Я осмотрелась. Здесь было гораздо чище, чем у меня дома, в Сиэтле, гораздо чище. Казалось, пыль не осмеливалась садиться в этой квартире

– Да?

– Да, правда. Мы не можем позволить тебе работать в неочищенной комнате.

– Ага, – произнесла я, догадавшись, что очищение – какой‑то викканский ритуал. – Но я не буду проводить никаких магических действий, как вы с Пердитой, поэтому очищение не обязательно…

– Обязательно, – твердо заявила Офелия, подошла к кровати и вытряхнула из пакета мою одежду. Затем расправила платья и принялась развешивать их в изысканно украшенном гардеробе из розового дерева, продолжая говорить: – Мы ни за что не простим себе, если какая‑нибудь отрицательная энергия, оставшаяся в этой комнате, помешает тебе провести свой ритуал. Пердита очистит ее сегодня вечером, когда Лунная Богиня озарит нас своим светом.

Я сдалась. У меня не было выбора. Мне следовало вести себя очень осторожно, потому что я собиралась вызывать демона у них дома, а у меня было чувство, что они не слишком этому обрадуются. Но выбора не было. Я думала провести ритуал, пока Пердита (и, как я надеялась, Офелия) уйдет в «Черное и белое», но, очевидно, Бафамалу предстояло подождать до завтра.

Пердита вернулась из магазина, и я почувствовала себя очень неудобно, потому что у меня осталось совсем мало денег и заплатить за еду было нечем. Затем они с Офелией уселись, чтобы выслушать мою историю. Я рассказала им о том, как обнаружила тело Венецианца, заверила их, что не убивала его, но о Дрейке вообще не стала упоминать. Я доверяла Офелии и Пердите так же, как и Амели, но, помня предательство Дрейка, я пришла к выводу, что не слишком хорошо разбираюсь в людях. Я решила, что лучше не втягивать сестер в свои проблемы.

– Он получил по заслугам, – заявила Пердита, когда я закончила свой рассказ.

Я уставилась на нее, удивленная чувством, с которым были произнесены эти слова. Она сказала это почти с торжеством. Должно быть, Пердита заметила выражение моего лица, потому что с легкомысленной усмешкой добавила:

– Звучит ужасно, правда? Но дело в том, что он не был, скажем так, приятным человеком. Он не раз поддавался своим инстинктам и пользовался темными силами, чтобы получить желаемое. О да, кинжал в сердце – справедливое возмездие для него и ему подобных.

– Перди, по‑моему, это немного слишком. Никто не заслуживает того, чтобы его убили, – мягко упрекдула сестру Офелия. Затем кивнула в мою сторону. – Ты забыла, что именно наша гостья обнаружила тело Венецианца. Я уверена, что Эшлинг не хочется вспоминать эту кошмарную сцену.

– Я… – Я прикусила губу, пытаясь сообразить, как задать свой вопрос Пердите, не обидев ее. – Мне говорили, что ты у него работала?

Она вздернула подбородок:

– Да, работала, но это не означает, что я не замечала его недостатков. С помощью темных сил он причинял вред не только людям из Мира иного, но и Богине, и даже самой природе. – Она быстро взглянула на взволнованную Офелию. – Вот почему я согласилась на это место. Мы надеялись, что сможем вернуть Венецианца к свету, но он… – Губы ее скривились.

– Он высмеял ее и отверг ее предложение обратить его в Древнюю Религию, – прошептала Офелия, положив руку на ладонь сестры и стискивая ее. – Он был безнравственным человеком, Перди, но его уже нет в живых. Он заплатит за свои прегрешения. Богиня позаботится об этом.

– Да, – ответила Пердита, успокаиваясь. Она остановила на мне взгляд голубых глаз. – Он был очень плохим человеком, но он больше не станет осквернять Париж своим присутствием. Воля Богини исполнена, и то же самое произойдет с каждым членом Мира иного, который игнорирует Тропу Истины и отдается во власть темных сил.