2015-06-10
290
Чувство уверенности за успешный исход всего дела редко возникает само по себе (в этом случае, очевидно, правильнее назвать это чувство самоуверенностью), хотя можно найти примеры, когда порой чувство собственного превосходства помогало спортсменам выигрывать состязания, как говорят, на “одном самолюбии”. Но, как правило, такая настройка дает лишь одноразовый эффект, и, кроме того, в случае поражения такие спортсмены переживают его очень остро. И чувство превосходства надолго сменяется неверием в себя, в свои возможности.
В период 1969–1972 гг. чувство уверенности у меня крепло постепенно, параллельно с ощущениями роста силы, выносливости, тактического мастерства. Самой надежной базой для воспитания уверенности в своих силах служит сам тренировочный процесс. Выполняя большие по объему нагрузки, участвуя в контрольных стартах, преодолевая различные беговые отрезки с личными рекордами, я одновременно проникалась мыслью, что весь этот труд просто не может пропасть даром. Из рассказов коллег-легкоатлетов я знаю, что, например, многие прыгуны дней за 10–12 до соревнований применяют на тренировках упражнения со штангой большого веса. И установление личных рекордов в отдельных упражнениях вселяет в них чувство уверенности в своих возможностях. Точно так же у меня успешное выполнение контрольных нормативов вызывало сознание достигнутого высокого уровня подготовленности, что, в свою очередь, способствует появлению чувства уверенности.
И спортсменам, и тренерам известны приемы “искусственного” завышения возможностей атлетов. Ведь часто случается, что по уровню подготовленности спортсмен может рассчитывать на высокий результат (или на победу над сильным соперником), но для этого ему не хватает уверенности в своих силах. Поэтому порой тренер “обманывает” ученика, завышая, например, результат выполненного прыжка или контрольной пробежки. Иногда же помогает удачно выбранный момент, когда реализация достигнутого уровня подготовленности совпадает с повышенной ответственностью за успех выступления.
В этой связи мне вспоминается случай, который произошел в 1970 году в Эрфурте на матче СССР – ГДР – Польша, В то время спортсменки ГДР Карин Бурнеляйт и Гунхильд Хоффмайстер имели лучшие результаты, чем я и Тамара Пантелеев. Несмотря на это, тренер убеждал нас в том, что мы подготовлены ничуть не хуже соперниц. А, убедив, предложил мне лидировать после первых 600 м дистанции и постараться удержать высокий темп до финиша. Признаюсь, что, если бы предстояло выступать в личных соревнованиях, я едва ли выполнила бы этот план. Но ведь это была матчевая встреча, и ответственность за выступление всей команды прибавила нам сил и уверенности. И хотя до старта я сомневалась в успехе этого эксперимента, но план тренера приняла, понимая, что пассивный бег наверняка приведет к поражению: финишный рывок спортсменок ГДР мы бы с Тамарой не выдержали. В результате бегуньи ГДР, не ожидавшие от нас такой прыти, несколько растерялись и проиграли. А я, хотя и уступила на финише несколько мгновений подруге, была довольна и с тех пор не испытывала страха, встречаясь даже с заведомо более сильными соперницами.
Вообще чувство ответственности перед коллективом способно порой творить чудеса, вскрывать такие резервы, о которых сам спортсмен и не подозревает. И, конечно, тренерам необходимо в нужный момент обращаться к чувству долга, чувству патриотизма спортсмена.
В 1973 году с той же Т. Пангеловой нам предстояло выступить в беге на 1500 м на матче СССР – США в Ричмонде. И случилось так, что уже в день состязаний в программу был включен (по просьбе американских тренеров) и бег на 3000 м. Кроме нас в команде выступить на этой дистанции было некому... Пробежав 1500 м и обыграв американок, которые обычно зимой находятся в хорошей форме (речь идет о матче в закрытом помещении), мы с Пангеловой через 40 минут вновь вышли на старт бега на 3000 м (в зале это составило 22 круга!). Мне казалось, что этот бег никогда не кончится! Мы выиграли этот забег, но на следующий день были не в состоянии даже легко пробежаться на зарядке. Я убеждена, что, если бы нам пришлось участвовать в личном состязании, ни я, ни Тамара вообще не закончили бы дистанции.
Для повышения чувства уверенности можно обращаться и к личному престижу спортсмена. Иногда это может быть обращением со стороны тренера, которому бывает полезно воздействовать на самолюбие воспитанника, убедить его в том, что он не слабее соперников, вызвать в нем чувство “несогласия” с поражением. У опытных атлетов престижность также зачастую является основой для высокого психологического настроя, когда он просто не может позволить себе выступить неудачно.
Так произошло у меня на чемпионате Европы 1974 года, выступая с травмированной стопой на дистанции 3000 м. Каждый шаг отдавался болью, и после финиша (я заняла второе место) невозможно было даже ступить на ногу. Так произошло и в 1977 году на Кубке мира в Дюссельдорфе. Это был мой последний старт в большом спорте, а за день до него я сильно простудилась и чувствовала себя скверно: учащенный пульс, затрудненное дыхание и какая-то слабость в ногах. Соперницы, видимо, почувствовали мое состояние и предложили “рваный” темп бега. За 300 м до финиша я была совершенно измотана. Но сознание, что это мой последний бег, придало сил, и я смогла обойти на финише У. Брунс из ГДР и американку Д. Мэррил, установивших национальные рекорды.
Конечно, меня подстегивало сознание, что я – олимпийская чемпионка. Но думаю, что любой спортсмен имеет свой определенный престиж, свою гордость, и тренер может воспользоваться этим обстоятельством при подготовке к состязанию для создания у ученика общего фона уверенности в своих силах.
