double arrow

ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

Франц. depersonalisation, англ. depersonalization. Общее опреде­ление тех явлений кризиса личностного начала, которые в филосо­фии, эстетике и литературной критике структурализма, постструк­турализма и постмодернизма получали различные терминологиче­ские наименования: && теоретический антигуманизм,&& смерть субъекта, && смерть автора, «растворение характера в романе», «кризис индивидуальности» и т. д. Особую актуальность пробле­ма теоретической аннигиляции принципа субъективности приобре­ла в && постмодернизме.

Уже структурализм коренным образом пересмотрел проблему автономной индивидуальности, пройдя путь от ее постулирования


[68]

как "телоса" — как главной цели всех устремлении современно­сти, до признания того факта, что она превратилась в главное идеологическое орудие масскультуры. Со временем полученное структуралистами, как они полагали, систематизированное знание «объективных детерминант сознания» начало восприниматься как надежная теоретическая защита против «этической анархии» ра­дикального субъективизма.

Однако по мере того, как количество выявляемых структур увеличивалось, стал все более отчетливо обнаруживаться их явно относительный характер, а также, что привлекло к себе особое внимание аналитиков постструктуралистского толка, их несомнен­ная роль в формировании «режима знания и власти». Под этим подразумевается, что структуры, открытые в свое время структу­ралистами, могут иметь не столько объективное значение, сколько быть насильственно навязанными изучаемому объекту вследствие неизбежной субъективности взгляда исследователя. Другой сто­роной этого вопроса является тот факт, что, будучи однажды сформулированы, структуры становятся оковами для дальнейшего развития сознания, поскольку считается, что они неизбежно пре­допределяют форму любого будущего знания в данной области.

Чтобы избежать подобной сверхдетерминированности индиви­дуального сознания, начали вырабатываться стратегии для нахож­дения того свободного пространства, которое оставалось «по кра­ям конкурирующих структур». Естественно, что самоощущение индивида, возникающее в этих просветах между структурами, не способно приобрести то внутреннее чувство связности и после­довательности, каким оно обладало в своем классическом виде, как оно существовало начиная с эпохи Возрождения и доXX в. Сам факт притязания на непроблематичную и самодостаточную индивидуальность в современный период рассматривается по­стмодернистами как проявление определенной идеологии, т. е. как явление, принадлежащее сфере манипулирования массовым соз­нанием и, следовательно, служащее показателем «несомненного заблуждения».

Этот кризис индивидуальности обычно прослеживается тео­ретиками постструктурализма и постмодернизма со второй поло­вины XIX столетия, когда, по их мнению, он начал теоретически осмысляться в таких различных сферах, как марксистская полити­ческая экономия, психоанализ, антропология культуры и соссюровская лингвистика, которые основывались на моделях и мето­дах, не совместимых с фундаментальными понятиями традицион­ного индивидуализма. Внутренняя логика аргументации этих уче-


[69]

ний отрицает нормативную власть автономной индивидуальности и редуцирует субъективное сознание до постоянно себя воспроизво­дящего, надличного механизма.

В этих теориях личностный опыт человека определяется как нечто, детерминированное классом, семьей, культурой или другим не менее надличным по своему существу феноменом — языковым сознанием. Все это, по представлениям постмодернистов, имело своим следствием тот результат, что облик человека утратил в ли­тературе модернизма и постмодернизма целостность, которой он обладал в искусстве реализма.

В сфере литературной критики смерть автора была про­возглашена в 1968 г. Р. Бартом в его знаменитом эссе под этим названием. Исследователь утверждал, что в произведении говорит не автор, а язык, и поэтому читатель слышит голос не автора, а текста, организованного в соответствии с правилами культурного кода (или кодов) своего времени и своей культуры. Функции ли­тературы в новую эру, подчеркивает Барт, кардинально меняются, приходит эпоха читателя, и «рождение читателя должно произой­ти за счет смерти автора» (Барт: 1989. с. 391).

Для антиавторских филиппик Барта, как вообще для пост­структурализма в его французском, телькелевском варианте (по имени журнала «Тель кель», где впервые были сформулированы основные положения постструктуралистского литературоведения), характерна подчеркнуто идеологическая, антикапиталистическая и антибуржуазная направленность, связанная в более широком пла­не с декларативно вызывающим неприятием любого авторитета, освященного институализированными структурами общества. «Автор, — пишет Барт, — это современная фигура, продукт на­шего общества, так как, возникнув со времен Средневековья вме­сте с английским эмпиризмом и французским рационализмом, он создал престиж индивидуума или, более возвышенно, "челове­ческой личности". Поэтому вполне логично, что в литературе именно позитивизм — это воплощение и кульминация капитали­стической идеологии — придавал первостепенное значение личности" автора. Автор по-прежнему царит в истории литерату­ры, биографиях писателей, журналах и даже в самом сознании литераторов, озабоченных стремлением соединить в единое целое при помощи дневников и мемуаров свою личность с собственным творчеством. Весь образ литературы в обычной культуре тирани­чески сконцентрирован на авторе» (там же. с. 385).

Подобная позиция обусловлена тем, что.сознание человека уподобляется тексту; при этом последователи постмодернизма


[70]

растворяют свое сознание в сознании других, демонстрируя моза­ично-цитатный характер, т. е. интертекстуальность, всякого соз­нания, в том числе и своего собственного. Р. Барт, подводя теоре­тическую основу под подобное понимание личности, писал: «То "я", которое сталкивается с текстом, уже само представляет собой множество других текстов и бесконечных или, вернее, потерянных кодов... Субъективность обычно расценивается как полнота, с которой "я" насыщает тексты (имеется в виду возможность субъ­ективных интерпретаций. — И. И.), на самом деле — это лже­полнота, это всего лишь следы всех тех кодов, которые составляют данное "я". Таким образом, моя субъективность в конечном счете представляет из себя лишь банальность стереотипов» (Barthes:1970, с. 16-17). Из этого высказывания можно сделать только один вывод: на более позднем этапе развития своих кон­цепций Барт предпринял попытку теоретически аннигилировать личность не только автора, но и читателя, как в принципе и вооб­ще понятие суверенной личности.

Собственно литература постмодернизма и является художест­венной практикой подобных теорий, отражая разочарование в тра­диционном для Нового времени культе индивидуалистической личности. Наиболее полно эту проблему осветила английский кри­тик К. Брук-Роуз. Основываясь на литературном опыте постмо­дернизма, она приходит к крайне пессимистическим выводам о возможности дальнейшего существования литературного героя, как и вообще персонажа, и связывает это с отсутствием полно­кровного характера в новейшем романе.

Подытоживая современное состояние вопроса, Брук-Роуз приводит пять основных причин "краха традиционного характера":

1) эпистемологический кризис (&& эпистемологическая неуверен­ность); 2) упадок буржуазного общества и вместе с ним жанра романа, который это общество породило; 3) выход на авансцену «вторичной оральности» — нового «искусственного фольклора» как результата воздействия массмедиа; 4) рост авторитета попу­лярных жанров с их эстетическим примитивизмом; 5) невозможность средствами реализма передать опыт XX в. со всем его ужасом и безумием.

Общий итог рассуждении критика весьма пессимистичен: «Вне всякого сомнения, мы находимся в переходном состоянии, подобно безработным, ожидающим заново переструктурированное техно­логическое общество, где им найдется место. Реалистические ро­маны продолжают создаваться, но все меньше и меньше людей их покупают или верят в них, за исключением бестселлеров с их четко


[71]

выверенной приправой чувствительности и насилия, сентимен­тальности и секса, обыденного и фантастического. Серьезные пи­сатели разделили участь поэтов как элитарных изгоев и замкну­лись в различных формах саморефлексии и самоиронии — от беллетризированной эрудиции Борхеса до космокомиксов Кальвино, от мучительных мениппеевских сатир Барта до дезориентирующих символических поисков неизвестно чего Пинчона — все они ис­пользуют технику реалистического романа, чтобы доказать, что она уже не может больше применяться для прежних целей. Рас­творение характера — это сознательная жертва постмодернизма, приносимая им по мере того как он все больше обращается к тех­нике научной фантастики» (Brooke-Rose:1986, с. 194).


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: