Холодная война как явление ядерного века

Первая половина ХХ века вошла в историю человечества двумя беспрецедентными мировыми войнами с колоссальными разрушениями и человеческими жертвами. В середине века назревала еще более катастрофическая мировая бойня, которой, однако, удалось избежать. Это был период, когда в США, а затем и в СССР появилось и невероятными темпами стало совершенствоваться ядерное оружие.

Именно оно породило страх перед всеобщим уничтожением и не позволило развиваться событиям по накатанному историей кровопролитному пути: в интересах самосохранения два противостоящих могущественных военно-политических блока были вынуждены вместо «войны горячей» довольствоваться «войной холодной». Явление и понятие холодной войны стали продуктом ядерного века.

5 марта 1946 г., когда США уже почти 8 месяцев обладали монополией на атомную бомбу, Уинстон Черчилль произнес знаменитую речь в Фултоне. В СССР представили ее автора как глашатая холодной войны, заговорившего о «железном занавесе». Для советской пропагандистской риторики уже не имело значения, что и как говорил Черчилль в этой речи о возможности предотвращения новой мировой войны и каким он видел послевоенный миропорядок. Хотя Черчилль не верил тогда в советскую военную угрозу, он предупреждал: СССР, пользуясь плодами победы, пытается навязать миру свою силу и идеологию.

46 лет спустя, 7 мая 1992 года, в том же Фултоне выступил М. С. Горбачев¹. Таким образом, через полвека новому оратору представился случай оценить как достоинства речи великого англичанина, «так и ограниченность заключенного в ней анализа, идей и прогнозов, стратегических установок».

Горбачев исходил из того, что и в 1946 и в 1992 годах имела место «ситуация всемирно-исторического выбора». Вот почему Горбачев особый акцент сделал на просчетах, которые были допущены послевоенным руководством СССР и США:

· Обе страны оказались не в состоянии разумно соотнести свои национальные интересы и усилия с правами и интересами других государств и народов.

· Сталин приравнял победу демократии над фашизмом к победе социализма и надеялся распространить социализм на весь мир.

· Два противостоящих блока, возглавляемые США и СССР, раскололи мир, оправдывая раскол своими идеологическими установками.

· Запад сделал несостоятельный и опасный вывод о возможности советской военной агрессии.

· США и Запад с появлением в Америке атомного оружия инициировали чудовищную гонку вооружений.

Возникшее противостояние между США и СССР быстро переросло в непримиримую вражду. США, применившие ядерное оружие в Хиросиме и Нагасаки, все активнее использовали его как фактор устрашения против Советского Союза. Не случайно, позднее, на одном из приемов в Кремле, на котором присутствовал И. В. Курчатов, Сталин после вручения наград сказал: «Если бы мы опоздали на один-полтора года с атомной бомбой, то, наверное, «попробовали» бы ее на себе»². Наших ученых убеждать не приходилось: «Никаких философских вещей — нужна ли там бомба или нет — не было, потому что для нас было совершенно очевидно, что, если у нас не будет бомбы, то Россия пропала... И поэтому все мы были, как говорится, кровно заинтересованы в том, чтобы сделать скорее эту вещь. Потому что мы понимали, что только это может отложить войну... Была мысль только одна: нужно создать такой вид оружия, чтобы напасть на нас было невозможно»³. Исключение «горячей» войны не смягчало остроты противостояния. Эта новая ситуация и стала повивальной бабкой нового явления в международной жизни — «войны холодной».

За годы холодной войны в арсеналах СССР было накоплено столько ядерных боеприпасов различного назначения, что даже члены Политбюро, ведавшие при М. С. Горбачеве вопросами разоружения, не всегда знали истинное положение дел. А. Н. Яковлев — бывший член Политбюро — в разговоре со мной упомянул следующий факт: «Однажды позвонил секретарь ЦК Лев Зайков: «Слушай, Александр, а ведь нас обманывают...» — «А что такое?» — «А ну-ка скажи, какую нам дают цифру ядерных зарядов, которые у нас есть!» — «Что-то, помню, 39 тысяч фигурирует...» — «Нет. На самом деле это не так. Сейчас я никого в Министерстве обороны не разыскал и попался только начальник тыла. Он так был напуган, когда я его спросил, сколько у нас зарядов! И сказал — 43 тысячи». Даже в это время нам, членам Политбюро, и Л. Н. Зайкову как главе комиссии по разоружению военно-промышленный комплекс не говорил правду. До сих пор не хотят признавать, что в стране тогда сложилась ситуация, при которой военно-промышленный комплекс стал самостоятельным от кого бы то ни было. Со своей логикой развития. Ложь и прочее. Даже своя пропаганда: огромная сеть газет, станций и черт те знает чего».

«Так была ли ситуация все-таки под контролем или мир случайно избежал ядерной катастрофы?» — спросил я. Яковлев ответил: «Я не верю в потусторонние силы, хотя мне иногда кажется, что в критических ситуациях какая-то сила останавливала. Человечеству просто повезло»⁴.

Соединенные Штаты с момента разработки первой атомной бомбы затратили в ценах 1995 г. около 4 триллионов долларов на создание своего ядерного потенциала и гигантской инфраструктуры, прямо или косвенно задействованной на его поддержание, а также на меры для обеспечения безопасности в атомную эпоху⁵. Надо полагать, эквивалентные затраты выпали на долю и Советского Союза. Беспрецедентным расходам сопутствовало, однако, не повышение реальной безопасности для каждой из сторон. Напротив, в годы холодной войны мир не раз оказывался на грани всеобщей катастрофы. Но страх перед угрозой взаимного уничтожения удерживал горячие головы от рокового шага.

За годы холодной войны США и СССР создали чудовищные арсеналы нового оружия (см. в Приложении табл. 1)⁶. С развитием ядерного оружия и средств его доставки руководители США и СССР уже не могли игнорировать мнение профессионалов ядерщиков. Укреплялось мнение, что из-за глобальной разрушительной силы это оружие вообще не может быть оружием поля боя и, значит, средством достижения победы. Оно превратилось в источник смертельной опасности для человечества. Стало очевидным — под угрозой самоуничтожения человечества холодная война уже не могла перейти в «горячую». Не случайно, Андрей Сахаров, имея в виду советских разработчиков ядерного оружия, так вспоминал об этом драматическом периоде: «Мы исходили из того, что эта работа — практически война за мир. Работали с большим напряжением, с огромной смелостью... Со временем моя позиция во многом менялась, я многое переоценил, но все-таки я не раскаиваюсь в этом начальном периоде работы, в которой я принимал с моими товарищами активное участие»⁷.

В те годы в нашей памяти еще были живы и ужасы Второй мировой войны. Довольно часто в ходе наших обсуждений, когда речь шла об усилении работы, раздавались голоса: «Мы не хотим повторения 1941 года!»

Когда в январе 1994 г., находясь в США, я спросил Эдварда Теллера — отца американской водородной бомбы, какие уроки должны быть извлечены из истории появления ядерного оружия и сохранится ли соблазн создавать все более разрушительное и изощренное оружие, он ответил: «Конечно, возможность развития все более изощренных устройств определенно сохраняется. Многие из них действительно могут быть превращены в разрушительное оружие. Однако это не должно подводить нас к выводу об ограничении в усовершенствовании этих устройств. …В течение всей моей работы в прикладной науке я следовал принципу, что дело ученого заключается в расширении знания и в изучении возможности его применения. Каким образом это применение будет осуществлено в действительности — за решения по этому поводу ученый ответственности не несет. Он может и должен давать консультации... Урок заключается в том, что мы должны осознать неизбежный эффект: техника делает мир все более взаимозависимым. По-моему, следствием этого урока должны быть не ограничения, а стремление к позитивному сотрудничеству»⁸.