Архетипичные структуры в сюжете

А это событие действительно имело место или ты его видел только во сне?

Р. Джонсон, «Сновидения и фантазии»

В этой теме нам придется обратиться к психологии. Точнее — к Карлу Густаву Юнгу и его теории коллективного бессознательного.

Юнг говорил, что теория бессознательного З. Фрейда верна, но верна лишь отчасти. Личностный слой бессознательного, открытый Фрейдом, — лишь верхушка огромного айсберга.

Этот слой покоится на другом, более глубоком, — коллективном бессознательном. Оно имеет не индивидуальную, а всеобщую природу. Рожденные в нем символы идентичны для любого человеческого существа и образуют всеобщее основание психики каждого из нас, так как по своей природе они сверхличностны. Эти символы имеют явно мифологический характер. Именно поэтому они проявляются в мифах и сказках всех времен и народов и даже у персон, не имеющих никакого понятия о мифологии, — в их личных фантазиях и сновидениях.

Действительно, почему сказка о Золушке или миф о Прометее в том или ином варианте встречается у всех народов? Почему определенные числа почитались во всех мировых религиях, как сакральные? Как мог глотающий солнце крокодил Древнего Египта попасть на берега Лены, на созданные курыканами Шишкинские писаницы Бронзового века (см. рисунок)? Почему он так напоминает Крокодила из известной сказки К. И. Чуковского «Краденое солнце»?

И таких всеобщих не только для религий или наций, но и отдельных личностей представлений, образов, форм история культуры знает огромное множество. Объяснить их просто заимствованием невозможно в принципе.

Где древние курыкане, создавшие рисунок, могли увидеть крокодила? На берегах Лены? Или Чуковского читали? Если сам мотив «проглатывания солнца» можно попытаться объяснить видимым его заходом (хотя такие попытки «оправдания» мифических образов признаны учеными несостоятельными еще в начале XX в.), то «крокодила» никаким личным опытом объяснить нельзя.

Вот эти древнейшие праидеи, праформы, свойственные бессознательному всех без исключения людей, наций и народов всех эпох Юнг и назвал архетипами, или первобытными образами. «Я назвал эти мотивы архетипами, - писал сам К.Г.Юнг, - под которыми я понимаю формы и образы, коллективные по своей природе, встречающиеся практически по всей земле […] которые передаются не только посредством традиции или миграции, но также с помощью наследственности». (К.Г.Юнг. Архетип и символ.) Архетип — это некое представление, мотив, «зерно», несущее в себе «зародыш» и идеи, и формы. Сам по себе архетип не бывает ни злым, ни добрым. Он морально нейтрален, добрым или злым он становится, только обретая чувственную природу — отношение, соприкасаясь с сознательной мыслью.

Архетипичные мотивы — это не какие-то конкретные сюжеты и даже фабулы, а некие пред-формы, несущие в себе одновременно и определенные пред-смыслы. В мои задачи не входит дать читателю некий каталог архетипических мотивов и символов или предложить рецепты их использования. Каждый в состоянии самостоятельно обратиться к книгам К. Г. Юнга, В. Проппа, А. Ф. Лосева и др. В Приложении I упомянуты лишь основные, наиболее часто встречающиеся архетипичные мотивы и персонажи.

Поскольку сам по себе архетип — структура недифференцированная и в чистом виде не вычленяемая, то и проявления его трудно поддаются некой логической структуризации. Они скорее ощущаются, чувствуются, нежели формулируются на уровне вербального языка. Более того, похоже, что все архетипы растут из некоего единого корня, докопаться до которого мы совершенно не в состоянии. На практике для нас важно то, что на уровне мотивов и даже персонажей они свободно перетекают друг в друга, соединяются или наоборот, распадаются на несколько порой слабо связанных, но явно имеющих один корень вариаций.

Что нам может дать владение этим «механизмом»? Зная основные мотивы и персонажей, мы можем и в наших сюжетах, и в героях выявить однозначно всеобщее, то, что будет работать на зрителя любой национальности, культуры и эпохи. «Любое отношение к архетипу, переживаемое или просто именуемое, «задевает» нас; оно действенно потому, что пробуждает в нас голос более громкий, чем наш собственный». (К.Г.Юнг. Архетип и символ.)

Более того, мы получаем возможность не только найти, но и спровоцировать, организовать на экране органично присущие таким персонажам и сюжетам ходы и даже целые эпизоды. Каждый может найти что-то близкое ему, выявляющее для него чувственную природу и структуру: в мировой культуре, национальном фольклоре или в художественных произведениях.

Хочу только сразу предостеречь от попыток «привязать» случайно попавшиеся или расхожие мифы и сказки к любому материалу. Например, мне как-то случилось увидеть сюжет, в котором автор попытался встроить открытие городской новогодней елки в сказку «Золушка», причем «золушкой» журналистка сделала себя. В итоге сказка воспринималась как «притянутая за уши», а сюжет – как наивный и безвкусный. Но иного результата быть и не могло! Ведь в мотиве «золушки» важно, чтобы персонаж сначала серьезно страдал и терпеливо сносил свои страдания и несправедливость; только потом, в повороте, благодаря «доброй феи», «богатому дядюшке» или другому deus ех machina (богу из машины) он получает «чудесное спасение» как воздаяние за свои бедствия (мотивации «спасения» могут быть любыми, кроме откровенно бытовых, но должны не зависеть от действий самого героя). И наградой «золушкам» совсем не обязательно должен быть принц – это только один из множества вариантов; наградой может стать любой итог, который будет воспринят зрителем как «воздаяние за страдания и терпение». Разве все описанное имеет какое-то отношение к официальному открытию городской елки и благополучной, модно одетой журналистке?

Хотя и этот сюжет мог быть «вписан» в форму «золушки», например, если построить его не на нарциссизме автора, а на том, как на открытие елки привезли детдомовцев. Согласитесь, немного вкуса и такта – и такой сюжет может стать «изюминкой» новостийной программы. Или в «золушку» может замечательно «вписаться» сюжет о том, как молодая семья, после уймы мытарств, обрела собственную квартиру. А кто уж в таком сюжете выступит в роли «доброй феи» и что именно принесет героям «чудесное спасение», т.е. квартиру – решать автору.

Выявленное использование архетипичных мотивов – всегда очень мощный прием, поэтому применять их нужно только осознано и очень точно. Иначе вместо того, чтобы удивить зрителя, автор может и сам «подорваться» на этой «бочке пороха».