Глава 1. Динамика косовского кризиса и политика России 3 страница

Известный сербский писатель Добрица Чосич еще в 1968 г., выступая на пленуме ЦК Союза коммунистов Сербии, открыто сказал о трудностях в межнациональных отношениях в стране, в том числе о косовской проблеме. Он впервые заговорил о нетерпимости и даже ненависти, которые существуют между народами Югославии. Писатель критиковал как сербский национализм, так и "этноцентрическую энергию" албанцев, их "стремление к объединению со своими соплеменниками в Албании" и произнес свою знаменитую фразу: "В Косово возможно или югославское, или албанское государство. Оба варианта - исключены". Д. Чосич не верил, что идее "братства и дружбы" может быть противопоставлена идея создания единого албанского государства, ибо в этом случае, по его словам, "встанет проблема границ" [84]. Предвидя тяжелые последствия борьбы албанцев за отделение края, Д. Чосич разработал план раздела края на сербскую и албанскую части, согласно которому большая часть из 200 памятников сербской культуры - православных церквей и монастырей, которыми богато Косово, - сохранилась бы за Сербией. Тогда идеи Д. Чосича не встретили поддержки у руководства страны, а сам он подвергся резкой критике.

Вопрос о разделе Косово вновь возник в 1994 г. во время очередного обострения обстановки в крае. Профессор Бранислав Крстич предложил свой вариант решения проблемы, исходя из того, что в Косово и Метохии столкнулись два права: "историческое право сербского народа и этническое право албанского национального содружества". По мнению Б. Крстича, эти два права можно примирить только в том случае, если их разделить территориально. Поэтому он выступил с идеей раздела территории Косово, взяв в основу перепись населения 1961 г., проводившуюся до начала албанского демографического бума. В соответствии с "планом Крстича" албанцам отошла бы территория, на которой расположены памятники албанской культуры, а также западные и южные области, населенные преимущественно албанским населением. Этим землям Б. Крстич предложил обеспечить широкую территориальную автономию. Оставшиеся общины с большинством сербского и черногорского населения, по его мнению, могли бы быть интегрированы в состав Черногории и Сербии [85]. Б. Крстич пытался убедить своих оппонентов, что до тех пор, пока сербы будут считать все до единой общины Косово и Метохии, где живут 90% шиптаров, своими историческими территориями, а албанские политические партии - настаивать, что весь край должен стать "независимой республикой Косово", вопросы сербско-черногорско-албанских отношений нельзя будет решить демократическими методами. Прогноз Б. Крстича, согласно которому в середине ХХI в. в Сербии численность населения достигнет 10,5 млн человек, из которых 40,5% составят албанцы, должен был заставить задуматься тех, кто считал проект нереальным. Один из лидеров Демократической партии депутат союзной скупщины Д. Тошич в более осторожной форме также поддержал идею разделения Косово на две области, предложив сконцентрировать в одной из них приблизительно 98% общего числа албанцев в крае (при этом доля сербского населения в другой части края могла бы составить до 30%) [86].

Албанские ученые и политические деятели сразу назвали проект Б. Крстича абсолютно неприемлемым. "Учитывая этнический, экономический и другие факторы, Косово неделимо", - заявил Ф. Агани [87]. Единственно возможным решением для Косово, по мнению албанских лидеров, могло бы быть проведение референдума о независимости края под контролем ООН, ОБСЕ, ЕС и США, исход которого ни у кого не вызывал сомнений [88].

В 1996 г. академик Миодраг Йовичич выдвинул идею регионализации всей страны, согласно которой Косово и Метохия стали бы двумя регионами. Он исходил из следующих предпосылок: во-первых, Сербия должна сохранить Косово и Метохию, во-вторых, в современном мире все граждане независимо от национальности должны обладать равными правами, поэтому национальные автономии - анахронизм, в-третьих, Автономная область (край) Косово и Метохия начиная с 1945 г. является источником постоянных проблем для Сербии. В результате, как отмечал М. Йовичич, "Косово и Метохия сегодня представляют собой недопустимый пример асимметричного государственного устройства, который по этим причинам надо обязательно ликвидировать" [89]. План М. Йовичича заключался в том, чтобы разделить страну на 13 регионов - территориальных единиц с широкой автономией и своими органами власти - двухпалатной скупщиной и правительством, но не имеющих элементов государственности. При этом каждый регион представлял бы собой географическое, экономическое и культурное целое.

Сербский историк Душан Батакович разработал план кантонизации Косово. В феврале 1999 г. во время переговоров в Рамбуйе этот план был даже представлен его автором государственному секретарю США Мадлен Олбрайт в надежде, что он поможет сербам обрести гарантии безопасности, если станет одним из приложений к тексту договора. По мнению Д. Батаковича, весь край следует разделить на 18 кантонов, в пяти из которых сербское население составило бы большинство. Сербские кантоны могли бы войти в конституционную систему Сербии, а албанские поддерживали бы связь с Югославией на федеральном уровне и имели бы незначительные обязательства по отношению к Сербии [90].

В 1997 г. к решению косовской проблемы активно подключилось и международное сообщество. В этом процессе приняли участие Контактная группа по бывшей Югославии, ООН, ОБСЕ, НАТО, а также руководство отдельных стран. В ноябре 1997 г. министры иностранных дел Франции и Германии выступили с инициативой предоставить краю специальный "промежуточный" статус, рассчитанный на определенный переходный период. Согласно этой инициативе с помощью международных организаций должны были быть созданы "оптимальные условия для мирного политического выхода Косово из-под юрисдикции Сербии и для формирования соответствующей демократической политической инфраструктуры", которая обеспечила бы равноправное положение Косово в "будущем содружестве равноправных народов и государств" [91]. Албанцы поддержали эту инициативу, поскольку рассматривали любой специальный статус как шаг к осуществлению своего стремления к отделению от Сербии; по тем же причинам сербское руководство выступило против нее. Сербская оппозиция, обвиняя руководство страны в обострении межнациональных отношений, полагала, что и албанцы виноваты в сложившейся ситуации, поскольку ничего не делают, чтобы изменить правящий строй, - в частности, не участвуют в выборах, а значит, и "в изменении власти в Сербии, что обязательно привело бы к улучшению ситуации в Косово". Если бы албанцы "вышли на выборы еще в 1990 г., то мы бы покончили с этим режимом, и уже сейчас проблема Косово в основе своей была бы решена", - отмечал директор Центра сербских исследований М. Протич [92].

Заявку на участие в урегулировании конфликта в Косово сделал и Североатлантический альянс, уже в августе 1997 г. предупредивший югославского президента о возможности вооруженного вмешательства в конфликт с целью "предотвращения дальнейшего кровопролития" (уже тогда в качестве наиболее вероятного сценария силовой акции в Косово рассматривались удары с воздуха по сербским позициям). Экстренно собралась и Контактная группа, стран-участниц которой встревожили вооруженные столкновения в Косово: самую жесткую позицию, как всегда, заняли США, предложившие применить к Белграду жесткие меры вплоть до введения экономических санкций и военной интервенции. В "Сообщении о ситуации в Косово", подписанном членами Контактной группы, подчеркивалось, что Белград "не может противостоять международным стандартам и не ожидать при этом серьезных последствий". С этого времени Контактная группа начала готовить переговоры по урегулированию кризиса в Косово.

В начале декабря 1997 г. косовская тема неожиданно возникла на заседании Совета по выполнению Дейтонских соглашений по Боснии и Герцеговине в Бонне. Это вызвало негативную реакцию югославской делегации, заявившей, что, с одной стороны, проблема Косово является внутренним делом Югославии, а с другой - она не являлась предметом обсуждения в Дейтоне, поэтому не может рассматриваться данным международным органом. Югославская делегация в знак протеста против обсуждения темы Косово покинула Бонн.

Контактная группа подкрепляла свои шаги решениями Совета Безопасности ООН. В сентябре 1998 г. была принята резолюция # 1199, обязывавшая сербов прекратить огонь и начать мирные переговоры с албанской стороной. В ответ правительство и скупщина Сербии приняли заключение о ситуации в Косово, в котором было выражено стремление к сотрудничеству как с международными организациями, так и с албанской делегацией, а также предлагался ряд мер по решению проблемы политическими средствами в рамках СРЮ. Скупщина Черногории в ходе многодневного заседания попыталась отмежеваться от решения сербской скупщины, приняв резолюцию, осуждавшую "ошибочную политику" сербского руководства в Косово и бездеятельность союзных органов, но поддержавшую стремление начать переговоры с албанской стороной [93].

Здесь следует отметить, что с первого дня обострения проблемы Косово мировое сообщество поторопилось так расставить акценты, чтобы речь шла не о сепаратистском движении косовских албанцев, а о движении за автономию. Чтобы настроить общественное мнение на нужную волну, утверждалось, что косовские албанцы вообще лишены какой-либо автономии и борются за элементарные права человека. Как и при оценке предыдущих конфликтов и кризисов на территории бывшей Югославии, при анализе ситуации в Косово в западных и ряде российских средств массовой информации замалчивались некоторые существенные моменты, касающиеся взаимоотношений Белграда и косовских албанцев, а также статуса автономного края. Поэтому, рассматривая развитие нынешнего кризиса в Косово, следует особо подчеркнуть, что в условиях растущего национализма и сепаратизма во всех республиках бывшей СФРЮ руководство Сербии пошло в 1990 г. на ограничение (но не ликвидацию!) автономии Косово. Целью роспуска краевой скупщины, провозгласившей отделение Косово от Югославии, была попытка интегрировать всю территорию Сербии и выбить почву из-под сепаратистского движения.

Выдвигая все новые и новые условия, албанская сторона долгое время отказывалась от переговоров с Белградом, на которых настаивал Запад. Сначала албанцы требовали ведения переговоров на югославском (федеральном), а не на сербском (республиканском) уровне, затем введения войск НАТО или установления международного протектората над Косово, наконец, вывода всех армейских и полицейских подразделений из края, на что руководство страны долго не соглашалось. В начале октября 1998 г. ситуация накалилась: в Косово начались боевые действия, а НАТО пригрозила Югославии воздушными ударами, если сербские полицейские силы и формирования ЮНА продолжат операции в крае. Представители НАТО заявили, что альянс готов нанести удары без одобрения Совета Безопасности ООН, а страны - члены альянса начали подготовку к возможной военной акции.

Угрозы бомбовых ударов с воздуха по территории Сербии в октябре 1998 г. выполнили роль дамоклова меча, спасаясь от которого С. Милошевич подписал 13 октября соглашение с представителем США Ричардом Холбруком. оно предполагало отвод сербских сил из края и размещение там 2 тыс. наблюдателей ОБСЕ. Миссию ОБСЕ по проверке в Косово возглавил американский посол Уильям Уокер. 15 октября начальник Генерального штаба ЮНА и верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО в Европе подписали соглашение, предусматривавшее учреждение миссии по воздушному контролю над территорией края, дополняющей МПК ОБСЕ. Глава французской дипломатии Юбер Ведрин подчеркнул, что установление режима воздушного контроля самолетов НАТО над территорией Косово, а также ряд других мер (таких, как дислокация "сил интервенции в соседних странах в случае возникновения проблем" или взаимоотношения ОБСЕ и НАТО) должны быть рассмотрены и подтверждены Советом Безопасности. Последовавшая за этими соглашениями резолюция Совета Безопаснсти 1203 действительно обратила "особое внимание на необходимость обеспечения охраны и безопасности членов Миссии по проверке в Косово и Метохии" и признала, что Югославия "представляет собой сохраняющуюся угрозу миру и безопасности в регионе" [94].

Против военных планов НАТО выступил ряд стран (Китай, Индия, Белоруссия и др.), но наиболее решительной была реакция России, заявившей, что вмешательство во внутренние дела суверенного государства требует согласия Совета Безопасности ООН. Известный российский ученый и опытнейший дипломат О. Хлестов писал, что краеугольным камнем современного международного правопорядка является правомерность использования вооруженной силы в международных отношениях "лишь в двух случаях: 1) при осуществлении права на самооборону; 2) по решению Совета Безопасности ООН против нарушителя мира или агрессора, что именуется принудительными действиями ООН". Поэтому если НАТО "осуществит принудительные действия без санкций Совета Безопасности, это взорвет всю правовую систему, на которой зиждутся отношения между членами мирового сообщества", и явится "актом агрессии, как она определена в документах ООН, принятых в 1974 г." [95].

В феврале 1999 г. в Рамбуйе под Парижем 17 дней длился первый раунд переговоров. Албанскую делегацию из 16 человек составляли в основном представители Освободительной армии Косово, умеренной Демократической лиги Косово во главе с И. Руговой, а также Объединенного демократического движения во главе с Реджепом Чосьей. Делегацию возглавил один из командиров боевиков ОАК Хашим Тачи. "Политический представитель ОАК" А. Демачи высказался против ведения любых переговоров и заключения любых соглашений с Белградом. В сербскую делегацию из 14 человек помимо официальных лиц входили ученые-правоведы, а также представители турок, албанцев, цыган и других национальностей Косово.

На начавшейся 6 февраля в Рамбуйе мирной конференции должны были обсуждаться разработанные Контактной группой принципы решения косовской проблемы включая "элементы широкой автономии Косово". Однако делегациям для обсуждения были предложены только отдельные части "Временного договора о мире и самоуправлении в Косово и Метохии" - "Рамочный документ" и три приложения из девяти, которые уточняли проблемы Конституции Косово, выборов в органы самоуправления и судебной системы. Лишь через неделю делегации получили еще одно приложение, касавшееся экономических вопросов. Несмотря на то, что текст этих документов не совпадал с текстом политического заявления о принципах мирного урегулирования, состоявшего из 10 пунктов, согласованных Контактной группой, делегации продолжили работу. Все дополнения, на которых настаивала делегация СРЮ, касались лишь положений о сохранении территориальной целостности Сербии и Югославии. 23 февраля Контактная группа констатировала, что в переговорном процессе произошел прогресс, и выразила надежду, что в скором времени удастся договориться по всем вопросам политической части договора.

Однако весь текст предполагаемого соглашения сторонам предоставили лишь в день окончания переговоров. Оказалось, что 69% текста сербская делегация видела впервые. В частности, два приложения (# 2 и 7) предварительно не рассматривались Контактной группой и основывались на предложениях отдельных ее членов об автоматическом вводе войск НАТО после подписания мирного соглашения и организации полицейских сил. В сопроводительном письме отмечалось, что "это окончательное предложение включает в себя положения, высказанные на встрече в Рамбуйе", подчеркивалось, что "Россия не присоединяется к приложениям 2 и 7" (представитель России посол Борис Майорский поставил свою подпись под документом с примечанием: "Кроме глав 2 и 7") и что ответ надо дать не позднее 13 часов того же дня [96].

По окончании первой фазы переговоров стороны ограничились политическими заявлениями. Югославская делегация отметила, что, несмотря на достигнутый в Рамбуйе прогресс, переговоры следует продолжить, четко определив элементы автономии Косово и подтвердив территориальную целостность Сербии и Югославии. В заявлении делегации косоваров подчеркивалось, что она подпишет договор, если через три года албанское население Косово сможет провести референдум о независимости. Представители США отвергли возможность продолжения переговоров, уточнив, что предложенный текст должен быть подписан в первый день начала второго раунда. Фактически СРЮ получила ультиматум: в случае подписания югославской делегацией мирного соглашения на территорию края должны были быть введены войска НАТО, а в случае отказа от подписания на сербов возлагалась ответственность за провал переговоров, что предполагало наказание бомбовыми ударами.

Югославия резко осудила предъявленный ультиматум и выразила готовность подписать ранее согласованную политическую часть договора, настаивая на гарантиях целостности Сербии даже по истечении трехлетнего "переходного" периода. Только после этого СРЮ была согласна рассмотреть объем и характер международного присутствия в Косово для выполнения соглашения. Албанская делегация также не пошла ни на какие уступки, отказавшись подписать соглашение и разоружить армию, а также потребовала проведения референдума о независимости по окончании трехлетнего переходного периода и присутствия сил Североатлантического альянса на своей территории.

Второй раунд переговоров начался в Париже 15 марта 1999 г. Предложение югославской делегации о продолжении переговоров принято не было. Албанской делегации разрешили подписать договор в одностороннем порядке. Представитель России отказался удостоверить своей подписью этот документ, поскольку в Контактной группе не обсуждались военные приложения к нему. Фактически сорвав продолжение переговоров, США и НАТО начали готовиться к наказанию "виновника срыва переговоров". 24 марта НАТО обрушила на Югославию первые ракетно-бомбовые удары.

Воздушная акция НАТО длилась несколько недель и нанесла Югославии огромный ущерб. Только за первые две недели бомбежек было совершено свыше 1000 авианалетов. В них было задействовано 430 самолетов, в том числе 330 боевых, выпущено более 800 крылатых ракет и сброшено свыше 3000 т взрывчатки. Бомбовые удары, кроме военных объектов, пришлись на национальные парки и заповедники, которые находились под защитой ЮНЕСКО, а также на средневековые монастыри и святыни: частично или полностью разрушены 10 православных и католических церквей и монастырей, в Джаковице тяжело поврежден исторический памятник IV в. н. э. "Табачки мост", пострадали Петроварадинская крепость и многие другие объекты. В ряде городов были поражены центры для беженцев, больницы, водопроводы, мосты, школы, частные дома, телефонные и другие коммуникации, автомагистрали, склады сырья для искусственных удобрений, фабрики. Уже через несколько дней после начала акции площадь нанесения бомбовых ударов была расширена на всю Югославию. Пострадали хозяйственные и гражданские объекты, центры для беженцев из Боснии и Хорватии, более 150 школьных зданий, ТЭЦ, мосты, железные дороги, больницы, телевизионные ретрансляторы, табачная фабрика, самый крупный автомобильный завод в стране "Застава", были разрушены шесть и повреждены восемь мостов, пять раз ракеты падали на железную дорогу. Уже за первые две недели бомбардировок 500 тыс. рабочих лишились работы. Наконец, бомбовые удары вызвали лавину беженцев из Косово, направившихся в Македонию, Албанию, Сербию и Черногорию, что уже превратилось в колоссальную проблему для стран Балканского региона.

Военный путь решения проблемы расширения автономии Косово, предложенный западными странами, оказался нерезультативным. Мировое сообщество вынуждено искать новые варианты урегулирования кризиса, самым эффективным из которых, на наш взгляд, является путь продолжения переговоров, каким бы долгим и многотрудным он ни был.

Кризис в Косово и политика России

На протяжении последних столетий российско-сербские и российско-югославские отношения пережили взлеты и падения, периоды охлаждения и сотрудничества. Кризис на территории Югославии в начале 90-х годов пришелся на конец длительного периода охлаждения и стагнации отношений между СССР и Югославией, когда балканское направление не входило в число приоритетов советской, а затем и российской внешней политики. В этих условиях в СССР и СФРЮ почти одновременно разразились национально-политические кризисы.

В последующие годы экономической изоляции и давления со стороны международных организаций Югославия искала поддержку среди европейских государств. Как это часто случалось в истории, руководство Сербии и Черногории обратилось к России как к возможному посреднику в переговорах с Западом. Реакция Москвы на эти предложения, носившая весьма прохладный характер, оставалась неизменной вплоть до 1996 г., хотя на протяжении этого периода можно проследить некоторые внутренние изменения внешнеполитического курса России на Балканах. Причинами такого постоянства были желание России получить экономическую и политическую поддержку Запада для проведения либеральных реформ, ее стремление избежать "югославского варианта" развития и занять место СССР в международных организациях, в том числе в Совете Безопасности ООН, а также политическая незрелость российского внешнеполитического руководства, строившего иллюзорные планы сближения "национальных интересов" России и США.

С начала 90-х годов внешняя политика России на балканском направлении прошла несколько этапов.

1.Период внешнеполитической неопределенности 1991-1992 гг., непосредственно после распада СССР (вплоть до февраля 1992 г. Москва руководствовалась принципом невмешательства во внутренние дела Югославии и необходимости сохранения единства СФРЮ).

После заключения в декабре 1991 г. Беловежских соглашений, зафиксировавших начало распада СССР, в условиях отсутствия общефедерального механизма разработки и принятия внешнеполитических решений сфера внешней политики была фактически полностью монополизирована руководством МИД. Президент и его администрация практически не принимали участия в разработке тактики поведения России на Балканах, как, впрочем, и в других регионах (внешнеполитическая стратегия как таковая в тот период вообще отсутствовала). Поэтому на начальном этапе "югокризиса" основным разработчиком российского внешнеполитического курса был министр иностранных дел Андрей Козырев. При отсутствии научно обоснованной внешнеполитической концепции нового российского государства, политика на отдельных направлениях, в том числе и на балканском, часто формировалась спонтанно. Начало обострения "балканской проблемы" пришлось, таким образом, на период, когда в России преобладал антикоммунистический пафос, отрицались все элементы внешней политики предшествовавшего периода включая "сферы влияния", были отвергнуты все союзники бывшего СССР и официально объявлено об отсутствии внешнеполитических противников, а дипломатия новой России налаживала дружеские отношения с лидерами западных стран, стремясь ни в чем им не противоречить.

Как писал А. Козырев, российскими дипломатами в самом тесном контакте с их английскими и другими западными коллегами была разработана "концепция нового государства - продолжателя СССР в ООН", в соответствии с которой России "удалось унаследовать статус, привилегии и одновременно ответственность одной из пяти великих держав - постоянных членов Совета Безопасности". Чтобы оправдать "кредит доверия" Запада к новому руководству России, Москва, по мнению А. Козырева, должна была "перейти на другую, цивилизованную, демократическую сторону баррикад", заключив "подлинный союз с теми, кто стоит на страже международной законности". Таким образом, главной целью деятельности А. Козырева было, по его словам, введение России "в качестве великой державы в семью наиболее передовых демократических государств... в так называемое западное общество..." [97].

2. С февраля 1992 г. Москва резко изменила оценку событий в Югославии, признав факт распада федерации. На этом этапе балканская политика России, самоустранившейся от участия в урегулировании "югокризиса", носила крайне противоречивый и непоследовательный характер.

3. Период с 1993 по 1995 г. характеризовался попытками России включиться в формирующуюся систему европейской безопасности и в мировое сообщество в качестве равноправного демократического государства. В соответствии с этим курсом российская дипломатическая активность на Балканах осуществлялась в русле политики США и других западных держав. В таких обстоятельствах Россия выполняла роль последнего инструмента давления на сербскую сторону. Основной характеристикой этого периода была несамостоятельность внешней политики России, ее зависимость от западных держав, прежде всего от США. К концу 1995 г. Россия перестала быть фактором, влияющим на ход событий в этом регионе.

4. Период с начала 1996 г. характеризовался разочарованием России в идее быстрой интеграции в "западный мир" и систему европейской безопасности. Наряду с другими факторами, повлиявшими на изменение российской внешнеполитической концепции, не последнюю роль сыграли и первые итоги балканского кризиса, которые уже были очевидны к началу 1996 г. Среди набиравших силу негативных тенденций в деятельности "мирового сообщества" во главе с западными странами, особенно ярко проявившихся на постюгославском пространстве, было закрепление в международных отношениях "права и закона силы", признание международными организациями административных границ многонационального государства как межгосударственных по просьбе субъектов федерации без согласия на то центра; изменение сути миротворческой концепции ООН, переход к применению силы для наказания непослушной или несговорчивой стороны конфликта, возможность участия войск НАТО в миротворческих операциях.

С назначением в начале 1996 г. Евгения Примакова министром иностранных дел стали вырисовываться новые параметры внешней политики России. Столкнувшись с последствиями деятельности своего предшественника, Е. Примаков уже в марте 1996 г. заявил о необходимости "активизировать политику по всем азимутам" с целью создания наиболее благоприятных условий для сохранения целостности России, противостояния тем негативным тенденциям, которые проистекают из главенствующей роли одной сверхдержавы при переходе от двухполюсного мира к многополюсному, и активного участия в ликвидации международных конфликтов [98].

В августе 1996 г. Е. Примаков впервые заговорил о приоритете национальных интересов России перед всеми другими внешнеполитическими соображениями. Он подчеркивал, что необходимо "отстаивать национальные интересы России, идя даже на разногласия, предположим, с США, - но в рамках партнерства, не сползая к конфронтации". Министр выразил недовольство складывающейся системой главенства одной державы в системе международных отношений, подчеркнув, что "двухполюсный мир ранее соперничавших двух сверхдержав и блоков должен эволюционировать не к однополюсному под командой США, а к многополюсному, где у России больше маневра для защиты национальных интересов" [99]. Эти тезисы отражали поиск новых ориентиров во внешней политике России, но Балканы пока не занимали в ней определенного места.

С упрочением позиций Е. Примакова его внешнеполитическая концепция становилась более рельефной. Основные положения этой концепции он сформулировал 28 апреля 1998 г. в докладе на научной конференции "Юбилейные Горчаковские чтения", определив ее как "рациональный прагматизм". По его мнению, России по плечу активная внешняя политика с многовекторной направленностью. Вместо маневрирования между великими державами и создания коалиций России, по мнению Е. Примакова, следует налаживать конструктивные партнерские отношения со всеми образующимися мировыми полюсами. При этом Россия должна строить свои отношения с США, имеющие для нее большое значение, на взаимовыгодной основе, "вспахивая поля совпадающих интересов". Е. Примаков неоднократно подчеркивал необходимость сохранения "накопленных за всю историю России позитивных ценностей и традиций, в том числе и в имперский, и в советский периоды" [100]. В качестве важнейшего ориентира внешней политики России он рассматривал укрепление территориальной целостности страны.

Участие России в Контактной группе и в процессе реализации Дейтонских мирных соглашений по Боснии, а также нестабильность и новые очаги конфликтов на Балканах обусловили повышение значения балканского направления российской внешней политики. Свою роль здесь сыграли и другие внешнеполитические соображения и задачи: поиск стран, которые могли бы сохранить военный нейтралитет в условиях всеобщего стремления в НАТО, определение места России в складывающейся системе европейской и мировой безопасности и т. д. По уровню экономического развития и проблемам переходного периода Россия ближе к странам балканского региона, чем к развитым странам Европы. Участие в процессе мирного урегулирования на Балканах и степень влияния Москвы на процесс принятия международных решений, затрагивающих этот регион, стали важным показателем места и роли России в системе международных отношений. Е. Примаков также связывал активную роль России на Балканах со способностью мирового сообщества преодолеть новые угрозы международной безопасности и "не допустить превращения Косово в одну из наиболее опасных горячих точек на земном шаре" [101].