2015-06-04
221
А я ведь недавно ходила.
Я подумала о Бене, но отогнала эту мысль, потому что хотела сконцентрироваться на родителях. Мне это было необходимо. Я уже увидела свой дом, по крайней мере крышу. Солнце садилось, и крыша, собранная из разнокалиберных материалов, сверкала в лучах заката.
Я прибавила шаг, потому что на этот раз мне хотелось успеть до наступления темноты, хотелось зайти в дом при свете дня. Я достану из кладовки мамину смесь из орехов и сухофруктов, которую никогда не любила, и поем за кухонным столом, а потом…
Потом я собиралась сделать то, что считала правильным. Я собиралась их вспомнить. Может, даже отказавшись выходить из дома.
Я уже почти добралась до места и пошла еще быстрее, забеспокоившись, что все это мне снится и что на самом деле дома уже нет.
Я обогнула дерево, и в глаза мне блеснуло солнце. Я приостановилась, позволив ему согреть мое лицо. Я не делала этого с тех пор, как… Было больно думать об этом. Я не позволяла себе такой простой радости, как погреться в лучах солнца, с тех самых пор, как умерли мои родители.
Я думала о лесе. Меня сюда тянуло, и я даже была в нем, но не по‑настоящему. Не как раньше. Не так, как меня учили мама с папой.
Я закрыла глаза и услышала ветер. Я слушала лес, вспоминала, как много он мне давал. Услышала, как задвигались, заскрипели, застонали ветви деревьев, когда изменилось направление ветра. Это был низкий и глухой звук, который я слышала только однажды, когда мы с папой гуляли и с одного из деревьев упала ветка.
Но на этот раз все было немного иначе. Звук был громче и какой‑то странный, натянутый.
Я открыла глаза и увидела, как падает дерево.
Оно валилось прямо на меня, хотя казалось здоровым, а не мертвым, какое могло бы упасть. Оно было еще и огромным: удар ветки такого дерева мог легко покалечить меня, а попади я под ствол, он переломил бы меня пополам.
И дерево быстро, очень быстро, с шумом мчалось на меня. Я рассмотрела его листья – они были зеленые, живые. Но если так, то почему…
Я почувствовала удар, сильный удар, и полетела – в прямом смысле – по воздуху, а дерево с громом рухнуло на землю. Я увидела, как она содрогнулась. А приземлившись сама, ощутила ее дрожь.
Я в ужасе и смущении подняла глаза – на меня смотрел Бен, он тяжело дышал, глаза безумно горели.
– Я… дерево, – сказала я, но даже не взглянула в ту сторону. Потому что не могла. Я могла смотреть только на Бена.
– Кто‑то его подпилил, – резко сказал он. – Кто‑то приходил сюда и убил дерево, оставив его стоять так, чтобы оно упало на того, кто пройдет рядом. Это… Кто‑то очень тщательно все спланировал. Эйвери, кто‑то пытался тебя убить.
– Убить меня? – переспросила я. – Бен, зачем… – Его взгляд, его сжавшиеся кулаки остановили меня – он буквально вибрировал от напряжения. Он был зол, но за злостью таился страх за меня.
И я его уловила.
– Из‑за земли, – прошептала я.
– Да, – подтвердил он. А потом протянул руку, чтобы помочь мне подняться.
Я помнила, что произошло прошлой ночью. Чувства Бена, которые я уловила. И свои, которые уловил он. Я понимала, как он отреагирует, если я приму его руку.
И знала, что будет со мной.
И я сделала это.
Он потянул меня с такой силой, что, когда я встала, мы оказались очень близко. Настолько близко, что могли дотронуться друг до друга.
Настолько близко, что могли поцеловаться.
Бен посмотрел на меня. Он все еще дрожал от волнения, от гнева, и надо было его успокоить, я хотела, чтобы он понял, что со мной ничего не случилось. Мои чувства к нему были уже очень сильны, очень горячи. Я так хотела, чтобы он меня обнял, и я знала, что он это понимает, я видела, как его глаза распахнулись. Он посмотрел на мои губы и качнулся в мою сторону, приоткрыв рот.
Я хотела его прикосновений, его поцелуев, и он жаждал того же.
Я знала это, потому что чувствовала его желание, чувствовала его. Я замерла и посмотрела на Бена, и у меня вдруг возник вопрос:
– Сколько тебе лет?
– Семнадцать, – ответил он.
– Давно исполнилось? – Мой голос дрогнул.
– Полгода назад. А что?
– Ты на два месяца младше меня? Но ты… Ты же должен быть старше, да? На несколько сотен лет.
– Я не… Я старею так же, как и ты, – ответил Бен. – Сейчас мне семнадцать, а через некоторое время исполнится восемнадцать. А потом девятнадцать. Эйвери, я не буду жить вечно, ничего подобного. И то, что ты нашла у меня на спине, появляется только тогда, когда я… собираюсь преобразиться или только что это сделал.
Он приблизился ко мне еще на шаг, до минимума сократив расстояние между нами, и остановился, словно не доверяя себе самому.
А потом снял майку.
Я ахнула, уставившись на него, и, когда он начал поворачиваться, по всему моему телу разлилась нега. Он сам слегка покраснел, румянец окрасил высокие скулы. Его тело было… Просто прекрасным. А спина оказалась нормальной. Как у обычного человека.
Мне захотелось дотронуться до него. Он, должно быть, это почувствовал, потому что резко выдохнул, раскрасневшись еще больше, тяжело вздохнул и надел майку.
– Я отведу тебя к бабушке.
– Потому что тут мне оставаться опасно?
Он посмотрел на упавшее рядом дерево, и говорить ничего не понадобилось.
Я снова перевела взгляд на него. Я просто поверить не могла, что кто‑то такое сделал. Откуда они вообще узнали, что я пойду в лес?
– Деревья иногда падают. Даже здоровые.
– Не в этом случае, – возразил Бен и направился к нему.
Я последовала за ним, и он протянул мне руку, чтобы помочь. Я посмотрела на руку, потом на Бена.
Мы с ним целовались, меня тянуло к нему, но дело было не только в этом.
В доверии.
Я снова взяла его за руку. Кожа у него была теплой, ладони жесткими, как будто он много работал с деревом.
Или бегал по лесу, как волк.
Он подвел меня к нижней части ствола, но объяснять ему ничего не пришлось. Я сама увидела. Кто‑то подрубил дерево. Убил и так и оставил, чтобы оно упало.
Я провела рукой по грубо обрубленному пню, заметив аккуратные кольца и свободное пространство для будущих колец. Такие деревья растут медленно. Оно могло жить еще много‑много лет. Может, даже несколько веков. А теперь его не стало.
– Почему это произошло? – прошептала я.
– Его срубили почти полностью, оно готово было упасть, – объяснил Бен. – Достаточно было, чтобы кто‑то просто прошел мимо. Кому было известно, что ты сюда пойдешь?
– Никому.
– Уверена?
– Да, уверена. Я точно помню, что никого не предупреждала.
Бен закрыл глаза:
– Но… Тот, кто это сделал, знает тебя. Кто‑то знал, что ты туда пойдешь, потому что тебе это необходимо.
– Городская администрация проголосовала за снос дома, и я хотела увидеть его, прежде чем они это сделают. Они, наверное, могли бы об этом догадаться. – Я посмотрела в сторону дома, он был уже очень близко, и я сделала шаг в его сторону, но Бен дотронулся до моей руки.
– Тебе туда нельзя, – сказал он. – Если кто‑то срезал дерево, чтобы убить тебя, наверняка тебя и в родительском доме что‑нибудь поджидает. Риск слишком велик.
– Нет.
– Да, – возразил он уже мягче. – Кто именно из жителей города хочет, чтобы дома не стало? Если мы узнаем это, может, и узнаем, кто убил твоих родителей.
Я замерла, уставившись на него:
– Мы?
– Эйвери, – сказал он, и мое имя в его устах звучало для меня как музыка.
Я услышала в его голосе желание и задрожала. Не от холода. Не от страха.
От мысли о том, что мы могли бы быть вместе.
Я качнулась в его сторону, а он резко вдохнул и взял меня за плечи. Прикосновение было легким, но я его чувствовала. Чувствовала его.
– Не надо, – с мукой в голосе прошептал Бен. – Надо… Кто знал про дом?
– Я уже сказала, что все, – ответила я, удивившись, что Бен не понимает, как быстро в Вудлейке распространяется информация, но потом вспомнила, что он переехал сюда недавно. Совсем недавно, но в глубине души мне казалось, что я знала его вечно. Я словно ждала его всю свою жизнь.
– Все знают?
– Городок‑то маленький. Никаких секретов не утаишь, – пояснила я. – Почти никаких. И я пришла сюда, чтобы попасть домой. Так что я пойду.
Я сделала еще шаг по направлению к дому.
– Если ты это сделаешь, ты погибнешь, – вскрикнул Бен, хватая меня за руку. – Я чувствую, что в этом доме таится что‑то плохое.
– Например?
– Что‑то, что может тебе навредить. Хочет тебе навредить. Там… что‑то есть.
– Но ты же этого не знаешь наверняка, – возразила я. – Ты просто чувствуешь, я правильно понимаю? Ты же можешь ошибаться, так? То есть там произошло нечто ужасное, но это не значит, что там все еще таится опасность.
– Ты права, – прошептал он и снова удивил меня, сказав нечто, чего я совсем не ждала.
Я ошеломленно уставилась на Бена, а он ненадолго закрыл глаза, потом снова открыл и посмотрел на меня.
– Просто я думал… был уверен, что моя семья в безопасности, – объяснил он. – Мы жили в очень похожем городе, только на севере, у канадской границы. Папа в молодости был членом стаи, но когда он встретил маму и родился я, то предпочел жизнь с семьей. Он сказал, что так безопаснее, и мы поселились в лесу впятером. Город, Литтл Фоллс, был рядом, мы иногда туда выбирались, но никто… никто про нас ничего не знал. Про то, кто мы такие. Папа этому очень радовался, а я никогда даже не интересовался почему. – Он шумно выдохнул. – А зря. Однажды ночью я вышел из дому, чтобы… сменить облик. И подумал о них. Подумал о маме, о папе, о сестренках и почувствовал, что все хорошо. А когда я вернулся на следующее утро, они были мертвы. Их тоже убили.
– Убили?
– Да, – ответил он, и в его голосе послышалась боль. – Есть такие люди, Охотники, которые считают все непонятное и отличное от них злом. Так вот, они нас выследили и… нашли. Мы жили уединенно, впятером, но это никакой роли не играло, Охотникам было на это плевать. Им как‑то удалось разыскать мою семью и вырезать всех, даже младших сестер. Убили всех, Эйвери, хотя мы никому ничего плохого не сделали. Ни разу.
– И ты переехал сюда, к Луису, – прошептала я, и он кивнул.
– Кроме него, папа ни с кем из родственников контакт не поддерживал. Охотники… Папа их опасался. Я думал, что эти опасения чрезмерны, но я ошибался. Сильно ошибался.
– Мне очень жаль, – сказала я и дотронулась до его плеча.
Я понимала, что он ощущает, насколько велика его потеря. Я чувствовала, как он горюет из‑за родителей, как сожалеет о том, что не смог этого предвидеть. И его ярость по поводу случившегося. Эмоций у него было много, все довольно простые, не совсем человеческие, но я их все различала.
Я ему очень сочувствовала, но мне надо было попытаться понять, что произошло. Надо было… мыслить ясно. Насколько это возможно.
– А как ты узнал о том, что случится? – спросила я, отводя руку. – О том, что упадет дерево?
– Я не знал. Увидел, как оно полетело на тебя. И поэтому я думаю, что тебе лучше не ходить домой. Что‑то… кто‑то… на тебя охотится. В этом я уверен.
– Ты… ты шел за мной?
– Нет, – сказал он. – Но я уже был в лесу. Я бежал.
Я посмотрела на него. На одежде не было видно пятен пота, мокасины чуть запачканы, но это оттого, что он вытолкнул меня из‑под падающего дерева. Мой папа бегал по лесу и всегда возвращался потным, приносил на себе листья и иголки, лесной мусор. А по виду Бена нельзя было бы предположить, что он бежал. Он выглядел, как будто переоделся.
Сбросил одежду, когда преображался.
– Прибежал? – переспросила я, и он посмотрел на меня.
По его взгляду я безошибочно поняла, что бежал он не в обличье Бена. Он был чем‑то другим. Не человеком.
– Но спина, – сказала я, – там же не было этого пятна.
– Я преобразился некоторое время назад, – пояснил он. – Я вернулся обратно и направлялся к Луису. Пообещал ему, что постараюсь о тебе не думать, потому что ты чувствуешь, что чувствую я, и наоборот… а этого не должно быть.
– Значит, это можно остановить? – спросила я и заметила, что мой голос дрогнул, а глаза защипало от слез. Глупо было удивляться и расстраиваться, но я не могла сдержаться.
– Не знаю, – признался Бен. – Луис попросил меня попытаться. Но я не… не хочу, чтобы это прекратилось. Я понял это сегодня. Я уловил твои чувства, как только увидел тебя в первый раз. Никогда ничего похожего не испытывал. Не чувствовал такого в других людях, даже в подобных мне.
– Значит, ты был знаком с девчонками, такими же… – У меня не хватило сил это произнести. Я не хотела даже думать об этом. И не потому, что не верила в это, как раз наоборот.
Я ревновала. Бен и подобные ему? Эта мысль не доставляла мне удовольствия. О том, что Бен с другими… Мне это совсем не нравилось.
Он кивнул.
– Да. В Литтл Фоллс жила небольшая стая, когда моя семья… когда их не стало. Но ты… Эйвери, как только я тебя увидел, мне захотелось быть с тобой. Быть рядом.
Я чувствовала, точнее, была причиной всего того, что таилось за этими словами: облегчения, что со мной ничего не случилось, дерево меня не задело; счастья от того, что я с ним разговариваю, что не отвернулась от него, как предрекал Луис.
Я чувствовала все, что чувствовал он, и это было потрясающе. Мне было все равно, кто он такой. Главное, что он был мне интересен. И нужен.
Бен удивленно охнул, в его возгласе послышалась боль, а я вдруг осознала присутствие чего‑то мрачного, злого поблизости: у меня не просто холодок по спине пробежал, все тело содрогнулось.
И оно, что бы это ни было, думало обо мне. Хотело меня отыскать.
Я закрыла глаза, пытаясь отогнать его. Но оно не уходило. Оно решило ждать.
Оно было готово ждать меня сколько потребуется.
– Ты тоже это почувствовала? – спросил Бен, обнимая меня.
– Да, – тихо сказала я. Я совсем оробела.
– Что бы это ни было, оно сильно разозлилось. Ему нужна земля. Луис сказал, что, может, твои родители… – Он поцеловал меня в макушку, не решаясь задать вопрос – я уже догадалась какой. – Может, кто‑то из твоих родителей сказал кому‑нибудь что‑то обидное?
– Настолько, чтобы убить их?
– Да.
– Нет, вряд ли. Они были очень вежливыми. Очень, очень вежливыми. Такого быть не могло, – ответила я, а потом подумала о папе.
У него по каждому вопросу имелось собственное мнение. И он всегда говорил что хотел, не заботясь о том, что подумают люди. Он высказывался против каждого предложения расширения территории Вудлейка; говорил, что именно в этом и заключается особенность нашего города – что в него нелегко попасть.
– Что‑то случилось, – прошептал Бен. – Но что же?
– Не надо, – сказала я и оттолкнула его. – Я не хочу… Ты, может, и чувствуешь, что чувствую я, но это все же мои чувства. Мои.
– Я не хотел. Но не могу ничего поделать. Именно в этом и заключается наша связь. Ты чувствуешь очень остро, а я это улавливаю.
Я набрала полные легкие воздуха. Мне хотелось, чтобы он понял, что я хочу сказать.
– Ты знаком с такими связями, а для меня это в новинку. В моей жизни все слишком быстро переменилось.
– Понимаю, – ответил Бен. – В другой ситуации у нас обоих было бы время на то, чтобы привыкнуть. Но я не могу поменять темп развития событий. Ты у меня в мыслях, у меня в сердце, а я тоже уже многое потерял. Я не хочу потерять и тебя.
На меня нахлынуло его волнение. Ему было грустно из‑за того, что расстроилась я. И он боялся, что я его отвергну.
– Луис сказал, что в моих силах это прекратить – наши отношения, – вспомнила я. – Мне просто надо перестать думать о тебе. Это правда?
Бен вздрогнул.
– Да, – после некоторой паузы напряженно ответил он. – Он сказал правду. Если ты перестанешь обо мне думать, это пройдет. Ты сегодня уже пыталась это сделать.
– Ты это почувствовал?
– Нет, связь прервалась, – сказал он. Подул ветер, и лежавшее за нами поваленное дерево издало свой последний стон. – Луис велел мне подготовиться к этому. Велел и самому перестать думать о тебе, потому что ты тоже это сделаешь. Он с таким уже сталкивался в своей жизни.
Я подумала о Луисе, который жил один, сколько я его знала. Но он рассказал мне о том, что давным‑давно знал девушку, которая вроде бы была похожа на меня. И говорил о ней с чувством и тоской.
– Он сам прошел через это, да?
Бен кивнул:
– Ты ему нравишься, но мне с тобой будет не очень безопасно.
– А мне с тобой?
– Тоже нет, – медленно проговорил он. – Так что, если хочешь, можешь положить этому конец.
– А что со мной будет, если я это сделаю?
Луис уверял, что все будет хорошо, но Луис не Бен. Доверяла я Бену.
– Ничего.
– Бен, – прошептала я. – Я чувствую, что тут есть что‑то еще. Ты чего‑то не договариваешь. Чего?
Он промолчал, и я посмотрела на него.
– Я тебе доверяю, – сказала я. – А ты мне?
Он сглотнул, а потом ответил:
– Да. Если ты положишь конец нашим отношениям, то у тебя все будет хорошо, а вот у меня – нет. Я могу пытаться держать себя в руках, но меня всегда будет тянуть к тебе. К твоим глубоким чувствам. Когда связь устанавливается, развязать эти узы уже нельзя, можно лишь… разрушить, если твой партнер – человек. Луис говорит, что со временем боль ослабнет, жить без твоих эмоций станет проще.
– Значит, ты будешь думать обо мне всегда?
– Да. – И я почувствовала, как ему грустно, несмотря на готовность отпустить меня, если я того захочу. Даже если это сломает его жизнь.
Но я не хотела, чтобы наша связь разрушилась. Родители меня любили, но никто не понимал меня так, как Бен.
И не поймет, потому что никто больше не может читать мои мысли.
И ничье сердце не раскроется передо мной так же, как его.
Он передо мной раскрылся.
И я не хотела бы, чтобы этому пришел конец.
Он это почувствовал, понял, какой выбор я сделала, и на меня нахлынула его радость. Ноги задрожали, но он обнял меня.
Бен двигался очень быстро – никто больше так не мог. Его губы коснулись моих, и весь мир расцвел.
В этом мире были только мы, и лес одобрял нашу связь – я почувствовала, что ветви деревьев начали раскачиваться, хотя ветра не было; я знала, что они понимают, что с нами происходит, они осыпали нас листьями, и мы нежились в этом листопаде.
Мне казалось, что поцелуй Бена может длиться вечно, как будто он хотел целовать и целовать меня, без конца, его влекло ко мне, и когда он понял, что меня это все еще удивляет, я почувствовала, какой прекрасной кажусь ему, такой прекрасной, что словами не описать.
Уловив, как воспринимаю его я, Бен покраснел, и, прижимаясь к нему, я почувствовала, что он стал очень теплым, он не мог в это поверить, в то, что именно так я его вижу, но это было правдой, и теперь он тоже это знал.
Он вздрогнул, и я почувствовала сокращение мышц на его спине, потом они расслабились и удлинились, стали тоньше.
Он нервно вздохнул и оттолкнул меня.
– Бен? – начала я, но он покачал головой и сказал:
– Я так хочу быть с тобой, что не знаю… не знаю, что может произойти.
– Бен, – повторила я, желая снова обнять его.
Я потянулась к нему, зная, что он чувствует мое влечение. Он чувствовал, что в тот момент я была живой, как никогда. И что я хотела его.
Вдалеке завыл волк. Вскрик получился коротким, резким, и я застыла.
Бен не знал, что будет, если мы зайдем дальше.
То есть не знал, сможет ли он остаться человеком.
– Я ни за что не причиню тебе боль, – пообещал он, и я почти физически ощущала его надежду.
И страх.
Мы смотрели друг на друга. Меня охватили тысячи чувств, его тоже, и…
Это было чересчур. Луис вроде бы говорил что‑то про мою силу?
Почему бы мне не попробовать использовать ее, в чем бы она ни заключалась? Почему бы не сделать то, зачем я сюда пришла?
– Нет, – сказал Бен, когда я пошла прочь, а потом повторил еще раз, громче.
Я повернулась и посмотрела на него.
– Надо, – сказала я. – Я пришла сюда ради этого, ради родителей и дома. Я не могу об этом забывать. Не должна.
Бен схватил меня за руку, и я почувствовала, что в доме…
Я почувствовала, через Бена, что там что‑то есть, и это была ненависть. Простая, чистая и чрезвычайно сильная.
Она была направлена на лес. На меня.
Тот, кто жаждал моей смерти, был здесь, и совсем недавно: я была в этом уверена, так же как в том, что дерево было подрублено специально, чтобы меня убить.
Если бы не Бен, меня бы уже не было в живых.
Я задрожала, отстранилась от него и посмотрела в сторону леса.
– Оно ушло, но я его чувствую. Оно было тут, в доме. И это – оно… – Я показала на упавшее дерево. – Это когда‑нибудь прекратится?
– Не знаю, – ответил Бен.
– А ты… мы? Что нам теперь делать?
Я знала, каков будет ответ, еще до того, как он произнес его, – сначала почувствовала его неуверенность, а потом он снова сказал:
– Не знаю.
– Почему все закончилось между Луисом и той девушкой, которую он любил? – спросила я, и Бен замялся. Я поняла, что он знает историю, которую не хочет рассказывать мне. – Что случилось?
– Она его увидела, – наконец сказал он. – Пришла навестить его, а он в это время был…
– Не человеком, – продолжила я.
Бен закрыл глаза и кивнул.
– Покажи мне, – попросила я. – Прямо сейчас.
Он широко распахнул глаза:
– Не могу.
– Почему?
Вдалеке снова вскрикнул волк, на этот раз протяжнее, ниже. Резче.
– Эйвери, эта моя половина не… Мне рядом с тобой неспокойно. Я не контролирую себя, и если я преображусь…
– Ты можешь причинить мне боль?
Он сглотнул:
– Я буду стараться изо всех сил, чтобы не сделать ничего такого.
Он ответил, но в то же время это был никакой не ответ. Я чувствовала его волнение, страх, но за этим было что‑то еще, что‑то, что я уже замечала раньше. Что‑то необычное.
Нечеловеческое.
Что‑то хотело завладеть Беном – прямо сейчас.
– Уходи, – сказал он, дрожа. В глазах мелькнула яркая серебристая вспышка, они совсем перестали походить на человеческие, и его тело пошло рябью. – Уходи, – повторил он, умоляя, и я послушалась его.
Все, что я хотела в тот день увидеть… Ничего из задуманного не получилось. Все изменилось. Рухнуло.
Я мчалась через лес в сторону дома Рене, боясь как того, что Бен побежит за мной, так и того, что он этого не сделает.
Он не побежал. Я зашла в бабушкин дом, опустилась на пол и разревелась.
Я плакала из‑за того, что мне казалось, будто мы с Беном сильно сблизились, но я снова убежала от него, испугавшись той силы, что таилась в нем. Испугавшись того…
Чем он может оказаться.
Плакала из‑за того, что я ему доверяла, знала, что дорога ему, и раньше я считала, что этого достаточно. Разве нет? Может, и так, но в нашей ситуации все оказалось сложнее.
Плакала из‑за того, что мне надо было зайти в дом, а я этого не сделала, и теперь я поняла…
Поняла, что больше никогда туда не пойду.
К приходу Репе я поднялась в гостевую комнату, села за стол, который она поставила там специально для меня, и уставилась в книгу, делая вид, что читаю.
– Хочешь немного посмотреть со мной телевизор? – пригласила она.
Я покачала головой. Я столько проплакала, что у меня сел голос. Рыдая, я совсем охрипла. А потом стала плакать тихо. Я так устала постоянно грустить и не понимать, что происходит. Особенно это касалось Бена.
Но я не знала, что делать. Я просто… чувствовала.
– А… Ну ладно, – ответила Рене и после паузы спросила: – Все хорошо?
– Просто устала.
Рене коснулась моего плеча:
– Приходи, если что понадобится или если захочешь поговорить или посмотреть телевизор, ладно?
Я кивнула, и она ушла. Я вспомнила свой дом и как надеялась найти там покой или хотя бы вспомнить, как нам было хорошо втроем, вернуться к себе и почувствовать, что я действительно дома.
Но этого не произошло. У меня было такое ощущение, что все это случилось с кем‑то другим, потому что все, что я любила, оказалось связано с какими‑то болезненными чувствами. Я так четко ощутила, что в доме кто‑то побывал, что он охотился за мной, и мне было противно думать о том, что он прикасался к вещам родителей. И о том, что он вторгся в дом, единственное, что осталось от моей прошлой жизни.
Он захватил мое прошлое, исказил его, вывернул наизнанку.
Я отложила книгу, которую якобы читала. «Ромео и Джульетта». Ее принесли из дома, из моего дома. Я эту пьесу проходила с мамой в восьмом классе и изо всех сил старалась понять, что в ней такого выдающегося, до тех пор, пока не увидела снятого по ней фильма. После просмотра, когда непонятные доселе слова ожили на экране, до меня дошло. Я поняла, что это пьеса о любви, которая перешла все границы…
Почему я ее взяла? Мне же задали читать другую книгу. Надо было закончить длинную поэму Мильтона о рае, Сатане, искушении и…
О том, как впадаешь в немилость. И теряешь все.
Но мне вообще не хотелось читать. Даже думать об этом.
Так что хоть и было еще рано, я легла в постель. Думала, что не усну, но уснула. Мне приснился лес. И родители: они сидели за кухонным столом и улыбались друг другу, и мне тоже. Мама помахала мне рукой, и я вышла наружу, где было уже темно.
Я оказалась вне дома внезапно, как всегда бывает во сне. Вокруг стояли деревья, но что‑то в них переменилось. У меня возникло такое ощущение, будто им что‑то известно. Как будто они были уверены в том, что скоро что‑то случится.
Я попыталась вернуться в дом, но не могла сдвинуться с места. Я попала в ловушку. И тут…
Тут появился Бен. Он прошептал мое имя, обнял меня за талию и прижал к себе.
– Ты мне нужна, – сказал он. – Ты же тоже не сможешь без меня, да?
Я посмотрела на него, и он понял, что не ошибся. Я наклонилась к нему, я хотела, чтобы он поцеловал меня, но когда его губы были готовы коснуться моих, он исчез. Все оказалось залито красным.
И это было не что иное, как кровь. Повсюду текли реки крови, она заливала меня, а мама стояла где‑то там, вдалеке, удивленно и испуганно глядя на меня.
– Мамочка? – позвала я, но она даже не моргнула, она меня не замечала: оказалось, что она смотрела вовсе не на меня, а на что‑то другое, и я тоже увидела…
Серебристые вспышки, очень, просто нечеловечески быстрые, они вспыхивали то здесь, то там.
На этом месте я проснулась и зажала рукой рот, чтобы сдержать собственный крик. Села, дрожа. Было темно. Мне хотелось вспомнить все, но…
Я обрадовалась тому, что не вспомнила. Стыдилась этого, злилась на себя, но это ни на что не влияло. Я была рада, что кошмар, который я испытала во сне…
На то, что эти воспоминания оказались заблокированы, была своя причина, и я в какой‑то мере даже хотела, чтобы все так и осталось.
Я встала раньше, чем прозвенел будильник, оделась, взяла сумку и пошла вниз. Мне уже не терпелось в школу, чтобы отделаться от своих мыслей.
Больше всего на свете мне хотелось убежать от себя. Размеренная работа на уроках наверняка поможет. Потешу себя иллюзией, что хоть что‑то в моей жизни как у всех.
Когда я спустилась, Рене, естественно, была уже на кухне. Сидела за столом с чашкой кофе и смотрела через стеклянную дверь. Когда я вошла, она повернулась ко мне. Дверь была приоткрыта, и кухню заполнил свежий воздух и лесной аромат.
Я улыбнулась ей и достала чашку, чтобы насыпать в нее хлопьев, хотя есть не хотелось.
– Что ты делаешь? – поинтересовалась она, встав и закрыв дверь.
– Собираюсь позавтракать. Ты не хочешь, чтобы я ела хлопья?
– Нет, – ответила она, отвернувшись от двери, и посмотрела на меня. Выглядела она обеспокоенно. – Сегодня суббота. Выходной.
Суббота. В школу идти не надо. Придется весь день провести тут, с Рене и с воспоминаниями о вчерашнем, о лесе. О доме.
О дереве.
О Бене.
О том сне, в котором я видела его. И кровь.
– Точно. – Я заставила себя выдавить улыбку. – Похоже, я запуталась в днях недели.
– Можешь еще поспать, – сказала Рене, но я села, засунув сумку с учебниками под стул, чтобы ее не было видно. И чтобы бабушка не беспокоилась.
Но было слишком поздно. Я поняла, что она уже взволнована.
– Мне не хочется спать, – ответила я, стараясь вести себя так, как будто ничего такого не случилось, надеясь, что удастся сыграть эту роль. Но Рене посмотрела на меня пристально, и я поняла, что она обратила внимание на мое осунувшееся лицо и загнанные глаза. – Надо придумать, чем заняться, – поспешно добавила я, чтобы она не успела сказать ничего насчет того, что я только что сделала, насчет того, что я забыла, какой сегодня день недели. И чтобы не задавала вопросов, на которые мне не хотелось отвечать. – Чем‑нибудь веселеньким.
