Кедарнат

Началось все с того, что портье забыл разбудить нас утром.

Обычное дело для Индии.

Хотя мы оба уже проснулись, но не вставать не спешили, а вдруг еще рано. Потому и ждали сигнала к подъему. Однако, после получасового глазения на потолок, одновременно интуитивно поняли, что дело не чисто и пора подниматься.

Вторым сюрпризом было то, что, одевшись и выйдя из отеля, мы не обнаружили рикшу, с которым договорились вчера. Думая, что он запаздывает, мы решили подождать, но 30-тиминутное ожидание не принесло никакого результата.

Тут-то я и вспомнил о своем невнятном предчувствии.

Желание что-нибудь предпринять, перемешивалось с внутренним чутьем, которое подсказывало, что все непременно как-то сложится. Моя спутница вообще, похоже, не переживала, а отдалась на волю случая. Как впоследствии выяснилось, она была не прочь провести еще один день в Ришикеше.

Идти пешком до автостанции было довольно далеко, а успеть ко времени отправления автобуса невозможно. Оставалось только найти хоть какое-нибудь средство передвижения.

После нескольких неудачных попыток договориться с проезжающими попутками, звезды, наконец, встали как надо, и из-за поворота выехал наш водитель. Улыбаясь собственному опозданию, он не пытался извиняться или оправдываться. По всему было видно, что угрызения совести его не терзают. Мы же, в свою очередь, даже не возмутились, будто все происходящее было заранее спланировано и теперь развивалось по обоюдно согласованному между сторонами сценарию.

Позднее выяснилось, что маршрут нашего автобуса до Кедарната пролегал рядом с отелем, в котором мы остановились. Так что можно было не ехать на автостанцию, а просто ждать автобус на дороге. Как видно, что-то подсказывало и всячески намекало нам, что не стоит суетиться, но мы не уловили. Зато в будущем, сталкиваясь с подобными бессловесными наставлениями, уже понимали, что есть какой-то другой, лучший способ решить насущный для нас вопрос, и непременно стремились найти его.

Положительным в нашем приезде на автостанцию оказалось то, что мы смогли выбрать более удобные места в автобусе для наших задниц, которым предстояло трястись изрядное количество часов по горной плетенке.

На этот раз автобус был с высокими, но не откидывающимися креслами. По сравнению с прошлым это был ощутимый прогресс. А вот если бы расстояние между сидушками, стоящими друг за другом, было чуть больше, чем от бедра до колена, то цены такому транспорту вообще бы не было. Но, увы – не все сразу.

В Кедарнат мы тронулись с сорокаминутным опозданием, что не смутило, ни водителя, ни кондуктора, ни тем более пассажиров.

Куда спешить, если впереди и позади тебя вечность.

Кедарнат – самое высокое из четырех священных мест индуистов и покоится на высоте 3600 метров над уровнем моря. Остальные – Бадринат, Ганготри и Ямонотри – располагаются на 500 метров ниже, что никак не сказывается на их значимости. Каждое из мест отличает своя особая энергетика.

Как и любое из них, Кедарнат имеет свою легенду.

Много лет назад Пандавы, ослушавшись своего гуру, развязали войну. Потеряв спокойствие ума от совершенных грехов, братья отправились на поиски Шивы, который был единственным, кто мог показать путь к освобождению. Не желая встречи, просветлённый долгое время скрывался. Но упорные Пандавы были не из тех, кто легко сдаётся, и продолжали преследование. Шива уходил всё дальше и дальше в горы, пока не достиг места, где закончились все дороги. Приняв облик быка, он попытался спрятаться в пасущемся неподалёку стаде. Прозорливые Пандавы догадались, какую игру затеял хитрый отшельник.

Зная, что Шива не позволит оседлать себя, один из братьев стал садиться верхом на каждое из животных. Когда очередь дошла до Шивы, тот скинул шкуру и предстал перед братьями. В то же мгновение последние избавились от груза грехов и просветлели.

Может быть из-за неотступности и целеустремленности Пандавов, я чувствовал энергетику Кедарната, как бескомпромиссную.

Вы можете забыть, что ели в Индии острую пищу, можете не вспомнить о грязи, в которой утопают индийские города (хотя в это слабо верится). Из головы может вылететь случай, когда вы переплатили на рынке бешеные деньги за вещь, которая за углом продавалась за копейки. Вообще вы можете многое упустить, рассказывая друзьям о своем путешествии, но если вы один день провели в Кедарнате…, память об этом месте обязательно сохранится, и не каким-то отдельным эпизодом или впечатлением, а будет оставаться в сознании запредельным всепронизывающим телесным ощущением, возвращаясь к которому, вы непременно будет чувствовать касание неопределенной, безликой силы, которую упорный практик открывает для себя, выходя за границы человеческой двойственности.

И подтверждений присутствия запредельного, вы найдете в рассказах очевидцев, побывавших в Кедарнате, превеликое множество. Поделюсь только тем, что произошло непосредственно с нами в одной из последующих поездок.

Поднимаясь на тот раз в горы, мы попали под дождь и жутко замерзли. Если вы испытывали, как холод проникает до самого вашего нутра, то это был именно тот случай.

Моя спутница, обычно привередливая в выборе гостиницы, была согласна на первую попавшуюся. На все мои: «Давай посмотрим еще что-нибудь», она отвечала, что здесь, в ближайшем отеле, прекрасно и замечательно. Раньше она никогда не употребляла таких терминов в адрес индийских пятидолларовых отелей, где нам приходилось останавливаться. При этом у нее зуб на зуб не попадал и не разгибались пальцы. Ей побыстрее хотелось попасть в номер, но даже выбрав комнату, мы не смогли согреться. Горячей воды нет, изо всех щелей дует, сырость, усталость...

Пришлось прибегнуть к взятой из дома восьмидесяти градусной настойке женьшеня. Пока спешили добиться нужного эффекта, моя спутница уговорила грамм сто пятьдесят. Обычно ее уносит уже от запаха пробки, а тут…, вроде как и не берет. Но когда запоздалая волна опьянения накатила, промерзшая девушка, как говорится, не вязала лыка.

В таком состоянии, которое сама же называла «вертолетом», она брела за мной к храму, едва удерживаясь на ногах, а войдя внутрь, с трудом отличала стены от пола, а пол от потолка.

По традиции в храме требовалось сделать поклонение святыне. И что вы думаете? после первого же простирания на святом месте (это когда не кланяются, не становятся на колени, а ложатся навзничь, демонстрируя полную самоотдачу) моя спутница поднялась трезвая, как стекло. От недавнего опьянения, буквально за секунду не осталось и намека. Ее сознание стало ясным и четким.

Тогда мы решили, что Кедарнат способен справиться с любыми замутнениями и помутнениями сознания.

Но это было тогда! а в этот раз, прекратив бесполезные попытки удобно расположить ноги на сиденьях, в везущем нас автобусе, мы вовсю клевали носами, до тех пор, пока рассвет постепенно не начал проявлять из темноты картину предгорья Гималаев. Вид из окна трясущегося по ухабистой дороге bus'а мог заставить позабыть о любых неудобствах даже самого претенциозного пассажира.

Представьте себя орлом, парящим над грядой устремляющихся вверх и бесконечно тянущихся в даль горных пиков, в ущелье между которыми бурным потоком несется река, а со скалистых склонов в нее то тут, то там пенящимися струями ледниковой воды опрокидываются водопады. Добавьте к этому горные склоны, превращённые в обработанные и засеянные рисом террасы, и дома местных жителей, выглядящие в утренних лучах солнца так, словно перенесены из мира какого-нибудь художника-идеалиста.

Моя спутница не только притихла, но и боялась пошевелиться, будто малейшее движение могло нарушить эту красоту. Еще одной причиной ее оцепенения стало наблюдение за тем, как автобус, не снижая скорости, разъезжается со встречными машинами на расстоянии нескольких сантиметров, чуть ли не зависая колесами над обрывами в 200-300 метров. Наивная, она не знала, что против любого несчастья в каждой машине имеется маленькая статуэтка Шивы, Будды или другого всемогущего существа. Вера в то, что цветочный венок, зажжённые с утра благовония и пара конфет, преподнесенных в виде даров, наилучшим образом уберегут от беды, среди индусов была абсолютной.

Глядя на количество автотранспорта в горах и отсутствие аварий, я пришёл к выводу, что это, безусловно, помогает.

Правды ради надо сказать, что в прошлой поездке я видел, как джип, не вписавшийся в поворот, выскочил за пределы дороги и болтался двумя задними колесами над пропастью. Но учитывая, сколько я проехал по тем дорогам, этот случай был скорее исключением, чем правилом, к тому же тогда все обошлось без жертв.

Глядя в окно, про себя я отметил, что красота Гималаев никогда не приедается, сколько бы времени я не проводил в горах, но и затекшие ноги давали о себе знать. Во время первых остановок на туалет и приём пищи мы ещё как-то пытались разминать суставы, но потом бросили это бесполезное занятие и уже старались не отвлекаться на всякую ерунду, чтобы не пропустить неземную красоту рериховских пейзажей, окружавшую нас со всех сторон.

Кстати индусы, ехавшие с нами, тоже любовались красотами собственной страны так, будто им открылось нечто невиданное. С таким же интересом они глазели и на нас, двух белых северян, затесавшихся в почти миллиардном южном населении.

Выглядели мы даже для родных мест довольно экзотично. Я – длинноволосый, с четырёхдневной щетиной и вечными мешками под глазами, престарелый мужик, и моя спутница – молодая белокожая блондинка с глазами, искрящимися от любопытства, к тому же две недели назад сделавшая мундан (древний религиозный обряд, сопровождающийся сбриванием волос и символизирующий расставание с прошлым) и потому выглядевшая ещё более экстравагантно.

Вот такая чудо парочка.

Солнце уже стояло в самом зените, а нам еще было ехать и ехать. Мысль о том, что сегодня мы можем не попасть в Кедарнат из-за почти трёх часового опоздания автобуса, слегка омрачала радужную картину путешествия.

Дело в том, что напрямую в Кедарнат, ни автобус, ни какой другой транспорт не ходит. Всё движение, как и сама автодорога, заканчивается на центральной площади маленького городка, расположенного на высоте 2500 метров, под названием Горикунд. Оттуда паломники добираются до священного места уже самостоятельно, кто пешком, кто на носильщиках, а кто на лошадях. Памятуя о том, что в прошлый мой приезд 14-тикилометровый трекинг с рюкзаком за спиной и с остановками на чай и перекус занял 9 часов и закончился глубокой ночью, как бы мне ни хотелось, я всерьёз рассматривал перспективу не начинать восхождение сразу по приезде, а заночевать в отеле.

Когда-то мне доводилось останавливаться в Горикунде, и я помнил, что передвигаться по городу, выстроенному непосредственно на склонах гор, приходилось исключительно, или поднимаясь, или спускаясь, что требовало определенного специфического навыка и достойной физической подготовки. Третьего было не дано.

По приезду, перехватив что-то из еды в придорожном кафе, я увидел, что настроение у моей спутницы, не смотря на изнурительный переезд, наипрекраснейшее, и решил, что стоит рискнуть двинуться без остановки, тем более что по дороге мы могли всегда нанять носильщиков для вещей или взять напрокат лошадей для себя. Через полтора километра пути, когда моя спутница поняла, что ее первоначальный порыв, пройти своими ножками дорогу паломников, не под креплен возможностями не тренированного организма, мы так и сделали, благо погонщики, предлагавшие свои услуги, стояли чуть ли не через каждые сто метров.

Поторговавшись и скинув половину суммы от запрашиваемой, мы пересели в сёдла. Это был первый в моей жизни опыт наездника. Хозяин животных показал, как управляться с его питомцами, что впоследствии никак не пригодилось. Лошадки-ослики слушались только приставленного к ним проводника, идущего рядом, а когда он отвлекался, как я ни натягивал вожжи, упрямое животное упорно пыталось повернуть назад, что было вполне логично, ведь вниз идти легче.

Длинный серпантин дороги, то скрывающийся, то вновь появляющийся в неровном рельефе гор, уводил нас наверх, приближая к заветной цели. Примерно на половине пути растительность сильно изменилась. Деревья и кустарники уступили место мхам и лишайникам. Дышать стало труднее. Давала знать о себе высота.

К тому времени мы уже перестали волноваться, что вьючные животные под нами слишком торопятся и, поскользнувшись, могут свалиться с одним из нас – седоков в пропасть. Когда же вдали показались снежные вершины, то мы и вовсе позабыли о страхе. Его место заняло непонятное чувство тревоги, что можно куда-то опоздать, и оттого хотелось прибавить ходу.

В горах темнеет быстро, так что вдоволь насладиться открывающейся картиной нереального пейзажа мы не успели. К тому же непосредственно за дорогой, как ни как, но приходилось следить.

Через три часа, примерно за километр до пункта назначения, расплатившись за гужевой транспорт, мы спустились с лошадей на землю и, пройдя оставшуюся часть пути пешком, вошли в Кедарнат на своих двоих, как истинные паломники.

Конечно, я несколько преувеличил, употребив слово «истинные». Истинное я наблюдал, когда один человек, распластавшись на земле, вытягивал руки, а затем вставал на то место, куда достали кисти. И так продвигался всю дорогу до самого Шри-Шри-Шри-(Святого-Святого-Святого)Кедарната. Рассказывали, что некоторые проходили этот путь на коленях.

На этот раз из экзотического нам попадались только группы носильщиков и несколько одиноких шерп, несущих своих нанимателей на плечах.

Спускаясь с седла на твердую землю, про себя я мельком отметил, насколько быстрее получилось на лошадях.

Маленькое горное поселение у реки, со всех сторон окружённое горами, где укрывался Шива от навязчивых Пандавов, и где теперь стоит небольшой храмик, куда стремятся миллионы страждущих, – вот что представляет из себя Кедарнат.

Двух и трёхэтажные гостинички, ашрамы, торговые лавки и столовые-забегаловки оккупировали территорию рядом со святыней, скрыв её саму за обыденной, повседневной мишурой.

На подходе к жилым строениям нас, как водится, встретили люди, абсолютно уверенные в том, что знают, где нам остановиться на ночлег. Мы посмотрели один отель, затем второй и, решив не усложнять себе жизнь, вернулись в первый.

Прогулка к кедарнатскому храму была первым делом, которое мы поспешили осуществить после того, как закинули вещи в снятый номер. Но оказалось, что к тому времени он уже закрылся.

Ночь – она и в Кедарнате ночь.

Слегка расстроенные, мы раздумывали чем заняться, и тут, как обычно, не обошлось без сюрприза. Не пройдя и двух шагов по центральной улице, мы столкнулись с группой русских, с которыми моя спутница за две недели до нашей поездки проходила тренинг в Крыму.

Радостные приветствия и последовавший за ними обмен впечатлениями от пребывания в Индии, мне показались несколько шумными, учитывая место, где мы находились. Договорившись встретиться на следующий день, мы вернулись в гостиничные апартаменты.

В комнате, в которую нас поселили, было прохладно. И не удивительно, в вентиляционные отверстия над окнами, которые никогда не закрывались, была видна улица. Зябко, зато свежо. Удобствами в таких случаях считались тяжеленные ватные одеяла с запахом сотен людей, ночевавших под ними до нас, и дырка в полу ванной комнаты для оправления естественных надобностей. Горячая вода и отопление здесь не были предусмотрены.

Не особо переживая по поводу отсутствия привычных достижений цивилизации, скинув верхнюю одежду, мы завалились спать, предварительно обсудив прошедший день и придя к выводу, что встреча со знакомыми внесла некоторую неуместную суету в наши умы.

Сон в Кедарнате – это отдельная тема. Если вся Индия пропитана волшебством и магией необыкновенной мощи и силы, то подобные места являются её непосредственной причиной. Вот почему, когда вы пытаетесь уснуть в эпицентре этого беспрерывно фонтанируещего источника, принимая горизонтальное положение, становится непонятно, спите вы или просто проводите время с закрытыми глазами. Наша первая ночь не была исключением.

Проведя ее в таком состоянии, утро я начал с того, что попытался согреться. В помещении этого сделать не удалось, и свои дальнейшие попытки, предварительно умывшись холодной водой из под крана, я осуществлял уже на улице.

Окружённый блестящими в лучах восходящего солнца горными вершинами, я выдыхал изо рта клубы пара и усиленно тер ладони друг об друга, стараясь заставить пальцы хоть как-то слушаться. Не знаю, как здесь бывает летом, но то, что студёные закаты и рассветы в осене-весенний период, вселят в вас кучу оптимизма и заставят усердно двигаться – ручаюсь. Даже махровые шиваиты, презирающие телесные слабости, не отказывают себе в чашечке горячего «massala tea» спозаранку.

Отложив завтрак на потом, мы поспешили к храму. По дороге торговцы пытались всучить нам всевозможные тарелочки с подношениями в виде цветов и сладостей. Желая посмотреть, что из себя представляет индусский ритуал, мы договорились о пудже с одним из служителей культа и, обзаведясь необходимыми для этого дарами Шиве и его приближенным, вошли внутрь святилища.

Кедарнатский храм снаружи представляет собой по строительным меркам, невысокое сооружение, просторная площадка перед которым по всему периметру выложена серым камнем, под цвет самого здания. На огороженную железным забором возвышенность, на которой покоилось здание, вели широкие ступеньки. Выглядела постройка довольно древней. Я слышал, что ей не меньше пяти тысячи лет, и мне всегда хотелось верить в это, хотя на самом деле истории возникновения храма я не знал. Кладка стен разительно отличалась от современной и больше напоминала правильно уложенные кирпичики тетриса. Перед центральным входом находилась статуя быка – символ Шивы, – обращенная головой к входу.

Однажды я наблюдал, как этого быка, два прилично одетых индуса, полностью усыпали фруктами и всевозможными сладостями, местный священнослужитель произносил необходимый молебен, после чего подношения смывали со статуи, а потом засыпали новыми. Так повторялось несколько раз, и я в шутку подумал, что наверно мужички сильно провинились.

Внутри самого храма было два зала. Первый побольше, с символом шива-лингам в центре. Встроенные в стены ниши с сидящими в них божествами являлись неотъемлемой частью интерьера. Возле каждого такого алтаря горел огонь и лежали подношения. Тут же стояли ящики для пожертвований.

Второе помещение было выстроено вокруг священного камня, ради которого по указанию Шивы и был построен храм. Только пройдя через первый зал, можно было попасть во второй.

Сняв перед входом обувь, пуджари (служитель культа) провел нас вдоль левой стены сразу во второе помещение. Найдя место для обряда среди таких же паломников, как и мы, он усадил нас и начал читать текст на непонятном языке, изредка прерываясь, чтобы показать, какие действия мы должны выполнять в момент чтения. Среди оных было одевание букета цветов на священный камень, касание его лбом, поливание водой, троекратное кидание сладостей с тарелки в сторону святыни.

Периодически, отрываясь от чтения, служитель посмеивался, глядя в нашу сторону. Ему было удивительно, как это люди не знают, что делать в момент произнесения им священных текстов.

Надо сказать, что религиозный культ в Индии не сильно догматичен и допускает довольно много вольностей. Как я успел заметить, никто из пуджари особо не зацикливается над неукоснительным и точным, а главное, скрупулезно выверенным выполнением ритуалов, полагая, что Богу всегда угодно так, как сегодня получается.

Общее ощущение было таким, будто в процессе ритуала нагнетается и концентрируется определенная энергия. Воздух напитывается ею и начинает дребезжать, как тончайшее стекло в доме, при прохождении под окнами большегрузного железнодорожного товарняка. Нечто подобное я видел только по телевизору в репортаже из Иерусалима при самовозгорании священного огня,... и еще в самое первое мое посещение Индии, когда пришедшие со мной к камню Шивы друзья, выскакивали из храма, как ошпаренные, не выдерживая накала обстановки. Мне это было удивительно, потому что сам себя я чувствовал замечательно.

Наша церемония закончилась довольно быстро. Знаками пуджари дал понять, что все. Я огляделся. Пришедшие до нас, еще оставались сидеть. Видно мы заплатили не достаточно денег, и наш посредник между землей и небесами решил не затягивать. Под занавес по его наставлению, мы обошли, как полагается, по часовой стрелке камень Шивы и вышли в первый зал, где сидели особые люди, проведшие над нами ряд следующих сакральных действий: первый наклонил меня к себе так, что я уткнулся лбом в его грудь, и, бубня низким голосом неизвестные мне мантры, начал похлопывать меня по спине. Присутствовавшая в теле скованность, которую я до этого не ощущал, а тут ощутил, будто по мановению волшебной палочки, начала растворяться, и я потек неторопливой рекой, которая как в песне движется и не движется. Второй пуджари, когда я передвинулся к нему, прижав меня к себе, а мою спутницу ко мне, долго держал нас у своей груди, и я почувствовал, как через это маленькое окошко мы вливаемся в бесконечно огромный океан существования, где каждый осознает, что он «есть», но понятия «я», «мы» и «они» отсутствуют по определению. После этого с чувством необыкновенной наполненности мы проследовали в боковую дверь на выход.

После полумрака храма, солнце лучами хлестнуло по глазам, заставав нас машинально сощуриться, а заодно, и заслониться от него руками.

Это никак не повлияло на наше состояние. Пребывая в глубочайшей одухотворенности мы завтракали в приглянувшейся с прошлого вечера забегаловке, а потом долго сидели на камнях, разбросанных по правому берегу реки, созерцая магическую красоту затерявшегося в горах убежища Шивы. Мысли о доме, о работе, о друзьях и любимых отдельным ручейком текли в моей голове, но сам я находился в стороне от них, и получалось, будто мы не имеем ничего общего, а просто находимся рядом друг с другом, деля окружающее пространство. Если мне не изменяет память, в фильме «Бойцовский клуб», герой произносит фразу, что твои мысли это не есть ты, позаимствовав ее у индийского просветленного Рамана Махарши, жившего в первой половине двадцатого века и советовавшего всем искателям истины, в первую очередь понять и ответить на вопрос «Кто Я».

В отсутствии привычных раздумий, состояние первозданного покоя приятно обволакивало тело, и было ощущение, что я наконец-то добрался до дома. Зная, что рано или поздно придется покинуть эту обитель умиротворенности, хотелось вобрать в себя как можно больше от нее. Такое вот хапужничество.

Потом я устроил себе тихий час, после которого снова вернулся к храму.

На площади заметно прибавилось народу. У входа и на лестнице появилась небольшая очередь. На ступеньках по обе стороны от прохода на площадку перед храмом заняли свои места, ожидающие подаяния садху.

По прихожанам было видно, что приезжают они сюда, как по одиночке, так и целыми семьями. Причем мало того, что тащат с собой грудных и малолетних детей, зачастую в такое нелегкое паломничество пускаются, мягко говоря, довольно пожилые члены семей, которым-то уже и в стенах собственного дома, как видно, передвигаться проблематично.

Присев слева от входа, я наблюдал за происходящим, чувствуя себя зрителем на спектакле, который разворачивался прямо под открытым небом, без режиссера и сценария, а только с актерами, абсолютно точно и выверенно играющими свою роль.

И тут я встретил эти глаза… черные и глубокие, ничего не выражающие кроме внимания и потому заглядывающие в самое ваше нутро и видящие не выставляемый на показ фасад, а то, кем вы являетесь в действительности. В них не было ни оценки, ни вопроса, только безразличное сосредоточение.

На меня смотрел пес. Да, да, не высокий в холке, черный, с короткой шерстью – обычный дворовый пес.

Он смотрел даже не на меня, а чуть в сторону, и оттого его взгляд становился ещё более пронизывающим и всепроникающим.

Люди на площади обходили его, стараясь не задеть. Признаться, было непонятно, замечают ли за всей своей суетой беспокойные прихожане кого-либо вообще. Пес со своей стороны не уворачивался от шаркающих рядом ног и не делал даже попыток как-то обезопасить себя. Пространство непостижимым образом само оберегало его.

Виляя хвостом и заискивающе наклонив морду, к псу подошёл рыжий собрат. Не удостоив его даже взглядом, чёрный с достоинством продолжал смотреть вдаль. Но через какое-то время, непостижимым образом мне вдруг стало ясно, что рыжий получил некое нужное одобрение и его поведение кардинально изменилось. Он улёгся рядом, и две собаки превратились в единое целое. Их взгляды слились в одном направлении, но цель, которую они наблюдали, была явно не из этого мира. Ощущение, переживаемое мною в этот момент, было сродни тем, которые возникали только при посещении некоторых просветленных и встречавшихся по дороге бродячих садху.

Вид двух собак настолько захватил мое внимание, что только бой колоколов, возвещавший о вечерней пудже, смог вернуть сознание в действительность. Заметное оживление говорило о том, что наступила наиболее значимая часть дня. Появился служитель, регламентирующий вход в храм. Появился охранник с ружьем, зорко наблюдающий за страждущими. Шиваиты, живущие в пристройках и палатках при храме, разожгли огонь. У статуи быка для желающих проводили церемонию еще какие-то люди.

В сам храм на главную службу мы не смогли попасть. Очень много было народу и пробиться сквозь толпу не представлялось возможным. Что там происходило, для нас так и осталось неведомо. Но по окончании действия внутри, главный пуджари, выйдя с огненной чашей и очень красиво и плавно двигаясь, позволил толпе прикоснуться к священному огню.

Я тоже пронес над огнем ладони и выполнил жест, словно омывал лицо.

Любое движение, прикосновение или просто наблюдение рядом с кедарнатским храмом вызывало невероятную гамму чувств и эмоций, анализируя которые можно было с легкостью потеряться в потоках пережитых состояний. На этот раз ограничусь, сказав только, что чистейшая сладостная волна, распространившаяся из глубины тела, захлестнула меня, но не ушла, а осталась внутри, наполняя каждую клеточку тончайшим хрустальным звуком.

Вскоре все закончилось. Храм закрыли. Площадка перед ним опустела. Но было такое чувство, что все продолжается уже в сердцах, побывавших здесь людей, благодаря частичке именно того огня, который раздавал на выходе пуджари.

Наш день-вечер продолжился в кафе.

В ожидании сделанного заказа мы глазели на проходящих мимо людей. Напротив, у закрытого магазина на высокой скамейке, уселся поджарый садху, который и вчера в это время сидел там же. Только на этот раз с ним была маленькая девочка, донимавшая его своими приставаниями. Ее я тоже видел в течении дня, то у храма, то на улице, то около курящих шиваитов.

Обычно бездомных детей в Индии используют для вымаливания милостыни. Да и многие бродячие садху грешат этим. Но это был не тот случай.

Странно, но в этот мой приезд в Кедарнат, индийские пилигримы почти ни о чем не просили нас: ни накормить их, ни купить одежду. Памятуя, как приходилось отбиваться от навязчивых попрошаек в прошлое посещение, я готовился к этому, но в этот раз все было по-другому. И не просто по-другому, а я сам испытывал желание поделиться чем-нибудь. Причем это чувство рождалось не из жалости, а скорее было похоже на братское родственное отношение.

Когда наши взгляды с садху встретились, у меня создалось впечатление, что мы без слов понимаем друг друга. Кивком головы я молча указал на жарящийся рядом на огне рис. Мой собеседник, не проронив ни слова, отказался, сделав едва заметных жест, а губами беззвучно произнес «coffee». Через пять минут специальный человек, отвечающий в заведении за приготовление напитков, поднес два стаканчика кофе с молоком садху и его подопечной.

Моя спутница купила сладостей и предложила их девочке. Та вопросительно взглянула на своего наставника, словно сомневалась, как поступить. Тот в свою очередь всем своим видом дал понять, что этот выбор она должна сделать сама. Потом он посмотрел в мою сторону, и мы опять поняли друг друга.

Вы можете находиться в Кедарнате один день, но вам будет казаться, что прошло уже не меньше недели. Вы можете находиться здесь неделю, а будет казаться, что прошёл всего один день. Количество эмоциональных потрясений, испытываемых простым человеком за десять лет полноценной жизни, здесь может быть пережито при одном лишь взгляде в случайно встреченные глаза. И это происходит с людьми в обителей Шивы сплошь и рядом.

Пока шло наше молчаливое общение, на горизонте показался один из обычных попрошаек и прямиком направился к нам. Но не успел он начать свой занудный, вымогательный ритуал, как садху сказал ему пару слов, и тот мгновенно исчез. Так мы были избавлены от выслушивания долгого канючинья. А оно бывает в исполнении некоторых, ну, о-очень канючистым.

Темнеет в Кедарнате быстро, но мы решили перед сном навестить в гостинице, встретившихся нам знакомых москвичей, благо расстояния в Кедарнате (между домами) измеряются десятками метров.

Ребята жили с теми же удобствами, что и мы, но! взятый из дома электрический чайник превращал их закуток, по местным меркам, в номер люкс. За чашкой горячего напитка выяснилось, что до приезда сюда они уже успели побывать в Бадринате, – о котором Блавадская писала, что тот, кто не посетил Бадринат, не знает Индии, – и долго не могли выбраться оттуда, потому что четыре дня лил проливной дождь. В Кедарнат, а точнее в Горикунд они приехали на такси и вот уже второй день изучали окрестности. Я поинтересовался, какое впечатление на них произвёл храм, и был крайне удивлен, когда узнал, что они его не посещали, а только проходили мимо. Настоятельно рекомендуя им отметиться в индусской святыне, я по возможности описал собственное впечатление от недавней пуджи, а моя спутница добавила красок, рассказав о своих переживаниях.

Возвращаясь в свою гостиницу, мы оба были уверены, что наш рассказ возымеет действие.

Забегая вперёд, скажу, что ребята так и не попали к камню Шивы. Они прошли в первое помещение и вышли наружу, не добравшись до второго.

Что ж, так рассудил Кедарнат.

Любые ожидания в Кедарнате не оправдываются. Это место не психолог-терапевт, лечащий больного, исходя из его ничтожных хочушек и желанюшек. Кедарнат врывается по всем фронтам вашего обострённо-болезненного эго, испепеляя его, иногда даже с летальным исходом для владельца. И никто не в силах что-либо изменить.

В тот вечер, перед тем как уснуть, мы с моей спутницей долго обсуждали произошедшие за день события. Надо отметить, что в этой поездке наши ощущения от посещаемых мест и встречаемых людей почти совпадали. Вот и случай с ребятами и их поведение вызвали у нас обоюдное удивление и недоумение. Стоило ли ехать именно сюда, чтобы просто погулять по горам? А может…, не нам решать?

На второй день пребывания в Кедарнате мы, не размениваясь на завтрак и любование горами – насколько это возможно – с самого утра прямиком отправились к храму. Я решил, как положено в индуистской традиции, обойти его по часовой стрелке, предоставив моей спутнице действовать по собственным ощущениям.

Неторопливо продвигаясь вдоль стен древней постройки, я наслаждался внутренней тишиной и наполненностью, не покидавшей меня со вчерашнего дня. Вдруг в какое-то мгновение необъяснимое чувство чьего-то присутствия, заставило меня оглянуться. По соседней дорожке вдоль храма, где я гулял, шёл пёс. Тот самый, черный, которым я любовался вчера.

Заметив меня, кобель остановился. Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза, после чего он свернул с намеченного пути в мою сторону и, не отрывая взгляда, стал приближаться. В тишине, царящей вокруг, я услышал отрывистое рычание. Оно исходило из живота собаки и напоминало горловое пение буддистов. При этом пёс не скалился – его морда оставалась предельно невозмутимой. Через несколько шагов рык повторился, и он замер в ожидании чего-то.

Я, как стоял не двигаясь, так и продолжал стоять, внимательно наблюдая за происходящим, без какого-либо страха и желания влиять на ситуацию. Отсутствие этих двух ограничивающих факторов здорово меняет восприятие окружающего мира.

Пёс, похоже, был в том же состоянии. Глядя в глаза друг другу, мы молча разговаривали, как бы совместно решая подкинутую нам головоломку. Какой и о чем она была…? но когда нечто сложилось, четвероногий собрат отвернул морду, давая тем самым понять, что всё пришло к логическому концу. Теперь мы оба знали о существовании друг друга, и он позволил мне быть здесь.

Забегая вперед, скажу, что больше я никогда не видел этого пса. И в этом тоже было что-то кедарнатовское.

Обойдя храм, я сел слева от входа. Ноги сами сложились в лотос, а закрытые глаза устремили взгляд в бесконечную глубину внутреннего безвремения.

Рядом сидел шиваит, который был здесь и вчера, и, надо полагать, задолго до нашего прихода, …и останется после. Мантра Om Nama Shivaya в его исполнении хорошо легла на моё состояние.

Om – звук нерожденного начала вселенной. Как долго я мог бы в нем пребывать, если бы не начало утренней пуджи, вернувшее меня в действительность? Ощущения подсказывали, что вечно.

Звенящий перезвон колокольчиков напомнил где я, и только тогда дали о себе знать затекшие ноги и замерзшее тело. Требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя, но разворачивающееся действие вновь погрузило меня в иное измерение.

Дребезжащий оповестительный звук, пронесшийся над всем Кедарнатом, измазанный пеплом с набедренной повязке (при 1-2-ух градусах тепла), шиваит у статуи быка, служащий у входа, охранник с ружьём, очередь паломников, – всё повторилось, но не так как вчера, а по-новому, как это бывает в только здесь – в царстве не обусловленной истины. Я наблюдал за всем происходящим словно впервые. Моя спутница была рядом. То, что исходило от нее, говорило, что ее внимание обострилось максимально. Было видно, что она тоже не считает себя вправе пропускать что-либо из творящегося вокруг.

Омывшись под конец священным огнём, мы решили позавтракать.

Повар в кафе приветствовал нас, как родных. Здесь достаточно одного дня, чтобы стать завсегдатаем и любимцем. Вся его кухня была устроена на открытом огне. Мне нравилось наблюдать, как он легко и умело управляется с приготовлением заказов.

Рядом с шеф-поваром стоял второй человек, беспрестанно месивший тесто и пекущий чапати. Этот процесс не позволял ему расслабиться ни на секунду. Какая бы стопка лепёшек не скопилась, она непременно расходилась по клиентам. Но кроме них на кухне были еще люди.

Третий на кухне отвечал за напитки. Несколько чайников, поочерёдно подогреваемых на огне, и поднос с чистыми стаканами находились в его ведении. Так что кипяток был всегда.

Следующий – заведовал двумя огромными казанами. В них в растопленном масле жарилась самоса (картошка, запечённая в тесте) и сладости (джалеби), выглядевшие как калачи, но с более спонтанным узором и по вкусу напоминающие жжёный сахар.

К компании работников кухни следует прибавить ещё двух официантов, в обязанности которых входило принимать и разносить заказы, а так же убирать со столов и мыть посуду, хотя прошлым вечером я заметил, что специально для мытья к закрытию приходят другие люди. Такой вот приработок.

И главное, тот, кто заведовал всей этой кухней – хозяин заведения – важно восседал за кассой. Центральное место. Тут официанты пробивали заказы и сюда же приносили выручку.

Если вы дотошливо привыкли сводить дебет с кредитом, то не удивляйтесь если ваш счёт в индийском ресторане окажется слишком большим или слишком маленьким по сравнению с ожидаемым, и не будет совпадать с простыми арифметическими подсчетами. Зачастую так происходит, потому что конечная цифра в чеке зависит не от суммы стоимости заказанных блюд, а от настроения хозяина. С нами такое случалось на каждом шагу, и Кедарнат был не исключением.

Моя спутница, обратив внимание на эту особенность, отметила в ней удивительную закономерность, что когда мы платим хозяину, то выходит всегда дороже, а если в его отсутствие счет выставлять повар, то выходит дешевле. Поразмыслив над сложившимся казусом, мы единодушно решили, что так происходит из-за материальной заинтересованности. Коммерция господа, ничего личного!?

Не помню, чем мы завтракали на этот раз, но не ошибусь, если скажу, что моя спутница пила massala tea, который мне прилично надоел уже после первой выпитой чашки в Ришикеше.

Вообще мы старались по-возможности попробовать всё, чем богата индийская кухня. Но вывод, который я сделал из всего этого был однозначный – рис всему голова.

Главное же, к чему мы стремились в Кедарнате, так это запечатлеть в памяти как можно больше вещей, связанных со святым местом. В свете этого, я предложил подняться к озеру, воды которого покоились за первым видимым горным перевалом, метров на сто выше самого Кедарната. Оттуда, по моему мнению, должен был открываться чудесный вид. Предусмотрительно прихватив из номера тёплые вещи (в горах погода меняется на раз), я и моя спутница перешли на правый берег реки и не спеша начали восхождение.

На высоте 3600 над уровнем моря торопиться вообще невозможно. Стоит только неосмотрительно ускорится, как дыхание тут же становится учащённым, и нехватка кислорода заставляет поумерить пыл. Моя спутница, переполненная восторгом, давеча попробовала вбежать по лестнице, ведущей в гостиницу. На втором шаге у неё свело ногу, и она грохнулась на землю. Мне было смешно, а ей больно, но, слава богу, всё обошлось без каких бы то ни было серьёзных последствий.

Так Кедарнат, похоже, предупредил нас, что не любит суеты и беспечности.

Кстати, когда это случилось, я рассказал ей, как однажды поднимался сюда с моим тренированным другом йогом. Не думал, что такое случится, но под конец через каждые сто метров нам приходилось делать передышку, потому что у моего друга не было сил на более длительный переход.

А он думал, что подготовлен.

По дороге к озеру, продвигаясь вверх по тропе, местами вымощенной камнем, местами укатанной бетонном, я невольно отслеживал каждый вдох и выдох. На первом крутом подъёме вспомнился знакомый проводник по имени Прим из Непала, который медленно, в раскачку, как бы оттягивая каждый следующий шаг, передвигался по горам и преодолевал подъём за подъёмом без каких-либо намеков на усталость. У него даже не было отдышки. Тогда, попробовав скопировать его движения, я вскоре так втянулся, что не заметил, как преодолел добрую половину дневного пути. Та техника ходьбы пригодилась сейчас в полной мере.

Вид сверху, конечно же, был потрясающий. Крохотный Кедарнат лежал перед нами, как на ладони. Было видно храм, главную дорогу к нему, нашу гостиницу. Отчётливо просматривался окружающий ландшафт, с протекающей рекой, заболоченной мелкими ручейками равниной, коричнево-бурыми горами и далекими снежными вершинами.

Помимо впечатляющего пейзажа мне было интересно обследовать те места в горах, которые снизу казались небольшими пещерками или маленькими домиками, в которых обычно живут отшельники. Я мечтал пожить в одной из таких келий, открывающих понимание бренности бытия.

Увы, большинство из тех мест вблизи оказались обыкновенными валунами, разбросанными в скудной горной местности. Только одно было настоящим жилищем, но внутри выглядело заброшенным. Позже я узнал у местных, что хозяин в прошлом году покинул бренную землю и теперь пещера пустует. На вопрос, можно ли пожить в ней, все неопределенно улыбались, но вразумительно никто так и не ответил.

Взбираясь все выше и выше, мы постоянно оглядывались на божественный вид за спиной, пока не достигли первого водопада.

Вы когда-нибудь видели урожденных горожан, переходящих горный водяной поток, летящий в свободном падении откуда-то сверху и точно так же уносящийся в низ. Все комики мира могли бы позавидовать такому номеру. То сняли обувь, то одели, то подтянули, то закатали штаны, то старались не замочить ноги, то наоборот, ступали по самому дну. В общем зрелище ещё то – для передачи «В мире животных» в рубрику «Без комментариев».

Примерно тоже самое происходило, когда мы решали сократить путь и сходили с натоптанной тропинки.

Но когда через два часа конечная цель предпринятого восхождения была достигнута, и перед нами открылось озеро на фоне отвесных скал, на нас обрушился, захватил и утащил в глубь себя поток невероятной тишины и незыблемого покоя. Сознание в очередной раз воспарило в обволакивающей тягучести первобытного мироздания.

Моя голова была полна пустоты, и я медитировал на камне в состоянии максимальной отрешенности, которое способен был выдержать. Моя спутница бродила по кромке зелёной воды, а над нашими головами возвышались величественно-безразличные горы.

Примерно через час сложившуюся идиллию нарушила, непонятно откуда взявшаяся группа журналистов, пришедшая сюда, чтобы запечатлеть на камеру всю эту красоту.

Давно поняв, что фотографии с мест, где когда-то побывал, не передают и малой части тех впечатлений от увиденного в живую, на этот раз собираясь в поездку, я не стал утяжелять свой багаж камерой и кассетами, и, кстати, ни разу не пожалел об этом, так как это позволяло не отвлекаться от созерцания окружающей действительности.

Но, справедливости ради, замечу, что, увидев однажды фотографии моего знакомого, я был приятно удивлён, с какой точностью ему удалось передать дух Кедарната и характер людей, находящихся в нём. У меня так никогда не получалось. Как видно, талант оператора во мне напрочь отсутствовал.

Репортёры разбавившие наше уединение, долго и громко решали с чего начать съёмку. Мы с моей путницей, не сговариваясь, решили, что это нам знак, спускаться.

На этот раз бессловесный намек был понят.

Открывающаяся по дороге вниз духозахватывающая картина кедарнатского ущелья, на протяжении всего пути не переставала очаровывать. К распростертому перед нами пейзажу добавился горный орёл, зависший над ущельем в неспешном полёте.

Это была ещё одна особенность Индии. Даже в крупных городах, таких как Дели или Бомбей, наряду с воробьями и воронами можно наблюдать, и не раз и не два, а постоянно, птиц орлиной или соколиной породы…, одним словом, с загнутым вниз клювом и явно с недобрыми намерениями по отношению к мелкой живности.

В этот раз птица парила метрах в двухстах над нашими головами, мерно совершая круг за кругом в звенящей тишине.

КАКОЕ ЭТО ЗРЕЛИЩЕ!!!

Неожиданно появившийся и нарастающий стрекочущий звук как-то уж очень беспардонно стал отодвигать тишину на второй план. Я даже не сразу сообразил, что могло породить такое неестественное дребезжание в воздухе. Но когда снизу, из ущелья, над нами взмыл пассажирский вертолёт, все стало понятно.

«Кто-то и таким образом совершает паломничество»,– подумал я.

Железная стрекоза сделала круг над домами и приземлилась на отведённую ей площадку.

Обратный переход через водопад уже не был столь проблематичным, и вообще, возвращаясь в Кедарнат, мы довольно быстро преодолели четыре километра, отделяющие поселок от озера и, не заходя домой, пошли в ту часть города, где была вертолётная площадка.

Моя спутница чувствовала лёгкое недомогание, но решила перетерпеть и не обращать на него внимание. И опять мы встретили земляков. Это были парень с девушкой, пару часов назад поднявшиеся из Горикунда и немедленно приступившие к исследованию окрестностей.

Как водится, стали делиться впечатлениями. У ребят была своя запланированная программа, в которой одним из пунктов стояло посещение Кедарната. Таких тоже много в Индии. Главное поставить галочку. Но все равно приятно встретить вдалеке от родины своих. И, как не крути, а все таки по таким местам ходят люди с определенным складом ума, который был нам близок и понятен.

Само собой напрашивалось, пойти попить чайку вместе, но к тому времени я уже чувствовал приличную усталость от совершённой по горам прогулки и решил вернуться в гостиницу. Скинув обувь, я завалился на кровать, надеясь вздремнуть. Но пролежав с закрытыми глазами не больше получаса, почувствовал, что тело за это время успело избавиться от накопленного груза усталости. Поднявшись, я ощущал себя отдохнувшим на все сто процентов. В таком состоянии не было даже необходимости раздумывать, куда пойти.

У храма всё изменилось и оставалось по-прежнему. Шиваиты, у которых из одежды были только шлёпанцы, набедренные повязки и бусы, кучковались у костра. Один из них, молодой, сильно кашлял, но, как я успел заметить, не смотря ни на что, не стремился утеплиться и в церемониях принимал самое активное участие оставаясь лишь обмазанным в погребальном пепле.

На площадь перед храмом то и дело поднимались закутанные в платки и одеяла паломники. Скинув обувь, они проходили в храм в радостном возбуждении.

Тот садху, который во время моей утренней медитации читал мантру, с тех пор, похоже, не сдвинулся с места. По шевелящимся губам было понятно, что он продолжает свою садхану. Моё место рядом с ним оказалось свободно, и я его занял.

Ощущение полного присутствия вернулось с первых же секунд погружения в безмолвие, давая возможность знать о происходящем вокруг, не открывая глаз. Даже бой колоколов, возвещавший о начале пуджи, не повлиял на мое состояние. Пронизанный миллиардами светоносных точек, казалось, я парю над землёй.

Моя спутница подсела рядом. Я знал, что она пребывает в том же безвременье, полностью захваченная тишиной осознания, в которой нет места пониманию, но только непосредственному знанию.

И тут на площади появились туристы с фотоаппаратами. Откуда взялись? Кто привел? Их пребывание здесь смотрелось так, как если бы кто-то разорвал картину Айвазовского и посреди морских волн впихнул Эйфелеву башню.

Европейцы, с видом абсолютного непонимания происходящего вокруг, сгрудились на левой стороне площадки перед храмом. Привыкшие считать, что святыня должна непременно впечатлять грандиозностью, как, например, католические соборы, индийский Тадж-Махал или мусульманская Мекка, они выглядели разочарованно недоумевающими. Не знаю, что они себе там надумали, или что им наговорили про это место, но в действиях пришедших чувствовалась неуверенность перемешанная со страхом, сделать что-нибудь не так. Те, кто был посмелее, осторожно отходили от группы, чтобы сфотографировать храм с разных сторон, но не более.

Стрелять из пушки по воробьям, наверно, продуктивнее, чем подняться в шиваитскую вотчину только лишь за тем, чтобы сфотографироваться на фоне серых камней, а потом рассказывать друзьям, что и здесь я тоже побывал.

Впоследствии я понял, что Кедарнат позволил мне увидеть иностранных туристов, чтобы напомнить мой собственный первый подъём сюда. Тогда я рассуждал так, что раз многие мои друзья посетили это место, то, чтобы не отстать от них, я непременно должен проделать то же самое, но при этом сделать что-нибудь необычное. Обличение эгоистичности и скрытой корысти в своих тогдашних действиях, заставило меня обратить внимание на нынешнее поведение и задуматься: «А многое ли поменялось во мне с тех пор, и не присутствует ли где-то скрытая мысль о собственной уникальности».

Пока я придавался раздумьям, один мужчина из группы туристов решился войти внутрь святыни.

Глядя на то, как он это делает, стало очевидно, что проблема, сдерживающая всех его соратников, заключается в том, что при вхождении в храм нужно снимать обувь. Впечатляющий сдергивающий фактор отложить общение с божественным. Хорошо, что рядом оказался расторопливый пуджари, приободривший жестами туриста, и тот проник за двери святыни.

Вечером моей спутнице стало плохо: её тошнило. Закончив очистительную процедуру у унитаза, она, обессиленная, повалились на кровать. Буквально через минуту в наступившей тишине на полу послышалось шуршание и по ножке кровати, на которой лежала больная, наверх на матрац взобралась маленькая крыска. Не заметив лежащего человека, животина проскакала по голове моей спутницы, как видно, по привычному ей маршруту.

– Я что уже совсем как труп? – послышался голос с соседней койки, – что по мне даже крысы начали ползать!

Не успел я ей ответить, как крыса проследовала обратно тем же путем и так же бесцеремонно.

Спустившись на пол грызун явно заинтересовался пакет с орешками, которые я купил на обратной дороге в номер и оставил лежать без присмотра. То ли крыса была настолько беспардонная, то ли тишина Кедарната окончательно оглушила нас, но шуршание казалось невероятно звучным. Чтобы не тратить силы на борьбу с непрошеным гостем, я решил выложить содержимое пакета на пол. Наутро заглянув под кровать, я обнаружил, что горстка орехов, как ни странно, осталась нетронутой.

Моя спутница, обычно поднимавшаяся, ни свет, ни заря, на этот раз спала неоправданно долго. Я же, открыв глаза еще в темноте, уже не смыкал их, а блестящие в окне серебристым льдом поверх грязных крыш горные вершины, вскоре, как магнитом, оторвали меня от кровати.

Торговцы еще не успели открыть свои палатки, а я уже обошел храм и стоял сзади статуи быка-Шивы, любуясь скупой роскошью священного места. Невероятное по силе чувство благодарности переполняло меня, и в какое-то мгновение я распластался в пранаме (лежачее положение во время приветствия Почитаемого) перед древним сооружением.

Это выглядело как прощание, хотя я еще не знал, что через пару часов мы уже будем спускаться в Горикунд. Лежа на неровных камнях с вытянутыми руками, я благодарил судьбу, давшую мне, ничтожной песчинке, возможность сделать это, и отдавал должное всем тем, кто, не смыкая срединного ока осознания, преданно трудился и трудится над познанием Нерожденной Истины.

Когда я возвращался, в нашем кафе на огне уже во всю булькало раскаленное масло. Работники улыбались мне, как старому знакомому.

В гостинице, я нашел свою спутницу проснувшейся, но предложил ей не спешить вставать, а еще немного полежать, чтобы отойти от внезапно охватившей ее болезни. Она наотрез отказалась, уверяя, что чувствует себя вполне здоровой. Так что, через какое-то время мы опять сидели у храма.

Тому магическому притяжению, которое мы испытывали от этого места, невозможно было сопротивляться. Оно перерастало во внутренний неудержимый зов и мягко, но упорно тянуло к себе. Как все, что крутится вокруг солнца, несомненно, когда-нибудь упадет на него, так и мы, что бы ни делали, непременно оказывались возле места Шивы.

Мы сидели рядом, каждый наедине с собой, с Кедарнатом, со всем миром, без мыслей, без эмоций, в полном покое. А когда, не сговариваясь, открыли одновременно глаза, я произнес:

– Будем спускаться.

В сказанном не было оттенка, ни вопроса, ни утверждения, ни завершенности. Не было прихода ни к каким выводам насчет наших дальнейших действий. У этой фразы даже не было начала. За меня говорил Кедаранат: «Пора!». Он принял нас, а теперь прощался.

Не знаю, чувствовала ли моя спутница то же, что и я, но она молча кивнула.

Кедарнат настолько многогранен, что невозможно постичь все стороны этого бриллианта, сколько бы времени вы ни потратили. Тот, кто думает, что, находясь здесь, действует и поступает самостоятельно – глупец. В этом месте, а в последствии для тех, кто имел счастье прикоснуться к нему, и за его пределами, все решает Сила. Кедарнат и есть Сила. Когда он открывается вам какой-либо стороной, вы ощущаете, как огромно и безгранично то, что он скрывает.

Покидая обитель Шивы, мне захотелось непременно сказать «до свидания» всем, с кем довелось встретиться здесь. Любой, кто поднимался сюда, становился частичкой этого места и оставался ею навсегда. С сердцем, полным любви и смирения, я раздал чаевые в кафе, кормившем нас все эти дни, а когда мы шли в гостиницу, то встретил садху с девочкой. Не произнося ни слова, я попрощался и с ними.

В гостинице портье, если так уместно называть служащего кедарнатского отеля, заметно огорчился, увидев нас с вещами. За эти дни он сдружился с моей спутницей. Каждый вечер она просила его налить горячую воду в пластиковые бутылки, которые мы клали рядом с собой под одеяло, чтобы не мерзнуть ночью.(российское ноу-хау в отоплении) В коротких беседах этот добродушный паренек признался, что на самом деле является профессиональным певцом и танцором. В тайне, пока мы жили в его гостинице, он надеялся обучить этому искусству свою белокожую гостью. Но еще большей тайной было то, что он был влюблен в нее и желал связать с нею свою судьбу.

Вот так, не больше не меньше. Бедняга не знал, какое горе он на себя навлекает.

Один индус, который был женат на белой женщине, что очень престижно для Индии, перед друзьями ходил гоголем и хвастался, что его жена способна помогать ему в бизнесе, а нам в сердцах жаловался, что она настолько свободолюбива и у нее так много друзей и знакомых, с которыми она проводит вечера, что он с ума сходит от ревности.

Тем не менее, наш портье был не одинок в своих чувствах. Молодой официант из кафе тоже неровно дышал по отношению к моей спутнице, и когда мы объявили, что уходим, он таким взглядом смотрел в нашу сторону, что она, как честная женщина, ну, просто обязана была выйти за него замуж.

Главное, как-то так получилось, что в это утро мы попрощались со всеми, кто стал нам дорог. А, уходя, еще много раз оборачивались, пока последний заснеженный пик не скрылся в густой зелени предгорной растительности.

Зато река сопровождала нас до самого Горикунда. Иногда мы видели ее, быстро бегущую по камням, создающую завихрения и воронки во впадинах. Иногда пенящийся поток застревал в основании небольших водопадиков. Иногда мы могли только слышать её гулкий бурлящий звук, доносившийся снизу, и как бы напоминающий нам, что она по-прежнему рядом.

Это была единственная видимая ниточка, соединяющая нас с Кедарнатом, а тысячи невидимых тянулись за нами, как следы от падающих звезд, делая легкими и невесомыми наши тела.