Имеет ли язык фашистский характер

Ролан Барт утверждал в провоцирующей манере: «Язык — это фашист». Как эту мысль обосновать? Фашизм можно определить как политическую систему, где все то, что разрешено, является обязательным (позволено выражать свою любовь к вождю, участвуя в шествии, позволено работать бесплатно в выходной день, позволено вступать в партию). Точно так же язык представляет собой сис­тему, которая предписывает субъекту в обязательном порядке следовать ее по­ложениям. Например, во французском языке я должен выбирать между муж­ским и женским родом, причем при согласовании слов первый из них главенст­вует (следует сказать: черепаха-самец, где слово «самец» является прилагатель-

¹ Freud. Quelques considerations pour une etude comparative des-paralysies motrices organiques et hysteriques//Archives de neurologic. T. 26. 1893.

IX.

Способы коммуникации

ным к слову женского рода); мне приходится четко артикулировать звуки «р» и «л», чтобы нельзя было перепутать слова «la loi» (закон) и «le roi» (король), «1'election» (выборы) и «1'erection» (эрекция). Язык давит на мой выбор, ограни­чивая его, вплоть до превращения в некую принудительную систему. Но без этих императивных правил общение было бы невозможно; существование кода не­обходимо, чтобы формулировать послания. Однако полностью ли связывают такие правила говорящего? От «фашистских» свойств языка я могу освободить­ся с помощью того, что Ролан Барт называет стилем, т. е. искусством играть с правилами речи. ••*•

Бартову оппозицию «язык/стиль» (являющуюся вариантом оппозиции «язык/ слово», сформулированной Фердинандом де Соссюром) можно было бы приме­нить для анализа политических режимов. Одна из черт тоталитаризма — моно­полизация инструментов коммуникации и навязывание обществу одной-единственной идеологии. Вопрос о том, верят ли в нее, имеет небольшое значение. Задача такой идеологии — навязать всем индивидам одну и туже лексику, одни и те же стереотипы. Есть основания говорить об идеократии или о логократии в той мере, в какой функция навязанных языковых штампов состоит не столько в принятии официального языка, сколько в том, чтобы не допустить появления другого языка. В некоторых случаях осуществляется насилие, свойственное сло­весному регистру. Оно заставляет индивидов отступать от требования истинно­сти. Так, коммунистическая власть в Польше утверждала в качестве истины, которую никто не имел права обсуждать или оспаривать, что расстрел офицеров польской армии в Катыни был произведен нацистами. Поляки знали, что ви­новники этой бойни — советские коммунисты. Функция государственной лжи в данном случае состояла не в том, чтобы добиться своей цели с помощью ухищ­рения или скрыть ошибку, скандал. Главной задачей было утверждение принци­па, в соответствии с которым истина исходит только от партии. И она демонст­рирует свое всевластие, навязывая в качестве истины то, что, как все знают, является ложью. Исключается любая не исходящая от власти речь. Однако дей­ственность политической пропаганды не зависит от той силы, которой могут обладать те или иные группы или индивиды, и подчиняется особой логике: мобилизация ненависти или.посредством ненависти не требует от использую­щих ее больших усилий.