Психологические особенности Русской 7 страница

Такой опорой может быть научная типология или ее попу­лярные варианты. Любая типология имеет свой язык и свою систему понятий, в которой описываются особенности лично­сти. Но именно такого языка, на котором описываются каче­ства человека, не хватает в обыденной жизни и сознании. Не-

Мировоззренческий смысл а научное значение категории субъекта 73

смотря на то, что сохранилась литературная классика, из обы­денного языка ушли понятия * благородный», «капризный», «вздорный», «степенный» и многие другие. Лексикон для описания качеств личности свелся к понятиям «хороший» и «плохой», «честный» и «нечестный» и немногим другим. Да­же такие понятия, как «умный», «тонкий», «проницательный», «настойчивый», употребляются крайне редко. Это значит, что личность в массовом сознании по-прежнему рисуется грубыми мазками, казенным или сленговым языком.

В силу сказанного и разработка отечественных вариантов типологии личности, и ее применение для диагностики людей и, наконец, ее внедрение в массовое сознание — насущные жизненные задачи. Между тем, даже в школе, где осознанно или неосознанно происходит воспитание личности, учитель для ее описания часто пользуется лишь такими понятиями, как «вертится на уроках», «не любит отвечать у доски», т. е. чисто поведенческими или, еще того хуже, оценочными кате­гориями «отличник» или «отстающий». Может ли с их помо­щью только нарождающая личность ответить на вопросы: Кто я? Каковы мои сильные и слабые стороны? На что я способен? и т. д. Чтобы думать о чем-либо, например решать математи­ческую задачу, нужно владеть понятиями и правилами мыш­ления. Для размышления о самом себе или другом человеке они столь же необходимы. И если они отсутствуют в распоря­жении личности, то как она может осознать себя, вести с со­бой диалог, осуществлять рефлексию?

Зарубежные типологии личности широко применяются у нас также в целях диагностики, но насущной научной задачей является разработка отечественных типологий, поскольку они способны отразить особенности личности, возникшие в резуль­тате способа жизни в нашем обществе. Эти типологии разраба­тываются в нашей лаборатории и позволяют прежде всего охарактеризовать не столько «черты» личности, сколько ее функциональные возможности. Например, типы не только де­лятся на инициативных и безинициативных, но уточняются Условия, при которых инициативны разные типы, причины безинициативности.

Соединение символа, воплощенного в идее субъекта, с не­которыми научно-популярными знаниями психологии, кото­рые дают возможность человеку разобраться в себе, опреде­лить свое место в жизни, развить в себе одни и компенсиро­вать другие качества, позволяет расширить суженое сознание,

74 ____________________________________________________ К А Абульхакова

обратив его на познание себя, на лучший способ приложения своих сил. Именно таков, на наш взгляд, первый шаг на пути индивидуализации нашего, до сих пор унифицированного, уни­фицирующего и унифицируемого, общества, реальная пред­посылка развития российского самосознания в личной, а не обезличенной форме.

Литературо

1. Абульханова-Славская К. А. О субъекте психической деятельно- .~и ■ сти. М., 1973.

I [ 2. Абульханова-Славская К. А. Стратегии жизни. М., 1991.

jA I 3. Абульханова-Славская К. А. Социальное мышление личности:

||j проблемы и стратегии исследования // Психол. журн. 1994. № 4.

4. Белицкая Г. Э. Типы проблемиости социального мышления. // Психология личности в условиях социальных изменений. М., 1993

5. Брушлинский А. В. Проблемы психологии субъекта. М., 1994.

6. Деркач А. А., Орбан Л. Э. Акмеологические основы становления психологической и профессиональной зрелости личности. М., 1995.

7. Московичи С. Социальное представление: исторический взгляд // Психол. журн. Т. 16, № 1, 1995.

8. Рубинштейн С. Л. Проблемы общей психологии. М., 1973.

ПРАВОВЫЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ РОССИЙСКОГО ОБЩЕСТВА¹

А. Н. Славская

Исследования социальных представлений — политических, моральных и особенно правовых — в отличие от опросов об­щественного мнения, снимающих ситуативную и недифферен­цированную картину обыденного сознания, в определенной мере позволяют проникнуть в сложную сущность и характер изменения российского общественного сознания.

По мнению авторитетного социального психолога С. Мос-ковичи, социальные представления аккумулируют сегодняш­нее состояние общества, его проблемы, противоречия, тенден­ции (12). Все без исключения представления, например — экономические, играют решающую роль в обществе при уста­новлении соответствующих отношений, но правовые представ­ления, по-видимому, именно в России в сложнейший период построения правового государства могут сыграть особо сущест­венную роль.

С одной стороны, Конституция Российской Федерации оп­ределяет ее как демократическое правовое государство с рес­публиканской формой правления. С другой — авторитетней­шие специалисты в области права утверждают, что «Россия сегодня не является правовым государством, равно как и в реальности права и свободы человека не стали высшей ценно­стью» [13, с. 75]. С третей стороны — исторической — Россия традиционно была страной, в которой не выделялось соотно­шение личности и государства, а потому гражданский драво-вой статус личности (в совсем еще недавнем прошлом) сводил­ся к выполнению обязанностей при полном отрицании прав. В связи с этими противоречиями вопрос о осознании личностью своих прав встает очень остро. Если развитие общества дейст­вительно пойдет по пути демократизации, создание правовых институтов, защит и т. д. должно сопровождаться становлением

Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (код про­екта 97-06-08193).

_76______________________________________________________ A H Славская

правосознания всех граждан и каждой личности в отдельно­сти. Но на сегодняшний день только психология своими мето­дами может вскрыть сложное противоречивое состояние соз­нания реальной личности, только психология может ответить на вопрос, насколько развиты или неразвиты правовые пред­ставления [5, с. 275].

Исторически в России основные ценности (любви, общно­сти как соборности) оказались противоположны праву и нор­ме. В западно-европейской культурной традиции норма и пра­во возникли прежде всего как способ защиты ценностей, а ими изначально были личность и ее свобода. Там, где власть государства вступала в противоречие с правом личности, она правом ограничивалась и во всех остальных отношениях была направлена на защиту обеспечения прав личности.

Возникает вопрос, возможно ли в России сегодня объектив­ное, реальное утверждение личности в качестве правовой еди­ницы общества, если личность не была единицей общества ни до революции, ни после нее — при социализме? По-видимому, для этого нужно время и определенные экономические, граж­данские предпосылки, которых нет в сегодняшнем кризисном российском обществе. Возможно ли в таком обществе призна­ние ценности свободы личности? Кросс-культурное исследова­ние ценностей, проведенное международной лабораторией со­циальной психологии в бывших «странах народной демокра­тии», показало, что свобода не относится к числу актуальных позитивных ценностей, занимая в иерархии сознания одно из последних мест (по докладу И. Марковой на международной конференции «Л. Выготский, С. Рубинштейн и социальные представления», 13-15 мая 1996 года, Москва). Трудно гово­рить о выработке законодательно — исполнительных механиз­мов защиты свобод личности в обществе, не осознавшем цен­ность такой свободы. Наконец, «низкая правовая культура должностных лиц, — пишет крупнейший российский правовед Е. А. Лукашева, — усугубляемая отсутствием реальной ответст­венности за отступление от права, ярче всего проявляется в неуважении права и пренебрежении им. Права человека — ка­тегория, чуждая правосознанию большинства тех, кто согласно Конституции призван обеспечить их незыблемость» [13, с. 81].

К этому объективному перечню дефицитных для обеспече­ния прав личности условий можно добавить еще два дефицит­ных субъективных условия. Авторы книги «Общая теория прав человека» ссылаются на авторитет Р. Иеринга, который

/

П равовые представления российского общества 77

связывал способность отстаивать свое право с чувством собст­венного достоинства [13]. Чувство собственного достоинства это, одновременно, основной личностный механизм. Западно-евро­пейская личность, едва являясь на свет, уже обладает тем чув­ством ценности своего «Я», которое затем всей системой воспи­тания и отношений превращается в чувство собственного дос­тоинства. Тогда как в России, как заметил еще В. Белинский, важнейшим механизмом личности становится самолюбие, ко­торое отличается от чувства собственного достоинства. Это не свобода и непринужденность проявления своего *Я», а болез­ненная установка на возможность ущемления такой свободы.

Психологическая характеристика правового сознания лич­ности была получена в исследованиях, показавших, что в от­личие от западно-европейских правовых представлений, свя­зывающих функцию закона с обеспечением справедливости, т. е. защитой позитивных ценностей, в отечественном созна­нии представлена негативная, карающая функция закона, что составляет наследие тоталитаризма [7]. Можно расширить эти данные выводом, что в отечественном сознании законы и пра­во воспринимаются только как обязанности личности перед государством, но не как права. И тем не менее при дефиците целого ряда объективных социальных и внутренних субъек­тивных условий, по-видимому, можно говорить о возникнове­нии предпосылок правового сознания личности. Для этого не­обходимо дифференцировать целый ряд отношений, которые обычно рассматриваются нерасчлененно, синкретично. Первые два отношения были дифференцированы Н. Я. Данилевским, который писал, что буржуазному праву удалось решить одно­временно обе части правовой задачи — взаимоотношений лич­ности с государством и взаимоотношений личностей друг с другом. Вторые два отношения, были связаны в западном пра­вовом сознании — это права и обязанности. Они интегрирова­лись взаимной ответственностью — государства перед лично­стью, гарантировавшей обеспечение ее прав, и личности перед государством, гарантировавшей выполнение своих обязанно­стей. В российской социальной жизни и в сознании личности оказались разорваны те два отношения, которые по мнению Н. Я. Данилевского, связаны в западном праве — отношение к государству и к другим людям, а также не только разорваны права и обязанности, связанные в правовых государствах, но ^пРава вытеснены, заменены обязанностями. «Христианское смирение было ложно истолковано, — пишет Н. А. Бердяев,

в

_78______________________________________________________ А И Славская

анализируя истоки и смысл русского коммунизма, — и этим истолкованием пользовались для отрицания человеческого достоинства, для требования покорности всякому социальному злу» [4, с. 140].

Тоталитарный тип связи государства и личности в настоя­щее время сменился тенденцией к расгосударствовашда, кото­рое заключает в себе очень существенное противоречие. С од­ной стороны, признаются права личности не только как граж­данина (т. е. по отношению к государству), но и как человека, что «преодолевает одностороннее рассмотрение человека в его взаимосвязи только с государством, сужение сферы его само-|| определения* [13, с. 32]. Этим актом новая Конституция РФ

¹ «восстанавливает те общечеловеческие ценности, которые бы-

ли утверждены в результате буржуазных революций» [13, ■ с. 83]. С другой — «в последние годы произошло ослабление российской государственности, а это — движение в сторону, противоположную обществу, основанному на праве». Суть это­го противоречия в том, что предоставляя личности большую свободу, общество одновременно не в силах взять на себя обя­зательства по защите прав, связанных с этой свободой — оно не имеет развитых правовых механизмов защиты свобод. Оче­видно, что права, предоставляемые гражданам РФ, реализа­ция которых гарантирована в большей степени, это преимуще­ственно политические права (избирательные и др.). Но из это­го следует чрезвычайно существенный вывод, что способность и культура пользования своими человеческими правами должна быть присуща личности. Несмотря на отсутствие в России исторических традиций в области права, несмотря на пережитый ею период тоталитарного подавления правового сознания, несмотря на отсутствие правовых механизмов защи­ты свободы личности в современный период, единственным путем построения правового общества представляется путь «снизу» — путь становления правового сознания личности и ее способности и умений отстаивать и защищать свои права.

Что же может актуализировать правовое сознание россий­ской личности и считаться объективной предпосылкой ее пра­вовых представлений? Мы предполагаем, что основным со­держанием этих представлений не является достижение свобо­ды, понимание ее ценности, потому что в силу исторических, социальных и экономических причин чувство ценности своего «Я» и собственного достоинства не было развито. Объективной предпосылкой может стать жизненная ситуация, жизненная

Правовые представления российского общества 79

позиция современной личности. Каким образом? Личность предоставлена самой себе во всех измерениях своего жизне­обеспечения. Старая государственная система имела в отноше­нии граждан два измерения: статику и гарантированность фи­нансового обеспечения (на среднем или низком уровне). В на­стоящее время, в силу резкой дифференцированности экономи­ческого положения разных социальных слоев, каждая личность сама должна обеспечить себе прожиточный уровень, а, следо­вательно, искать новые источники доходов, сочетать некото­рые виды профессиональной деятельности, менять профессию, осваивать новые профессии или «на свой страх и риск» зани­маться коммерческой деятельностью, обладающей значитель­ной степенью неопределенности, негарантированное™. В связи с прекращением пожизненного обеспечения трудом и зарпла­той перед личностью открылась парадоксальная необходи­мость и возможность выбора — повысить свой профессиона­лизм или отказаться от него, продолжить профессиональную деятельность в стабильных государственных структурах или уйти в коммерческие, связанные с риском и нестабильностью, выбора между добыванием средств трудом или другими путя­ми. Выражаясь обыденным языком, личности оказалась пред­ставлена возможность выживать в одиночку — свобода защи­щать свою жизнь или процветать. Личность, привыкшая к ориентации «на всех», к социальному сравнению, подражанию, оказалась перед необходимостью самоопределения в сложных, неопределенных, быстро меняющихся ситуациях. Она столк­нулась с необходимостью сопоставить свои возрастные, про­фессиональные и другие возможности и ограничения с запро­сом на рынке труда, с требованиями разных организаций, служб, фирм. Она оказалась в ситуации конкуренции. Ее соз­нанию открылась реальность социальной действительности, ее противоречия, несправедливость. Все это, в свою очередь, обос­трило ее восприятие действительности, актуализировало ее потребность и способность к социальному мышлению.

Именно эта социальная позиция личности требует разви­тия правовых представлений — потребность понять действую­щие в обществе правила, нормы, узнать информацию, выяс­нить достоверность — недостоверность своих ожиданий и «чу-их обещаний*. Кроме необходимости чисто юридических про-^еДУР, связанных с открытием фирм, оформлением собствен­ности или пособий, потребности выяснить законосообразность определенных действий, в сознании разных людей с разной

80 ______________________________________________________ A H Славская

мерой остроты возникает потребность понять и осмыслить ли­бо все социальное целое, в котором протекает множество про­тиворечивых социальных процессов, либо, по крайней мере, ту жизненную ситуацию, в которой оказался каждый, в ее более общем или конкретном выражении.

Уже довольно давно венгерские специалисты связали пра­во с наличием альтернативных, плюралистических ситуаций [4]. В России у личности складывается острая потребность в упорядоченности, надежности, гарантированное™ собственной жизни на фоне осознания противоречий, неопределенности и несправедливости социальной действительности. Правовые пред­ставления связаны не с достижением или осознанием свободы, а с потребностью определиться в неизвестности (и в этом смыс­ле в свободном социальном пространстве).

С. Московичи — теоретик концепции социальных пред­ставлений (репрезентаций) включает в их структуру установ­ку, информацию, смысловое поле и картину мира индивида. Мы, опираясь на итоги теоретико — эмпирического исследо­вания [16, 17], считаем основным механизмом социальных представлений или самостоятельной процедурой социального мышления — интерпретацию. С. Московичи не включает ин­терпретацию в структуру социальных представлений, а счита­ет ее их общей функцией [20].

В отличие от герменевтики, мы рассматриваем интерпре­тацию не только как инструмент работы над текстом для его усвоения, а как способность ивдивидуального сознания лично­сти вырабатывать определенные мнения — смысловые компо­зиции, схемы, «версии», объяснения, при неопределенной или изменившейся позиции личности. С феноменом интерпретации мы имеем дело во всех формах социальной действительности. Командир дает интерпретацию, определяя диспозицию отряда после крупного сражения, добывая или домысливая данные о расположении своих частей и позиции врага и делает вывод о той или иной степени трудности положения и выходах из него. В жизни семьи, имеющей три поколения, каждым дается ин­терпретация взаимоотношений в тех или иных категориях, связ­ках и оценках, имеется своя «версия». Весь роман Л. Н. Толс­того «Анна Каренина» есть динамика интерпретаций разными героями их изменяющегося и постепенно, и по-разному осмыс­ляемого и переосмысляемого положения, взаимоотношений.

Варианты правовых интерпретаций мы находим в тради­ционной английской системе судопроизводства. Там, в отличие

Правовые представления российского общества 81

_от других западно-евродейских стран, наибольший удельный вес в принятии решения имеет не сам закон, а его интерпрети­рование применительно к конкретному случаю, что отличается от предварительного интерпретирования самого случая в ходе построения версии следователя, версии защиты, версии обви­нения, а также версии обвиняемого и свидетелей. Все эти пред­варительные версии интегрируются судом присяжных в един­стве с интерпретацией самого закона. В самой процедуре суда присяжных видно, насколько глубоко интегрируются, учиты-ваясь, все версии или просто выбирается одна. Однако, сколь­ко бы ни была развернута процедура интерпретирования, всег­да делается единственный, обобщающий все позиции и сни­мающий все альтернативы вывод «виновен» или «невиновен».

Известно, что смысл в качестве одной из основных единиц включали в структуру сознания еще стоики, употребляя для этого понятие «лектон» [14, с. 106]. Века спустя смысловое поле сознания рассматривали Гуссерль и Кассирер. И в совре­менной отечественной психологии смысл рассматривается как единица сознания (А. Н. Леонтьев и др.). Однако интерпрета­ция не сводится к смыслу. Она есть определенная система, со­вокупность или, точнее, композиция, пропозициональных, т. е. соотносительных друг с другом смыслов, значений, оценок. Эта система имеет или не имеет иерархии. Она выглядит как процесс рассуждения (к исследованию которого мы подошли с позиций континуально — генетической теории А. В. Бруш-линского) или одного суждения, но всегда завершается выво­дом. Вывод — это и есть резюме, обобщение, выработка опре­деленной -«версии». И глубже понять его личностную сущ­ность позволила концепция П. Фейерабенда, в которой одно из центральных мест заняло понятие «мнения» ученого. В дан­ном случае имеется в виду не аморфное общественное мнение, а именно точка зрения, позиция, включающая интерпрета­цию. Мы проанализировали самую раннюю работу С. Моско-вичи, в которой он выявлял отношение широкой французской Публики к психоанализу, к концепции 3. Фрейда, и убедились, что его предметом исследования были именно мнения, причем Достаточно разнообразные.

Интерпретация до самого последнего времени оставалась в системе понятий герменевтики, поскольку в самой психологии °граничивались статичными характеристиками сознания как образования. Функционально — динамические особенности ^вьхявились, скорее, в бессознательном, а также в регулярных

_82_______________________________________________________ А И Славская

особенностях сознания (С. Л. Рубинштейн), в «живом дейст­вии» {В. П. Зинченко). Сознание не рассматривалось как жиз­ненная способность личности. Интерпретация же как процеду­ра сознания есть жизненная способность личности, она адек­ватна динамике жизни, изменению личности и динамике самого сознания. Это способность сознания личности выявлять свое новое положение в изменившихся обстоятельствах и оп­ределять его. Это динамическая способность сознания, связан­ная с динамикой жизни. Ведь личности каждый раз заново нужно самоопределиться. Для этого интерпретация извлекает из контекста, иногда неопределенного, свои данные, сведения, составляющие, факты. Из этих составляющих она создает свою композицию, версию, «сюжет», свое мнение. В отличие от чис­то познавательного процесса интерпретация не «имеет в виду» истины, но достигает удовлетворяющей на данный момент субъекта определенности, достаточно целостной картины, «гештальта». В отличие от объективности познания она связа­на с оценками, например, оценками положения личности в данный момент как легкого, трудного, трагического, безвы­ходного; эти оценки входят в общий вывод. Естественно, что оценки, взгляды, мнения людей об одной и той же ситуации могут быть различны и даже противоположны. Но взаимопо­нимание достигается как раз путем сопоставления разных ин­терпретаций, их причин и их сближения, сведения к общей точке зрения. Только понимая сущность интерпретации, можно понять, почему после какого-то политического выступления люди бегут покупать спички или тратить все наличные деньги.

Интерпретация является личностно-психологическим спо­собом формирования отношений субъекта — к человеку, к на­учной концепции, к политической позиции, к информации — и выражением этого отношения в виде вывода или даже его объяснения. В ходе интерпретирования субъект отбрасывает неприемлемое для него, произвольно абстрагируется от опре­деленных, даже существенных обстоятельств, фактов, выст­раивает свою иерархию, свою последовательность других фак­тов, создавая композицию смыслового пространства.

В процессе интерпретирования субъект сталкивается с про­тиворечивостью разных данных, с отсутствием связи между некоторыми, с неопределенностью, неясностью фактов, что затрудняет выработку целостной непротиворечивой «карти­ны». Но результатом процесса всегда является вывод, содер­жащий более глубокое или поверхностное, более частное или

Правовые представления российского общества 83

принципиальное, более конкретное или абстрактное обобщение. Вывод — обобщение всегда неповторимый уникальный интег­рал составляющих, выражающий способность сознания посто­янно осуществлять все новые резюме из мозаики и динамики жизни. Теоретически интерпретация была представлена в ис­следовании в виде определенного континуума, в зависимости от близости к одному из полюсов которого она меняла свои психологические характеристики [16].

Такое определение интерпретации позволяет утверждать, что она является основным механизмом повседневного право­вого мышления личности в России в данный период. Там, где еще не вступили в силу законы, где нет их знания, где нет привычного для старшего поколения понятия «порядка», бла­годаря интерпретации личность каждый раз самоопределяет­ся, упорядочивает, вносит момент ясности и организованности в свою социальную жизнь, свои взаимоотношения с людьми, учреждениями, различными социальными структурами. Она выступает в функции рабочего механизма правового сознании, пока правовые представления не приобрели четкости, опреде­ленности, воплотив правовые нормы.

Поскольку интерпретация — наиболее яркое выражение субъективности, пристрастности индивидуального сознания, она выражает интересы, стремления, ценности личности и в этом смысле в каких-то пределах очерчивает пространство ее личного права. Долгие годы путем поддержания идеи служе­ния сверхличным целям, которая, по мнению Н. Бердяева, была непосредственно унаследована социализмом от русского христианского склада, социалистическому государству удалось минимизировать ценности личной жизни, здоровья, а тем са­мым — тенденции самостоятельности, независимости. Личные интересы и амбиции, по мнению Н. Бердяева, проявлялись только у типа шкурника, который социализмом определялся как «мещанство». Однако если понимать личную жизнь не ^только как стремление к богатству, а как потребность в само­реализации, в определении своего призвания, круга общения, Духовных интересов, культуры, то изначальная свобода лич­ности в России может быть связана прежде всего с защитой своей независимости, способности самостоятельно мыслить и Поступать, разумно распределять сферы, время своей жизни, азвитие такой самостоятельности, предполагающей отказ от ^к°нформизма, социального сравнения, подражания, превра­щает личность в субъекта, не только имеющего свое мнение по

84 _______________________________________________________ A. H Славская

поводу жизненных социальных, правовых ситуаций, но гото­вого отстоять их в обстоятельствах, требующих разрешения противоречий. Такова, по-видимому, личностная основа, необ­ходимая для осознания своих прав, а не только бесконечных обязанностей.

Эти теоретические позиции стали основой нашего участия в теоретическом обсуждении гипотез международного кросс-куль­турного исследования представлений о правах человека, пред­принятого Женевским центром по изучению прав Человека под руководством проф. В. Дуаза — сотрудника С. Московичи¹.

Какие теоретические проблемы были поставлены в этой дискуссии?

Первая касалась собственно психологических теоретичес­ких концепций, в рамках которых осуществлялось кросс-куль­турное сравнение. Исследование женевского центра целиком опиралось на концепцию социальных представлений С. Мос­ковичи, тогда как российская часть исследования — на кон­цепцию социального мышления, разработанную К. А. Абуль-хановой, которая в число процедур социального мышления включала не только социальные представления, но и пробле-матизацию, и интерпретацию, в понимании последней нес­колько расходясь с трактовкой Московичи [1, 2].

Вторая проблема заключалась в разрешении парадокса, связанного со стратегией самого исследования. Парадокс был связан с самой сущностью психосоциальных явлений как пред­мета данного исследования. Психосоциальные явления — в отличие от психических, социально-психологических, сущ­ность которых раскрывается в классической психологии путем построения абстрактных теоретических моделей, — это психи­ческие, личностные и другие образования, сложившиеся в данную конкретную эпоху, в данном обществе [10, 18]. В оп-

¹ Сотрудники лаборатории личности Института психологии Рос­сийской Академии наук — Е. Аверина, Т. Березина, М. Воловикова, а также аспиранты Р. Енакаева, Е- Пащенко и др. провели сбор эм-; лирического материала по методикам, разработанным Женевский j центром, включавшим международный правовой документ «Деклара-1 ция прав человека», а также ряд опросников, которые были пере­ведены и адаптированы к Российской выборке автором настоящей статьи. В международном исследовании приняли участие более 30 стран Западной и Восточной Европы, а также Африки и Южной Америки.

Правовые представления российского общества85

ределенной степени психосоциальные явления становятся пред­метом этнической и политической психологии, если только не идет речь об этносе или политике вообще, а именно о конкрет­ном этносе, конкретной политической психологии данного об- I щества в данный период (например, психологии сталинского тоталитарного общества). В силу этого сущность и специфика психосоциальных явлений не может быть понята заранее умо­зрительно, а только в результате самого исследования. Вместе с тем специфика психосоциальных явлений, сложившихся в данном конкретном обществе, достаточно выпукло выявляется на основе кросс-культурного сравнения с другим обществом. А способ организации кросс-культурного исследования обеспечи­вает выявление конкретного — через общие основания для сравнения психологии в разных странах. Такие стратегии от­работаны и применены для исследования психосоциальных явлений с небольшим количеством характеристик, например, имплицитных (обыденных) теорий интеллекта, личности.

Однако, как очевидно из вышесказанного, правовые пред­ставления, интерпретация права принадлежат к самым слож­ным психосоциальным явлениям, имеющим комплекс истори­ческих, государственно-институциональных, мировоззренчес­ких, личностных детерминант и множество характеристик или измерений. По мнению Б. Ф. Ломова, они принадлежат к мно­гомерным явлениям. Право — это соотношение личности с государством и другими людьми (объединенное в западно-ев­ропейском законодательстве и различающееся в российском). Это различие ее представлений о правах от представлений об обязанностях, которое смещено в России в сторону последних. Право касается содержания законодательства, например, поло­жений Конституции РФ или международной Декларации прав человека, в отличие от их гарантии исполнительной властью. Это различие между законом и его исполнением минимизирова-йо в западно-европейском обществе. В российском праве (имен-Во в российской Конституции) различаются права личности как человека от прав ее как гражданина. Очевидно, что правовые представления современной российской личности не могут быть ^иадрямую соотнесены с правовой концепцией российского зако-^н°Дательства, поскольку знание и даже понимание последней доступно лишь профессионалу-юристу, и поскольку она пред-^ставляет в значительной степени желательное, а не реальное, и ВИкак не вскрывает того множества противоречий, с которым св осуществление права или его нарушение.