Трансформация философии

но и последовательно, и при этом с полной ясностью обнаруживается структура схемы редукции: романтические категории выражения служат для того, чтобы физиогномически редуцировать все комплексы значений, которые образуют наш мир, к явлениям стоящей за ними психической или биотической реальности («душа культуры» Шпенг-лера является и тем, и другим).2На примере предельного случая Шпенглера хорошо видно следующее: 19-й век признавал только две формы действительности вообще: физическое и психическое, причем и то, и другое разворачивается во времени. Если не хотят материалистически редуцировать образующее наш «мир», то тем более ревностно придерживаются психического, которое, опять же, по большей части должно быть причинно-аналитически объяснено таким же образом, как физическое, а именно как (протекающий во времени) процесс.

Особенно легко в это время встретить понимание поэзии как документа исторической душевной жизни, и это на основании того, что, опять же, ясно выражено у Дильтея: Дильтей говорит в одном месте о природе как о «декорации» исторического жизненного мира. При этом становится ясно: позади нагруженного значениями жизненного мира, который, конечно, всегда может быть субъективно редуцирован и является выражением исторической душевной жизни, для сознания 19-го века располагается «единственный» мир, мир точного естествознания, «существование вещей, поскольку они образуют закономерную взаимосвязь», как формулировал это Кант, и к этому можно было бы добавить: «безразличный к протекающим во времени мнениям и психическим переживаниям людей, индифферентный к смыслу, вращающийся в самом себе механизм».3Такая более или менее сознательно возникшая предпосылка «единственного» мира позволяла этой эпохе рассматривать совокупный, имеющий значение для человека ситуа-

2В перспективе нашего исследования схема редукции Шпенглера акцентируется односторонне. Другой стороной является то, что именно шпенглеровская морфология истории преисполнена ценнейшими сущностными описаниями, которые особенно важны для понимания историчности пространства и времени во второй фазе феноменологии.

' В оригинале «die» Welt. Здесь, как и в последующих многочисленных случаях, автор прибегает к особому ударению (отмечаемому в оригинале курсивом или же кавычками) на определенный артикль, передаваемому здесь, равно как и далее, словом «единственный» (одна из грамматических функций определенного артикля - указывать на уникальный характер того предмета, о котором идет речь). См. также наше примечание к статье «Витгенштейн и проблема герменевтического понимания». —Прим. ред.

' Эта характеристика в равной мере значима с точки зрения как реалистов, так и кантианцев; только теория относительности и микрофизика разрушили под-