Пятый день

Сегодня пятый день моего «заточения» в полной свободе от тягостных слов. Я не хочу терять это состояние и, кажется, готов молчать вечно. Я замечаю, что меняюсь. Куда? Зачем? Еще не знаю, но изменения однозначно происходят. Я уже не ходил на работу, и наличие свободного времени заставило меня подумать о написании своей собственной книги. Я сел за стол и обездвижено смотрел на белый лист бумаги и синюю ручку, лежащие передо мной. Я предпочитаю писать без дополнительной техники, которая, по моему глубокому убеждению, мешает связываться с источником вдохновения. В голове не было ни единого намека на хорошую идею или захватывающий сюжет, но желание высказаться в письменной форме росло с каждой минутой. Я взял ручку и начал описывать все то, что со мной происходило в последние дни. Меня радовал тот факт, что мне не приходилось нарушать своего молчания, и в тоже время, я изливал кому-то свою душу, избавляя себя, таким образом, от скопившихся мыслей. Я писал уже три часа подряд, пока не почувствовал сильный голод, который резко дал о себе знать. Отложив ручку, я взглянул на результаты своего труда и несказанно удивился детальному описанию своих чувств. Казалось, это написал не я. Да, я именно так ощущал это, но я никак не мог подумать, что способен так четко описать свои эмоции. Я второй раз перечитал написанное, и остался вполне доволен своим небольшим произведением.

Сегодня мне захотелось пообедать за пределами своего дома. Я вышел на улицу и проник в густой туман, который неожиданно возник на моем пути. У меня нет привычки выглядывать в окно. Не знаю, хорошо это или плохо, но вид из окна меня мало интересует. Серый туман окутал меня с ног до головы, и на мгновение, я заблудился. Перед собой я не видел ничего, кроме воздушной пелены, скрывающей реальность сегодняшнего дня. Я медленно передвигал ногами, и замечал, как туман постепенно рассеивается. Внешний мир, со всеми его условностями, несмело выходил из небытия и через полчаса окончательно вынырнул на поверхность. Я зашел в кафе, не обратив внимания на его название, и ткнул пальцем в меню, указывая на комплексный обед. Медленно проглатывая кусок жареной отбивной, я наслаждался своей жизнью. В ней все было идеально и великолепно. Я мог оставаться в одном мгновении хоть целую вечность.

Внезапно, ко мне подошла девушка лет двадцати пяти и спросила, можно ли присоединиться. Мое молчание она восприняла, как положительный ответ и мигом села возле меня. Она представилась, и принялась рассказывать о предстоящем собеседовании, которое начиналось через час. Я сохранял полное молчание, и, казалось, смотрел сквозь нее. Она произнесла еще пару необременительных фраз и, запнувшись, посмотрела на меня. Она старалась изучить то, что скрывало мое отстраненное выражение лица, но, потерпев неудачу, незамедлительно удалилась, предварительно обозвав меня хамом. Для меня это и вправду было очень странно. Я никогда раньше не думал, что по молчанию можно определить человеческую сущность и притом всего за несколько минут. Может быть, со стороны безмолвие и кажется хамством, но для меня оно оказалось целебным лекарством от омертвелости моей души.

Приближаясь к уже привычной для меня лавочке, я заметил Жюли Кляндестин, которая внимательно читала газету.

- «Во время огромной популярности Чарли Чаплина, в Америке устраивались «Чаплиниады» - конкурсы на лучшее подражание актеру. Сам Чаплин учувствовал в одном из таких конкурсов в Сан-Франциско инкогнито, но не сумел победить» - Прочтя эту заметку, Жюли посмотрела на меня и громко засмеялась.

- Привет, Жак.- Она отложила в сторону газету.

Я сел рядом и почувствовал сладкий пронзительный запах ее духов. Я пришел сюда в надежде увидеть Жюли, мне нравилось слушать ее бестолковую болтовню. Она окутывала мое молчание в прозрачную оболочку невесомых слов. Я это чувствовал и безропотно шел за сердцем.

- Кристоф ушел то меня. – Жюли широко улыбнулась. – Он ушел к моей сестре, Сесиль. Они вчера сообщили, что встречаются втайне от меня уже три месяца. - Кляндестин отрешенно смотрела в пространство. – Кристоф начал что-то объяснять, Сесиль расплакалась и просила прощения, а я до конца не понимала, что происходит. Я смотрела сквозь них на небольшой плакат, висящий у меня на стене. На нем изображено ночное небо с молодым месяцем и двадцатью девятью звездами. Я пересчитывала их не раз, я обожаю это делать. Я тебе, кажется, уже говорила, что люблю цифры. А в этот раз я насчитала их всего двадцать восемь. Представляешь, Жак? Мне очень нравится этот плакат, он у меня уже больше года. Я всегда была уверена, что там двадцать девять звездочек, а вчера выяснилось, что я все это время ошибалась. Их всего двадцать восемь. Ну, не странно, ли? – Жюли пожала плечами и вздохнула. – Теперь придется отвыкать от числа двадцать девять. Жаль, ведь оно совпадало с моим возрастом, а вчера я стала старше своего плаката на год.

Я молчал и особо не вникал в суть произносимых слов. Я прекрасно знал, что ее там нет и быть не может. Жюли просто выплескивает лишние слова, эмоции, чувства, которые затрудняют ее внутреннее дыхание. Ей становится легче, после каждой брошенной фразы, которую она, наконец-то, отпускает на свободу.

- Честно говоря, я совершенно не понимаю, за что винит себя моя сестра. Я ей безумно благодарно за то, что она избавила меня от Кристофа. Было уже слишком очевидно, что мы друг к другу охладели. Сесиль мне сделала огромное одолжение. – Жюли Кляндестин говорила медленно, и при каждом упоминании имени своей сестры, ее плечи, невольно, вздрагивали. – Они так и не поняли меня, Жак. Сесиль думает, что я еще не отошла от шока, в который меня повергли их слова. Она считает свой поступок предательством, и думает, что я должна кричать, обижаться, плакать, но я этого не хочу. Я не знаю, в чем заключается ее измена. Мне, наоборот, стало значительно легче.

Я слушал Жюли, смотрел на проходящих мимо людей, на проплывающие яхты и, внезапно почувствовал желание прогуляться. Я больше не мог сидеть недвижимо, я хотел пройтись по улицам Марселя. Я встал и молча ушел. Жюли явно была поражена таким резким прощанием и, привстав, крикнула мне вслед:

- Пока, Жак.

Весь вечер я гулял в полном одиночестве. Бродя по широким аллеям Марселя, я чувствовал себя превосходно. Я размышлял о своей книге, о своем друге Лоране и о своей жизни в целом. «Почему мне так нравится молчать?» - задавал я сам себе вопрос. Я окунался в свой внутренний мир, я изучал его, я постигал его тайны, он оказался таким захватывающим. Я случайно нашел вход внутрь себя, но не знаю, существует ли выход. А даже если он и существует, захочу ли я покинуть свой истинный дом? В голове беспрестанно возникали вопросы, на которые я не мог найти ответы. Но меня это не тревожило, с недавних пор, я начал во всем доверять жизни. И как бы там ни было, я знаю, что она меня не подведет.