Введение. Косово: международные аспекты кризиса Оборот титула Об авторах Принятые сокращения Карта Эпиграф Введение Дмитрий

Косово: международные аспекты кризиса

Оборот титула

Об авторах

Принятые сокращения

Карта

Эпиграф

Введение Дмитрий Тренин

Глава 1. Динамика косовского кризиса и политика России Елена Гуськова

Глава 2. Конфликт в Косово как часть "албанского вопроса" Нина Смирнова

Глава 3. Косовский конфликт в балканском политическом контексте Алла Язькова

Глава 4. Политика США в отношении косовского конфликта Екатерина Степанова

Глава 5. Политика западноевропейских держав в отношении косовского конфликта Юрий Рубинский

Глава 6. Проблема Косово в российском внутриполитическом контексте Юрий Давыдов

Глава 7. Косовский кризис и этнополитические конфликты постсоветского пространства (политические и международно-правовые аспекты взаимовлияния) Павел Кандель

Заключение

Дмитрий Тренин

Введение

Косово - небольшой, около 11 тыс. кв. км, край с двухмиллионным (до начала конфликта) населением, зажатый между собственно Сербией, Черногорией, Албанией и Македонией. Экономическое, политическое, стратегическое значение этого региона не только для Европы, но и для Балкан ничтожно. Тем не менее Косово стало очагом одного из самых интенсивных военных конфликтов на континенте после окончания второй мировой войны. Что заставляет руководство Югославии столь упорно стремиться удержать мятежную провинцию? Чем объясняется радикализм лидеров косовских албанцев? Какие причины привели к началу первой в истории НАТО наступательной военной операции? Чем объясняется чрезвычайно жесткая реакция России? Таков примерный круг вопросов, которые лежат в основе предлагаемой вниманию читателя коллективной монографии. Ее авторы, естественно, расходятся в оценках, но согласны в одном: косовский кризис способен стать водоразделом не только в новейшей истории Югославии, но и всей Европы.

Поворотным пунктом в формировании современной системы международных отношений в Европе стал 1989 г., когда в течение нескольких месяцев в странах тогдашней Восточной Европы произошла полная смена политических режимов, в результате чего перестал существовать так называемый советский блок. Этот поворот стал необратимым, когда в ноябре того же года Берлинская стена перестала быть политической реальностью и осталась просто архитектурным сооружением, предназначенным на снос. Наконец, в декабре 1989 г. на встрече президентов СССР и США у берегов Мальты "холодная война" была официально похоронена.

Формирование новой международной системы никогда не происходит одномоментно. На создание опор нового миропорядка, отлаживание механизма балансов и контрбалансов, достижение в итоге устойчивого равновесия требуется время. Процессы, происходившие в последнее десятилетие ХХ в., оказались более глубокими, чем те, которые следовали за обеими мировыми войнами, и становление новой системы международных отношений затянулось. Таким образом, есть гораздо больше оснований говорить о мировом беспорядке, чем о появлении какой-то новой стройной конструкции. Вместе с тем можно утверждать, что в мировом развитии пройден важный этап. Символическую черту под первым десятилетием после "холодной войны" подвел именно косовский кризис.

Мы традиционно употребляем понятие "кризис" - по аналогии с Карибским, Берлинскими и др. - для обозначения международных аспектов внутреннего конфликта в Косово. Название сербской провинции, таким образом, указывает на географический эпицентр потрясения, которое затронуло не только Югославию и южные Балканы, но фактически всю Европу, а также США и Россию. В международной среде, следовательно, создались условия для того, чтобы острый этнополитический конфликт в сравнительно небольшой стране спровоцировал опасный кризис на мировой арене. В результате увеличения числа участников претерпели изменения и содержание конфликта внутри Косово, и мотивы непосредственно вовлеченных в него сторон. Слово "кризис", помимо прочего, указывает на потенциально различные варианты развития ситуации как на локальном и региональном, так и на глобальном уровнях. От того, какие из возможных вариантов будут реализованы, во многом будет зависеть направление дальнейшей эволюции международных отношений.

* * *

Для тех, кто, подобно Фрэнсису Фукуяме, увидел в окончании "холодной войны" "конец истории", последние десять лет ХХ в. стали периодом убывающих иллюзий. Перестройка в СССР, "бархатные революции" в бывших социалистических странах, окончание "холодной войны" изначально настраивали на оптимистический лад, порождая эйфорию. Погромы в Сумгаите и Баку, конфликт в Нагорном Карабахе, кровавый конец семьи Чаушеску в Румынии представлялись трагическими исключениями из общего правила "необратимого перехода" от авторитарных режимов к демократии, от плановой экономики к свободному рынку, от засилья идеологии к плюрализму гражданского общества. Западное общественное мнение и российские демократы первой волны считали, что мировое сообщество (после окончания "холодной войны" это понятие приобрело отсутствовавшую раньше цельность) будет в состоянии справиться с любыми новыми вызовами безопасности.

Первая война новой эпохи - конфликт в зоне Персидского залива, завершившийся в начале 1991 г. разгромом классического агрессора - Ирака и освобождением жертвы неспровоцированного нападения - Кувейта, казалось, стал проверкой в деле нового - справедливого, единого, многостороннего - мирового порядка. Представлялось, что единство воли и эффективность действий десятков стран, объединенных принципами Устава ООН, являются достаточной гарантией от международного произвола. Потенциальные агрессоры получили наглядный урок, а потенциальные жертвы агрессии приобрели уверенность в защите со стороны сил, обеспечивающих мировой порядок.

Правда, как вскоре выяснилось, главным вызовом новому миропорядку стала не классическая агрессия. Гораздо более серьезной оказалась проблема конфликтов на этнической или религиозной почве, вышедшая на поверхность сразу во многих регионах мира, как только сошла на нет "холодная война". Впрочем, и здесь многие находили основания для оптимизма. То, как произошел распад Советского Союза, вселяло уверенность в управляемости процессов реорганизации мирового геополитического пространства. Демонтаж огромной ядерной державы с тысячелетней историей осуществился в основном упорядоченно, главным образом благодаря тому, что Российская Федерация - ядро СССР и историческая метрополия этого евразийского колосса - спокойно "отпустила" свои бывшие окраины.

Иначе развивались события в Югославии, где была предпринята неудачная попытка сохранить единство федерации, силой обуздав центробежные тенденции. На рубеже 90-х годов Югославия была в целом более либеральным, более рыночным и более компактным образованием, чем Советский Союз. Тем не менее именно бывшая СФРЮ стала очагом многих конфликтов, заставивших мир содрогнуться и приведших к вмешательству извне.

Впрочем, первоначально общий оптимизм был настолько силен, что югославский и другие подобные конфликты парадоксальным образом даже укрепляли его. Казалось, что потребность в миротворчестве не только морально сплотит мировое сообщество, но и даст мощный импульс формированию некоего реального прототипа "мирового правительства", что станет настоящим "прорывом" к политическому объединению человечества. На авансцену мировой политики выдвигалась Организация Объединенных Наций, до тех пор чаще служившая полем конфронтации, чем форумом сотрудничества.

Совет Безопасности ООН, прежде безнадежно блокированный из-за несогласия между его постоянными членами, стал проявлять устойчивое единодушие. Право вето не применялось ни одним из государств - членов Совета Безопасности несколько лет подряд. Понятие миротворчества было расширено и переосмыслено. Помимо пассивного поддержания мира (peacekeeping) возросла потребность в активном принуждении к миру (peace enforcement) тех, кто практикует насилие, появилось понятие "гуманитарная интервенция". В результате впервые стало возможным задействовать ст. VII Устава ООН, посвященную коллективным силовым акциям против агрессора, в том числе в этнополитических конфликтах. Появились проекты создания постоянных международных вооруженных сил и полиции, реанимации Военно-штабного комитета ООН, придания генеральному секретарю ООН функций "всемирного главнокомандующего" и т. п.

С самого начала, однако, "новый интервенционизм" оказался перед двойной дилеммой. Во-первых, в большинстве этнополитических конфликтов сталкивались освященный международным правом принцип территориальной целостности государств и так называемое право наций на самоопределение, одновременно сформулированное еще в конце первой мировой войны президентом США В. Вильсоном и российскими большевиками во главе с В. Лениным. Во-вторых, новая доктрина международного вмешательства во имя защиты прав человека (гуманитарной интервенции) однозначно предусматривала ограничение суверенитета государств.

Что касается первого противоречия, то с точки зрения действующего международного права конфликт принципа территориальной целостности государств и права наций на самоопределение вплоть до отделения является в значительной степени искусственным. Принцип территориальной целостности и нерушимости границ (т. е. отказа от их насильственного изменения) безусловно доминирует в международном праве. Правом на сецессию обладают - в специально оговоренных случаях - не "нации", а территории, входящие в состав сложных государств. В мире, где проживают - далеко не всегда компактно - около 2 тыс. этносов, буквальная реализация их "права на отделение" не может не привести к всеобщему хаосу.

На практике лозунг национального самоопределения успешно использовался в освободительной борьбе народов колоний. Его применяли победители в первой мировой войне - президент В. Вильсон и руководители стран Антанты - в ходе Версальской конференции при конструировании послевоенной Европы. На него ссылались российские большевики, стремившиеся расшатать царскую империю и приобрести при этом новых союзников. В самом СССР, однако, принцип территориальной целостности безусловно доминировал: право наций на самоопределение оставалось не более чем политической декларацией.

Второе противоречие носит более серьезный характер. Оно связано с общей демократизацией международных отношений, растущим признанием того, что права человека в любой стране являются предметом озабоченности всего мирового сообщества. Следовательно, нарушение этих прав неизбежно влечет реакцию со стороны международных организаций, объединений государств и отдельных правительств. Проблема состоит в разногласиях между государствами по поводу характера, форм, субъекта, а также объекта такой реакции. Какой международный орган обладает правом на принятие легитимных решений? Кто и в каком порядке призван исполнять эти решения? Какими могут и должны быть формы и пределы применения силы? Как обеспечить "равенство всех стран перед международным законом"? Пока здесь существует гораздо больше вопросов, чем ответов. Можно констатировать, что коллективный и индивидуальный интервенционизм, ставший после окончания "холодной войны" основным способом применения военной силы в мире, сам становится источником международных осложнений. Яркий пример тому - косовский кризис.

* * *

Кризис вокруг Косово, как уже отмечалось, подвел черту под первым десятилетием постбиполярного мира. Преодоление раскола Европы, начало экономической, социальной и политической трансформации России создавали основу для формирования единой системы безопасности всего Северного полушария в рамках формулы "от Ванкувера до Владивостока". Недавние антагонисты, США и Россия официально провозгласили друг друга стратегическими партнерами, разделявшими общие ценности и декларировавшими идентичные или параллельные интересы.

С окончанием "холодной войны" вероятность ядерной войны снизилась до ничтожно малой величины, стали возможными глубокие сокращения арсеналов ядерного оружия. За подписанием Договора СНВ-1 вскоре последовал Договор СНВ-2. Сдерживание посредством устрашения, обеспечивавшее в течение десятилетий конфронтации стратегическую стабильность в мире, признавалось устаревшим и требовало замены на новую концепцию, исходившую из новых партнерских отношений. Контроль над вооружениями утратил прежнюю актуальность и воспринимался как реликт "холодной войны". Блистательный успех политики нераспространения, исключившей появление новых ядерных государств в пределах бывшего СССР, казалось, превращал ядерную проблематику как таковую в анахронизм.

Войны регионального или локального масштаба считались возможными, и для их предотвращения или прекращения предусматривались коллективные акции, вплоть до силового навязывания мира. Применительно к изменившимся условиям были разработаны новые теории предупреждения конфликтов, кризисного регулирования и постконфликтного восстановления. Предполагалось, что мандат на применение силы будет выдавать ООН, а сами миротворческие (в широком смысле слова) операции могут осуществляться как самой всемирной организацией, так и ее региональными партнерами.

Против стран, чьи режимы представляли угрозу соседям или мировому сообществу в целом, были введены санкции ООН. Исключенные правящими кругами и общественным мнением западных стран из клуба "цивилизованных государств" (отсюда не вполне точный русский перевод "rogue states" как "страны-изгои"), эти государства помещались в карантин санкций, подвергались различным формам корректирующего давления и контроля за их поведением. Сравнительно слабые и изолированные, они, как считалось, представляли лишь ограниченную опасность.

Резкое сокращение уровня и масштаба угроз привело к кризису "оборонного сознания" в Америке, Европе и России. После исчезновения одной большой военной угрозы возрастала потребность в переориентации вооруженных сил на ведение миротворческой деятельности. Увеличение числа "горячих точек" означало как количественный рост операций по поддержанию, восстановлению или установлению мира, так и изменение их качества. В Европе подавляющее большинство таких "точек" оказалось сконцентрировано в двух регионах - на Балканах и на Кавказе. ООН в первом случае и Россия во втором брались стабилизировать ситуацию, усадить конфликтующие стороны за стол переговоров и открыть путь мирному урегулированию.

Возможно, будущий историк определит рубеж 1992 и 1993 гг. как черту, отделяющую торжество оптимизма от нарастающего пессимизма. Фиаско операции в Сомали (октябрь 1993 г.) еще представлялось изолированным инцидентом, но боснийская война 1992-1995 гг. и кровопролитие в Чечне в 1994-1996 гг. стали настоящим поражением идеалистической версии "нового мирового порядка". Дело не в том, что в рамках ООН или ОБСЕ не удалось создать систему "раннего предупреждения", - правительства оказались неспособны не только упреждать события, но зачастую и адекватно реагировать на них. Многие ведущие государства включая США быстро охладели к ООН. В результате организация, еще недавно превозносившаяся как главный форум принятия решений, предстала в положении беспомощной и в принципе второстепенной структуры. Региональный аналог ООН - ОБСЕ с трудом ищет свою нишу в системе европейской безопасности. Декларативной приверженности одним и тем же принципам оказалось недостаточно в случаях, когда расходятся национальные интересы ведущих держав. Наконец, логика внутриполитической борьбы в некоторых крупных странах - в частности, в США и России - стала все больше диктовать конкретные шаги их правительств на международной арене.

К середине 90-х годов общие контуры порядка, идущего на смену биполярному миру, стали впервые проступать более или менее отчетливо. Прежде всего резко возросла асимметрия ведущих участников международных отношений. Нарастающие трудности в процессе посткоммунистической трансформации России, продолжение дезинтеграционных процессов в бывшей советской Евразии контрастировали с беспрецедентным ростом мощи и международного влияния США, усилением динамики европейской интеграции после заключения Маастрихтского договора и неуклонным возвышением Китая.

В Европе процесс расширения НАТО на восток, начавшийся в 1993 г.; осуществленное американцами в 1995 г. силовое принуждение сербов, хорватов и мусульман к миру в Боснии и Герцеговине; поражение Москвы в чеченской войне создавали новую ситуацию. Не ОБСЕ, а НАТО становилось центральным несущим элементом новой архитектуры европейской безопасности. Протесты России против строительства Европы с "разделительными линиями", предостережения президента Б. Ельцина насчет опасности "холодного мира" (после принятия решения о расширении НАТО в 1994 г.) и даже "третьей мировой войны" (во время бомбардировок Боснии в 1995 г.) не возымели эффекта. Россия была вынуждена приспосабливаться к новой ситуации, где у нее оставалось все меньше рычагов влияния на международные отношения, а ее собственная зависимость от внешнего мира беспрецедентно возросла.

Приспособление России к такой ситуации оказалось особенно трудным из-за затянувшегося и глубокого экономического спада и растущего несоответствия между остаточным великодержавным мышлением значительной части элиты и существенно сокращавшимися возможностями государства. Партнерство с США не состоялось, поскольку оно не могло не быть асимметричным, что не устраивало российские верхи, и поскольку Вашингтон постепенно перестал рассматривать Россию как надежного и важного партнера. Начиная с 1993 г. в отношениях между Россией и США наметилась тенденция к постепенному отчуждению, которую до сих пор так и не удалось переломить.

Эти отношения сумели пережить многое: октябрьский кризис 1993 г. в Москве и чеченскую войну, расширение НАТО и односторонние американские удары по Ираку, - но с каждым разом нормализация двусторонних отношений, пусть даже поверхностная, давалась Кремлю и Белому дому все тяжелее. Каждый новый кризис увеличивал пассив этих отношений, ничего не добавляя в актив. По существу российско-американские отношения оказались поражены системным кризисом, выход из которого пока не просматривается. В известном смысле символом реального состояния отношений между США и Россией стала судьба Договора СНВ-2, подписанного в январе 1993 г. и превратившегося затем в заложника внутриполитической борьбы между Кремлем и оппозиционно настроенным российским парламентом. Кроме того, Государственная дума, возможности которой влиять на формирование внешней политики России ограниченны, откладывала рассмотрение договора всякий раз, когда США прибегали к применению силы в Ираке или на Балканах.

Косовский кризис 1999 г. стал первым откровенно жестким столкновением России и Америки после окончания "холодной войны". Взрыв антиамериканизма был лишь спровоцирован ударами НАТО по Югославии - он был подготовлен расширением альянса, которое Москва тщетно пыталась предотвратить, американо-британскими налетами на Ирак без санкции ООН, наконец, августовским финансовым крахом 1998 г. в России и последовавшим за ним тяжелым экономическим кризисом. Этот кризис в предельно жесткой форме продемонстрировал зависимость России от Запада и в первую очередь от США. Многие россияне восприняли такую зависимость как унизительную. В свою очередь, многие эксперты и официальные лица в США сочли кризис окончательным свидетельством провала российских реформ. Конфликт из-за Косово закрепил новую историческую "расстыковку" России и США, оставив без ответа вопрос о том, как будет выглядеть новая модель российско-американских отношений.

Отношения между единственной сверхдержавой и ее бывшим конкурентом при всей их значимости более уже не являются центральным элементом мировой политики. Косовский кризис высветил другие важные черты нового порядка, требующие глубокого изучения и осмысления. Остановимся на некоторых из них.

Самое очевидное состоит в том, что перемены в международных отношениях преобладают над преемственностью не столь явно и не повсеместно, как предполагалось ранее. В то время как часть мира проявляет готовность к действительно фундаментальным изменениям (пример - введение единой европейской валюты), другая его часть демонстрирует стойкую приверженность сложившимся стереотипам мышления и поведения. Речь не идет о новом разделении стран на "прогрессивные" и "регрессивные". Процессы глобализации и интеграции, затрагивающие человечество в целом, иногда соседствуют в одних и тех же странах с процессами примитивизации жизни и структурного разложения обществ. Популярность геоэкономики растет параллельно ренессансу традиционной геополитики.

Косовский кризис означает важнейший прецедент в современной практике международных отношений: впервые в истории военный удар по суверенному государству был нанесен в ответ не на внешнюю агрессию, а на внутренний конфликт и на насилие государства в отношении собственного населения. В реакции стран НАТО тесно переплелось многое: и жесткий внешнеполитический реализм, и стремление к реализации идеала демократии в полиэтническом обществе, и давление общества в пользу "принятия мер", и манипулирование общественным сознанием с помощью средств массовой информации.

Несмотря на резкие различия в реакции на интервенцию НАТО, бесспорно, что на исходе ХХ в. то, что делает правительство в пределах границ своей страны, перестает являться сугубо внутренним делом данного государства. Массовый исход беженцев из района конфликта выступает в качестве важнейшего стимула к активизации международного вмешательства. Заснятые на пленку и переданные в эфир кадры, свидетельствующие о массовых репрессиях, являются другим важнейшим сигналом. Эти сигналы распространяются мировыми средствами массовой информации, воздействующими как на общественность, так и на лиц, принимающих решения.

В результате международное вмешательство постепенно становится нормой, если в ходе внутреннего конфликта оказываются затронутыми права человека. В то же время само это вмешательство носит сугубо избирательный характер, и интервенты практически не имеют возможности избежать обвинений в следовании "двойным стандартам". Правда, не стоит забывать, что на Балканах вмешательство во внутренние дела государств во имя защиты прав единоверцев - старая практика, к которой в XVIII - начале ХХ в. обычно прибегали и Россия ("покровительница православных"), и другие ведущие европейские державы. Как правило, они выступали в индивидуальном порядке, конкурируя друг с другом, но иногда действовали согласованно - например, во времена Священного союза.

Это напоминание представляется важным, поскольку из-за серьезных разногласий между постоянными членами Совета Безопасности ООН международное вмешательство в Ираке и Югославии с 1998-1999 гг. осуществляется без санкции Совета Безопасности, по решению руководства США и/или Совета НАТО. Такая практика может иметь важные последствия в будущем, и не только в Европе.

Косовский кризис - еще один аргумент в уже упоминавшемся конфликте стремления государств к защите своей территориальной целостности и нерушимости границ, с одной стороны, и попытке сепаратистских движений добиться государственной независимости под лозунгом национального самоопределения, с другой. Пока мировое сообщество государств еще пытается соблюсти принцип нерушимости границ, но проведение этого принципа в жизнь оказывается трудной задачей. Невозможность в ряде случаев - особенно после кровопролитных конфликтов - обеспечить совместное безопасное проживание враждовавших этнических групп в рамках не только унитарного, но даже федеративного государства завела в тупик процесс урегулирования даже там, где достигнутое перемирие сохраняется в течение нескольких лет. Реально существует целый ряд непризнанных квазигосударств, от Абхазии до Чечни. Спустя пять лет после подписания Дейтонских соглашений дальнейшая судьба Боснии и Герцеговины однозначно не определена. На нее может оказать влияние тот или иной вариант решения косовской проблемы.

* * *

Обращение к балканской теме - давняя традиция Фонда Карнеги за Международный Мир. Одной из первых публикаций Фонда стал увидевший свет накануне первой мировой войны доклад международной комиссии, исследовавшей причины и ход Балканских войн 1912 и 1913 гг. Среди авторов этого доклада был депутат Государственной думы России профессор Павел Милюков, позднее ставший министром иностранных дел Временного правительства ¹. В списке изданий основанного в 1993 г. Московского Центра Карнеги - вышедший в 1996 г. сборник статей "Россия на Балканах" ².

Работа над нынешней книгой шла параллельно с нарастанием косовского кризиса. Когда материалы были уже готовы к печати, переговорный процесс, начавшийся в Рамбуйе, зашел в тупик, и началась натовская операция "Союзная сила". Естественным образом книга оказалась посвященной предыстории острейшего международного кризиса. Авторы попытались вскрыть глубинные мотивы сербско-албанского конфликта, а также причины, приведшие к вооруженному вмешательству Запада.

C самого начала работы над книгой имелось в виду, что внутренний конфликт в южном сербском крае станет необходимым фоном исследования, а в центре внимания авторов будут находиться преимущественно международные аспекты косовского кризиса, который, как стало ясно уже в начале 1998 г., будет иметь важные последствия как для Балканского региона, так и для всей системы международных отношений в Европе.

Монография состоит из семи глав, две из которых посвящены исторической эволюции косовской проблемы (т. е. сербско-албанским отношениям), а остальные - непосредственно международным аспектам кризиса. Такой замысел определил подбор авторов, среди которых как ведущие российские балканисты, так и известные ученые-политологи. Кроме того, подбор авторов имел целью представить читателю основные точки зрения, существующие в российском научном сообществе по одному из самых актуальных вопросов современных международных отношений. В этом смысле книга не только и, возможно, не столько о Косово, сколько о России, ее международной идентичности и роли в современном мире.

В первой главе, написанной Еленой Гуськовой, излагается история косовской проблемы и прослеживается динамика развития нынешнего кризиса. При этом особое внимание уделено вЕдению проблемы с сербской стороны. Споры по поводу исторических прав на ту или иную территорию, характерные для Балкан и Кавказа, хотя и не способны "выяснить истину", указывают на доминирующий стереотип "исторического мышления". Пронесенная через века память о собственной прошлой славе и утраченном величии и, наоборот, о нанесенных соседями обидах является важнейшим психологическим фактором, который вынуждены учитывать все, кто претендует на роль посредника или миротворца в этнополитических конфликтах.

Е. Гуськова исследует этническую политику титовской Югославии и кризис социалистической модели федерализма. В самом деле, все существовавшие в мире социалистические федерации распались, но распад югославской федерации оказался наиболее болезненным и затяжным. Косовский кризис - очередной, но, возможно, не последний его этап. Характерно, что в процессе распада происходит мутация интернационального по своей природе коммунизма в национал-шовинизм, который порождает не менее агрессивный вооруженный сепаратизм.

Рассматривая различные планы мирного решения конфликта в Косово, Е. Гуськова подробно анализирует варианты урегулирования, выдвинутые сербскими политико-академическими кругами, в том числе проекты регионализации Сербии, кантонизации или раздела Косово и т. д.

Вторая глава, принадлежащая перу Нины Смирновой, сосредоточена на анализе аргументов албанской стороны. Автор обращает внимание на то, что, приходя к власти, коммунисты немедленно превращались в стойких государственников, сторонников централизма, не останавливавшихся перед этнолингвистической дискриминацией тех или иных этнических групп. В то же время основная причина этнополитического конфликта видится Н. Смирновой в социально-экономической отсталости края, обострении демографической проблемы.

Особую остроту косовской проблеме придало наличие соседнего независимого албанского государства. Руководство прежней Югославии противилось повышению статуса края до республиканского, поскольку опасалось, что следующим шагом косоваров станет отделение от СФРЮ и присоединение к Албании - хотя именно в то время это было крайне маловероятно. Существование независимой Албании, наличие активной косовской диаспоры в Германии, других странах Западной Европы, в США способствовали интернационализации кризиса.

Н. Смирнова делает вывод, что применение силовых приемов с целью удержания Косово в составе Югославии фактически приводит к утрате Сербией этого края. После масштабного кровопролития и этнических чисток дальнейшее сосуществование сербов и албанцев в составе Сербии или хотя бы Югославии представляется невероятным.

На Балканах, как и на Кавказе, основные проблемы взаимосвязаны. Когда в 1913 г. Косово было отделено от Османской империи, эта территория была разделена между Сербией, Черногорией и Албанией. Для сегодняшней Сербии то или иное решение косовской проблемы прямо связано с судьбой союзной Югославии. Черногория и Македония, Греция и Турция, Болгария и Венгрия, Босния и, конечно, Албания непосредственно затронуты конфликтом. Некоторые из этих стран испытывают огромный наплыв беженцев из Косово, другие являются базой для военных действий НАТО или косовских повстанцев, третьи могут распасться или отделиться, четвертые - вступить в конфликт друг с другом.

В третьей главе, написанной Аллой Язьковой, рассматривается региональное балканское измерение косовского конфликта. А. Язькова ставит вопрос о причинах непрерывной атомизации Балканского региона. Она указывает на "пограничный" характер положения Балкан, где сталкивались три ведущих цивилизационно-конфессиональных ареала, чрезвычайную этническую пестроту региона, длительное иноземное господство и традиции вооруженной борьбы за освобождение, пЛзднее формирование наций и государств, многократную насильственную перекройку границ, вмешательство мощных внешних сил. А. Язькова подчеркивает, что при всех внешних различиях балканских народов очень много схожего (но не общего!), что, однако, не только не сближает их, а наоборот, способствует конфликтам. Различные планы Балканской федерации оказались не реализованными; продолжается распад единственной реальной федеративной структуры региона - Югославии.

Тем не менее проблемы Юго-Восточной Европы не могут решаться без активного участия самих балканских государств: либо эти страны научатся брать на себя ответственность и проявлять инициативу, сотрудничая друг с другом, либо проблемы каждой страны будут продолжать беспокоить соседей и весь остальной мир. Такой поворот, однако, возможен только в результате успешного осуществления экономических и политических реформ в странах, где долгое время существовали авторитарные (как в СФРЮ) и тоталитарные (например, в Албании) режимы. Как свидетельствует опыт 90-х годов, трансформационные процессы в большинстве государств Юго-Восточной Европы обещают быть длительными и трудными.

Разумеется, роль внешних факторов в международных отношениях на Балканах, изменившись по форме, остается чрезвычайно важной. Екатерина Степанова исследует в четвертой главе эволюцию политики США в косовском вопросе - от первого "рождественского" предупреждения, адресованного в 1991 г. С. Милошевичу президентом Дж. Бушем, до решения Б. Клинтона в марте 1999 г. о нанесении ударов по Югославии.

Фокусируя внимание на проблеме средств и способов регулирования региональных конфликтов, Е. Степанова отмечает, что "в условиях относительного, а не абсолютного господства США на мировой арене" действия Вашингтона диктуются "преимущественно внутриполитическими факторами, а также ограниченным набором внешнеполитических интересов", среди которых важнейшим остается укрепление взаимодействия с европейскими союзниками по НАТО.

В то же время, втянувшись в косовский кризис, несмотря на отсутствие прямых жизненно важных интересов в регионе, США и их союзники все глубже вовлекаются в процессы на Балканах, которые в длительной перспективе будут требовать определенных ресурсов и постоянного внимания. Во всяком случае, по мнению Е. Степановой, любое долговременное решение косовской проблемы должно быть увязано с ситуацией в Боснии, Албании, Македонии, что требует комплексного и всеобъемлющего подхода.

Позицию европейских союзников США по НАТО анализирует в пятой главе Юрий Рубинский. Он вскрывает причины негативного отношения общественного мнения западноевропейских стран к белградскому режиму и к сербам вообще и анализирует мотивы, которыми руководствуются ведущие европейские державы в своей балканской политике.

Ю. Рубинский отказывается видеть в Западной Европе простого дублера Вашингтона и указывает на возросшую по сравнению с боснийским кризисом степень согласованности политики стран ЕС на косовском направлении. Процесс европейской интеграции, увенчавшийся в начале 1999 г. важным успехом - введением единой валюты 11 государств Евросоюза, постепенно распространяется на сферу внешней политики, безопасности, а в перспективе - обороны. Европейцы не могут оставаться безучастными к массовому кровопролитию и гуманитарной катастрофе, происходящим вблизи границ ЕС и грозящим перекинуться через эти границы. Кроме того, ряд стран Европы не свободны от этнополитических проблем у себя дома.

В главе подробно анализируются особенности подходов ведущих европейских стран - Германии, Франции, Великобритании, Италии. Автор делает вывод, что, как и для США, косовский конфликт является пробным камнем для определения роли и веса Европы в международных отношениях на рубеже XXI в.

Еще одной страной, чья внешняя политика и внутриполитическая стабильность проходят испытание в косовском конфликте, является Россия. Российское видение этого конфликта рассматривает в шестой главе Юрий Давыдов. Анализируя исторический опыт российской политики на Балканах, автор приходит к выводу, что Россия, политика которой в данном регионе традиционно была густо замешена на державных интересах и сильных эмоциях, может в очередной раз оказаться в своего рода "балканской ловушке". Ю. Давыдов полемизирует с установившимся мнением о том, что Сербия якобы является наиболее верным союзником России на Балканах. Сейчас, когда международные позиции Москвы ослаблены и поиск союзников превращается в навязчивую идею, Россия, по его мнению, рискует пасть жертвой собственных симпатий (как в 1914 г.) - вопреки национальным интересам.

Внутри российской политической элиты и в обществе в целом существует значительный разброс мнений по проблеме курса Москвы в косовском вопросе - от сосредоточенных на внутренних проблемах "изоляционистов" до активизировавшихся "антизападников" и остающихся в явном меньшинстве умеренных "национал-либералов". Резкая и быстрая радикализация общественного сознания после начала ударов НАТО по Югославии очевидна, но тем не менее не достаточна для действительной консолидации элит и общества.

Наконец, автор седьмой главы Павел Кандель сопоставляет косовский кризис и конфликты на постсоветском пространстве. Распад СССР и СФРЮ произошел практически одновременно, но до сих пор имел очень разные последствия. Несмотря на отмечаемое многими внешнее сходство между Сербией и Россией, лидеры, элиты, общества в двух государствах очень разнятся, что предопределило разный ход процесса распада Советского Союза и старой Югославии. В этой связи П. Кандель отмечает в качестве доминирующей характеристики сербского общественного сознания "погруженность в историю и сосредоточенность на традиционных комплексах и национальных мифах". Логическим следствием этого является стремление "довоевать недовыигранные войны". Российское сознание принципиально иное благодаря тому, что в его основе лежит имперский, а не этнический принцип. Для того, чтобы стать россиянином, не нужно доказывать "чистоту крови" или переходить в православие - достаточно российского подданства (паспорта) и знания русского языка.

Впрочем, предупреждает П. Кандель, процессы трансформации на постсоветском пространстве еще не завершены, и возможность "югославизации" ситуации не исключается полностью. Российский экономический кризис, политическая нестабильность и расстыковка между международными амбициями страны и ее реальными возможностями повышают опасность срыва в пропасть внутренних усобиц. "Игра без правил" по балканскому образцу при определенных условиях может утвердиться и в Российской Федерации, и в странах СНГ.

* * *

Постиндустриальное ядро Европы устремлено вперед, но на периферии континента действует другое историческое время. Балканские кризисы 90-х годов, в том числе и косовский, являются своего рода бунтом истории против прогрессистских устремлений этого "ядра". В ответ же "ядро", несмотря на все его колоссальные преимущества, не может просто взять ситуацию под свой контроль и навязать сербам, албанцам и другим ту или иную общественно-политическую модель. Необходимо, чтобы удовлетворяющую их современную модель выработали сами балканские народы. На это уйдет время. Пока же, как и в начале века, на Балканах вновь популярны проекты Великой Сербии, Великой Албании и пр.

При безусловной важности "албанского вопроса" ключевой страной региона, как подтвердили все кризисы 90-х годов, остается Сербия. Ее изоляция или смена в ней руководства может в лучшем случае принести ограниченные и непрочные результаты. Лишь встраивание Сербии в систему взаимовыгодных отношений в регионе и на континенте в целом может стабилизировать Балканы.

Примечания

¹ Современное переиздание доклада с вступлением, написанным крупнейшим американским дипломатом Джорджем Кеннаном, было выпущено в 1993 г.: The Other Balkan Wars: A 1913 Carnegie Endowment Inquiry in Retrospect with a New Introduction and Reflections on the Present Conflict by George F. Kennan / Carnegie Endowment. - Washington, D.C., 1993.

² Россия на Балканах / Под ред. Ш. Гарнетта и И. Кобринской; Моск. Центр Карнеги. - М., 1996.