Февраля 1989 года. Однажды Унган подметал

Наш любимый Мастер,

Однажды Унган подметал

в саду метлой из бамбука.

К нему подошел его брат Дого и сказал:

«Эй, ты выглядишь чрезвычайно занятым!»

Унган ответил: «Хотя и занят,

но есть нечто, что не занято».

Дого заметил: «Это значит,

что имеются две луны».

Тогда Унган положил метлу на землю

и сказал: «Что это за луна?»

Дого молча ушел.

В другой раз Унган спросил монаха:

«Ты откуда?»

Монах ответил: «Я пришел с фимиамом».

Унган спросил: «Видел ли ты будду?»

Монах ответил: «Да, я видел».

«Где ты его видел?» — спросил Унган.

Монах ответил: «Я видел его в нижнем мире».

Унган сказал: «Старый Будда! Старый Будда!»

Первый вопрос:

В чем разница между коммунизмом и социализмом?

Огромная разница — такая же разница, которая су­ществует между мною и товарищем Горбачевым. Я — духовный коммунист, а товарищ Горбачев — социа­лист.

Социализм является компромиссом, компромиссом с капитализмом. Коммунизм является совершенно революционным шагом. Чем ближе я знакомился с Горбачевым и его выступлениями, тем печальнее я ста­новился. Он не революционер; он реакционер, он идет назад.

Только сегодня Анандо ознакомила меня с кратким обзором его книг. Я прослушал всего несколько пред­ложений и сказал ей: «Закрой это». Он говорит о воз­вращении частной собственности в Советском Союзе, а с частной собственностью возвращается капитализм. Горбачев говорит, что коммунистический лозунг «Каж­дому по его потребности», а каков же его лозунг? «Каж­дому по его работе».

Но это же прямой лозунг капитализма: каждому — в соответствии с его работой. Ясно, что если вы дадите людям в соответствии с их работой и эффективностью, то затем появятся богатые и бедные. Вновь вернутся классы.

Как я вам уже говорил, физически люди неравны. Вы можете дать равные возможности всем, но все же Пикассо будет Пикассо, всем людям не суждено стать такими, как Пикассо. Генри Форд будет Генри Фордом; создавать богатство — это искусство само по себе, и каждый не может быть Генри Фордом.

Теперь, если Горбачев внедряет идею «каждому — в соответствии с его работой и эффективностью», его на­мерения абсолютно хороши. У меня нет ни малейшего сомнения в его добрых намерениях по отношению к своему народу, к своей стране, но он не будда. Он явля­ется несознающим человеком, как и все остальные. Не-сознающий человек не знает, что его намерения могут быть хороши, а результаты могут оказаться плохими.

Я всецело поддерживаю коммунизм, поскольку я считаю, что он является фундаментом для духовного роста. Но я против социализма. Это компромисс с ка­питализмом, а когда вы идете на компромисс с капита­лизмом, то капитализм утопит вас.

Кажется, что Горбачев стал слишком много интере­соваться Америкой — небоскребы, километры и кило­метры автомобилей. Богатство поразило его воображе­ние. Сообщали, что он сказал: «Как я назову мою революцию?» Во-первых, это не революция, она анти-революционна. А затем он подумал и добавил: «Возмож­но, я должен назвать ее социалистический капитализм, или капиталистический социализм». В обоих случаях капитализм будет победителем, а коммунизм потерпит поражение. Он уже прекратил говорить о коммунизме и говорит теперь о социализме.

Я всегда был против социализма, поскольку при этом сохраняется капиталистический стимул для людей на работу. Что же является капиталистическим стимулом для людей? Частная собственность: мой дом, мой авто­мобиль, моя жена, мои дети. Это является стимулом, и это создает конкуренцию. Мой дом должен быть луч­ше вашего дома. Моя жена должна быть более красива, чем ваша жена. Мои дети должны быть обучены луч­ше, чем ваши дети. Начинается конкуренция, появля­ются амбиции. Конечно, люди начинают интенсивнее работать. Вот о чем думает Горбачев, что люди не рабо­тают так интенсивно в Советском Союзе, как они ра­ботают в любой капиталистической стране.

Верно, поскольку Карл Маркс не является истинным коммунистом. Он не представляет, что человек не яв­ляется только экономическим животным: у него есть разум и душа. Он думал — абсолютно напрасно, — что, как только финансовые условия изменятся, как только общество изменит свою структуру, сознание также из­менится. Это неверно.

Если сознание меняется, то затем, конечно, изменит­ся социальная структура, поскольку социальная струк­тура является лишь проекцией разума человека. Но Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Владимир Ильич Ленин не представляли себе, что такое разум. Не возникал воп­рос выхода за пределы разума.

Они трудились упорно в течение семидесяти лет, чтобы построить коммунизм в России, но медленно, медленно... Вначале был некоторый стимул, поскольку бедные думали, что они станут богатыми, что все будут равны. Но обнаружили, что, когда всю собственность отбирают у людей, это вызывает огромное сопротивле­ние. В этой борьбе погибло около одного миллиона людей. Не изменив сознания получили такой резуль­тат. Разум людей жил веками, тысячелетиями с идеей частной собственности. Их единственный стимул состоит в том, что, если это поможет их эго, поможет им подняться выше других, только тогда они будут упор­но работать.

Говорят, что Генр Форд (по рождению он был бед­ным человеком, однако стал одним из богатейших лю­дей в мире) обычно приходил в свой кабинет рано ут­ром, в 8 часов. Пеон приходил обычно в 10 часов, чтобы открыть двери и убрать в помещении. Клерки прихо­дили в 11 часов, а управляющий обычно появлялся в 12 часов. И в 14 часов управляющий уходил, клерки покидали здание в 17 часов. Пеон уходил в 18 часов. А Генри Форд? Для него время не существовало. Иногда он уходил в 20 часов, или в 21 или в 22 часа. У него был огромный стимул упорно работать, поскольку он был очень честолюбивым человеком и хотел быть богатей­шим человеком в мире. И он преуспел.

В России этот стимул давно исчез. Проходили годы, и люди видели, что вместо обогащения они бедны, как преж­де. Поскольку Россия не была капиталистической страной, то не было и капитала, который следовало распреде­лять, — распределяли только бедность. Было несколько землевладельцев, и их собственность конфисковали. Их собственность была земля, но эту землю не отдали бед­ным из-за коммунистической идеологии. Все должно быть централизованно; никто не имея ничего частного.

Люди видели, что их бедность была прежней, и они не могли приспособиться к новой фазе. Их разум имел сильное желание быть лучше, чем другие, быть успеш­нее, быть богаче, но эта возможность исчезла. Так в чем же смысл упорного труда? Существовали обширные земли, принадлежавшие государству, а не маленькие участки земли, которые каждое поколение продолжает делить на еще меньшие участки.

Вы можете наблюдать это в Индии. Если отец имеет пять акров земли и пять сыновей, то каждый сын по­лучит один акр земли. А затем у сына появятся свои сыновья. Тогда этот один акр земли будет разделен вновь на всех его сыновей. На такие маленькие участки земли, что они не могут прокормить вас и вы не може­те использовать трактора, новую технологию на этих малых участках земли. У вас нет средств; да и земли недостаточно, чтобы использовать больше машин, больше удобрений. Бедные продолжают беднеть.

Конечно, частная собственность даст стимул. Люди будут работать упорнее. Те, кто способен упорно рабо­тать, станут богаче, а те, кто неспособен работать также упорно, станут еще беднее, по сравнению с данным моментом.

Это была целая программа уничтожения классов, а Горбачев возвращает эти классы обратно. В настоящее время он отбросил слово «коммунизм»; он больше не упоминает слово «коммунизм» нигде. Горбачев говорит о социализме и стал говорить о том, что это то ли «ка­питалистический социализм», то ли «социалистический капитализм». Как бы вы ни назвали его, это есть капита­лизм! А социализм лишь слово, чтобы обмануть массы.

Горбачев идет против всех основных принципов ком­мунизма. Во-первых, он говорит о патриотизме — ком­мунизм же абсолютно против наций и патриотизма.

Коммунистическая идея состоит в том, чтобы все на­ции объединились в одно человечество; это осуществля­лось с самого начала интернационального движения. Те­перь Горбачев говорит о патриотизме, национализме.

Он говорит о децентрализации, что также идет про­тив основ коммунизма. Децентрализация является иде­ей гандизма. Вскоре Горбачев, подобно Морарджи Десаи, вернется к прялке! Децентрализация значит то, что вы не можете использовать современную технологию; современную технологию можно применять только в централизованном мире, где поля протянулись на мно­гие километры. Но если вы децентрализуете и раздади­те землю обратно тем же людям, у которых она была изъята... Они были бедны тогда, и они будут бедны вновь, значительно беднее, по сравнению с данным моментом.

Но Горбачев слишком увлекся Америкой. Я хочу ему напомнить: американский капитализм имеет трехсот­летнюю историю. И вам понадобится триста лет для того, чтобы иметь такое же загрязнение окружающей среды, как в Лос-Анджелесе, такие же небоскребы — стоэтажные, стодвадцатиэтажные. Вы не можете полу­чить это как в сказке. И все же в Америке три милли­она нищих. По крайней мере в Советском Союзе нет нищих. Страна не так богата, как Америка, но и не так бедна, как Индия. Раздел земли, распределение собствен­ности в индивидуальные руки не превратит страну в Америку, скорее получится, как в Индии.

И поскольку Горбачев открыл двери страны, теперь уж слишком поздно для него закрывать их. Появились журналисты, любой уголок Советского Союза можно отснять и показать по телевидению, и они демонстри­руют все то, что было спрятано за закрытыми дверями. Двадцать процентов людей в Советском Союзе живут за чертой бедности. Теперь он вынужден идти против всей статистики, которую предоставляли миру советс­кие руководители до сих пор.

Горбачев выступил против водки. Сам он не пьет. Это болезнь непьющих людей: они становятся святы­ми. Очень трудно не пить, не становясь святым. Затем они хотят, чтобы все прекратили пить. В настоящее время он предлагает запретить все алкогольные напит­ки. Для бедного россиянина существовало единствен­ное расслабление, одна радость, единственное увеселе­ние — водка.

Он не имел красивого автомобиля, дома, некуда идти, нет денег... Водка поддерживала жизнь в нем! По край­ней мере вечером он мог выпить, и с друзьями потан­цевать, и повеселиться. Даже это отобрали. Я слышал, что молодежь Советского Союза протестует против сухого закона. Они должны быть против этого, посколь­ку сухой закон не имел успеха нигде в мире. Кажется, что люди ничему не научились.

В Индии мы пытались дважды (Индия должна быть лучшим местом для введения сухого закона), но оба раза мы потерпели поражение. Оба раза сухой закон вводил Морарджи Десаи: когда он был заместителем премьер-министра под управлением Индиры Ганди. Тогда этот закон убил тысячи индусов, поскольку люди стали пить спирт, люди стали делать алкогольные напитки — са­могон, а они не знали, как его делать! Так что сотни и сотни людей — в Калькутте, в Патне, в Мадрасе, вез­де — умирали от отравления.

Это искусство — создать хорошее вино, которое по­зволяет вам расслабиться — легко смеяться, танцевать, слушать музыку. Существуют знатоки...

Я слышал об одном знатоке, который мог попробо­вать вино или какой-нибудь другой алкогольный на­питок и определить сорт вина и его возраст.

Этот знаток, бывало, ходил по кабакам и выклады­вал на стол стодолларовую банкноту и убеждал хозяи­на: «Дай мне любой алкогольный напиток, и я назову тебе торговую марку, страну изготовления и его возраст. Если я ошибусь, эти сто долларов — твои, если я выиграю — выкладывай сто долларов рядом; обе банк­ноты будут моими».

И каждый владелец кабака думал, что это будет не­выполнимая задача. У него было так много разнооб­разных алкогольных напитков — как этот человек со­бирался разгадать? Так что хозяин давал ему стакан и человек тут же говорил «тридцатилетнее французское вино» и его название. Удивленная толпа со всего каба­ка собирается вокруг, а он забирает свои обе банкноты и говорит: «Хочешь еще одно испытание?»

Хозяин соглашается. «Хорошо, ты выкладываешь еще сотню». Так что он достает сотню долларов. Хозя­ин вновь достает сотню, дает ему другое вино, и тут же, только попробовав его, он скажет все о напитке.

Однажды это продолжалось 10 раз, и каждый раз хозяин проигрывал сотню долларов. Он воскликнул: «Боже мой! Такого не может быть!» Затем неожиданно какой-то человек вышел из толпы и дал знатоку чаш­ку. Он сделал один глоток и воскликнул: «Боже мой! Это же человеческая моча!» А человек, который опять скрылся в толпе, спросил: «Но чья? Пока ты не скажешь, чья она — ты в проигрыше! Каков возраст?..»

Опьяняющим препаратам столько же лет, сколько и человечеству. Ни в одной стране не удалось запретить их. Алкогольные напитки запрещали во многих стра­нах, и везде эти акции терпели фиаско, поскольку зап­рещение оказывалось более опасным для общества. Люди принимали разные вещества и создавали разные препараты под названием «лекарство». Но это все было незаконно, и не было возможности проверить эти «ле­карства». Такие «лекарства» убивали тысячи людей в любой стране, где существовало запрещение. И это при­влекало многих людей, кто ранее не употреблял алко­голь.

Запрещение всегда привлекает. Вы запрещаете что-то и тут же видите: люди, которые никогда не беспоко­ились об этом, вдруг начинают поиски запретного, ду­мая, что в этом что-то есть; иначе почему правительство так заинтересовано в запрещении этого?

Вот попытайтесь. Запретите мороженое, и неожидан­но вы увидите, что вся страна станет интересоваться мороженым — люди, которые никогда его не пробова­ли. А когда появляется такая огромная потребность — появляются и поставщики. И это будет подделка, по­скольку мороженое можно сделать из промокательной бумаги; только промокательную бумагу следует замо­чить в воде, перемешать с молоком, и вы получаете мороженое, сделанное из промокашки! Оно выглядит точно как мороженое! Только запретите, и люди най­дут пути получения, и даже те, кто никогда не интере­совался этим, будут вовлечены.

Теперь Горбачев хочет запретить россиянам употреб­лять алкогольные напитки. Это не революция. Если вы хотите, чтобы люди не пили, вы должны дать им нечто высшее, что унесет их тревоги. Они пьют, поскольку они напряжены, они пьют из-за забот. Они хотят забыть жену, забыть мужа, забыть маленьких детей, забыть свой бизнес, свои финансовые затруднения.

Если вы не дадите им высшее сознание, которое мо­жет решить эти проблемы и с которым отпадет необ­ходимость забывать что-либо — если вы не дадите им такое глубокое осознание, чтобы они могли увидеть основную причину своего несчастья и не хотели бы лишь залить это алкоголем, а решили пресечь это в корне... Нет другого пути, кроме медитации, для запре­щения опьяняющих препаратов, наркотиков.

Медитация является настоящим духовным алкого­лем! Она приводит вас к глубокому блаженству... Вам не нужно забывать ваше блаженство. Хотите ли вы за­быть ваше блаженство? Алкоголь только помогает вам забыть. Будь то забота или экстаз, напряжение или рас­слабление — он просто помогает забыть. Как только вы блаженны, счастливы, у вас нет никаких напряже­ний, вы не будете пить, поскольку алкоголь просто раз­рушит ваше блаженство, вашу радость, ваш танец, вашу песню.

Дайте людям новое духовное пробуждение.

Это есть революция.

А это не революция, это очень реакционный шаг Горбачева. Люди уже печальны, а вы хотите, чтобы они стали еще печальнее. Но какая причина у него для зап­рещения алкоголя? А причина такова, что он думает, что из-за употребления алкоголя люди работают неэф­фективно. Он хочет, чтобы люди работали эффектив­но, работали упорно. Чем упорнее они работают, тем больше потребность в алкоголе, чтобы расслабиться.

Если вы отберете алкоголь, это не поможет произ­водительности, это не поможет людям работать боль­ше. Это просто сделает людей более печальными, более отчужденными, ничем не интересующимися, И это не сделает страну богаче.

А внедрение идеи патриотизма есть основа фашиз­ма. Фашизм живет на патриотизме: немцы, вы рожде­ны, чтобы управлять миром; русские, вы избранный народ. Но вам необходимо найти Бога, если вы хотите быть избранным народом, — и Горбачев открывает церкви, миссию Рамакришны, движение Харе Кришна.

И другие идиоты скоро последуют: заклинатели змей из Индии, уличные фокусники-маги придут. И скоро Россия станет обычной капиталистической страной; она потеряет свое достоинство и мощь.

Один человек в Германии создал определенную про­грамму, которая может трансформировать армию в отряды самообороны, никогда не атакующие по своей инициативе. И Горбачев отправил своих помощников ознакомиться с методикой. Я думаю, что он наивен. Он не знает: если человек не может атаковать, он не может и защищаться, потому что при защите он также дол­жен атаковать. Как вы собираетесь защищаться без на­падения?

Политика всех поджигателей войны — от Чанакиа в Индии три тысячи лет тому назад до Макиавелли в Европе — была одинаковой.

Чанакиа и Макиавелли — между ними три тысячи лет, а политика одна и та же: лучший способ защиты есть нападение. Как только вы стали защищаться, вы уже проиграли наполовину бой. Кто атакует, возмож­но, может выжить. Если вы только защищаетесь, то нет никакого шанса выжить.

Мое понимание ситуации таково: Америка играет огромную роль за кулисами. Это заговор американских политиков, но очень нечестный: они подталкивают Гор­бачева к самоубийственному шагу для коммунизма.

Я всецело поддерживаю открытие страны для из­бранных личностей, которые помогают стране стать духовной страной, с новыми экономическими плана­ми, новой финансовой структурой. Однако церкви и свидетели Иеговы не собираются менять экономичес­кий статус страны. Они разрушат все то, что было дос­тигнуто за семьдесят лет.

Махатма Ганди был за децентрализацию, но даже его последователи понимали, что можно делать его статуи, называть его «Отец страны», вешать его порт­реты во всех правительственных учреждениях, но не нельзя слушать его. Потому что если вы послушаете его, то он уведет вас на много тысяч лет назад, когда изобрели прялку. Ганди хотел, чтобы прялка была пос­ледним словом в технологии: все, что изобретено пос­ле прялки, должно быть уничтожено. Бычья повозка должна быть единственным транспортным средством в мире, а прялка — единственной техникой. Он был за децентрализацию.

Конечно, если вы децентрализуете, вы не сможете иметь новую технологию; она требует централизации, и в частности в коммунистической стране. В капитали­стической стране государство и капиталисты разделе­ны. Капиталисты имеют индивидуальную свободу экс­плуатировать людей, хотя их негласно поддерживает правительство, поскольку они поддерживают полити­ков при их избрании. Так что это комбинация, а на поверхности кажется, что они разделены.

У капиталиста нет власти, а у политика нет денег, так что они хорошо дополняют друг друга. Капиталист, лишенный власти, не может преследовать людей; а по­литик зависит от голосов, так что он также понимает, что не надо слишком беспокоить людей — иначе они не отдадут ему свои голоса.

В коммунистической стране государство представ­ляет собой две стороны: это единственный капиталист, в стране все принадлежит ему, и оно имеет всю власть. И поскольку существует только одна партия, комму­нистическая, то нет проблемы в каком-либо голосо­вании. Выборы происходят, но это лишь пародия на выборы. Существует только коммунистическая партия: с кем конкурировать? И любой, кто выступает против кандидата коммунистов, исчезнет в середине ночи; и никто не узнает, куда отправился этот человек. Так, что больше никто не рвался на выборы. Один человек является кандидатом, и всему населению рекомендо­вано голосовать за него. В коммунистической стране все централизовано. Но если коммунизм знает, как трансформировать разум людей, как освободить их от прошлой частной собственности, владений, как сделать их более созерцательными и молчаливыми, что их дей­ствия будут исходить из их тишины и покоя и любви и сострадания, тогда коммунизм становится духовной революцией.

Горбачев называет то, что он делает, революцией. Я же говорю: это не так! Если вы хотите быть действи­тельно революционером, то единственный путь заклю­чается во внедрении спиритизма в вашу страну, а не капитализма. Это отбросит страну назад, разрушит все достижения семидесяти лет и разрушит все принесен­ное в жертву миллионами людей, которые умерли.

Я одухотворенный коммунист — одухотворенный террорист! И меня не волнует ни Джордж Буш, ни то­варищ Горбачев. Его книги попали в мои руки только сегодня — они ужасны. Он саботирует свой народ!

Но он не осознает, что даже президентов убивают, и, если он пытается превратить Советский Союз в еще одну Америку, помните: двадцать процентов президен­тов Америки были убиты!

То, что делает Горбачев, направлено против револю­ции в принципе, а не только в Советском Союзе. Если Советский Союз превращается в капиталистическую страну, то он разрушит не только себя, свое достоинство и силу, он разрушит другие маленькие коммунис­тические страны, которые зависят от него. Горбачев уже начал сокращать финансовую поддержку других малых стран. Он прекратил поддержку Кубы. Сейчас Куба чрез­вычайно мала — раз Советский Союз не поддержи­вает ее, то Америка захватит ее в одно мгновение.

А что случится с Чехословакией, Югославией? И Китай уже на пути к капитализму опять, но об этом много не говорят, поскольку коммунистические лиде­ры Китая очень молчаливы. Они не делают это в боль­ших городах, но восемьдесят процентов населения Ки­тая живет в деревнях; и они уже в течение двух лет в деревнях распределяют землю в частные руки. Но они не распространяются об этом. Они знают, что предают коммунистическую революцию и сближаются с Аме­рикой.

Ричарда Никсона уличили в огромных преступлени­ях против своего народа и лишили его поста президен­та... Когда Никсон ушел в отставку, Форд стал прези­дентом, и всеобщим решением было то, что, как только Форд становится президентом, он тут же прощает Ник­сона. Так что Никсону не пришлось отвечать ни перед верховным, ни перед каким-либо другим судом, ни пе­ред сенатом, ни перед народом.

Первым человеком, пригласившим Ричарда Никсо­на после его отставки с поста президента, был Мао Цзэ-дун в Китае. Он отправил свой собственный самолет за Никсоном, и то, что Мао сказал ему, достойно памяти. Он сказал: «Что за люди в вашей стране? Это мелочи, прослушивание и записывание телефонных разговоров других людей — это не преступление. Любой политик делает это. Я это делаю!» Мао Цзэдун четко сформули­ровал: «Каждый политик должен делать это по необходимости, чтобы быть настороже и знать, где нарастает враждебность и откуда может произойти нападение. Как только вы получаете власть, вы всегда оказывае­тесь в опасности».

Сейчас никто не собирается убивать Ричарда Ник­сона. Вы не знаете, где он, и вы никогда не видите его имя в газетах. Вы увидите как-нибудь, когда он умрет, маленькую заметку на четвертой странице, что «экс-президент Америки, Ричард Никсон, умер». А ведь он был на первых полосах газет многие годы.

Мао удивлялся: «Что за люди американцы? Они от­правили в отставку своего президента? Если бы я был на вашем месте, я бы убил целую страну!» Но когда умер Мао, его враги, которых он держал вдали от власти, взя­ли власть в свои руки. Они немедленно убили жену Мао, которая оказывала очень сильное влияние на Мао. Фак­тически она управляла страной. Мао старел — она была молодой киноактрисой. Между ней и Мао была огромная разница в возрасте. Мао становился дряхлым, а тридцать лет революции могут разрушить мозг лю­бого человека. В пожилом возрасте он женился на этой киноактрисе. А киноактриса, конечно же, не интересо­валась Мао, поскольку он не был ни красавцем, ни мо­лодым человеком. Детей в этом браке не было, так что вы понимаете, в каком он был положении.

Единственная причина, по которой эта очень краси­вая женщина вышла замуж за Мао, — просто иметь власть. Она управляла от имени Мао — она была на­стоящим диктатором. Она исключила из коммунисти­ческой партии тех, которых подозревала в неблагона­дежности по отношению к Мао или к ней самой.

Когда Мао умер, эти люди вернулись во власть, и первым делом они повесили эту женщину и четырех ее помощников. Затем много других людей было по­вешено, и все окружение Мао было полностью унич­тожено.

Теперь — эти люди не имеют ни малейшего пред­ставления, что такое коммунизм. И, видя, что Америка процветает, они начали раздавать землю в частную соб­ственность. Следующий шаг будет сделан в городах: все раздадут частным владельцам, поскольку это дает сти­мул людям, подогреваемым амбициями, биться упор­но за успех.

Это старая психология.

Когда старый разум полностью трансформируется и люди начнут чувствовать себя ответственным за все человечество, тогда они будут работать с любовью, а не из-за амбиций. У меня есть опыт в этом. В американс­кой общине люди работали не из-за амбиций, а просто из-за любви, исключительной радости создания нового вида коммуны, которую мир никогда не знал. Но их основой была медитация.

Что же требуется России? Только не капитализм. То­варищ Горбачев, вы не должны обманывать свой на­род, называя это «социалистический капитализм», — здесь противоречие в терминах. И это не поможет, это лишь позволит Америке разрушить вас без какой-либо войны, и не только вас, но и все коммунистические стра­ны, которые зависят от вас и вашей поддержки. Вели­кий утопический эксперимент обречен на неудачу про­сто из-за неправильного понимания жизни одним человеком.

И если Горбачев хочет, чтобы его армия не атакова­ла, он должен осознавать: они будут также не способ­ны и защищать. Это две стороны одной медали. Тот человек в Германии, если он получит работу, должен быть американским агентом. Америка никого не посла­ла к тому человеку на обучение — как не атаковать, а только защищать. Горбачев был первым немедленно пославшим людей к нему.

Я попросил немецких саньясинов прислать мне ли­тературу об упомянутом программировании, которое предлагает тот человек. Это не что иное, как постгип­нотическое внушение. Вы можете внушить человеку в глубоком гипнозе: «Вы никогда не будете нападать на кого-либо, но, если кто-то атакует вас, вы можете за­щитить себя». Всего лишь несколько сеансов для всей армии, и они станут абсолютно неподвижны, когда на­ступит момент для атаки.

Я работал на всех направлениях вашего разума и вне-разума. Я работал с моим молодым студентом над по­стгипнотическими внушениями. Гипноз является про­стым делом: вы просто смотрите на что-то очень яркое, что ослепляет ваши глаза. Этих лампочек киноопера­тора Нискрия вполне достаточно — вы просто смот­рите на них не моргая. Гипнотизер сидит рядом с вами, говоря вам: «Держитесь, не закрывайте глаза». Когда человек собирается закрыть свои глаза, это явно видно. Всего за три минуты его лицо начинает расслабляться.

Затем вы начинаете внушать ему. «Вы чувствуете, что ваши глаза очень тяжелые. Хотя вы пытаетесь удержать­ся, вам это не удается, глаза закрываются, они закрыва­ются, закрываются...»

А человеку заранее сказали, что он должен бороться, но наступает момент, когда вопреки себе он чувствует, что его глаза закрываются и он ничего не может сде­лать с этим. А человеку даются инструкции: «Ваши гла­за тяжелеют, вам очень хочется спать. Вы глубоко усне­те». Ровно через пять минут человек храпит.

Гипноз означает сон. Сам корень слова означает про­сто сон, ничего более; преднамеренный сон, вызванный сон, который идет значительно глубже, чем ваш есте­ственный сон.

А медиуму — человеку, которого загипнотизирова­ли, говорят: «Вы будете слышать только мой голос и ничего более. Других звуков вы не услышите, только мой голос». И это фактически происходит. Все его чув­ства становятся расслабленными и закрытыми; он ни­кого не слышит. Если вы крикнете его имя, он не услы­шит, но, если гипнотизер прошепчет что-то, пи услышит. Этот единственный вход открыт, очень узкий вход — все остальное закрыто.

Наступило время, когда вы можете делать любое постгипнотическое внушение. Постгипнотическое вну­шение будет применяться тогда, когда вы выйдете из гипноза. Например, я сказал мальчику: «На твоей по­душке я делаю крест красными чернилами. А завтра, точно в одиннадцать часов, ты поцелуешь этот крест». Это постгипнотическое внушение на завтра, когда он не будет под гипнозом, но это вошло в его подсозна­ние. На следующий день, минут за пятнадцать до один­надцати, он становится беспокойным, не зная почему. Я спросил: «В чем проблема? Почему ты выглядишь таким напряженным?»

Он ответил: «Я не знаю, но что-то, кажется, проис­ходит во мне».

Я сказал: «Ничего не происходит». Взял его подушку (он это видел), положил ее в мой чемодан и закрыл его на ключ. Он становился все более беспокойным. И ког­да время приблизилось к одиннадцати, он взглянул на часы и попросил меня: «Пожалуйста, дайте мне ключ».

Я спросил: «Зачем?»

Он ответил: «Я хочу забрать мою подушку».

Я спросил: «Что ты собираешься делать с ней в один­надцать часов? Ночью я отд

Он ответил: «Нет! Просто отдайте мне ключ!»

Я дал ему ключ, он открыл чемодан. Часы пробили одиннадцать ударов. Он вытащил подушку, обнял ее так, как будто это была его подружка, и стал целовать точно то место, которое я пометил красными чернилами.

Я спросил: «Что ты делаешь?»

Он ответил: «Я не знаю! Я чувствую себя безумным. Я знаю — это подушка, и почему я обнимаю ее, я не знаю. Почему я целую ее? Я никогда не целовал подуш­ку за всю свою жизнь!»

Но такая романтика! Вам следовало бы увидеть его лицо, такое романтичное.

Он влюбился так же, как вы влюбляетесь.

Или вы думаете, что влюбляетесь иным способом? Это биологический гипноз! И вы думаете, что вы целу­ете нечто большее, чем подушку? Что вы целуете? Ду­мали ли вы об этом? Это всего лишь биологическая потребность изнутри. Та же потребность может быть создана с помощью гипноза.

Но это опасная программа. Если Горбачев соглаша­ется использовать того человека, то целые армии мож­но загипнотизировать без каких-либо недоразумений. А армии наиболее легко гипнотизируются, поскольку они подчиняются приказам. Так что когда гипнотизер приказывает, они исполнят его приказ легче, чем кто-либо еще, так как они провели всю свою жизнь, пово­рачиваясь налево, поворачиваясь направо, идя назад, шагая вперед, не спрашивая почему. Их тренируют на послушание; они более чувствительны к гипнозу, чем кто-либо еще в мире. И вы можете просто сказать им, что они никогда не будут атаковать.

Но это очень опасная политика: человек, который не может нападать, не может и защищать.

И вот что он говорит: «Я просто удалю идею напа­дения и оставлю защитную идею». Но при защите вы также должны атаковать! Если Америка атакует Совет­ский Союз, то Советский Союз погибнет, поскольку это дело десяти минут. Если советские солдаты неспособ­ны атаковать, они будут неспособны также защищать; они не будут знать, что делать. Они будут парализова­ны. И поскольку это вопрос десяти минут, вся страна может быть взорвана и уничтожена.

С хорошими намерениями Горбачев идет в неверном направлении, самоубийственном. И Америка пытается раздуть его эго, насколько это возможно, при этом, что бы он ни делал, он должен продолжать делать. Приво­дить всякого рода заклинателей змей, уличных фокусни­ков, епископов, кардиналов, папу. Скоро Шанкарачаря Пюри, мусульманские духовные лица, Аятола Хомейни будут посещать Советский Союз. Этот один человек мо­жет разрушить огромную надежду всего человечества.

Я говорю эти слова для того, чтобы он осознал. В данный момент он обладает всей властью. Он может трансформировать Советский Союз в духовную стра­ну. Исходя из медитации, растет творчество; люди бу­дут работать с любовью. Не из-за амбиций — это ста­рая стратегия. Не из-за собственности — это вновь отбросит вас в темные века.

Я знаю, что Советский Союз не так богат, как Амери­ка, да и нет надобности быть такими богатыми. Просто создать достойное существование и привнести созерца­тельность в жизнь людей — тогда они будут работать. Но эта работа будет одухотворенной, работой, посвященной окончательной революции, которая охватит все челове­чество. Он говорит о патриотизме, который является бо­лезнью. Все войны вышли из патриотизма и национализ­ма. И скоро он непременно позволит инвестировать иностранные деньги в экономику Советского Союза на условиях (это мое предположение), что валюта не будет национализироваться, будет доступна внешним владель­цам и они смогут забрать ее в любое время, когда поже­лают. Это для него единственный путь развить соци­альную экономику Советского Союза.

Но это опять возродит класс капиталистов и класс трудящихся, пролетариат.

Не ведая того, Горбачев работает против Маркса, Энгельса, Ленина — против всех людей, которые упор­но трудились, чтобы создать новую социальную струк­туру, но упустили один вопрос. — вопрос духовности. Лишь добавьте духовность к жизни Советского Союза, и в нем будут жить наиболее радостные любящие, со­страдательные люди в мире.

Вы видели советскую бригаду, которая была здесь от тамошнего телевидения. Бывали тут разного рода теле­команды, журналисты со всего мира, но только советс­кая бригада ушла со слезами на глазах. Они любили вас; они любили вашу общину сильно, глубоко. Они пообе­щали, что, когда у них будет десятидневный отпуск в июне, они приедут, чтобы пожить в общине в качестве саньясинов, медитируя, формируя группы.

Вы можете видеть разницу. Когда приходит амери­канский журналист, он сразу начинает искать что-ни­будь сенсационное.

Если он не может это найти, он создает и выдумы­вает это, поскольку Америка интересуется только сенсациями. Русские вели себя совершенно по-иному. Они приехали впервые.

Когда вы занимались вашими медитациями, танца­ми, они совершенно забыли о фотографировании. Они бросили свои камеры и начали танцевать!

Они любили саньясинов.

Их вопросы были продиктованы не поиском сенса­ций. Важные, серьезные, они касались благополучия человека. И Анандо сказал мне, что у них были слезы на глазах, когда они покидали ворота; они не хотели уходить. Они хотели остаться на всю серию, но им по­звонили из офиса в Дели, сказав: «Возвращайтесь, есть другие задания».

Они вернутся в июне на десять дней, чтобы полу­чить ощущение того, что вы имеете. Они хотят попро­бовать это. Они хотят быть членами группы, а не по­сторонними наблюдателями.

И таково состояние всего Советского Союза: люди стали как дети.

Нет церкви, нет программирования, нет Бога, нет молитвы — они стали такими наивными, что медита­ция пойдет глубоко в них и быстрее, чем в любой дру­гой стране.

Второй вопрос:

Верно ли, что в русских людях Зорба уже так живуч, что ввести Будду в эту страну легче, чем в любую дру­гую? И действительно ли это зависит от коммунизма, поскольку люди менее обусловлены?

Конечно, Зорба существует. Но если Зорбе отказать в водке, это приведет к катастрофе!

Я абсолютно против горбачевской идеи сухого закона. Водка является неотъемлемым правом по рожде­нию каждого русского человека! Это все, что они име­ют. Вот моя простая арифметика: не забирайте ничего у людей, если не можете дать взамен нечто лучшее.

И я не знаю, способен ли Горбачев предложить что-нибудь. Он сам не знает ничего лучше.

Чем посылать своих людей в Германию для обуче­ния искусству не-нападения, лучше он приехал бы сюда и прислал бы их к нам. Я научу их, как танцевать, как любить. А если возникает необходимость в нападении, вы должны быть первым, а не вторым! На вас лежит огромная ответственность по защите великого экспе­римента, который никогда до этого не проводился.

Да, это верно: они менее обусловленные, доверчивые люди; поэтому они более легко вступают в мир вне-ра-зума. Зорба существует; я могу их познакомить с Буд­дой. Но Горбачев не имеет представления о Будде. Его глаза направлены на Америку, американские деньги и успех американского капитализма. Он не смотрит на Восток в направлении Дзен, который является един­ственным решением для Советского Союза, чтобы за­щитить коммунизм и свое достоинство, распространить коммунизм на весь мир.

Зорба должен прийти первым; Будда придет тогда, когда Зорба окончательно утвердится. Я могу забрать водку у народа, поскольку я могу дать им Будду. Кто обращает внимание на водку, когда в вас живет Будда?

Но Горбачев, кажется, вступил на властный путь, исключительно опасный. Эго одного человека должно быть удовлетворено за счет разрушения ценного, чрез­вычайно ценного эксперимента! А как только Советс­кий Союз ослабнет и распадется, то потребуются сто­летия для того, чтобы человечество вновь отважилось на построение коммунизма. Как только дело кончается неудачей, люди теряют надежду, им понадобятся сто­летия для того, чтобы забыть и начать заново. Так что это вопрос не только сегодняшнего дня, это еще и воп­рос будущих поколений.

А мое беспокойство абсолютно объективно. Я инте­ресовался коммунизмом с самого детства. Советская группа посетила мою библиотеку, и они были удивле­ны, увидев там коммунистическую литературу — веро­ятно, нет такой книги, которая бы отсутствовала в моей библиотеке. Они были поражены, увидев, что у меня каждая книга подписана и датирована до 1950 года. В течение трех лет, с 1948-го по 1950-й я собирал всю доступную литературу. После 1950 года я ничего не читал о коммунизме — ни за, ни против.

Это очень странно... Я забываю мелочи, не могу со­считать до пяти — после третьего пальца я начинаю сомневаться, то ли это четвертый, то ли третий. Но за последние сорок лет я не забыл имени ни одного ком­мунистического революционера. Очень ярко помню мельчайшие детали, поскольку это было мое первое вступление в интеллектуальный мир. Оно глубоко уко­ренилось во мне. Но я никогда не вступал в коммунис­тическую партию, поскольку я увидел, что нечто было упущено.

Это великолепный план для человечества, но что-то центральное отсутствует: у него нет души, это труп.

Поскольку ничего нового не происходило, я пере­стал читать. И ничего не происходило до появления Горбачева. Так что я говорю о Горбачеве.

Сначала я очень глубоко интересовался коммуниз­мом, но, обнаружив, что это труп, я стал интересовать­ся анархизмом. Это было также русское явление —

Кропоткин, Бакунин, Лев Толстой. Все трое были анар­хистами: отрицали государство и правительство в мире, но у них была красивая мечта. Однако с этим крими­нальным народом, с этой глупой массой, если не будет правительства, суда, полиции, то будет просто хаос, а не анархизм.

Я всегда рассматривал проблему с научной точки зрения — и во внешнем, и во внутреннем мире. Ком­мунизм может быть основой. Тогда спиритизм должен быть его ростом, чтобы обеспечить то, что отсутствует. Как только обществу дается равная возможность — быть неравным, быть уникальным и как только это общество начинает интересоваться медитацией и духов­ным ростом, тогда появляется возможность анархиз­ма. Это случится на конечной стадии, когда не будет никого, кто бы хотел совершить преступление. Только тогда можно отказаться от государства. Бакунин, Кро­поткин и Лев Толстой абсолютно правы, но это не от­носится к настоящему моменту. Сначала коммунизму нужно помочь обрести духовность.

Как только духовность распространится на все ваше бытие, преступление станет невозможным. Сделать что-либо неверно станет невозможным. Ясно, что необхо­димость в государстве отпадет. Когда никто не будет совершать преступлений, зачем содержать пустые суды и восседающих там судей? Вскоре вы почувствуете, что было бы лучше, чтобы эти судьи отправились в поля и поработали там. Зачем содержать ненужных полицейс­ких, стоящих вокруг? Армии, миллионы людей без на­добности кормятся, одеваются, получают лучшую пищу, лучшую одежду и совершенно не работают. В каждой стране миллионы людей находятся в армии. Их следует вернуть к мирной жизни и работе.

Но это возможно, только если коммунизм шагнет в спиритизм, затем спиритизм расцветет в виде анархиз­ма. Это простые шаги. Но если коммунизм исчезнет, тог­да будет очень трудно трансформировать капиталисти­ческий мир в направлении духовности. Это трудная работа. И анархизм становится очень отдаленной, мало­вероятной возможностью: может быть, может не быть.

Следовательно, я поддерживаю коммунизм: посколь­ку мне хотелось бы однажды увидеть мир без наций, без религий, без границ, без полицейских, без армий, без оружия, без убийц. Здоровые люди, духовно любя­щие, развивающиеся глубже и растущие выше одно­временно, укореняясь и расправляя крылья вместе,

Одновременно. Я вижу у Советского Союза огром­ные возможности, огромный потенциал. Если Горбачев не сделает неверного шага, эти возможности могут пре­вратиться в реальность.

Сутра:

Наш любимый Мастер,

Однажды Унган подметал в саду метлой из бамбука. К нему подошел его брат Дого и сказал: «Эй, ты выгля­дишь чрезвычайно занятым!» Унган ответил: «Хотя и занят, но есть нечто, что не занято».

Это ваше сознание, это ваш будда внутри. Вы може­те быть заняты, но есть некто — свидетель, который никогда не занят. Вообще нет никакого дела. Просто существует, как зеркало.

Когда зеркало отражает вас, думаете ли вы, что оно делает что-то? Оно ничего не делает. Отражать — это его природа. Это лишь совпадение, что вы оказались перед ним. Как только вы уйдете, будет пустое зеркало.

Когда Унган сказал: «Хотя и занят, но есть нечто, что

не занято» — он говорил: «На поверхности ты видишь меня занятым, а внутри я знаю кого-то, кто лишь сидит молча, ничего не делая. И это более существенно и более фундаментально. Эта занятость вскоре закончится».

Дого заметил: «Это значит, что существуют две луны» — одна занята и одна не занята.

Тогда Унган положил метлу на землю и спросил: «Что это за луна?»

В данный момент он больше не занят. Он положил мет­лу на землю, сел молча и спросил: «Что это за луна?»

Дого молча ушел, не зная, что сказать в данный момент.

Метафорически говоря, имеются миллионы лун. Ког­да полная луна восходит ночью, в каждом маленьком пруду, в каждой речке, в каждом океане появляются миллионы отражений. Но они лишь отражения — не реальности. Луна существует одна — отражений мно­го, миллионы. Сознание одно — отражений много, миллионы.

В то время как вы двигаетесь к вашему сознанию, вы двигаетесь к единству. Когда вы возвращаетесь в окружающую среду, появляются миллионы лун, но они только отражения.

Чтобы вы ни делали — это всего лишь отражение. А то, что вы собой представляете, есть вечная реальность. Только вечное может быть названо реальным. Прехо­дящее мимолетно, оно не имеет значения.

Так что, когда Унган положил метлу на землю, сел и спросил: «Что это за луна?» — Дого не смог понять.

Они были братьями. Оба в конце концов стали про­светленными, но Унган, по-видимому, имел более глу­бокое понимание.

В другой раз Унган спросил монаха: «Ты откуда?»

Монах ответил: «Я пришел с фимиамом».

Это мир Дзен. В мире нет ничего, что можно сравнить с Дзен, оно уникально и само является категорией.

Унган спросил: «Ты откуда?» — и человек не отве­тил на вопрос.

Монах ответил: «Я пришел с фимиамом».

«О чем ты беспокоишься, откуда я пришел и куда я иду? Просто взгляни на мою руку: я пришел с фимиа­мом». И фимиам также символичен. Благовоние от ку­рения фимиама предназначено Будде, аромат и дымок непрерывно поднимаются к голубому небу и исчезают.

Все это очень важные символы. Люди забыли науку о символах, поскольку люди быстро становятся ритуа-листическими.

Я рассказывал вам о женщине, монахине, у которой была маленькая золотая фигурка Будды. Сейчас храмы существуют в Японии, в Китае — и она была в Китае. Один храм имеет десять тысяч статуй Будды — неве­роятно! Целую гору долбили — гора исчезла, остались только статуи Будды, статуя на статуе, десять тысяч Будд. И в каждом храме имеется много Будд.

Эта монахиня всегда говорила: «МОЙ Будда!» Фимиам ничего не знает о том, чей Будда и чей фимиам... Иногда ветер отгоняет дымок в сторону какого-нибудь другого Будды. Все статуи представляли одного и того же челове­ка, но таково уж свойство собственнического разума: она хотела, чтобы аромат фимиама достигал ЕЕ Будды. А ее Будда был очень маленький, а там были огромные Будды, стоящие, сидящие, лежащие во всякого рода позах. У фимиама нет представления о собственности, и у ветра его нет. Так что подует ветерок, и фимиам летит к этому Будде или к тому Будде, а эта женщина очень расстраива­лась: «Это абсолютно неверно. Это мой фимиам, а МОЙ Будда не получает ничего!»

Поэтому она придумала маленькое устройство: сре­зала пустотелый бамбук и установила его над фимиа­мом и дымком, который посещал других Будд. Другой конец бамбука она подвела к носу ее золотого Будды. Но случилось несчастье — нос золотого Будды стал черным! Поэтому она отправилась к священнослужи­телю храма: «Как очистить нос моего Будды?»

Он спросил: «Как же это случилось?» Тогда она расска­зала всю историю. Священнослужитель был мастером. Он рассмеялся и сказал: «Таков человеческий разум — чрез­вычайно отсталый! Все эти Будды являются лишь отра­жением одного Будды — включая вашего Будду. Поэто­му, кто бы ни получал фимиам, Будда получает фимиам. Вам не следует быть такой собственницей. «Мой Будда, мой фимиам!» В данный момент ваш собственнический инстинкт разрушил нос вашего Будды. Я не могу помочь».

Она расплакалась и сказала: «Вы старый мастер и знаете все. Мне не хочется царапать его, я не хочу раз­рушить моего прекрасного Будду».

Он ответил: «Эта вся идея «МОЙ Будда, МОЙ Будда» является причиной того, что нос твоего Будды стал чер­ным! Отбрось эту идею! И оставь своего Будду со мной. Завтра утром ты можешь забрать его. Нос будет очищен, но сначала отбрось эту идею; иначе несчастье случится опять. Если ты собираешься использовать этот пустой бамбук, ты разрушишь своего Будду. Позволь ветру уно­сить фимиам в любом направлении. Он всегда дойдет до единственного Будды».

Не существует двух Будд; все являются отражениями. Одна луна отражена в миллионах прудов, миллионах рек, океанах.

Но отражения есть отражения.

Наши действия представляют собой не что иное, как кратковременные отражения, они приходят и уходят — Будда остается. Он всегда там, вечное присутствие.

Монах ответил: «Я пришел с фимиамом».

Он говорит: «Я пришел в поисках Будды. Я пришел с фимиамом, а ты задаешь глупые вопросы». Унган сра­зу понял.

Унган спросил: «Видел ли ты Будду?»

Если ты пришел с фимиамом, это значит, что ты ищешь Будду. «Видел ли ты Будду?»

Монах ответил: «Да, я видел».

«Где ты его видел?» — спросил Унган.

Монах ответил: «Я видел его в нижнем мире».

Унган сказал: «Старый Будда! Старый Будда!»

Это очень странная притча. Монах сказал: «Я видел его в нижнем мире».

Вам необходимо понять идею нижнего мира...

Будда сказал в своих изречениях: «Если существует ад, я пойду туда, поскольку кто же позаботится о людях в аду? Кто же научит их тому, как выбраться из ада и не­взгод? До тех пор пока ад не опустеет, я останусь там».

А вторая история говорит, что, когда он опустошил ад полностью от всех людей, он появился перед воро­тами рая. Там была большая радость, и двери были от­крыты для него, розы лежали на дороге, и люди стояли по обеим сторонам дороги, ведущей к тому месту, ко­торое они выбрали для жизни Будды. Но Будда сказал: «Я не собираюсь входить — пожалуйста, закройте две­ри. Я постою здесь, пока все живущие пройдут ворота. Я опустошил ад, но на земле полно еще незнающих людей. Позвольте им всем пройти, спешки никакой нет. Я постою здесь перед воротами». И притча говорит, что он все еще стоит там.

Это поможет вам понять монаха, когда он говорит: «Я видел его в нижнем мире». «Нижний мир» — это буддийский термин для ада. Верхний мир соответству­ет раю; в середине находится эта земля. Мы представ­ляем собой средний мир.

Унган сказал: «Старый Будда! Старый Будда! Его со­страдание так велико, он, должно быть, попал в ад».

Его сильно взволновал факт того, что Будда ушел в ад. «Старый Будда со своим вечным состраданием не может противостоять искушению отправиться в ад! Он испытает адский огонь, нет проблемы, но он опусто­шит ад».

Так что, фраза «Старый Будда! Старый Будда!» — это выражение огромной признательности. Он помнит ста­рого Гаутаму Будду, его сострадание, его любовь, его усилия по трансформации всего мира в абсолютное осознание.

«Каждое живое существо должно стать Буддой». Это была его проповедь — не буддист, а БУДДА.

Бюсон писал: Запах сливы Сияет вокруг луны.

Запах сливы достигает луны и создает сияние вокруг нее. Только медитирующие люди могут пережить та­кие утонченные, прекрасные ощущения.

Запах сливы, достигающий луны и создающий сия­ние. Потрясающе красивая, яркая картина.

Иногда вы видите ореол луны. Когда она заходит за облако, тогда вы видите ореол. Внутри вы видите луну, а вокруг нее, слегка бледный, но все же красивый, очень красивый, круг.

Бюсон, должно быть, выходил из своей медитации, увидел луну и почувствовал аромат сливы. Мастера Дзен обычно записывают свои переживания сразу после ме­дитации. И каждого мастера Дзен просили перед смер­тью написать хайку, чтобы помнилось столетиями: «Это ваше последнее слово». Так что каждый мастер Дзен писал перед смертью маленькое хайку, которое вбира­ет в себя весь его жизненный опыт. Перед уходом из жизни он оставляет последнюю подпись и последнюю идею жизненного опыта всей его жизни.

В жизни одного мастера Дзен случилось такое, что уче­ники забыли (они были в глубокой печали) попросить его написать хайку. Итак, он умер, они вынесли его из хижи­ны и готовили погребальный огонь. Тут мастер открыл глаза и сказал: «Послушайте, вы забыли одну вещь...» Уче­ники были шокированы! Он сказал: «Принесите книгу. Иначе что скажут грядущие поколения? Что за мастер умер, не оставив никакого послания? Принесите книгу!»

Книгу тут же принесли. Он написал маленькое хай­ку, подписал его, закрыл глаза и умер еще раз. Теперь они были очень осторожны, не спешили. Кто-то при­ложил ухо к сердцу мастера — никакого звука, никако­го биения. Кто-то поднес зеркало близко к его носу — может, есть слабое дыхание, тогда зеркало запотеет. Но нет паров. Они встряхнули его — никакой реакции, никакого ответа. Наконец, они решили: «По-видимо­му, он умер». И он рассмеялся.

Он сказал: «Сейчас я действительно умираю. В этот раз и не пытайтесь проверять. Поскольку, когда вы про­веряли, я ждал. Смех есть мое последнее послание — запишите это!» И он действительно умер. Но он обма­нул их дважды. Так что когда я умру, помните: не спе­шите!

Маниша задала следующий вопрос:

Наш любимый мастер, кажется, что свобода капи­тализма всегда означает свободу джунглей и победу наи­более властного эго. В Америке — ив Северной, и в Южной — это также означает голод для бедных и орга­низованную проституцию и преступления с широким размахом. Не являются ли социализм и коммунизм необ­ходимыми этапами в развитии более совершенного че­ловеческого общества?

Маниша, конечно, коммунизм, а не социализм, яв­ляется необходимым этапом для более совершенного человеческого общества- Вы не поняли разницу между социализмом и коммунизмом. Большинство людей ду­мает, что они синонимы.

Социализм трусливо вступает в компромисс с капи­тализмом. Коммунизм абсолютно не идет на компро­мисс с капитализмом, и у него нет никаких компромис­сов с чем-либо, что составляет капитализм.

До сих пор Советский Союз был коммунистической страной. Сейчас товарищ Горбачев пытается свести все к социализму, этим разрушая достоинство страны. Это есть поражение. Я надеюсь, что он поймет, иначе будет слишком поздно.

Время для Сардара Гурудаяла Сингха... Я не хочу за­держиваться слишком поздно!

(Собрание смеется понимающе, помня проповедь вчерашнего вечера на три с половиной часа.)

Дик Пуллер служит плейбоем в конторе, и все парни идут к нему за советом, как одержать победу над жен­щинами. Однажды после полудня Маффин Снаффлер

отводит Дика в сторону и говорит ему: «Скажи мне, Дик, как ты управляешься? Ты женатый мужчина, но у тебя каждый вечер новая подружка. В чем твой секрет?»

«Это очень просто, — отвечает Дик Пуллер. — Все дело в подходе. Я скажу тебе, как это сделать. Сегодня садись на пятичасовой поезд на станции «Пени Цент­рал» и сойди на станции «Трентон». В Трентоне ты най­дешь много женщин, ожидающих своих мужей. И все­гда есть мужья, которым необходимо задержаться на работе, так что все, что ты должен сделать, это быть очаровательным, и природа довершит задуманное».

Так Маффин садится на пятичасовой поезд от стан­ции «Пени» и засыпает сидя. Неожиданно он просыпа­ется и обнаруживает, что проскочил Трентон, и ему пришлось выйти на станции «Вестчестер».

Маффин уже собирался сесть в обратный поезд, ког­да он увидел женщину, стоящую на платформе и выг­лядевшую очень доступной.

Маффин небрежно подошел к ней — одна шутка за другой, и они оказались вместе в постели в ее квартире.

Они действительно возрадовались друг другу, но тут распахнулась дверь и вошел Дик Пуллер. Дик бросил взгляд на свою жену в постели и прорычал: «Черт по­бери, Бетти! Так вот чем ты занимаешься, когда я по­здно работаю! А что касается тебя, Маффин, ты иди­от — я сказал тебе выходить в Трентоне!»

В этот роковой день на Голгофе в четыре часа дня Иисус распят на кресте с обеда и начинает чувствовать себя действительно паршиво.

Все его ученики покинули его, кроме одного. Оди­нокий и стоящий прямо под крестом и под палящим солнцем неизвестный тринадцатый апостол Иисуса, по имени Регинальд, гомосексуалист. Регинальд взглянул вверх на почти обнаженного Иисуса на кресте и про­шептал: «Иисус! Ах! Иисус!»

Иисус взглянул вниз и говорит: «Что такое, Регги?» «Мой Бог! — отвечает Регинальд, смотря на него. — С этого места, где я стою, я должен сказать — ты дей­ствительно хорошо повешен!»

Джек Джерк наблюдает за тем, как его жена, Джилл, примеряет на себя новый лифчик марки «Бетти Бубс».

«На кой черт ты купила эту вещь? — спрашивает Джек Джерк. — У тебя нет ничего, что можно вложить туда!»

«Успокойся, Джек! — отрезала Джилл. — Разве я жалуюсь на то, что ты носишь трусики?»

Ниведано...

Ниведано...

Тишина...

Закройте ваши глаза и почувствуйте, что ваши тела полностью замерзли.

Это подходящий момент для того, чтобы посмот­реть внутрь себя. Соберите все ваши жизненные силы и устремитесь к центру вашей сущности — в полном сознании и с настойчивостью, как если бы это был пос­ледний момент вашей жизни.

Быстрее и быстрее...

Глубже и глубже...

Когда вы подходите близко к вашей сущности, ог­ромная тишина опускается на вас, как дождь, очень тихий прохладный дождь тишины.

Ближе... и вы обнаруживаете цветы мира, расцвета­ющие вокруг вас.

Еще ближе... и вы видите впервые ваше истинное лицо. Это будда.

Будда является истинным лицом каждого человека, и будда значит просто свидетельствование.

Свидетельствуйте: вы не являетесь телом.

Свидетельствуйте: вы не являетесь разумом.

Свидетельствуйте, что вы являетесь только свидете­лем и ничем иным, и неожиданно вы оказываетесь в самом центре вашей сущности.

Огромная радость поднимается в вас, ощущается глубокое блаженство.

Вы исчезаете, подобно дымку фимиама в голубом небе... Только будда остается.

Чтобы сделать свидетельствование более глубоким и более ясным...

Ниведано...

Расслабьтесь.

Идите... Но продолжайте свидетельствовать.

Продолжайте быть буддой.

Это ваша природа.

Это ваше основное, вечное существование.

В этот момент вы наиболее благословенные люди на Земле.

Вечер был прекрасен сам по себе, но ваша медита­ция, ваше становление буддой, свидетелем, добавили прелести к красоте вечера. Теперь это чудо.

По мере того как ваше свидетельствование становит­ся более ясным, вы начинаете плавиться, подобно льду в океане.

Аудитория Гаутамы Будды превращается в океан со­знания без волн, без какой-либо ряби — лишь тихий океан.

Десять тысяч будд были лишь отражениями — те­перь существует только один будда. Десять тысяч отра­жений исчезли в едином океане.

Это истинный будда.

Когда вы стали едины с космосом, вы вступили в основное бессмертное существование.

Соберите как можно больше жизненных соков. Вы должны принести их обратно с собой. Соберите благо­ухание потустороннего мира, цветы, осыпавшие вас, тишину, восторг, спокойствие, ясность.

И не забудьте убедить будду подойти поближе к ва­шему обычному повседневному существованию.

Это три этапа:

Первый: будда станет вашей тенью, всегда следуя позади вас.

Второй: вы станете тенью будды, всегда следуя за ним.

Третий и окончательный этап: вы сливаетесь с буд­дой — ясное сознание, оно не отбрасывает тени. В тот момент, когда вы исчезнете в будде, только будда оста­ется: вас больше нет. Это наиболее счастливый, наибо­лее благословенный день вашей жизни.

Ниведано...

Возвращайтесь, но помните милосердие будды, кра­соту, тишину, ясность.

Присядьте на некоторое время с тем, чтобы вспом­нить, где вы были, каковы были ощущения в центре вашей сущности, по каким золотым путям вы прошли...

И почувствуйте присутствие будды прямо позади вас. Он почти касается вас; с каждым днем он подходит ближе и ближе. Каждый день вашей жизни становится все более благодатным, все более глубоким понимани­ем секретов космоса, все более таинственным. Скоро вы обнаружите, что являетесь одной из величайших зага­док в существовании. Этот день будет днем вашего про­буждения, вашего просветления.

Это не так далеко.

Это только вопрос участия с большей интенсивнос­тью, полнотой, с большим чувством настойчивости. И Огонь Дзен выжжет все то, что фальшиво в вас, а Ветер Дзен унесет это прочь от вас. В вас останется лишь чи­стое золото.

Это чистое золото вашей сущности имеет лицо будды.

Быть буддой — единственный смысл, единственное предназначение в жизни человека. Те, кто не понимает этого, не понимает ничего. Те, кто обнаружил это, нашли все то, что является ценным в этом существовании.

Хорошо, Маниша?

Да, возлюбленный Мастер.