка на пристани"³⁰.

В сравнении с концом XVIII в., Лосев отмечает оживление торговой деятельности жителей Якутска: если в 1785 г. в городе был только один купец, располагающий капиталом в 50 тыс. руб­лей, то "ныне уже многие купцы могут похвалиться капиталом до 100 тыс. рублей". Причем "посредствующаго состояния купцы и мещане торгуют у судовой пристани в рядах...; а от богатых куп­цов торгуют в гостином дворе прикащики и сидельцы в лавках"; "бедные из мещан приобретают для пропитания семейств своих и содержания дома только тем, что взяв в долг табаку и бисеру, продают ездя по улусам якутским", а "получаемый барыш, упот­ребляют на наряды и домоводство".

Лосев не скрывает своего уважения к якутским купцам, ибо "в стране скудной плодами земледелия", они "улучшают свое со­стояние... более от скотоводства и покупки пышных в уезде това­ров, единственно одушевляющих торговлю." Купцы, "зная вре­мя обороту своего капитала и получаемую от него прибыль, всег­да известное число товару закупают в соразмерности росходу в здешней стране, а потому и жизнь располагают без пышной роскоши в расходах домашних с благоразумною бережливостию, а не скупы: в торговле расчетливы". У мещан главное ремесло "состоит в шитье и подборке мехов, в сем искусстве превосход­ные против скорняков получают за труды свои достойную пла­ту"³¹.

Другой большой группой городского населения были дворя­не и казаки. Одни из них, "нанимая у якутов землю", построили там хутора или заимки и содержат скот, "а от торгу скотом и мас­лом в Охотске отправляемом, получают пропитание". Другие "из зажиточных, знающих якутский язык, исправляют у якутских князцов должность письмослужителей, чрез это достают не толь­ко нужное к пропитанию, но и для роскоши". Причем только го­воря об этой группе населения, Лосев отмечает их страсть к ще­гольству, особенно среди казачьих жен.

Естественно, что длительное историческое сосуществование русских и якутов не могло не вызвать определенных культурных сдвигов в быте, языке и мифологии каждой нации. В этом плане примечательно, что якутские граждане, живуче с младенчества между якутами, все говорят по якутски..."; даже в пище рус­ские горожане переняли от якутов предубеждение против гри­бов³².

Точность и яркость зарисовок Лосева ставит вопрос об источ-никовой базе его описания. Совершенно ясно, что одним из ис­точников были собственные наблюдения автора над бытом и нра­вами городских жителей Иркутска, Верхнеудинска, Нерчинска, Нижнеудинска, Киренска и Якутска - в этих городах он не раз бывал по делам службы. Другой источник - канцелярские доку­менты губернского правления, связанные с фиксацией торгово-промышленной деятельности в городах. Помимо этого Лосев ис­пользовал ответы на составленную им анкету, которая была ра­зослана по городам губернии. Так, в своей анкете, посланной им в 1810 г. в Верхнеудинск, он сформулировал вопрос: "Обращение, суровость нравов, бедность и прочие причины онаго средства к поощрению". На это верхнеудинский городничий в своем доно-шении "его высокоблагородию господину иркутскому губернско­му землемеру Лосеву" от 6 июня 1810 г. сообщал, что "купцы свои жилища имеют в каменных и деревянных домах, скарб состоит в посуде глиняной, серебряной, медной, стеклянной и оловянич-ной; одежду употребляют суконную, китайчатую, шелковую по их сдешнему вкусу и по обыкновению предков; в зимнее время из мяхов белчих, овечьих и заячьих; пищу употребляют разную го­вядину, рыбу, хлеб ржаной, пшеничный, масло, жир; обхожде­ние просто по обычаю предков"³³.

Использовались также и литературные источники. Тексту­альный анализ позволяет говорить, что Лосев использовал текс­ты иркутских летописцев, топографического описания Иркутско­го наместничества 1792 г., географического словаря А. Щекато-ва, записки капитана И. Исленьева и некоторые другие.

Научное значение предпринятой Лосевым попытки предста­вить основные характеристики образа жизни Иркутской губер­нии достаточно велико. Это было первое серьезное, основанное на фактах, документах и наблюдениях, описание, сделанное за 20 лет до известной работы П.А. Словцова. Его наблюдения и за­рисовки говорят о том, что для многих уездных городов, уже не говоря о заштатных, был характерен аграрный облик; вместе с тем, несомненно, что в глазах людей начала XIX в. такие поселе­ния Восточной Сибири считались городами. Поэтому "нам пред­ставляется,... что признавать городом такое поселение, которое в источниках, т.е. официально или по мнению современников, счи­талось городом, в действительности не так наивно, как кажется с первого взгляда"³⁴.