Образы звёзд и мироздания

В РУССКОЙ МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ ЛИРИКЕ ХVIII – ХХ ВЕКОВ

Русская метафизическая поэзия Нового и Новейшего времени рождается в контексте рефлекторного взаимодействия «картин мира», связанных, с одной стороны, с церковно-библейской космологией, а с другой – с Вселенной развивающегося европейского естествознания, кроме того, образ нестационарного космоса был предвосхищен в поэтических мирах русских авторов. Таким образом, в русской поэтической космологии опробованы предельно различные модели универсума, что говорит о её высокой холистической продуктивности.

Софиологическая проблема ’человек и тотальность’, преломленная в фокусе русской метафизической поэзии, обращена к тем формам присутствия, которые не вмещаются в отмерянный судьбою природный круг земного бытия. Это особенно впечатляет на фоне трудноопровержимых данных современной геологической науки: «Геологические временные шкалы столь обширны, что только по аналогии можно получить некоторое слабое представление о бездне времени, отделяющем нас от возникновения Земли. Одна из таких аналогий представляет историю Земли в виде трехчасового фильма. По этому сценарию мы – как вид, конечно, а не лично вы или я – торжественно появились бы в кадре лишь в последнюю секунду» (1). Эта малость, мизерабельность, казалось бы, явно способствующая устойчивому и неотменимому геоцентризму человеческой макроистории – само экзистенциальное осознание антропологического местоположения (2), тем не менее, не прибило «мыслящий тростник» к земле.

Интересно, что «звездные войны» против русского присутствия в космосе начались очень давно и прежде всего в интеллектуально-культурологическом пространстве. О. Шпенглер, например, глубокомысленно указывал на метафизически-исходный равнинный антиастрономизм русских: «Русский астроном – ничего более противоестественного быть не может. Он просто не видит звезд; он видит один только горизонт… Коперниканская система для него смехотворна в душевном смысле…» (3). Опровержению или, лучше сказать, принципиальной коррекции этого тезиса, касающегося внутренней морфологии русской ментальности, и будет посвящен приводимый здесь нами, исследуемый и комментируемый текстуальный материал из русской философской поэзии (4). Ведь именно в поэзии, как подчеркивал ещё Аристотель, душа говорит о всеобщем…

Не только потрясающие успехи отечественной наблюдательной и релятивистской астрономии, а также экспериментальной и теоретической астрофизики в ХХ веке (стоит здесь вспомнить следующие имена знаменитых ученых: Воронцов-Вельяминов, Амбарцумян, Шкловский, Новиков, Зельдович, Кардашев…), но и сам ход культурно-исторического бытия, в котором «вселенная астрономии только насильственно может быть вырвана из человеческой истории» (5), подводит нас к мысли о том, что сами космические притязания человечества в определенном аспекте вышли из церковной ограды. Христианство секуляризировало космос, в известном смысле расколдовало (!) тотальность вообще. Уже в IV веке новой эры свт. Василий Великий пишет о Божьем мире как «художественном произведении, доступном созерцанию всякого» (6), а свт. Григорий Богослов указывает на то, что «небо, земля и море есть дивная книга Божья, которую надо уметь читать» (7). Познаваемость Божьего мира, связанная с благоговением пред непостижимою тайною его Творца – при всех существенных и порою весьма драматичных отклонениях от этой идеальной гносеологической программы как в Западной Европе, так и на Св. Руси – стала примерно с этих пор и вплоть до ХVIII века, до необратимого барочно-романтического кризиса риторико-классической культурной парадигмы, ценностно значимой и считалась неотъемлемо входящей в определенную аксиологию благочестия.

Об этом, к примеру, свидетельствуют знаменитые ломоносовские «размышления»:

Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне – дна. /36/ (8)

Характерно, что перед нами здесь именно открытая звездная бездна.

Несколько позднее, у романтиков, астральные области также маркируют триумф гнозиса и со-общительности, прорывающих мировую тьму. Так у К.Н. Батюшкова в послании «К другу»:

…яркий Веспер засияет

На темном севере… /59/

Не земля, а небо – истинное прибежище поэтической мысли; именно туда исходно обращен лирический герой Д.В. Веневитинова («Сонет»):

На крылиях любви несется мысль моя,