Понятие свободы

Обсуждая применение первого принципа, я постараюсь избежать дискуссии относительно значения понятия свобода, которое так часто осложняло эту тему. Я оставляю в стороне разногласия между сто­ронниками негативной и позитивной свободы по поводу того, как должна определяться свобода. Я полагаю, что большей частью это спор вовсе не о дефинициях, а скорее, об относительных ценностях нескольких свобод в тех случаях, когда они вступают в конфликт. Таким образом, может возникнуть желание утверждать, как это делал Констант, что так называемая свобода современников имеет большую ценность, чем свобода древних. Хотя оба эти вида свободы глубоко укоренены в человеческих устремлениях, свобода мысли и свобода совести, свобода личности и гражданские свободы не должны приноситься в жертву политической свободе, свободе равным образом участвовать в политических делах³. Этот вопрос явно относится к сфере содержательной политической философии, и для ответа на него требуется некоторая теория правильности и справедливости. Вопросы дефиниций в лучшем случае могут играть лишь вспомогательную роль.

Таким образом, я просто буду предполагать, что любую свободу всегда можно объяснить с помощью указания на три вещи: свободные действующие субъекты, ограничения, от которых они свободны, и то, что они свободны делать или не делать. Полное объяснение свободы дает всю относящуюся к делу информацию об этих трех вещах⁴. Очень часто определенные вопросы ясны из контекста, и полное объяснение не является необходимым. Общее описание сво­боды, таким образом, имеет следующую форму: та или иная личность

(или личности) свободна (или не свободна) от того или иного огра­ничения (или набора ограничений) делать (или не делать) то-то и то-то. Ассоциации, так же как и естественные личности, могут быть свободны или несвободны, и ограничения могут варьироваться от обязанностей и запретов, определяемых законом, до принуждающих влияний, исходящих от общественного мнения и давления со стороны социума. В основном я буду обсуждать свободу в связи с конс­титуционными и правовыми ограничениями. В этих случаях свобода является определенной структурой институтов, определенной системой публичных правил, определяющих права и обязанности. В этом кон­тексте личности свободны делать нечто, когда они свободны от опре­деленных ограничений делать или не делать это, и когда их делание или неделание защищено от вмешательства со стороны других лично­стей. Если, например, мы рассмотрим свободу совести так, как ее определяет закон, то индивиды имеют эту основную свободу, когда они свободны преследовать свои моральные, философские или рели­гиозные интересы без юридических ограничений, которые требуют от них заниматься или не заниматься какой-то определенной формой религиозной или другой практики, и когда у других индивидов есть юридическая обязанность не мешать им. Любую конкретную основную свободу характеризует довольно замысловатый набор прав и обязан­ностей. Индивидам должно дозволяться не только делать или не делать какие-то вещи, но у правительства и других людей должна быть юридическая обязанность не препятствовать им. Я не буду детально описывать эти права и обязанности, но предположу, что для наших целей мы достаточно хорошо понимаем их природу.

Несколько кратких пояснений. Прежде всего, важно признать, что основные свободы должны оцениваться в целом, как одна система. Ценность одной такой свободы обычно зависит от спецификации других свобод. Далее, я предполагаю, что при разумно благоприятных обстоятельствах всегда есть способ определения этих свобод, так что наиважнейшие применения каждой из них могут быть гарантированы одновременно, а фундаментальные интересы — защищены. Или же это возможно при том условии, что два принципа и ассоциированные с ними приоритеты направлены на реализацию свобод и интересов. Наконец, при такой спецификации основных свобод должно быть ясно, действительно ли институты или законы ограничивают основные свободы, или же они просто регулируют их. Например, для дискуссии необходимы определенные правила поведения; без принятия разумных процедур исследования и дебатов свобода слова теряет свою ценность. С другой стороны, запрет на пропаганду определенных религиозных, моральных или политических взглядов представляется нарушением свободы, и должен оцениваться с этой точки зрения⁵. Таким образом, являясь делегатами конституционного собрания или членами законо­дательного собрания, стороны должны решить, как должны быть конкретизированы различные свободы, чтобы в результате получилась наилучшая всеобщая система свободы. Они должны проводить раз­личение регулирования и запрещения; но во многих рассмотрениях они будут сопоставлять одну основную свободу с другой, например,

свободу слова с правом на честный суд. Наилучшее устройство не­скольких свобод зависит от ограничений, которым они подвержены.

Хотя равные свободы могут, таким образом, ограничиваться, эти границы должны соответствовать некоторым критериям, выраженным значением равной свободы и упорядочением двух принципов спра­ведливости. Уже сразу ясно, что существуют два способа нарушить первый принцип. Свобода является неравной, когда, например, один класс людей имеет большую свободу, чем другой, или когда свобода менее широка, чем должна быть. Все свободы равного гражданства должны быть одинаковыми для всех членов общества. Тем не менее, некоторые из этих равных свобод могут быть более широкими по сравнению с другими, если предположить, что их можно сравнивать. Более реалистично предположение о том, что в лучшем случае каждую свободу можно измерять по своей собственной шкале. Тогда различные свободы могут быть расширены или сужены в соответствии с тем, как они влияют друг на друга. Основная свобода, согласно первому принципу, может быть ограничена лишь ради самой свободы, т. е. ради гарантии того, что та же самая или какая-либо другая основная свобода должным образом защищены, и для того, чтобы организовать эту самую систему свобод наилучшим образом. Приспособление всей схемы свобод зависит исключительно от определения и сферы приме­нения конкретных свобод. Конечно, эта схема всегда должна оце­ниваться с точки зрения репрезентативного равного гражданина. С перспективы конституционного собрания или законодательной стадии (когда это уместно) мы должны задать вопрос — какую систему для него было бы рациональным предпочесть.

Последнее замечание. Неспособность воспользоваться своими пра­вами и возможностями в результате бедности или невежества, а также общего недостатка средств, иногда включается в число огра­ничений, определяющих свободу. Я, однако, утверждать этого не буду; вместо этого я буду считать, что эти вещи влияют на ценность свободы, ценность для индивида прав, определяемых первым прин­ципом. Принимая это и предполагая, что вся система основных свобод создана только что описанным образом, мы можем отметить, что двусоставная базисная структура позволяет примирить свободу и равенство. В этом случае свобода и ценность свободы различаются следующим образом: свобода представлена всей системой общеграж­данских свобод, в то время как ценность свободы для индивидов и для групп зависит от их способности преследовать свои цели в рамках, заданных системой. Свобода, понимаемая как равная свобода, (free­dom as equal liberty), одна и та же для всех; вопрос о компенсации за свободу меньшую, чем равная, не встает. Но ценность свободы неодинакова для всех. Некоторые имеют большие власть и богатство и, следовательно, больше средств для достижения своих целей. Мень­шая ценность свободы, однако, компенсируется, так как способность менее удачливых членов общества достигать своих целей была бы еще меньше, если бы они не приняли существующие неравенства во всех тех случаях, когда удовлетворяется принцип различия. Но ком­пенсация за меньшую ценность свободы не должна смешиваться с

оправданием неравной свободы. В соответствии с этими двумя прин­ципами, базисная структура должна быть организована так, чтобы максимизировать ценность всей схемы равной, разделяемой всеми, свободы для наименее преуспевших.

Эти замечания по поводу понятия свободы, к сожалению, носят абстрактный характер. На этой стадии не имело бы смысла давать систематическую классификацию различных свобод. Вместо этого я предположу, что у нас имеется достаточно ясное представление о различиях между ними, и по ходу рассмотрения разнообразных слу­чаев все постепенно встанет на место. В следующих разделах я рассматриваю первый принцип справедливости в связи со свободой совести и свободой мысли, политической свободой и свободой лич­ности, защищенной правлением закона. Эти применения позволяют прояснить значение равных свобод и представить дополнительные основания для первого принципа. Более того, каждый случай ил­люстрирует использование данных критериев для ограничения и ре­гулирования различных свобод и, таким образом, является примером того, что же означает приоритет свободы. Следует, однако, отметить, что объяснение основных свобод не предлагалось в качестве точного критерия для определения того, оправдано ли ограничение свободы, основной или какой-либо другой. Нет способа, избежать опоры на наше чувство баланса. Как всегда, цель заключается в том, чтобы сформулировать критерий справедливости такой, что, как бы сильно он ни взывал к нашим интуитивным способностям, он помогал бы сходимости наших обдуманных суждений справедливости (§ 8). Раз­личные правила приоритета должны продвигать эту цель через вы­деление некоторых фундаментальных структурных особенностей мо­рали.