тивный мир, в котором все же приходится фактически жить, только как «документ», «выражение», «симптом» стоящих за ним реально-физических процессов. Поэтому искусство и особенно поэзия, мыслимая радикально, является прекрасным мнимым образом в душе поэта или же, как предмет веры или мировоззрения, является обусловленным поколением, классовым положением и т.д. окрашиванием мира (мира естествознания) с помощью субъективной силы воображения. Соответственно в языкознании, поскольку оно вообще занимается значениями языка (а не только историей звуковой формы), язык должен был казаться суммой реально-психических речевых актов, значениям же, как уже у Локка, предстояло стать «внутренними психическими представлениями», которые в целях взаимопонимания должны ассоциативным образом вызываться у собеседника. Так значения еще и сегодня определяет ученик Марти - Функ и, заметим попутно, большая часть психологов языка, которые тем самым продолжают линию английского эмпиризма 18-го столетия. Но даже для тех исследователей языка, которые, как Штейнталь и Вундт, открыто исходили из романтической традиции, язык является только психическим фактом, и гумбольдтовская программа сравнительной истории языков как истории открытия мира4преобразуется в программу «этнической психологии». Предметом спора для Марти и Г. Пауля, с одной стороны, и Штейнталя и В. Вундта, с другой, был лишь вопрос о том, следует ли понимать язык как непосредственное, бессознательное выражение души народа или же как целесообразный коммуникативный акт отдельных индивидов; первый вариант мыслился на романтический, второй, так сказать, на западноевропейский манер. То, что в языке и, в конце концов - в наиболее совершенном виде - в языке поэзии «мир», в котором на данный момент живет человек, рассмотренный во вневременном измерении, является, включая и само время, чем-то целым, разворачивается как структура, что этот мир вообще мы имеем только посредством языка и изначально в языке - все это могло оставаться незамеченным, так как «единственный мир» точного естествознания, ставший чем-то само собой разумеющимся, заслонял взгляд на раскрытый в родном языке жизненный мир.
дающееся объективному представлению понятие природы Нового времени, которое основывается на учрежденном Декартом субъект-объектном отношении. Философской проблематике истолкования этого фундаментального изменения уделяется достаточное внимание только начиная со второй фазы феноменологии. Ср. особенно С. Fr. Weizsacker in: М Heideggers Ein/ΐυβ aufdie Wssenschqften.
4Ср. об этом L. Weisgerber, «Die Wiedergeburt des vergleichende Sprachstu-diums», in: Lexis, Bd. II, 2.