Глава xlvi

Гамлет и Офелия. Всего глубокомысленнее задуманы у Шекспир отношения принца к Офелии.Гамлет, это - гений, который любит, и любит с крупными запросами гения и сего уклонениями от общепринятых правил. Он любит не так, как Ромео, не такойлюбовью, которая охватывает и наполняет всецело душу молодого человека. Ончувствовал влечение к Офелии еще при жизни отца, посылал ей письма иподарки, он питает к ней бесконечную нежность, но быть ему другом она несоздана. "Все ее существо, - говорится у Гете, - дышит зрелой, сладостнойчувственностью". Это слишком сильно сказано; только песни, которые она поетв своем безумии, - "в невинности безумия", как метко выражается сам Гете, -указьшают на подкладку чувственного желания или чувственных воспоминаний; ееповедение с принцем скромно до строгости. Они были близки друг к другу;пьеса ничего не говорит о том, насколько близки. Это ничего еще не доказывает, что тон Гамлета относительно Офелиикрайне свободен, не только в потрясающей сцене, где он посылает ее вмонастырь, но еще более среди разговора во время представления, когда оншутит с непристойною смелостью, прежде чем просит у нее позволенияприклонить голову к ее коленям, и где одна из его реплик цинична. Мы ужевидели, что это ничуть не свидетельствует против неопытности Офелии. Елена впьесе "Конец - делу венец" само целомудрие, а между тем разговор с нейПароля невероятен, для нас прямо невозможен. С такими репликами, как репликиГамлета, молодой принц мог в 1602 г. обращаться к вполне порядочнойпридворной даме, не оскорбляя ее. Тогда как английские комментаторы Шекспира выступили рыцарями Офелии,некоторые немецкие (как, например, Тик, фон-Фризен, Флате) не сомневались втом, что отношения ее к Гамлету были совершенно интимного свойства; Шекспирумышленно обошел этот вопрос, и нелегко понять, почему бы не сделать того жеи его читателям. Гамлет отдаляется от Офелии с того момента, как чувствует себя"ниспосланным с бичом, как ангел мести". С глубокой скорбью прощается он снею без слов, берет ее руку, удерживает ее, отстраняясь на длину своей руки,и так пристально смотрит ей в лицо, как будто хочет его списать, потом жметслегка ее руку, качает головой и испускает глубокий вздох. Если после того он держит себя сурово, почти жестоко с ней, то потому,что она была малодушна и изменила ему. Она - кроткое, покорное создание безсилы сопротивления; это душа, которая любит, но любит без страсти, дающейженщине самостоятельность действия. Она походит на Дездемону своимнеразумным обращением с любимым человеком, но много уступает ей врешительности и пылкости любви. Она совсем не поняла печали Гамлета поповоду образа действий матери. Она остается свидетельницей его подавленногонастроения, не подозревая его причины. Когда после явления духа онприближается к ней, взволнованный и безмолвный, в ней нет предчувствия того,что с ним случилось нечто ужасное, и, несмотря на свое сострадание к егоболезненному состоянию, она тотчас же соглашается сделаться орудием еговыпытывания, в то время как ее отец и король подслушивают их разговор.Тогда-то он и разражается всеми этими знаменитыми упреками: "Ты честнаядевушка? И хороша собой?" и т. д., тайный смысл которых таков: "Ты подобнамоей матери! И ты могла бы поступить так, как она!" У Гамлета нет ни одной мысли для нее среди возбуждения, котороеовладевает им после того, как он убил Полония; однако косвенным путемШекспир дает нам понять, что впоследствии скорбь о возлюбленной внезапноохватила его. Он плачет о том, что сделал. Потом он как будто забывает оней, и вот почему так странен кажется читателям его гнев на вопли братаОфелии, когда ее опускают в могилу, и внушенное его чрезмерной нервнойвозбужденностью желание превзойти Лаэрта в горе. Но мы понимаем из его слов,что она была отрадой его жизни, хотя и не могла сделаться ее утешением. Она,со своей стороны, была сердечно расположена к нему, любила его с самойзаветной нежностью. Потом она с болью увидала, что он относится к своейлюбви, как к чему-то минувшему ("Я любил тебя когда-то"), с глубокой печальюбыла она свидетельницей того, что она считает помрачением его светлого духав безумии ("О, что за благородный омрачился дух!"); наконец, смерть отца отруки Гамлета гасит у нее свет сознания. Она разом потеряла их обоих, отца имилого. Имя Гамлета она не произносит в своем безумии, не намекает даже наскорбь о том, что именно он убил ее отца. Забвение этого ужаснейшего фактаоблегчает ее несчастье; ее тяжкая судьба выбросила ее в пустыню одиночества;безумие населяет и наполняет это одиночество и этим самым смягчает его. Создавая в своей фантазии отношения Фауста к Гретхен, Гете многоезаимствовал и присвоил себе из отношений Гамлета к Офелии. И там, и здесьизображается трагический любовный союз гения с полной искреннего чувствамолодой девушкой. Фауст убивает мать Гретхен, как Гамлет отца Офелии. И в"Фаусте" происходит поединок между героем и братом возлюбленной, и там братпогибает от удара шпага. И в "Фаусте" молодая девушка сходит с ума подгнетом своего несчастья, и Гете именно Офелию имел при этом в своих мыслях,ибо он заставляет своего Мефистофеля петь перед Гретхен песню о молодойдевушке, вышедшей от своего возлюбленного уже не девственницей, - песню,представляющую собой прямое подражание, почти перевод песни Офелии оВалентиновом дне. Безумие Офелии носит, однако, печаль более нежной поэзии, чем безумиеГретхен. У Гретхен оно усиливает могучее, трагическое впечатление гибелимолодой девушки; у Офелии оно утоляет страдания душевнобольной и зрителя. Гамлет и Фауст - это гений эпохи Возрождения и гений современной эпохи,но понимаемые таким образом, что Гамлет, в силу чудесного дара своего поэтавоспарять над своим веком, охватывает весь период времени между ним и нами иимеет такую широту объема, какую мы, стоя на пороге двадцатого столетия, всееще не в состоянии определить. Фауст есть, пожалуй, наивысшее поэтическое выражение для стремящегосявперед, пытливого, ищущего наслаждений, под конец овладевающего собой иземлей человечества; в руках своего творца он превращается в великий символ;но чрезмерное обилие аллегорических штрихов заволакивает для наших взоров вовторой половине его жизни его индивидуальную человеческую природу. Не вхарактере дарования Шекспира было изобразить существо, стремления которогонаправлены, как у Фауста, на опыт, знание, открытие истины вообще. Даже там,где Шекспир поднимается всего выше, он все-таки придерживается ближе земли. Но ты, о Гамлет, вследствие этого нам, конечно, не менее дорог, ипоколение, живущее ныне, не менее ценит и понимает тебя! Мы любим тебя, какбрата! Твоя печаль - наша печаль, твое негодование - наше негодование, твойгордый ум отмщает за нас тем, кто наполняет землю своим пустым шумом и ктовластвует над нею. Нам знакома твоя мучительная скорбь при виде торжествалицемерия и неправды, и, увы! твоя еще более страшная пытка, когда тычувствовал, что перерезан в тебе нерв, претворяющий мысль в победоносноедело. И к нам взывал из преисподней голос великих усопших. И нам пришлосьвидеть, как наша мать набросила порфиру на того, кто умертвил "величиепохороненной Дании". И нам изменяли друзья нашей юности, и нам грозилагибель от отравленного клинка. И нам понятно настроение, овладевшее тобою накладбище, когда душу охватывает отвращение ко всему земному и грусть привиде всего земного. И нас веяние из отверстых могил заставляло мечтать счерепом в руке!