Глава 6. Проблема Косово в российском внутриполитическом контексте

Юрий ДАВЫДОВ

1. Балканская ловушка

2. Косовский кризис в российском измерении

3. "Три цвета времени"

4. Косовский кризис и властная вертикаль

5. Косово как зеркало российских интересов

6. Примечания

Несмотря на обилие этнополитических конфликтов как в самой России, так и на постсоветском пространстве, в которые она тем или иным образом вовлечена, Москва не выработала методологии подхода к их предупреждению, регулированию и разрешению, к проблеме миротворчества в целом. Пока в распоряжении руководства России имеется стандартный набор лозунгов (решение конфликта прежде всего политическими средствами, право национальностей или национальных меньшинств на самоопределение, невмешательство во внутренние дела государства, незыблемость его территориальной целостности) и мер кризисного реагирования (прекращение военного противоборства, решение всех проблем путем мирных переговоров и - особая слабость российской дипломатии - созыв международной конференции по любому спорному вопросу и т. д.), которые обычно не вызывают возражений (в том числе со стороны участников конфликтов), но, срабатывая в одних обстоятельствах, совершенно неэффективны в других. К сожалению, российский опыт в этой сфере осваивается пока в основном на уровне публицистики, а не научного познания. Поэтому при выработке подхода к кризисным ситуациям, угрожающим безопасности (национальной, региональной, международной), российская дипломатия вынуждена либо каждый раз начинать с азов, либо повторять ошибки недавнего прошлого.

"Балканская ловушка"

В историческом плане российское общество всегда (хотя и не всегда обоснованно) испытывало к Балканам повышенный интерес, замешенный на славянофильских (православных) эмоциях и державной геополитике (прежде всего на стремлении получить контроль над черноморскими проливами, который обеспечил бы России беспрепятственный выход в Средиземное море). В самом деле, Балканы - родина Кирилла и Мефодия, изобретших славянскую азбуку и положивших начало славянской письменной культуре. На Балканах русские всегда рассматривались как братья по крови и вере. Хотя Болгария в годы второй мировой войны была союзницей фашистской Германии, А. Гитлер не осмелился предложить царю Борису отправить болгар на восточный фронт.

В свою очередь Россия, опираясь на симпатии в обществе к страдающим от турецкого гнета, многое сделала для освобождение народов полуострова от османского господства и становления их государственности. А. Пушкин, сосланный царем на юг, мечтал уехать в Грецию, восставшую в 1821 г. против турок, - тогда в рядах греческих повстанцев впервые появились русские добровольцы, в основном армейские офицеры греческого происхождения. Восемь лет греки боролись за свою независимость, но лишь после поражения в русско-турецкой войне 1829-1829 гг. Стамбул, по заключенному с Россией Адрианопольскому договору, признал автономию Греции, через год провозгласившей полную независимость. Россия сыграла решающую роль и в становлении сербской государственности. В результате давления России на Блистательную Порту входившая в состав Османской империи Сербия в 1830-1833 гг. получила статус автономного княжества. Идеологи сербского национально-освободительного движения Живоин Жуёвич (1838-1870 гг.) и Светозар Маркович (1846-1875 гг.) учились в Петербурге и находились под сильным идеологическим воздействием А. Герцена, Н. Чернышевского, А. Добролюбова.

На 70-е годы прошлого столетия, когда Балканы готовились к решающему сражению с турками за свою независимость, пришелся пик симпатий российского общества к освободительному движению в регионе. Это отразила русская литература того периода. Герой тургеневского романа "Накануне" болгарин Инсаров - борец за независимость своей страны, как и его русская жена Елена. Вронский у Л. Толстого после гибели Анны Карениной ищет искупления в сражениях русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Тогда по всей стране создавались "славянские комитеты", призванные мобилизовать российскую общественную поддержку (как моральную, так и материальную) борьбы балканских народов за независимость от Турции. После того как Сербия и Черногория выступили в 1876 г. против Турции, тысячи русских добровольцев (кадровых офицеров, студентов, медиков) отправились на Балканы. Героем этой войны, которая вскоре переросла в русско-турецкую, был не только генерал М. Скобелев, но и опальный герой войны в Туркестане генерал М. Черняев, возглавивший одну из сербских армий, а также известный российский живописец В. Верещагин, запечатлевший для истории совместный ратный труд россиян и южных славян. После победы над турками Сербия, Черногория и Румыния по Сан-Стефанскому договору 1878 г. получили полную независимость. Болгария, а также Босния и Герцеговина получили автономию (Болгария обрела полную независимость в 1908 г., Босния и Герцеговина решением Берлинского конгресса передавалась Австро-Венгрии). В ходе Первой Балканской войны Балканский союз, сложившийся под воздействием России, окончательно покончил с владычеством Турции на Балканах, которая потеряла все свои владения в Европе, кроме Стамбула и небольшой части Восточной Фракии [1].

Между двумя мировыми войнами Балканы находились на периферии советских внешнеполитических интересов СССР. Большинство стран региона испытывало сильное влияние Запада, выполняя вспомогательную роль санитарного кордона между двумя социальными системами. Лишь в 1940 г. Югославия официально признала Советский Союз. Однако после второй мировой войны значимость Балкан для Москвы резко возросла, а большинство стран региона вошло в социалистический лагерь. На первом этапе именно на Балканах находились наиболее стабильные социалистические режимы (в Болгарии, Югославии, Албании). Подключение ряда балканских стран к социалистической системе имело ряд важных функций. Во-первых, оно должно было продемонстрировать, что социализм - не столько советский феномен, сколько тенденция мирового развития, распространяющаяся на все новые и новые страны. Во-вторых, балканские сателлиты являлись передовыми рубежами обороны СССР. В-третьих, они были потенциальным плацдармом для прорыва, в случае необходимости, в Средиземное море в обход турецких проливов и выхода советских войск в тыл Западной Европы.

Вместе с тем именно на Балканах началась эрозия советской мировой империи. В Греции гражданская война закончилась поражением левых сил, и наступили долгие годы антикоммунистической реакции. В 1946 г. И. Сталин отказался поддержать выдвинутую болгарским лидером Г. Димитровым идею создания "Балканской социалистической федерации": Москва опасалась, что такая федерация станет действовать независимо от СССР. В 1947 г. начались проблемы в отношениях СССР с Югославией. С 1948 г. Белград был отлучен от социалистического лагеря, а И. Тито, в соответствии с уже отработанным сценарием, был объявлен шпионом и наймитом западных держав. В 1955 г., уже после смерти И. Сталина, отношения между СССР и СФРЮ были нормализованы, но Белград, наученный горьким опытом, постоянно сохранял дистанцию в отношениях с Москвой. Фактически последствия конфликта между И. Сталиным и И. Тито так и не были полностью преодолены вплоть до распада СССР и СФРЮ [2]. С 1964 г. и Румыния Николае Чаушеску начала проводить собственную политику в рамках социалистического содружества, пытаясь играть в своих интересах на противоречиях между советским и китайским руководством. Таким образом, уже к середине 60-х годов возможности политики Москвы на Балканах значительно сократились. Фактически единственным лояльным союзником СССР в регионе оставалась Болгария. Нельзя не учитывать тот факт, что социалистический путь развития был насильственно навязан Москвой народам балканских стран, отложился в их исторической памяти.

После августа 1991 г., когда Россия переориентировала свою внешнюю политику на сближение с Западом, то же самое сделали и бывшие советские союзники в Центральной и Восточной Европе, в том числе на Балканах. Тогда правящие элиты этих стран полагали, что в процессе реформ они не нужны друг другу. За редким исключением такие настроения способствовали взаимному отчуждению между государствами региона. Однако если для России поворот в сторону Запада оказался конъюнктурным (временным), а впоследствии вынужденным явлением, вызванным зависимостью от западных кредитов, то для балканских стран (за исключением Сербии и Черногории) равнение на Запад имело принципиальное значение и носило стратегический характер: все эти государства надеются в конечном счете войти в НАТО и ЕС и потому готовы полностью следовать прозападному внешнеполитическому курсу. Поэтому если у России ныне и сохраняются определенные стратегические или тактические интересы на Балканах (выход к Средиземному морю, прокладка нефте- и газопроводов и т. д.), то ее возможности опереться на какие-то силы в регионе в процессе реализации этих интересов крайне ограниченны.

Существует расхожее мнение, что Сербия является наиболее последовательным историческим союзником России на Балканах. Действительно, в отдельные периоды наши страны связывали тесные отношения, основанные на том, что Россия, преследуя собственные цели, объективно и субъективно помогала Белграду решать национально-государственные проблемы. Но, как правило, годы подъема в российско-сербских отношениях сменялись периодами резкого охлаждения. После 1878 г., также как и после 1945 г., добившись при поддержке (в том числе военной) со стороны "старшего славянского брата" своих целей, Белград отказывался следовать в фарватере российской (советской) политики, стремясь стать региональным центром силы на Балканах, что противоречило интересам и целям России (а затем СССР), стремившейся к поддержанию баланса сил в регионе, которым она могла бы управлять. Между тем "братские" отношения между Белградом и Москвой в конечном счете имели роковые последствия для России: формально именно Сербия втянула ее в первую мировую войну, трагически изменившую всю последующую историю страны.

Несомненно, что в исторической памяти балканских народов Россия продолжает оставаться государством, в свое время внесшим значительный, если не решающий вклад в становление их государственности. Однако в настоящее время основной мотивацией внешнеполитического поведения большинства балканских стран являются не столько прошлые заслуги России, сколько ее нынешняя неготовность (определяемая в первую очередь ограниченностью материальных ресурсов) способствовать реализации их устремлений на международной арене. В результате Россия, общественное мнение которой априорно настроено в пользу единоверцев и "братьев по крови", рискует угодить в "балканскую ловушку", чреватую при нынешнем раскладе сил на международной арене серьезными стратегическими просчетами.

Косовский кризис в российском измерении

В целом позиция российской правящей элиты (равно как и правительства РФ) в отношении этнополитического конфликта в Косово и Метохии во многом напоминает ее подход к разрешению боснийского кризиса: фактически в обоих случаях эта позиция формировалась под влиянием обстоятельств, во-первых, преимущественно внутреннего порядка, а во-вторых, имеющих, как правило, лишь отдаленное отношение к сути самого конфликта.

Специфика современной внешней политики состоит в том, что она приспособлена не столько для внешнего, сколько для внутреннего потребления. Фактически она служит не для обеспечения национальных интересов страны на международной арене, а в основном для удовлетворения различными группировками российской политической элиты своих интересов внутри страны, главным из которых является стремление усилить свои позиции и влияние в обществе и государстве и в конечном счете прорваться во власть. В этом плане для элиты важна не сама по себе косовская или любая другая внешнеполитическая проблема, а то, как она работает на усиление или ослабление политических возможностей той или иной группировки российского истеблишмента.

Подобная аберрация во многом обусловлена тем, что в целом российское общество, озабоченное в основном проблемой выживания в затянувшийся переходный период, в большинстве своем индифферентно к тому, что происходит за пределами страны (за исключением, возможно, ближайшего окружения, бывших советских республик, где остались родственники и близкие), и хотело бы избежать втягивания России во внутренние конфликты за рубежом. Почти 60% участников опроса, проведенного радиостанцией "Эхо Москвы" накануне формального вступления Польши, Чехии и Венгрии в Североатлантический альянс, проявили полное безразличие относительно последствий расширения НАТО на восток [3]. Опрос фонда "Общественное мнение", проведенный на стадии развертывания конфликта в Косово (март 1998 г.), выявил, что 61% респондентов (главным образом жителей Москвы и С.-Петербурга) мало или вообще не интересовались кризисом в этом сербском крае, угрожающим взорвать мир на Балканах. 83% опрошенных полагали, что для России вообще лучше было бы держаться в стороне от этого конфликта или по крайней мере соблюдать в нем нейтралитет [4].

Подобное равнодушие населения к тому, что происходит в мире, дает возможность политической элите легко манипулировать российским общественным мнением в вопросах внешней политики. В принципе, каким бы ни был курс России в отношении конфликта в Косово и Метохии, он вряд ли вызовет у большей части населения какое-либо беспокойство, повышенный интерес или возмущение по поводу его содержания. Поэтому косовский кризис относится к разряду тех внешнеполитических событий, которые активно используются различными российскими политическими группировками прежде всего в своих эгоистических интересах (яркий пример - турне по ряду зарубежных столиц, совершенное в конце марта 1999 г. Е. Гайдаром, Б. Немцовым и Б. Федоровым, которые не могли оказать никакого влияния на ход конфликта, но ставили целью напомнить россиянам, а заодно и Западу, о своем существовании). А это, в свою очередь, не может не оказывать влияния на формирование официального подхода Москвы к оценке и разрешению косовского кризиса, придавая этому подходу более конъюнктурный, политизированный и эмоциональный характер и, следовательно, делая его более далеким от реальностей самого конфликта. В конечном счете предполагаемый вклад Москвы в развязку косовского узла основывается в большей степени на желаемом, чем на действительном.

Кроме того, приходится учитывать и резкое сокращение внешнеполитического потенциала России, т. е. объема тех ресурсов, которые она в состоянии выделить для ведения своей международной деятельности. Ведь именно количество и качество этих ресурсов определяет влияние того или иного государства в современном мире. Если страна с населением почти в 150 млн человек не может позволить себе иметь годовой бюджет более 20-25 млрд долл. (столько же, сколько позволяет себе иметь соседняя Финляндия с населением в 3 млн человек), если около 30% этой суммы идет на содержание силовых министерств и ведомств, то не трудно представить себе, сколько ресурсов остается на международную деятельность. Ведение активной внешней политики предполагает сочетание методов "кнута" и "пряника". Но что может предложить Москва в качестве "пряника" (по сравнению с Соединенными Штатами или Германией) тому же Белграду за его более конструктивный подход к разрешению косовского конфликта? Россия не может пообещать в качестве поощрения за какие-либо уступки ни предоставления значительных кредитов или технологической помощи, ни отмены международных экономических санкций, ибо это зависит не столько от нее, сколько от Вашингтона и его европейских союзников, которые сами являются кредиторами России. Москва не может прельстить югославского президента политической поддержкой, поскольку политический ресурс самой России давно выработан. По оценке бывшего премьер-министра Югославии М. Панича, Москва имеет "ноль влияния" на С. Милошевича [5].

В этой ситуации российская дипломатия может оперировать потенциальными угрозами в адрес Запада, однако их набор крайне ограничен. Россия не может использовать в качестве инструмента военно-политического давления ядерное оружие применительно к конфликту такого масштаба. Все остальные меры военно-политического характера - такие, как выход из Основополагающего акта о взаимоотношениях, сотрудничестве и безопасности между НАТО и Россией, подписанного в мае 1997 г., и разрыв всех отношений с этой организацией, вопрос о целесообразности которого впервые встал в практическую плоскость непосредственно после начала бомбардировок Югославии силами НАТО, - скорее всего, нанесут больший вред самой России. Поэтому не будет преувеличением сделать вывод, что возможности России влиять в своих интересах (тем более в интересах Белграда) на ход и разрешение конфликта в Косово и Метохии крайне ограниченны. Не случайно некоторые конструктивные российские инициативы по косовскому урегулированию имели шансы быть реализованы лишь тогда, когда они предлагались не самой Москвой, а Западом.

Кроме факторов ограничительного порядка на подход Москвы к разрешению косовской проблемы влияет ряд специфических обстоятельств, обусловленных как ностальгией по советскому прошлому, так и деформациями недавнего перестроечного периода. К числу первых следовало бы прежде всего отнести антизападный настрой российской политической элиты (именно элиты, а не общества, как это часто полагают эксперты в России и за ее пределами). Неспособная, а возможно, и не желающая выправить ситуацию в стране, остановить ее сползание к хаосу, российская элита хотела бы списать на кого-то все неудачи своего правления. Запад как недавний противник по "холодной войне", обманувший на этапе демократизации ожидания тех, кто полагал, что развал Советского Союза и переход к новой системе ценностей пройдут безболезненно, как нельзя лучше подходит на эту роль. Достаточно лишь восстановить образ Запада как врага, который стоит за каждой российской проблемой (огромной внешней задолженностью, неудачей экономических реформ, падением престижа на международной арене и т. д.).

В соответствии с подобным настроем любой подход Москвы к косовской проблеме объективно и неизбежно должен был иметь антизападную подоплеку и - как зеркальное отображение этого - носить просербский характер, а зачастую просто сводиться к поддержке линии югославского президента С. Милошевича. Если у депутатов Государственной думы этот антизападный настрой в косовском вопросе проявляется сильнее и эмоциональней, то у дипломатов - тоньше и более двусмысленно. Подобный подход с позиций "анти" (т. е. отрицания и противостояния) должен, по мнению представителей значительной части российской политической элиты, демонстрировать самостоятельность и независимость внешней политики Москвы вообще и в косовском вопросе в частности. Возможно, с точки зрения внутриполитической консолидации в этом есть смысл, но для выработки общего международного подхода к разрешению косовской проблемы антизападный настрой Москвы объективно представляет собой серьезную помеху. Фактически такая позиция отнюдь не способствует и выработке самой Россией оптимальной внешнеполитической линии в отношении косовского конфликта, поскольку явная поддержка одной из конфликтующих сторон лишь содействует укреплению ее непримиримой позиции.

Квинтэссенцией этого антизападного настроя является глубокий и прогрессирующий антиамериканизм российской правящей элиты. Точкой его отсчета является возникновение однополярного мира во главе с Соединенными Штатами. Российская политическая элита полагала, что Вашингтон, который, исходя исключительно из собственных интересов, поощрял процесс "демократизации" России, а затем был поставлен в тупик его неожиданными результатами, должен был не только продолжать поддерживать все социальные и политические реформаторские эксперименты, но и мобилизовать Запад на дальнейшее их финансирование. Неизбежное вовлечение США в процесс урегулирования югославской (и косовской) проблемы, вызванное неспособностью не только местных сил, но и Западной Европы, а также России решить эту проблему собственными усилиями, было воспринято Москвой как стремление вытеснить ее из региона, где она когда-то имела значительное влияние. Несомненно, что действия Вашингтона на международной арене в целом и на Балканах (в том числе и в Косово) в частности диктуются исключительно национальными интересами самих США. Однако такая ситуация стала возможна не только благодаря росту американской мощи, в том числе и военной, но и из-за объективной слабости других игроков на международной арене, в особенности России. Вряд ли можно упрекать США в том, что основные страны и политические силы региона ориентируются именно на Вашингтон, - скорее это следствие того, что в советском политическом лексиконе именовалось "соотношением сил". Точно так же российская политическая элита, объявившая США "империей зла", руководствуется прежде всего собственными корпоративными интересами, а не национальными интересами страны.

На практике все это вело к тому, что с самого начала в подходе Москвы к косовскому кризису преобладало стремление не столько решить саму проблему, сколько воспрепятствовать ее решению по американскому образцу. Поэтому Москва изначально поддержала ту сторону в конфликте, которая демонстрировала явный антиамериканизм - белградский режим во главе с президентом С. Милошевичем. В результате югославский президент, используя стойкий антиамериканизм влиятельных сил в Москве, фактически стал определять позицию России по косовскому конфликту, не только делая ставку на российско-американские противоречия, но и всемерно обостряя их. При этом по вопросу будущего статуса Косово между Россией и США с самого начала существовало принципиальное согласие - все расхождения носили тактический характер.

Между тем для Вашингтона с самого начала косовского конфликта не остался незамеченным сначала скрытый, а затем все более явный антиамериканизм России, ее стремление вбить клин между союзниками по НАТО. Соответственно вместо того, чтобы действовать в тандеме с Россией, Соединенные Штаты, обладающие большим влиянием в регионе, повели свою индивидуальную партию, реализуя собственные, а иногда и российские инициативы, но под своим флагом. Антиамериканский настрой российской политической элиты, замешенный на былом сверхдержавии, не позволил ей напрямую обратиться к США, предложив действовать совместно. События развивались таким образом, что наиболее ощутимым результатом антиамериканизма российской политической элиты было не продвижение к разрешению косовского конфликта, а прогрессирующее ухудшение российско-американских отношений по всему фронту.

Более того, на базе антизападного (антиамериканского) настроя политической элиты в России начала складываться "партия войны". Она заявила о себе еще во время кровопролитных событий в Чечне, боснийского конфликта, противостояния между Ираком и Западом, а теперь и в связи с косовским кризисом. Основная цель этой влиятельной группировки состоит в том, чтобы переключить внимание общества с существующих социально-экономических проблем (неудачи демократических и рыночных реформ, невыплаты заработной платы, обнищания населения, демографической катастрофы, растущей дифференциации доходов и т. д.) на проблемы несуществующие или надуманные, на роль которых лучше всего подходит "внешняя угроза". В самом деле, любой международный кризис может быть интерпретирован как угроза безопасности России, интересы которой традиционно распространяются далеко за ее пределы. Не случайно, выступая в Государственной думе 27 марта 1999 г. по косовской проблеме, В. Жириновский откровенно заявил, что "девять лет разрухи в России могут быть перекрыты ее победой на Балканах" [6].

Именно "партия войны" стоит за "спонтанным" возмущением военными действиями НАТО против СРЮ, нашедшим отражение в экстремистских действиях - прежде всего у посольства США в Москве. Организаторы этих акций умело воспользовались естественным недовольством российской общественности унижением и невостребованностью России на международной арене и попытками отдельных политиков, особенно из числа бывших советских союзников, низвести обращение с ней до уровня беднейшей развивающейся страны. Однако стимулировать "веймарский синдром" в отношении страны, имеющий тысячи ядерных зарядов, крайне опасно и неблагоразумно. Еще одной особенностью подогреваемой национал-патриотическими лидерами реакции российской общественности на бомбардировки Югославии является то, что она выражает свой гнев против НАТО, а не против Запада вообще, видимо, полагая, что это не одно и то же, - феномен, над которым стоит серьезно задуматься.

Идеи панславизма - единения всех славянских народов - также оказывали воздействие на формирование подхода Москвы к конфликту между сербами и албанцами в Косово. В отсутствие национальной идеи, способной консолидировать общество, некоторые политические группировки обратились к идеям панславизма, рассматривая их как идеологическую основу объединения значительной части постсоветского пространства. Во всяком случае, среди российской элиты большое распространение получила "тенденция рассматривать Россию и весь мир славянства как самостоятельную цивилизационную единицу, равную по отношению к остальной Европе" [7]. К этой идее, в частности, неравнодушен знаменитый русский писатель и нобелевский лауреат А. Солженицын. В своей работе "Как нам обустроить Россию" он предлагал строить новую Россию на основе союза трех славянских государств - России, Белоруссии и Украины (при возможном участии Казахстана) [8]. Идеи "славянского единства" активно поддерживала и Русская православная церковь, надеясь таким образом не только расширить свое международное влияние, но и преодолеть существующий раскол в этой ветви христианства. Поэтому она активно пыталась представить косовский конфликт противоборством христианства и ислама, подчеркивая, что безусловно выступает на стороне единоверцев. И даже официальные российские круги не чурались панславянских идей. После переговоров в июне 1998 г. с президентом С. Милошевичем в Москве глава российского государства подчеркивал: "Мы не забываем, что являемся славянскими государствами и друзьями" [9].

Тем не менее эти идеи не получили широкого развития на постсоветском пространстве. Хотя Белоруссия готова к славянскому единению с Россией на равноправных условиях, руководство славянской Украины по уровню своей враждебности к славянской же России давно оставило позади лидеров неславянских бывших советских республик. Более того, глава украинского МИД Б. Тарасюк назвал "опасной" идею союза трех славянских государств, сославшись на печальный опыт Югославии [10]. Как, впрочем, и в императорской России, "славянский вопрос" ныне обсуждается и ставится прежде всего как вопрос о славянах и их землях, находящихся за пределами самой России. В нынешней ситуации единственным славянским государством - партнером, остро нуждающимся в поддержке Москвы, является Югославия, президент которой С. Милошевич готов идти на союз с кем угодно, лишь бы этот союз был направлен против западной коалиции, но не столько в интересах "славянского братства", сколько в своих собственных.

Именно в этом плане следует рассматривать предложение С. Милошевича, поддержанное 10 апреля 1999 г. сербским парламентом, а 16 апреля - и Государственной думой РФ, о присоединении Сербии к Союзу Белоруссии и России. Идея "объединения славянских народов" нашла открытую поддержку у коммунистической и национал-патриотической части Государственной думы (в частности, у спикера Думы Геннадия Селезнева и его заместителя Сергея Бабурина, считающего себя одним из авторов этой идеи), и президента Белоруссии Александра Лукашенко, который претендует на лидерство в Союзе. Первоначальная реакция Бориса Ельцина и его администрации также носила скорее позитивный характер. Между тем создание Москвой блока с двумя государствами, членство которых либо в ООН, либо в ОБСЕ, либо в Совете Европы приостановлено, не добавит России пространства для маневра на международной арене.

Во-первых, предполагаемый союз с Сербией (СРЮ), т. е. с одной из конфликтующих сторон, может подорвать статус России как посредника в балканском конфликте и втянуть ее в военное противоборство как с НАТО, так и с косовскими албанцами. Это то, чего Москва, во всяком случае, согласно официальной российской позиции, всегда пыталась избежать. Кроме того, возможное заключение такого союза явно не соответствует нынешним возможностям России на международной арене. Россия вряд ли сможет преодолеть последствия финансово-экономического кризиса без помощи Запада, к которой "привязан" даже федеральный бюджет. Ответ на вопрос, насколько такая инициатива отвечает настрою российского общества, также не представляется однозначным. Безусловно, эта идея всецело поддерживается "партией войны", пытающейся нажить перед предстоящими выборами политический капитал на возрождении внешней угрозы, однако реакцию российского общества в целом, и так измученного социально-политическими экспериментами правящей верхушки, трудно прогнозировать. Так, согласно данным одного из опросов, проведенного радиостанцией "Эхо Москвы" в апреле 1999 г., лишь 23% респондентов поддержали идею союза России, Белоруссии и Сербии, в то время как 77% высказались против [11].

Во-вторых, в случае вступления Югославии с Союз Белоруссии и России будет создан не просто союз, а антизападная коалиция. Оба союзника Москвы - СРЮ и Белоруссия - избрали противоборство с Западом в качестве основы своей внешней политики и сотрудничество с Москвой не в последнюю очередь необходимо Белграду и Минску, чтобы усилить эту антизападгую линию, получить для ее реализации в свое распоряжение все еще значительный военный, ресурсный, политический и моральный потенциал России. Таким образом, Москва на официальном уровне солидаризировалась бы с курсом на возобновление "холодной войны" и восстановление разделительных линий в Европе.

В-третьих, надежды политических сил в России и Белоруссии на то, что союз с С. Милошевичем усилит военный потенциал Сербии и укрепит ее сопротивление совокупному военному давлению Запада, отмечены либо чрезмерной наивностью, либо отсутствием профессионализма и незнанием даже недавней истории. В самом деле, Югославия находится в условиях военной блокады, осуществляемой либо странами НАТО, либо государствами - потенциальными кандидатами в члены этого альянса. История с первым после начала военных действий НАТО против СРЮ российским гуманитарным конвоем уже наглядно продемонстрировала отношение этих стран к Москве и трудности с установлением транспортной связи с Сербией.

В целом обращение российских политиков к идеям "славянского единения" имело целью создать в российском обществе атмосферу, благоприятную по отношению к нынешним устремлениями Белграда и негативную - по отношению к косовским албанцам и Западу, оказывающему им поддержку. Можно предположить, что на официальном уровне удалось создать такую атмосферу, однако сама политическая элита слишком рациональна, чтобы искренне разделять подобные идеи (при этом значительная часть российского общества приемлет их более искренне). Не следует исключать возможности возрождения панславизма в России на новой основе, для которой будет характерно совмещение западного рационализма со славянской духовностью, однако решение этой задачи выходит за пределы ближайшего будущего. Поэтому Россия вряд ли может опереться на другие славянские государства в своих усилиях помочь С. Милошевичу разрешить кризис в Косово на своих условиях. В нынешней ситуации панславизм, приемлемый как пропагандистский прием, вряд ли может служить опорой реальной политики.

Объективно на сближение России и Сербии работает тот факт, что в своей внутренней политике оба государства столкнулись с неразрешимой дилеммой между правом национального меньшинства на самоопределение (вплоть до отделения) и/или сохранением территориальной целостности государства. В посткоммунистической России, в зависимости от политической конъюнктуры, предпочтение отдавалось то одному, то другому праву. В ходе борьбы за власть "группы Ельцина" с союзным центром во главе с Михаилом Горбачевым потребность в поддержке республик, регионов и национальных образований вынуждала ельцинскую команду отдавать предпочтение праву наций (национальных меньшинств) на самоопределение. Ельцинский лозунг того времени - "Каждая нация имеет право иметь столько самостоятельности, сколько сможет взять", - подразумевал, что каждая нация (национальность, национальное меньшинство) сама определяет уровень и меру самостоятельности. Когда же эта потребность в том или ином виде была удовлетворена в результате развала Советского Союза, внутри самой Российской Федерации возникла проблема Татарстана (решенная мирным путем), а затем Чечни (не решенная и военными методами). Москва вынуждена была апеллировать к праву на сохранение территориальной целостности государства, кодифицированному международными документами ООН и Хельсинкским Заключительным актом СБСЕ. Однако идеи сепаратизма уже были подхвачены Калмыкией, а в какой-то мере и некоторыми лидерами Урала, Дальнего Востока и даже Поволжья.

Особенно серьезным предупреждением для самой России стала проблема российского "Косово" - Чечни. Позиция Москвы, до сих пор не сумевшей решить чеченскую проблему и продолжающей делать вид, что Чечня по-прежнему является частью территории РФ, по вопросу урегулирования этнополитического конфликта в Косово была, таким образом, предопределена заранее: российскому истеблишменту, рассматривавшему косовскую проблему как "сербскую Чечню", не оставалось ничего другого, как поддержать С. Милошевича, выступающего за территориальную целостность Сербии.

Все эти обстоятельства в той или иной мере работали на поддержку Москвой позиции Белграда в косовском конфликте. Между тем, поддерживая (пусть даже вынужденно) лишь одну сторону в конфликте и, соответственно, возлагая всю вину за его развязывание на другую сторону, российская дипломатия может упустить возможность стать объективным, нейтральным международным посредником, ведущим диалог с обеими сторонами. Это неизбежно подрывает российские позиции в разрешении косовского кризиса.

"Три цвета времени"

В нынешнем российском обществе можно выделить по крайней мере три совершенно различных группировки и, соответственно, три различных взгляда на внешнюю политику Москвы в целом и на политику в отношении ситуации на Балканах и кризиса в Косово в частности. Существование этих не совпадающих и зачастую противоречащих друг другу подходов отражает не только различное вЕдение их сторонниками внешнего мира, но и углубляющуюся дифференциацию интересов разных политических сил в стране. В известной мере их разновекторное воздействие предопределяет противоречия и непоследовательность российской официальной позиции в вопросах косовского урегулирования. Возможно, этим же объясняется и то обстоятельство, что каждая ветвь власти или организация, имеющая выход на внешний мир, практически имеет свой подход к развитию кризисной ситуации на Балканах.

Первая группировка (условно говоря, "российские изоляционисты") выражает мнение тех, кто полагает, что в свете советского имперского опыта, нынешнего бедственного экономического положения страны, внутриполитического и социального хаоса, трагических последствий пребывания советских войск в Афганистане Россия должна "уйти в себя", сосредоточиться и сконцентрировать свои усилия и ресурсы на решении внутренних проблем и проведении экономических и политических реформ, резко сократив международную активность, отвлекающую внимание, время и энергию общества на такие далекие от России проблемы, как косовское урегулирование. По мнению сторонников этого подхода, российское общество и так поляризовано в достаточной мере, чтобы быть расколотым еще и по внешнеполитическим вопросам. Величие державы и ее международный престиж определяется, по мнению "российских изоляционистов", прежде всего ее вкладом в обустройство собственной страны и в повышение благосостояния собственного народа. Лишь добившись успехов на этом направлении, Россия, по их мнению, приобретет право быть арбитром в международных спорах и конфликтах и вести миротворческую деятельность.

Вторая группировка (представленная "антизападниками") отражает взгляды тех представителей российской политической элиты, которые прежде всего озабочены поражением Советского Союза в "холодной войне", "геополитическим сжатием" страны и тем, какие негативные последствия все это имело для международных позиций России. Основную вину за такое положение дел, по их мнению, несет Запад, главным образом Соединенные Штаты, правящие круги которых составили международный заговор, нацеленный на подрыв коммунистической системы и развал Советского Союза. "Антизападники" полагают, что Запад настроен против Сербии в основном потому, что Белград является последним оплотом России на Балканах. Москва могла бы, по их мнению, использовать сложную ситуацию на Балканах, в том числе и кризис в Косово, чтобы, однозначно встав на сторону Сербии и президента С. Милошевича, попытаться взять у Запада реванш за поражение СССР в "холодной войне". В случае удачи подобная политика, по их мнению, неизбежно положила бы начало восстановлению российского влияния в Европе и мире. Осуществление этой идеи могло бы идти по двум направлениям: во-первых, восстановление прежней геополитической ситуации, для которой была характерна "игра с нулевой суммой" (в самом упрощенном виде подразумевающая, что все, что плохо для Запада и США, хорошо для России, и наоборот), а во-вторых, игра на противоречиях между западными союзниками по вопросам косовского урегулирования.

Третья группировка ("национал-либералы") предполагает использовать ситуацию, сложившуюся вокруг Косово, для налаживания и расширения взаимодействия России с Западом, выделяя не столько то, что разделяет ту и другую стороны на Балканах, сколько то, что их сближает, и используя общие интересы в целях урегулировании кризиса в Косово. Российская дипломатия, по мнению "национал-либералов", могла бы сосредоточиться на совместных поисках общего и оптимального решения данной проблемы, на совместном с Западом (а не раздельном) ведении переговоров как с Белградом, так и с косовскими албанцами, на оказании общими усилиями давления на конфликтующие стороны в случае, если возникнет такая необходимость, блокируя их возможность играть на противоречиях в стане международных посредников. Такая позиция не означает, что Москва должна полностью отдавать инициативу Западу, но предполагает, что на всех этапах урегулирования Россия и Запад должны выступать как единая команда миротворцев, стремящая к поиску взаимоприемлемых решений.

Можно с уверенностью предположить, что в пользу первого подхода настроено подавляющее большинство российских граждан, индифферентно, как отмечалось выше, настроенных по отношению к внешнему миру и внешнеполитической активности страны. Однако эту группу правильнее было бы назвать "молчаливым большинством", поскольку ее участие в политической жизни страны минимально. "Молчаливое большинство" возникло в результате глубочайшего разочарования значительной части общества в последствиях тех социальных, политических, экономических перемен, которые произошли в стране после августовских событий 1991 г. (показательно, что в настоящее время в выборах участвуют, как правило, 25-30% имеющих право голоса). Это те миллионы людей, до которых так и не дошли миллиарды западной помощи. Большинство российского населения, олицетворяющее известную пушкинскую формулу "народ безмолвствует", пока практически не оказывает заметного влияния на формирование внешнеполитического курса страны, не понимая, в какой мере посредничество в межэтнических распрях в Косово может благоприятно сказаться на преодолении его собственных неурядиц.

Второй подход в значительной мере отражает мнение российской политической элиты. Более того, можно говорить о том, что в ее среде существует определенный консенсус по поводу оценок как балканского конфликта (включая косовский кризис), так и роли Москвы в его разрешении. Именно в этой среде наиболее сильны и активны антизападные (антиамериканские) настроения, которые проецируются и на интерпретацию политической элитой кризисной ситуации в Югославии. Этот антизападный (прежде всего антиамериканский) настрой присущ и левым, и правым силам (включая многих либералов и даже радикальных демократов), о чем свидетельствует практически единодушное принятие Государственной думой антизападных заявлений по косовской проблематике. Подходы различных группировок внутри российской политической элиты различаются лишь различным уровнем оппортунизма. В целом для сторонников данного подхода характерна ориентация на конъюнктурные политические интересы, и если по численности своих рядов они значительно уступают "молчаливому большинству", то по активности и по степени влияния, оказываемого ими на формирование внешней политики России, они значительно его превосходят.

Наконец, представители третьей группы, наверное, самой малочисленной, в большинстве своем принадлежат к экспертным кругам, представляя часть мидовской бюрократии, уставшей от постоянной необходимости подменять политику идеологией, некоторых военных, особенно успевших поучаствовать в миротворческих операциях, невостребованных на сегодняшний день ученых-политологов, некоторых независимых журналистов-международников, сохранивших способность не соглашаться с мнением официальных кругов, ряда представителей "нового политического мышления" и т. д. Хотя эта группа не оказывает значительного влияния на внешнеполитический процесс, события в мире, в том числе и на Балканах, в конечном счете развиваются по сценарию, предсказанному экспертами.

Стоит отметить, что все эти обстоятельства внутриполитического характера, оказывая определенное воздействие на восприятие балканской трагедии российским обществом и его политической элитой, учитываются прежде всего и в наибольшей степени нынешним югославским руководством. Именно на эти факторы делает ставку С. Милошевич, пытающийся втянуть Россию в разрешение косовского конфликта на своих условиях. К сожалению, США и Запад в целом уделяют этим аспектам гораздо меньше внимания. Зачастую игнорируя внутриполитические факторы, влияющие на восприятие российским обществом балканских (косовских) проблем, Запад (США) объективно и, возможно, неосознанно отчуждает Россию от совместной работы по урегулированию косовского конфликта вместо того, чтобы вовлекать ее в этот процесс.

Косовский кризис и властная вертикаль

Сам по себе косовский кризис не является "головной болью" для российских властных структур, позиция которых по этому вопросу стала отражением более глубинных процессов, происходящих как во внешнем мире, так и в самой России, в том числе противоборства между различными ветвями российской власти. Поэтому, несмотря на то, что косовская проблематика обсуждается на всех уровнях власти, трудно говорить о каком-либо едином подходе или о единой стратегии российской властной вертикали по отношению к тому, что происходит на Балканах. Конфликт в Косово активно используется российскими властными структурами прежде всего для того, чтобы показать обществу, что та или иная ветвь власти, во-первых, существует, во-вторых, существует не зря, и в-третьих, что именно данная ветвь власти делает для разрешения нового конфликта на Балканах больше, нежели другие. Содержательная сторона этой активности, как правило, отходит на второй план, а результативная - на третий.

Рельефнее всего это видно на примере Государственной думы, которая в плане международной деятельности отличается невысоким профессионализмом и в целом оказывает незначительное влияние на формулирование и формирование внешней политики страны. Проводимые в думских комитетах, деятельность которых имеет отношение к внешней политике (по международным делам, по геополитике, по безопасности, по обороне и т. д.), слушания по соответствующей проблематике, либо носящие закрытый характер [12], либо имеющие явную пропагандистскую направленность, также как и многочисленные резолюции, не имеющие обязательного характера [13], не вносят существенного вклада в формирование внешнеполитической концепции страны.

Между тем во второй половине 1998 - начале 1999 г. Государственная дума приняла ряд документов, затрагивающих косовскую ситуацию. В разгар очередного обострения кризиса вокруг Косово 14 октября 1998 г. Дума одобрила заявление "Об угрозе развязывания военных действий со стороны Организации Североатлантического договора против Союзной Республики Югославия", в котором депутаты полностью солидаризировались с позицией Белграда по урегулированию ситуации в Косово. Более того, в заявлении утверждалось, что возможные бомбардировки НАТО можно расценивать как угрозу национальной безопасности самой России. В связи с этим Государственная дума рекомендовала правительству "выйти из международных санкций в отношении Югославии", в срочном порядке "рассмотреть вопрос о возобновлении военного сотрудничества Российской Федерации и Союзной Республики Югославия", "скорректировать программу Российской Федерации и блока НАТО с учетом позиции НАТО в отношении Югославии". Одновременно было принято решение направить делегацию Госдумы в СРЮ "для изучения и оценки ситуации в Косово". Делегации было поручено "обсудить с руководством парламента Югославии вопрос об укреплении связей между Югославией и Союзом Белоруссии и России" [14].

Поездка в Белград восьми депутатов Государственной думы во главе с вице-спикером С. Бабуриным, сопредседателем депутатской группы "Народовластие", носила пропагандистский характер. Парламентарии и сопровождавшие их эксперты, представлявшие различные думские фракции и придерживавшиеся различных взглядов на развитие косовского конфликта, чаще спорили друг с другом, чем дискутировали с сербскими парламентариями. Возможно, поэтому миссия Госдумы оказала мало влияния на югославского президента. Как и прежде, под угрозами применения военной силы со стороны Запада С. Милошевич пошел на уступки, заключив соглашение с представителем США Р. Холбруком. Не исключено при этом, что, пытаясь выжать как можно больше уступок со стороны Запада, югославский президент вел свою игру с российскими депутатами, которые, в свою очередь, прежде всего преследовали цель продемонстрировать избирателям "личное мужество и патриотизм" в деле спасения России от западной угрозы. Тем не менее Государственная дума в постановлении "Об итогах визита официальной делегации Государственной думы Федерального собрания в Союзную Республику Югославия" высоко оценила деятельность своих посланников. Несмотря на то, что вопрос об ударах НАТО по Сербии в результате договоренности С. Милошевича с руководством Североатлантического альянса и ОБСЕ был временно снят с повестки дня, Дума рекомендовала президенту и правительству рассматривать нанесение ударов по СРЮ "как акт агрессии", "считать решение Совета Безопасности ООН о введении эмбарго на поставки оружия в СРЮ недействительным" и начать осуществление "поставок вооружений и военной техники в СРЮ" [15].

В начале 1999 г. в связи с ухудшением ситуации в Косово Государственная дума в точности повторила октябрьскую процедуру, одобрив 20 января заявление "В связи с обострением ситуации в Косово" [16], приняв 3 февраля соответствующее обращение к президенту Б. Ельцину [17] и вновь решив направить парламентскую делегацию в Белград. Ни аргументация думцев, ни характер их предложений правительству и президенту не претерпели серьезных изменений, хотя и стали более сдержанными по тону. Возможно, последнее не очень понравилось сербским руководителям, которые, видимо, ожидали большего от российских депутатов. Во всяком случае, президент С. Милошевич на этот раз даже не принял российскую парламентскую делегацию. А через несколько дней скупщина Сербии дала добро на поездку сербской делегации на переговоры с косовскими албанцами под патронажем Контактной группы в Рамбуйе.

27 марта 1999 г., спустя три дня после начала военной операции НАТО против СРЮ, Государственная дума провела довольно сумбурную дискуссию о возможных действиях России в сложившейся ситуации. В частности, предлагалось перекрыть газопроводы, идущие в Западную, Центральную и Восточную Европу, немедленно поставить Сербии самые современные средства ПВО для отражения нападения, направить в Белград парламентскую делегацию (ее возглавил С. Бабурин) и т. д., и т. п. Однако принятое по итогам обсуждения заявление, резко осуждавшее "агрессию НАТО", не содержало никаких конкретных ответных мер за исключением предложения президенту временно отозвать направленный в Думу для ратификации Договор СНВ-2, а правительству - поставить вопрос о созыве специальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Правительству и президенту было также предложено выступить с новыми инициативами, оценить последствия предпринятой НАТО военной акции, рассмотреть возможность выхода России из Основополагающего акта Россия - НАТО и т. п. МИД РФ выразил удовлетворение по поводу заявления Госдумы, охарактеризовав его как "сдержанное и своевременное" [18]. В апреле 1999 г. в Белграде побывал спикер Думы Г. Селезнев, который привез в Москву предложение югославского президента о вступлении Сербии в Союз Белоруссии и России (Черногория эту идею не поддержала).

В целом деятельность Государственной думы в косовском вопросе оказалась малоэффективной - не в последней степени потому, что своими заявлениями Дума однозначно приняла лишь одну сторону в косовском конфликте и тем самым лишила себя возможности поиска прагматичного и компромиссного варианта его разрешения. Таким образом, Государственной думе не удалось ни повлиять на политику Запада, ни предложить С. Милошевичу разумную альтернативу поведения в косовском конфликте. Более того, своей односторонностью такая позиция Думы, подталкивавшая Москву к нарушению режима международных санкций, за которые Россия сама проголосовала, объективно нацеливавшая СРЮ на конфронтацию с Западом и на военное решение косовской проблемы, подрывала попытки Министерства иностранных дел РФ выглядеть объективным и работать с обеими сторонами косовского конфликта.

Политические партии России, отражая существующую в обществе индифферентность к внешнему миру, в целом мало интересуются международной деятельностью страны. Они, как правило, разделяют антизападный (антиамериканский) настрой российской политической элиты, и это вполне объяснимо: тем самым партии как бы снимают с себя ответственность за развал страны, перекладывая ее на внешние силы. По той же причине политические партии периодически критикуют деятельность министерства иностранных дел (в том числе и на балканском направлении) за попытку проведения сбалансированного внешнеполитического курса. Внешнеполитические программы большинства политических партий не демонстрируют особой глубины и в целом мало отличаются друг от друга.

Исключение составляют несколько партий, которые уделяют международной тематике повышенное внимание. Прежде всего это ЛДПР - партия, слишком часто меняющая свои позиции по внутриполитическим вопросам и испытывающая явный недостаток в конструктивных, созидательных идеях. Поэтому для того, чтобы привлечь к себе внимание электората, ЛДПР заинтересована в экстраординарных ситуациях, особенно в области международной политики, где легче сорвать политические дивиденды, не неся при этом никакой ответственности. Отсюда стремление В. Жириновского ассоциировать себя с наиболее одиозными фигурами типа С. Хуссейна в Ираке или Ж.-М. Ле Пэна во Франции. В ЛДПР понимают, что Белград сейчас не в том положении, когда можно быть разборчивым в выборе союзников, тем более что оба лидера - С. Милошевич и В. Жириновский, в трактовке ЛДПР, в равной степени являются националистами: один хочет "великой Сербии", другой - "великой России". По мере обострения ситуации вокруг Косово и самой Югославии и повышения международного внимания к этим проблемам ЛДПР все более активно высказывалась по косовскому вопросу, организовывала акции в поддержку С. Милошевича у американских представительств в России, вела агитацию в Госдуме за выход России из международных санкций по Югославии и т. д.

Позиция коммунистов по косовской проблеме носит более сдержанный и более конкретный характер. Коммунисты всегда пытались представить себя в качестве последовательных интернационалистов в мире, где господствуют "классовая логика" и "классовая солидарность". Понятие Запада как основного носителя "мирового империализма" для коммунистов слишком расплывчато - и главный упор они делают на необходимости противостоять Соединенным Штатам, стремящимся, по их мнению, к мировой гегемонии. В этом коммунисты довольно успешно опираются на массовое сознание, еще не излечившееся от стереотипов "холодной войны" (как заявил депутат Госдумы от фракции КПРФ Александр Поморов, перефразируя рейгановское определение "империи зла", "США консервируют и воспроизводят все негативное, что только накопила человеческая история") [19]. По словам Г. Зюганова, вероятный удар НАТО по Югославии означает объявление блоком войны России [20]. Впрочем, понимая, что подобное заявление ко многому обязывает, лидер КПРФ уточнил, что речь пока идет только о направлении в Югославию российских добровольцев. Коммунист Виктор Илюхин, председатель думского комитета по безопасности, утверждал, что располагает 10 тыс. добровольцев, готовых сражаться с НАТО на стороне Югославии [21].

Довольно активную внешнеполитическую программу имеет блок "Яблоко", который, с одной стороны, выступает за включение России в сообщество цивилизованных (западных) держав в качестве "законопослушного члена" [22], а с другой стороны, не может игнорировать антизападный настрой значительной части общества и вынужден критиковать правящие круги США и других стран Запада за непонимание российского своеобразия и игнорирование российских национальных интересов. В "Яблоке" также есть деятели, которые априорно считают позицию Запада в косовском вопросе неприемлемой, но в целом партия занимает более взвешенные позиции. Разделяя официальную идею относительно урегулирования косовского кризиса политическими методами, "Яблоко" в то же время против крайностей, разрыва отношений с НАТО, разрушения сложившихся структур взаимоотношений и договоренностей с Западом в целом, полагая, что в конечном счете все равно альтернативы сотрудничеству с Западом у России нет. "Яблочники" считают, что с точки зрения национальных интересов отношения с Западом для России важнее отношений с С. Милошевичем и выступают против посылки российских добровольцев в Югославию, которое, по словам лидера партии Григория Явлинского, может привести к "прямому вовлечению России в войну" [23].

Единственной откровенно прозападной российской партией, критически воспринимающей югославского президента и его позицию по Косово, равно как и подход Москвы к этой проблеме, является "Демократический выбор России" (впрочем, партия не представлена в самостоятельном качестве в Государственной думе, а ее влияние на политическую жизнь страны минимально). Лидеры ДВР полагают, что причина интернационализации югославского конфликта состоит не в том, что США, Германия или Франция борются за гегемонию на Балканах, а в том, что Европа не может позволить себе терпеть "средневековый геноцид и насилие" в центре континента. Как полагают отдельные деятели партии, от российской политики на Балканах внутри страны выигрывают лишь лево-патриотические силы. По мнению члена ДВР А. Козырева, бывшего министра иностранных дел РФ, "наша дипломатия... сидит на двух стульях, покровительствуя Милошевичу, а перед Западом стремясь сохранить видимость объективности". А. Козырев утверждает, что проблема Косово "сегодня не имеет чисто политического решения, она загнана в тупик, и без введения разделительных миротворческих сил уже не обойтись - так далеко зашел конфликт между центральной властью и косовскими албанцами" [24].

Между тем власти предержащие мало считаются с позициями различных политических партий по международным проблемам. В России отсутствует практика, в соответствии с которой руководитель государства или правительства при принятии каких-то принципиальных внешнеполитических решений советуется с лидерами крупнейших политических партий или по крайней мере информирует их об основных внешнеполитических шагах. Как правило, российские партийные лидеры узнают о такого рода решениях из средств массовой информации.

Попытки ряда западных стран вмешаться в нынешнее развитие ситуации в Косово вызывают резко негативную реакцию части российского генералитета. Однако на этот раз российское военное руководство, потерпевшее жестокое поражение в Чечне, прямому участию в боевых действиях предпочитает демонстрацию мускулов (пусть и ослабевших, но не потерявших ядерного заряда) и набор военно-политических "контрмер", которые Москва частично уже пыталась задействовать в период борьбы против расширения НАТО: отказ от ратификации Договора СНВ-2 и от ограничений, накладываемых Договором об обычных вооруженных силах в Европе (ОВСЕ), выход из Основополагающего акта Россия - НАТО и замораживание всех контактов с НАТО, налаживание тесных связей с "потенциальными противниками" Вашингтона (Иран, Ирак, Ливия и т. д.), попытку создания антизападного альянса с Китаем и т. д. Так, в середине октября 1998 г., когда истекал ультиматум НАТО по поводу выполнения Белградом резолюции ООН # 1199, генерал-полковник Леонид Ивашов, начальник Главного управления международного сотрудничества Министерства обороны России, заявил, что если НАТО решится использовать военную силу против суверенной Югославии, Москва немедленно выйдет из режима санкций (эмбарго на поставку оружия), объявленных Совета Безопасности ООН в отношении Сербии 31 марта 1998 г., и начнет поставку ей современного вооружения, подготовку ее офицерских кадров и других военных специалистов в российских военных академиях, а также рассмотрит вопрос о направлении на Балканы российских добровольцев, разорвет все отношения с НАТО, откажется от ратификации Договора СНВ-2 и т. д. [25] По мнению Л. Ивашова, все эти меры были бы вполне оправданны, поскольку "военные силы альянса проецировали подобный же сценарий и на Россию" [26]. Отметим, что в ответ на угрозу расширения НАТО на восток эти меры не сработали, поэтому нет уверенности, что ныне они будут более действенны.

Вместе с тем в подходе российской военной элиты к решению косовской проблемы появились моменты, свидетельствующие, что она, возможно, выходит из-под политического контроля. Так, в октябрьскую дискуссию по ситуации на Балканах включился начальник Главного организационно-мобилизационного управления Генштаба вооруженных сил РФ генерал-полковник Владислав Путилин, объявивший, что российские войска "располагают всем необходимым, чтобы выполнить приказ президента и правительства в связи с текущим развитием ситуации вокруг Косово" [27]. По мнению присутствовавших при данном заявлении журналистов, речь шла чуть ли не о возможном направлении российских войск на Балканы. Подобные соображения, озвученные начальником мобилизационного управления Генштаба, не могут не вызывать исторических ассоциаций. В самом деле, формально Россия оказалась втянутой в первую мировую войну помимо всего прочего еще и потому, что не смогла вовремя остановить, несмотря на требование со стороны союзников, уже объявленную мобилизацию. Не слишком ли рано и на этот раз Москва объявляет о своей готовности ввязаться в военные действия? Можно понять, когда подобным образом блефует лидер ЛДПР, но когда такие слова произносит глава мобилизационного управления Генштаба, то возникают сомнения относительно эффективности политического контроля за деятельностью силовых структур в России. Подобные заявления не только противоречат официальному курсу России на Балканах, но и способны подорвать ее миротворческие усилия. Видимо, учитывая эту разноголосицу между различными ветвями и органами власти, Кремль через пресс-секретаря президента Дмитрия Якушкина вынужден был призвать российское и мировое общественное мнение "не обращать внимания на заявление некоторых военных о возможности какой-либо военной помощи Белграду в случае силовой развязки кризиса" [28], подчеркнув, что необходимо "ориентироваться на официальные позиции, которые высказывают президент и премьер" [29].

Согласно Конституции РФ характер внешней политики страны определяет глава государства. Однако нынешний президент по своему профессиональному уровню мало способен играть подобную роль, крайне слабо разбираясь в тонкостях международной политики, а его здравый смысл на этом поле уступает место спонтанным эмоциям. Президенту легче вести международные дела в домашней обстановке, поэтому он предпочитает встречи "без галстуков", когда можно не придерживаться протокола и не заботиться о том, чтобы тщательно формулировать политические заявления и обязательства. Вместе с тем в ряде случаев ситуация требует от президента высказаться по тому или иному вопросу, и он делает это так, как привык высказываться в своем окружении - жестко, прямолинейно, безальтернативно, не всегда учитывая специфику конкретной ситуации. В известной мере этому способствует и непосредственное окружение Б. Ельцина, в котором в последнее время начинают преобладать представители силовых структур, склонные к одномерному вЕдению мира и упрощенным решениям.

Все сказанное относится и к нынешней балканской проблематике. 16 февраля 1999 г., предваряя встречу в верхах с канцлером ФРГ Г. Шредером и председателем Еврокомиссии Жаком Сантером, российский президент крайне резко высказался по поводу ситуации на Балканах, заявив: "...мы не дадим тронуть Косово... это не пройдет. Вот и все" [30]. Такого рода жесткие заявления, обычно широко тиражируемые, как правило, лишь усложняют процесс урегулирования кризиса, так как, с одной стороны, могут породить у президента С. Милошевича иллюзии по поводу того, что он может рассчитывать на силовое вмешательство России, а с другой - вызывают сомнения на Западе относительно способности России, занявшей однозначно просербские позиции, внести позитивный вклад в поиски и достижение компромисса на переговорах.

В сложившейся ситуации очевидны два важных предварительных заключения, вытекающие из нынешнего подхода Москвы к трагедии на Балканах. Во-первых, координация деятельности различных российских властных структур, имеющих выход на косовский кризис и миротворческие усилия по его преодолению, явно нуждается в значительном усилении. Во-вторых, все ветви власти пока слабо просчитывают в перспективе возможные последствия тех шагов, которые они предпринимают сегодня в целях разрешения конфликта.

Косово как зеркало российских интересов

Наличие в российской политической верхушке не только различных, но и трудно совместимых подходов к той роли, которую Москва могла бы играть в миротворческих усилиях в Косово, помимо всего прочего, затрудняет определение и формулирование национальных интересов России в данном регионе в целом. В самом деле, в чем сегодня состоит важность для России Балканского региона? Былой дружественности, обусловленной совместным героическим прошлым или общностью официальной идеологии, ныне уже не существует. Да и само это прошлое не дает оснований для однозначных выводов. Большинство нынешних балканских стран отворачиваются от переживающей кризис России и с вожделением смотрят на НАТО и ЕС, дожидаясь того часа, когда им будет позволено войти в эти союзы. Конечно, через Балканы можно было бы протянуть газопровод к средиземноморским портам, но, во-первых, добираться до Балкан придется через Украину, что само по себе нелегкое дело, а во-вторых, интересы "Газпрома" - это еще не интересы всей России. Можно было бы попытаться проложить торговый путь через Балканы, минуя все более труднопроходимые турецкие проливы, но это планы слишком далекого будущего. Главный же нынешний интерес Москвы к Балканам - обеспечение стабильности и безопасности региона. Но это не специфически российский, а более общий европейский интерес, который может быть обеспечен не на национальном, а только на общеевропейском уровне.

Расхожий термин "балканизация" означает прежде всего тенденцию к фрагментации, постоянным распрям на этнической и территориальной