Две правды: Маяковского и Троцкого

Здесь мы, несколько отступая от проблемы футуризма, подошли к очень важному вопросу: о диалектике взаимосвязи советская культура - феномен «Маяковский». В качестве короткого отступления сделаем очень важное замечание: советская культура (ее коммунистическая, антибюрократическая тенденция), неся в себе классовую позицию, в тоже время преодолела в себе формы классового отчуждения, т.е. сняла в себе принцип классовости. Именно это противоречие как раз и предопределило онтологическую общность советской культуры и феномена «Маяковский». Так что Троцкий и Маяковский - это две правды одного процесса, две стороны единого процесса движения к бесклассовому обществу.

Говоря от имени класса, но уже снявшего свою классовость (в идеальной форме - советской культуре), Маяковский обретает качественно новую субстанцию своей субъектности (она появляется в результате диалектического снятия в себе всех ее исторически прежних форм) и потому получает новую форму своего выражения: от « я » буржуазного индивидуализмачерез « Мы » пролетарской классовости поэт идет к их диалектическому синтезу - ассоциированному индивиду - « Я сам». И этот ассоциированный индивид как раз и нашел в поэте свое конкретно-историческое и конкретно-культурное выражение во всей полноте своей родовой сущности.

Так мы вновь приходим к коммунистичности Маяковского, ведь именно ассоциированный индивид-творец адекватен коммунистическому типу отношений. Еще одна важная ремарка: неся в себе личностно-коммунистическую, а значит, и пост-классовую природу, именно такой тип субъекта, как Маяковский (Ленин), а не политики антисталинского направления становится, - причем не только на то историческое прошлое (как Троцкий), но и на будущее, - главным оппонентом сталинщине, которая под лозунгами диктатуры пролетариата в действительности прививала идеи социализма на почву патриархальности и бюрократии. Да, именно Маяковский после смерти Ленина стал главным, по сути, оппонентом сталинизма, т.к. нес в себе личностно-культурную, а значит - всеобще-коммунистическую альтернативу вырождающемуся в бюрократический диктат узкоклассовому подходу сталиных.

Говоря об антисталинизме, надо подчеркнуть, что именно противоречие между всеобще-коммунистическим, личностным началом беспартийного большевика Маяковского, и политико-классовым началом, представленным партийными лидерами РКП(б), как раз и обнаруживает глубоко коммунистическое родство между ними: в конечном-то счете и поэт, и «ленинская гвардия» (но не сталины) вместе выступали за движение к снятию классового принципа как основы общественной жизни, хотя и с разных сторон. Более того, именно это их идейное родство как раз и было действительным основанием различий между идеологами большевизма и Маяковским. Они заключались даже не в расхождении задач, а лишь в ином определении их приоритетов: если для революционеров-политиков уничтожение (снятие) классовости было задачей, прежде всего, (1) будущего (2) общественного (3) социально-экономического переустройства действительности, то для поэта-большевика - (1) немедленного (2) личностного (3) культурного созидания.

И это различие приоритетов не было альтернативным: оба этих подхода являлись двумя сторонами одного целого. Здесь обнаруживается и одно из противоречий самого Маяковского: поэт борется за интересы пролетариата, но с позиции уже снятых узкоклассовых задач, исходя из интересов ассоциированного индивида-творца.

Историческое предвосхищение Маяковского как ассоциированного субъекта, обозначившего своей жизнедеятельностью реперные точки коммунистичности, в условиях, когда вопрос «окончательной» (?) победы социализма еще оставался вопросом будущего, зачастую расценивалось как некоторое чрезмерное увлечение поэта абстрактным подходом в вопросах чрезвычайно важных и ответственных.

Принимая отчасти эту критику, здесь важно не забывать главного: Маяковский своей поэзией «строил мост» не столько из Предыстории в Историю (это была прерогатива идеологов большевизма), сколько уже с другого берега - Истории («Царства свободы») в настоящее «реального социализма»44. Это вовсе не значит, что поэт в своем увлечении коммунизмом игнорировал задачи социализма. Наоборот: поэт пытался решать, и небезуспешно, проблемы социализма, но средствами именно коммунизма (в отличие от сталинизма, который использовал для этого средства феодализма, например, внеэкономическое принуждение). Вот поэтому, с одной стороны, поэт говорил о том, что каждый «революционный поэт должен связать себя с классовой борьбой и встать лицом к лицу с рабочим», а с другой - что поэт должен «черпать свое вдохновение в созидании новых лучших форм жизни».

Так что строительство этого «социалистического перехода», начатое с разных сторон исторического движения (причем настолько удаленных друг от друга, что не всегда можно было разглядеть противоположный «берег»), тем не менее, не разводило, а наоборот - вело навстречу партийных большевиков и беспартийного поэта-большевика.