Кто мой ближний?

- Владыка, хотелось бы поговорить о ближних. О том, как в реальной жизни можно соблюдать заповедь: «Возлюби ближнего, как самого себя». Кто это — твой ближний? И как это — возлюбить как самого себя? Возлюбить человека, близкого тебе по крови, по духу, по образу жизни — это еще понятно. Но возможно ли, да и правильно ли, любить человека, причинившего тебе неудобства, а то и боль, зло? Можно ли считать ближним того, кто придерживается чуждых тебе взглядов, привычек, образа жизни? А ведь бывает, что и родные, живущие с тобой под одной крышей, не близки. И кто тебе тот незна­комец, случайно встретившийся на пути?

- А случайных встреч не бывает... Вопрос «Кто мой ближний?» — принципиальный. Вот именно с этим вопросом, как сказано, «желая оправдать себя», обратился к Иисусу один законник — человек, изучавший Закон Божий. «Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» — спросил он Христа, искушая Его.

«А в законе что написано? Как читаешь?» — слышит он в ответ. И законник произносит слова заповедей: «возлюби Гос­пода Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и бу­дешь жить» (Лк. 10. 27-28). И вот тогда законник, «желая оправдать себя», спросил: «А кто мой ближний?» И в ответ Иисус рас­сказал притчу: «...некоторый человек шел из Иерусалима в Иерихон и попался раз­бойникам, которые сняли с него одежду, изранили его и ушли, оставив его едва жи­вым. По случаю один священник шел тою дорогою и, увидев его, прошел мимо. Также и левит (человек из колена Левина, призванный выполнять священнические обя­занности. - М.Г.), быв на том месте, подошел, посмотрел и прошел мимо. Самарянин же некто, проезжая, нашел на него и, увидев его, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем; а на другой день, отъезжая, вынул два динария, дал содержа­телю гостиницы и сказал ему: позаботься о нем; и если издержишь что более, я, когда возвращусь, отдам тебе». (Лк. 10. 30—35). И Иисус спрашивает законника: «Кто из этих троих был ближним попавшемуся разбойникам?» И законник отвечает: «Оказав­ший милость». Впервые круг ближних, оп­ределяемый родством, религиозной принад­лежностью, составом крови, разрывается. Ближний ко мне — это тот, кто способен на милосердие, но уже и не мне решать, кто мой ближний. Человек в беде, и если он да­же и чужд мне, даже если он и мой враг, это побуждает меня стать ему ближним. Вселенская любовь становится конкретной, действенной: она проявляется по отноше­нию к любому человеку, которого Бог дает встретить на своем пути. Поэтому вопрос о ближнем — это вопрос качества веры, то есть того, какова она, наша вера.

- Владыка, но как найти в себе такую любовь, как научиться ей?

- Дар любви дан всем. И обратите внимание на последовательность в Заповедях. Она не случайна. Сначала говорится: «Возлюби Господа Бога твоего», и только потом, когда возлюбишь «всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим», потом сказано: «...и возлюби ближнего твоего, как самого себя». Любовь к ближним приобретает удивительные очертания: сначала человек научается любить Бога, и своей любовью, внутренним действием, он открывает путь для благодати Божьей, и тогда он уже может возлюбить ближнего, это становится возможным. Человек научается любви — причем любви высшей, совершенной, той, которая называется «агапэ» — мы говорили о ней, когда рассказывали о классификации любви.

- То есть так человек учится любви, он получает некий и опыт любви, и ее эталон, кото­рый можно перенести на ближнего, каким бы «неближним», чужим сначала бы он нам ни казался. Но тут вопрос: как в чужом, подчас не­приятном или раздражающем, узнать, распознать ближнего? Что полюбить в этом чужом?

- А что мы любим в себе? Наше Ego? Наши привычки, нашу внешность, наш опыт? Что нам любить в себе? И всегда ли мы любим себя? Любит ли себя самоубийца, когда принял решение? Любят ли себя люди, сами себя же и разрушающие, например, наркоманы, алкоголики? Что это за феномен? Любить в себе можно образ и подобие Божье, и если человек научился распознавать в себе этот образ, научился видеть в себе творение Божье, то это совсем иное, чем наш эгоизм. Вот и в чужом, в другом, сквозь наслоения чуждого, сквозь наносное, сквозь то, что нас различает, надо увидеть творение Божье, образ Божий. И если мы сможем это увидеть, сможем это распознать, мы сможем и полюбить. Чужой станет нам ближним. Конечно, иногда это очень трудно, но, может быть, это главная духовная задача человека: увидеть в другом близкого, узнать в нем образ и подобие Божье. Смотрите, в мире существуют альтруисты — люди, выбравшие себе жизненным принципом помощь другим. Но обращали ли вы внимание на то, как часто альтруисты, помогая всем, многим, ни с кем не сближаются, никого не любят?

- Или просто тиранят тех, кто оказывается рядом. Есть расхожая фраза о том, что легко любить все человечество, а вот попробуй по­любить соседа за стеной.

- Мы уже вспоминали слова святого апо­стола Иоанна Богослова о том, что если: «кто говорит: „я люблю Бога", а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4. 20). У Иоанна Богослова есть мысль, близкая к приведенной цитате, но очень важная нам в плане понимания, кто в нашей жизни случаен, а кто нет. «Кто говорит, что он во свете, а ненавидит брата своего, тот еще во тьме. Кто любит брата своего, тот пребывает во свете, инет в нем соблазна. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин. 2. 9—11). Понимаете, случайного ничего не бывает, это принципиальная позиция. Другое дело, насколько мы готовы воспринять того или иного че­ловека, событие, насколько мы готовы к милосердию. И это вопрос духовной зрелости. Когда нам кто-то или что-то посылается, то вот насколько в нас есть света, настолько мы этим светом все и озаряем. И делимся с ближним этим светом, преображая все. А вот если внутри у нас только тьма, то все, что происходит вокруг, мы будем воспринимать только в черном, исходя из своих черных мыслей. Поэтому отвергать кого-то, как посланного нам для искушения, — неправильно. Да, может быть, нам и приходится испытывать свою веру, но в этом жизнь.

- Получается, что это просто удобно для нас — разделять: вот этот человек случайный в нашей жизни, этот был чужой, а этот совсем пропащий... Владыка, а люди иной веры или атеисты — они ближние?

- А милосердный самарянин был иноверцем по отношению к иудеям, более того, самаряне были презираемы и гонимы иудеями. Если ты в истинной любви, то ты будешь милосерден вне зависимости от религиозной принадлежности. Любовь преодолевает все барьеры. Один из святителей XIX века, говоря о различиях между религиями, ска­зал: «Слава Богу, что эти перегородки не доходят до небес, небо у всех общее», — хотя, конечно, это не означает размытости норм веры. Но если мы имеем истинную любовь, если мы знаем, что это: «Возлюби Господа твоего...», то мы все время будем искать возможность помочь ближнему, потому что любовь будет побуждать нас к этому. Ведь любовь не может быть в каком-то «законсервированном состоянии», истинная любовь — она живая, она требует деятельности, участия, она изливается в добро, в творчество... И тогда ты будешь помогать вне зависимос­ти от религиозной принадлежности.

- И тогда, наверное, кроме помощи, человеку откроется и что-то большее? Ведь бывает, что кому-то достаточно сложно воспринять какие-то Евангельские истины, но гораздо легче понять и принять акт доброты и любви по отношению к себе.

- А потому что все заповеди, по словам апостола Павла, заключены в этом: «Возлюби ближнего, как самого себя». В Посланиях к Римлянам он говорит: «Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон. Ибо заповеди: не прелюбодействуй, не убивай, не кради, не лжесвидетельствуй, не пожелай чужого и все другие заключаются в сем слове: люби ближнего твоего, как самого себя. Любовь не делает ближнему зла; итак любовь есть исполнение закона» (Рим.13.8-10).

- Но в реальной жизни часто доброжелательность, нежелание отвечать на агрессию аг­рессией воспринимаются как слабость. У каждого, наверное, в жизни есть опыт соседства с такими людьми. Владыка, а как по-христиански надо поступать в таких ситуациях?

- Если ты чувствуешь, что еще не можешь противопоставить какому-то натиску свою любовь, то лучше всего руководствоваться принципом, сформулированным в Священном Писании: «Уклоняйся от зла, и делай добро, и будешь жить вовек» (Пс. 36. 27). Так вот, уклонись. Это очень точное слово. Уклонись от разговора, если чувствуешь, что разговор разрушает тебя, уклонись от встречи, уклонись от каких-то совместных действий, в конце концов, уклонись от осуждения того, кто не прав: то есть уклонись от зла — и это главный принцип. И есть еще один, изложенный в книге Притчи Соломона: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненавидел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя» (Притч. 9. 8). То есть если ты видишь, что есть способ вразумить человека, и он воспримет все, и это удержит его от каких-то неверных поступков, то на­до это сделать. Но если ты понимаешь, что все бесполезно, то, как сказано: «Не обличай безумного, потому что приобретешь врага». Проблема вынужденного соседства с людьми агрессивными — это очень серьез­но. Действительно, получается так, что если ты будешь все время спускать, то этим ты будешь попустительствовать злу, агрессия будет только нарастать, и ты просто вынужден защищать себя. И тут важно ощущать меру защиты, чтобы самому не стать агрес­сором. Мера и форма защиты должны быть соизмеримы с заповедью о любви к ближнему: «Побеждай зло добром».

А вообще вопрос о ближнем — неудобном, агрессивном, а то и просто психически больном — это вопрос о степени терпимости. Терпимости как степени духовного совер­шенствования, потому что чаще всего терпимость присутствует там, где это духовное самосовершенствование есть. И наоборот, дух нетерпимости — это состояние мятущей­ся, греховной души; когда в другом ты обнаруживаешь грех и в ответ взрываешься. Но ведь обнаруживаешь ты его и реагируешь на него так только потому, что он, этот грех, есть и в тебе и тобою еще не побежден. И лю­ди, достигшие каких-то высот духовного развития, обладают и удивительной мерой терпимости (то есть они отличаются тем, сколько они могут претерпеть), и необычной долготой терпимости (то есть тем, как долго они это могут претерпеть).

- Как говорят: «Бог терпел и нам велел». Но тут, наверное, важно отметить, что речь идет не о какой-то тренировке, развитии в себе такого качества, как терпение. Человек делает это из любви.

- Да. Идумаю, что мы готовы ответить на вопрос: насколько можно возлюбить ближ­него? Какая мера любви к ближнему возможна? В православной литературе есть такая книга — Патерик, сборник жизнеописаний святых отцов. И в ней приводится рассказ об одном духовном подвижнике, обладавшем даром изгнания бесов. И вот однажды он встретил бесноватого, который не мог даже и поститься, настолько он был поражен этим недугом - бес не оставлял несчастного. И тогда старец, движимый любовью и состраданием к болящему, просил, чтобы бес вошел в него, а ведь бес - это духовная сущность, и разрушительная. Так и случилось, подвижник принял его в себя, но, как сказано, за такую любовь к ближнему Господь освободил его от демона. То есть его любовь к ближнему, причем жертвенная любовь, была так велика, что она победила разрушительную силу зла.

- Конечно, это очень яркий пример, но что делать нам, если зло велико, агрессия так сильна, и кажется, что уже нет места любви?

- А у нас есть молитва, которую повторял распятый на Кресте Иисус: «Господи, прости им, ибо они не ведают, что творят!»