2015-06-24
1978
Виртуальное направление создания постчеловеческого мира выступает формой дополнения и конкуренции с вещно-предметным направлением постчеловеческих трансформаций (проведенное отдельное исследование последнего теперь должно получить системное выражение). Именно в этом плане и следует излагать специфику информационно-виртуальное направления.
Честная конкурентная борьба предполагает, что побеждают те товары, услуги, идеи, которые объективно лучше. Сравнительно с вещно-предметным виртуальное направление претендует на абсолютную победу. Ошеломляющие для обычной жизни возможности, предлагаемые человеку на вещно-предметном направлении, выглядят сравнительно недостаточными, даже примитивными. Это демонстрируется по отношению ко всем внешним и внутренним планам реализации постчеловеческой свободы.
Принципиальное ограничение вещно-предметного направления создания постчеловеческого мира в том, что оно, по определению, работает с РР. Виртуальная реальность сама создает свой мир, по определению, все внешние проблемы для нее решаются. Виртуальная реальность делает территорией индивидуальной свободы прошлое и будущее человечества, любой пространственно-временной контекст (перевод темы машины времени в виртуальную плоскость.) В одном из своих писем М. Цветаева пишет, что «всякая жизнь в пространстве – самом просторном! – и во времени – самом свободном! – тесна. Вы не можете, будь у вас на руках хоть все билеты на все экспрессы мира – быть и в Конго, … и на Урале, и в Порт-Саиде. Вы должны жить одну жизнь, скорей всего – Вами не выбранную, случайную. И любить сразу, имея на это и все права и все внутренние возможности, Лорда Байрона, Генриха Гейне и Лермонтова, встреченных в жизни (предположим такое чудо!), Вы не можете…». Виртуальная реальность может помочь и в этом вопросе, ВР позволяет каждому субъекту свободы владеть всем миром, ничем не ущемляя других субъектов свободы. Основа легкости решения в том, РР в ВР – это информационный мир. Информация может копироваться бесконечное число раз и создавать любой возможный мир (находящаяся в Лувре «Джоконда» Леонарда эквивалентна любой ее точной копии).
Исходные ограничения индивидуальной свободы со стороны самого субъекта свободы связаны с его исходными антропологическими характеристиками. В принципе, в идеале, на вещно-предметном направлении постчеловеческой трансформации можно снять все эти проблемы. Нужные знания, при необходимости, будут попадать в человека так же просто и быстро, как в компьютер. Но предложения ВР всегда будут более качественными (сравните виртуальное и реальное решение проблем полета).
Абсолютное воплощение свой свободы можно сравнить с абсолютностью точки, которую художник ставит в завершении своего произведения, когда есть полная внутренняя убежденность, что больше ничего ни прибавить, ни убавить. Полнота выражения и завершения индивидуальной свободы связана с проблемами: самопричинности и самопознания; самостоятельного руководства своей свободой; совершенства свободного действия и завершенности свободы вообще (проблема смерти субъекта свободы).
Проблема самопричинности и самопознания субъекта свободы в историческом плане встала, когда свободный человек был противопоставлен рабу. В рабской подчиненности фиксирует простейший пласт проблематики самопричинности, которая собирается и отражается в философии, свободоведении в понятии «свобода воли». Основное содержание «свободы воли» дается в противопоставлении понятию «свобода действия». Свободу действия признавали даже классические противники свободы воли, например, Т. Гоббс, который вычленил это понятие и отделил его от понятия свободы воли – в том, может ли быть свободным само воление». С точки зрения В. Соловьева, только осознание проблем свободы воли и ее первичности в вопросах свободы позволяет говорить о свободе в собственном смысле слова. На это впервые указал Аристотеля, который – критикуя жесткий детерминизм Демокрита – обосновывал «логическую возможность произвольных действий», вытекающую из неприменимости к будущим событиям закона исключенного третьего. С этого времени тема свободы воли развивалась, количественно и качественного обогащаясь.
С развитием новоевропейской науки и философии начали основательно обсуждаться вопросы: биодетерминизма человека вообще (социал-дарвинисты, П. Кропоткин, К. Лоренц, социобиология, П.Я. Гальперин и др.) и каждого отдельного человека (А.Н. Леонтьев и другие сторонники «узкой трактовки личности», Б.М. Теплов и другие сторонники «широкой трактовки личности», Г. Айзенк, У. Шелдон и др.); бессознательного влияния детства, невротических комплексов, исторических поколений (З. Фрейд, К.Г. Юнг, А. Адлер, А. Фрейд, Э. Фромм, Ф.В. Бассин, Ш.А. Надирашвили, А. Грюнбаун и др.) и культуры (идолы площадей Ф. Бэкона, «ложное сознание» К. Маркса, Сверх-Я З. Фрейда, «идеология» К. Мангейма, «репрессивная цивилизация» Г. Маркузе, «смерть субъекта» философского структурализма и др.). Также отметим множество современных сообщений о специфическом влиянии на поведение людей физических явлений (электромагнитное поле) и химических веществ. Проблему самопричинности не надо понимать как одноразовую проблему, а как постоянно воспроизводящуюся, особенно в местах бифуркационных развилок, возникающих на жизненном пути личности. Проблема свободы воли объективно пронизана, связана с тематикой познания самого себя, лежащей в основе философии. (Высказывание «Познай самого себя» приписывают и Фалесу – первому философу античности.) Соответственно, актуализируются все достижения и проблемы реализации этой задачи: разумное сочетание субъективного и объективного в самопознании: «сами по себе мы не можем созерцать самих себя … человек нуждается в дружбе, чтобы познавать самого себя» (Аристотель); «самопознание ничуть не лучше «будь добродетельным» наших проповедников: в обоих случаях обнаруживаются лишь наша тоска и неведение» (А. Камю).
Вещно-предметное направление создания постчеловеческого предлагает свою, например, нейрофармакологическую помощь, но ВР позволяет совершить качественный прорыв в этих вопросах. В «Невыносимой легкости бытия» М. Кундера пишет: «Лучше быть с Терезой или остаться одному? Нет никакой возможности проверить, какое решение лучшее, ибо не существует никакого сравнения. Мы проживаем все разом, впервые и без подготовки. Как если бы актер играл свою роль в спектакле без всякой репетиции. Но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь, – набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину. Einmal ist reinmal …Единожды – все равно, что никогда. Если вам суждено проживать одну-единственную жизнь – это значит, мы не жили вовсе» [76, с. 14-15]. Данную проблему легко преодолевает ВР, которая может создавать множество точных копий определенных ситуаций, позволяющих человеку окончательно убедиться, что именно это «Я» (из многогранной душевной палитры его множественных «Я»), выступает системным представителем его психики, души и должно служить точкой отсчета в его дальнейшей жизни. (Простые и сложные иллюстрации подобного даются в фильмах «День сурка», «Зеркало для героя», «Беги, Лола, беги», «Эффект бабочки».)
Что касается проблемы самостоятельного руководства своей свободой? Даже в рабстве/тюрьме человек может внутренне свободным (Эзоп). Но в точном и всеобщем смысле, любой субъект свободы не может считаться единственным управляющим своей свободой, поскольку всегда влияющий на ход управления внешний мир независим от него. «Для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. … как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой завтрашний день … человек соберется съездить в Кисловодск … пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, так как неизвестно почему вдруг возьмет поскользнется и попадет под трамвай!» [24, с. 12-13] Виртуальная реальность решает эти проблемы (модель решения в фильмах «Вспомнить все», «Ванильное небо»). Виртуанавт может постоянно корректировать свою виртуальную свободу. Этой возможностью виртуанавт сравним с всемогущим богом (стремление к этому можно проследить от древнего антропоморфизма, абсолютности христианского творения мира из ничего к абсолютности субъективного идеализма, анархизма, экзистенциализма).
Что касается проблемы совершенства свободного действия и завершенности свободы вообще (проблема смерти субъекта свободы)? Любое действие можно оценить по степени совершенства, совпадения с Дао, «совершенных мгновениях» Ж.П. Сартра. Редкость и сомнительность последнего – вечный удел реализации свободы в любой РР. Виртуальная реальность позволяет добиваться идеальных событий в огромном количестве.
Возможно, что процесс исчерпанности жизни может отражать «шагреневая кожа» О. де Бальзака, и его слова о том, что «шагреневая кожа» должна была дать «простое и чистое выражение человеческой жизни». Аксиоматика нашего случая такова: субъект свободы может жить вечно, он получает от внешнего мира все, что хочет, его тело не знает усталости, не разрушается от известных излишеств и не стареет (человек подобен Дориану Грею из романа О. Уайльда), шагреневая кожа олицетворяет исчерпанность души – шагреневая кожа уменьшается, когда интерес человека к жизни начинает пропадать. Следующие слова героя О. де Бальзака нужно понимать, трансформируя их в описания субъективных виртуальных миров, ведущих к исчерпанию полноты жизни, свободы. «Я обозрел весь мир. Нога моя ступала по высочайшим горам Азии и Америки, я изучил все человеческие языки, я жил при всяких правительствах. Я ссужал деньги китайцу, взяв в залог труп его отца, я спал в палатке араба, доверившись его слову … Что остается от материального обладания? Только идея. Судите же, как прекрасна должна быть жизнь человека, который, будучи способен запечатлеть в своей мысли все реальности, переносит источники счастья в свою душу и извлекает из них множество идеальных наслаждений, очистив их от всей земной скверны. … Я прогуливался по вселенной, как по собственному саду. То, что люди зовут печалью, любовью, честолюбием, превратностями, огорчениями, – все это для меня лишь мысли, превращаемые мною в мечтания; вместо того чтобы их ощущать, я их выражаю, я их истолковываю; вместо того чтобы позволить им пожирать мою жизнь, я драматизирую их, я их развиваю; я забавляюсь ими, как будто это романы, которые я читаю внутренним своим зрением. … я воскрешаю целые страны, картины разных местностей, виды океана, прекрасные образы истории. У меня есть воображаемый сераль, где я обладаю всеми женщинами, которые мне не принадлежали. Часто я снова вижу ваши войны, ваши революции и размышляю о них. О, как же предпочесть лихорадочное, мимолетное восхищение каким-нибудь телом, более или менее цветущим, формами, более или менее округлыми, как же предпочесть крушение всех ваших обманчивых надежд – высокой способности создавать вселенную в своей душе; беспредельному наслаждению двигаться без опутывающих уз времени, без помех пространства; наслаждению – все объять, все видеть, наклониться над краем мира, чтобы вопрошать другие сферы, чтобы внимать богу?» [15, с. 43-44]
Постепенное исчерпание интереса к жизни, сжимание шагреневой кожи в небольшой кусочек, закономерно, трансформируется в финальную часть жизненного пути субъекта свободы, этап «взращивания своей смерти». «Есть меж кеосцев обычай прекрасный; плохо не должен жить тот, кто не живет хорошо!» [57, с. 406] Формы окончательного добровольного выбора субъекта свободы, по определению, бесконечно уникальны. Кто-то выберет смерть в ходе ухаживания за заразными больными в РР, кто-то послушает Воланда из «Мастера и Маргариты»: «устроить пир … и, приняв яд, переселиться под звуки струн, окруженным хмельными красавицами и лихими друзьями» [24, с. 216].
Представленные предложения ВР претендуют быть лучшими вообще и сравнительно с любыми предложениями вещно-предметного направления создания постчеловеческого. Их фальсификация возможна в полемике с позицией Р. Нозика, согласно которому, люди не захотят быть плавающим в резервуаре телами с подвешенными электродами. «Машина опыта» неприемлема, поскольку: «(а) для нас важно делать определенные вещи на самом деле, а не просто переживать их; (б) имеет значение то, что мы хотим быть определенной личностью, мы хотим быть смелыми, добрыми …, а не каким-то комком, плавающим в резервуаре; (в) наше идеальное представление о том, что мы хотим достичь в нашей жизни, ничем не ограничено, тогда как машина опыта будет ограничивать наш мир рамками, установленными теми, кто будет этой машиной управлять» [Цит. по 17, с. 178-179].
Часть из представленных здесь и в других местах аргументов снять не трудно. Тело виртуанавта не надо видеть через призму «Матрицы». Нахождение человека в ВР должно только преумножать и укреплять красоту, здоровье человеческого тела. Виртуальная реальность, по своей сути, избавляет тело человека от всего плохого и преумножает все хорошее в нем (тело виртуанавта должно находиться под постоянным наблюдением медиков); автомобильная авария, случившаяся в виртуальной жизни, будут существовать только в сознании клиента. Также ВР не превращает людей в рабов, а делает богоподобными. Наряду со всем этим предельно актуализируется проблема иллюзорности ВР, которая как губка вбирает в себя все другие вопросы.
Уже отмечалось, что ВР нельзя назвать ни реальной, ни иллюзорной. Виртуальную реальность нельзя назвать реальной, поскольку ВР состоит, в конечном счете, из специфически смоделированной информации. Но ВР нельзя сравнить с миражом, фантазиями душевнобольных, ВР нельзя «разоблачить» аргументами против субъективного идеализма – на виртуальный стул можно сесть. Консервативный указыввает, что ВР не является РР по своему источнику и истории – ВР всегда есть иллюзия, обман, «духовная мастурбация». Революционный подход указывает, что ВР по действию не отличишь от РР, а тема иллюзорности – суть проблема незаслуженности. К примеру, два виртуанавта побеждают на ринге очень сильных противников. Первый виртуанавт заказал победу, обладая на нее минимальными правами, поскольку в РР он не занимался боксом. Второй – сильный и опытный в РР боксер – только надеялся на победу. Если бы первый клиент встретился со своим соперником в РР, он бы проиграл бой, а второй – мог выиграть. Сторонники революционной трактовки ВР считают, что только в первом случае бой не настоящий, иллюзорный.
Развивая революционный подход к ВР, проанализируем два свободных действия в РР – движение руки вправо и влево. Если бы время было обратимо, то действия можно было бы назвать одинаково возможными и реальными. Теперь представим, что указанное «правое действие» совершаем в РР, а указанное «левое действие» – в ВР, причем последняя смоделирована таким образом, что «левое действие» осуществляется в том же самом пространственно-временном континууме, что и «правое действие» в РР. Какое из данных действий более реально или иллюзорно? Абсолютно одинаковый статус этих событий позволяет увидеть некорректность вопроса о «реальности или иллюзорности РР и ВР», детерминированный прошлыми пониманиями ВР и РР. Это заставляет искать общие, объединяющие корни ВР и РР, которые находим в общем для ВР и РР понятии «возможная реальность», фиксирующим готовность возникновения будущего из настоящего. В этом плане ВР и РР абсолютно равны, и та, и другая есть «возможная реальность», готовая осуществиться. Видовое различие возникает в момент перехода из возможности в действительность и заключается в том, что основа РР состоит из материальных атомов, а ВР – из информационных данных. Видовым отличием РР и ВР также является то, что только РР обеспечивает жизнь человека как биологического существа (виртуальная вода в контексте заката на озере Байкал может «насытить» психику человека, но жажду утоляет только настоящая вода). Но этот факт должен восприниматься в своем точном значении. Нужно видеть, что он может быть спокойно элиминирован из психики человека (Платон, занимаясь философией, не должен был каждую минуту помнить о том, что без труда рабов его теоретическая деятельность невозможна). Отсюда необходимая биологическая связь виртуанавта с РР – полностью признаваемая и обеспечиваемая в ВР – не должна служить аргументом за априорную или «большую реальность» РР в сравнении с ВР. Следовательно, не акцентируя последнее, ВР и РР должны восприниматься как онтологически равноценные реальности.
В ВР должно быть реализовано все, идущее от потребностей индивидуальных субъектов свободы. Все эти возможности нужно признать абсолютно оправданными, справедливыми. Если считать, что существуют две взаимоисключающие классические формы справедливости – уравнительная и пропорциональная, если согласиться, что уравнительная справедливость соотносима с первобытным равенством людей как людей, что пропорциональная справедливость связана со становлением классовых обществ, что будущее справедливое общество должно опять вернуться к равенству всех людей как людей («каждому по потребностям»), то ВР осуществляет последнее. Согласие современной культуры с идеей безусловной справедливости демонстрируют лотереи, которые, фактически, утверждают, что каждый может получить «весь мир», но «извиняются» за то, что ресурсы мира не позволяют это сделать для всех.
Критика идеи безусловной справедливости за то, что она может дать человеку что-то им не заслуженное, должна пониматься как ангажированная прошлым социальным опытом. Когда полководцы могли посылать на смерть тысячи людей, в результате чего в исторической памяти «заслуженно» оставались только эти полководцы, а тысячи солдат забывались. Этот прошлый исторический опыт нельзя считать адекватным миру, где будет цениться каждый отдельный человек, где любое сражение должно оставить в исторической памяти учебников и энциклопедий всех своих участников, от кашевара до полководца, причем так: в алфавитном порядке и во всех словарных статьях равное количество издательских знаков на каждого. В целом, всем этим доказывается, что ВР вполне может показать свою объективную значимость для многих и многих людей. Отсюда вполне правомерно звучит следующее перспективное для ВР представление: «В начале XXI в. человек либо работает, либо развлекается в электронной виртуальной реальности. Однако в будущем он будет проводить там и рабочие часы, и часы отдыха. Там же может образовывать семью. Люди могут вообще жить там, а в обычную реальность (как в низшую по сложности) будут выходить любители экстрима с целью почувствовать себя не хозяином, а рабом мира» [142, с. 167].
Главным аргументом за возможность появления и функционирования виртуального мира говорит факт того, что только в этом мире может в своей полноте осуществиться индивидуальная человеческая свобода. Но, конечно, прогрессивное функционирование общества, где ВР выступает основополагающим феноменом, должно решить множество проблем. Возможно, главная из них – это установление оптимальных отношений с РР, где создаются устройства, хранится информация, развиваются технологии ВР и находится сам виртуанавт. (Вспоминая классику, основа этих отношений может быть благоразумная концепция разумного эгоизма.) Правовая система РР, должна гарантировать виртуанавту, что его виртуальная жизнь осуществляется, согласно заключенному договору, и не происходит никаких незаконных манипуляций с его психикой. Снятие этой угрозы очень важно для широкого функционирования индивидуальной ВР вообще, поскольку, очевидно, что ВР требует такого глубоко знания и погружения в психику человека, что негативные или даже преступные влияния на нее становятся вполне вероятными. К примеру, не исключена возможность того, что за небольшое время можно суметь убедить виртуального клиента, что он уже все познал и устал от жизни, со всеми вытекающими для него окончательными последствиями. В этом плане вряд ли будущее общество можно следует называть «виртуальным», это общество – «виртуально-реальное».
Основные проблемные крайности возможного виртуально-реального общества, в принципе, известны и соотносимы с всегда наличными тенденциями любых обществ. С одной стороны, ВР может спровоцировать индивидуальную виртуальную наркоманию, с другой – виртуальный тоталитаризм. Но современные демократические общества показывает, что абсолютных лекарств против этих негативных крайностей нет, но в ходе постепенной законотворческой работы они вполне могут остаться только абстрактными, потенциальными возможностями.
Проблема «путаницы реальностей» для людей, тесно связанных с компьютерным миром, возникает уже сейчас (программист после того, как чуть не попал под машину, подумал: «Ничего, перезагружусь»). Функционирование виртуально-реального общества делает проблему путаницы реальности всеобщей. Возможно, общим правилом станет требование бережного отношении к любой реальности и к своей судьбе в ней. Безразличие к проблеме «путаницы реальностей» может также проистекать из осознания того, что никогда человек не сможет получить ответ на вопрос о том, в какой реальности он находится, в реальной или виртуальной.
Вопросы правового осуществления ВР затрагиваются в литературе; они тесно пересекаются с морально-нравственными вопросами, например, насколько возможно допустить существование умерших певцов, актеров в виде виртуальных копий, как воспринимать виртуальные измены (любовь по Интернету) [171, с. 124]. Вне всякого сомнения, легальная ВР будет проходить общественную экспертизу. Насколько исходящие от общества запреты будут ущемлять свободный выбор в ВР? Не превратится ли ситуация с ВР в привычную ситуацию с великими обещаниями «свободы, равенства, братства», которые известно как осуществились? Вряд ли сейчас можно точно ответить на этот вопрос, но можно предположить, что общая, демократическая законотворческая практика виртуально-реальных обществ сможет свести подобные опасения к приемлемому уровню.
Следует ожидать много новых моментов и вопросов. Виртуальные персонажи в развитых ВР вполне могут восприниматься подобными настоящим людям, со всеми вытекающими из этого требованиями. Возможно, этой проблемы не будет, поскольку сложные ВР будут носить синтетический характер, когда все виртуальные объекты делаются только из информации, а все виртуальные субъекты будут играться специально нанятыми для этого реальными людьми, актерами. Апологеты виртуально-реального общества надеются, что в этих и других сложных случаях положительное решение найдется.
Очевидно, что общая осмысленность вещно-предметного направления создания постчеловеческого мира во многом теряется (но, конечно, полностью не снимается), если мы всерьез воспринимаем позицию сторонников виртуально-реального общества. По крайней мере, тема относительной второстепенности реального направления создания постчеловеческого мира должна быть точно обозначена. Мы также знаем, что субъективно-идеалистические идеи, лежащие в основе концепции виртуального общества, никогда не пользовались всеобщей поддержкой. Предположение или уверенность в том, что в ВР можно жить, решать проблемы жизни и смерти, скорее всего, будет критически оцениваться еще большим количеством людей. Таким образом, вряд стоит предполагать, что сторонники вещно-предметного направления создания постчеловеческого общества будут сворачивать свою деятельность в пользу утверждения виртуального направления создания постчеловеческого.
Формально, позиция защитников обычных, естественных форм жизни людей в критике виртуального направления создания постчеловеческого общества будет совпадать с указанной критикой со стороны сторонников вещно-предметного создания постчеловеческого, в целом, восходить к классическим аргументам критики субъективного идеализма. Но, содержательно, она намного обостреннее, словами Ф.М. Достоевского, она исходит из необходимости того что, в начале нужно «непременно … полюбить жизнь прежде логики». Эта исходная связь с обычной, природной, естественной жизнью позволяет ее сторонникам более глубоко прочувствовать всю опасность, связанную с виртуальным направлением достижения постчеловеческого. Другое дело, что ВР вряд ли стоит полностью отвергать. К примеру, ВР вполне могла бы помогать уходить из жизни тяжелобольным людям – в этом плане ВР можно было бы сравнить с сильнодействующим лекарством, применяющимся строго под наблюдением врача.
Для сторонников естественного, обычного бытия человека и общества очевиден момент преемственности между вещно-предметным и виртуальными направлениями создания постчеловеческого общества, где последнее есть ступень, стадия обострения всех проблем и опасностей постчеловеческого вообще.
Крайне сомнительно, что в условиях хорошего качества ВР общество сможет справиться с виртуальной наркоманией. Полнота виртуальной свободы приведет к замыканию виртуального субъекта свободы на самом себе, в ущерб, без сохранения и развития РР. Распространенное сравнение ВР с наркоманией носит сущностный характер. Если бы наркотики, алкоголь, азартные игры никак не ограничивались, если бы действовал только принцип удовольствия по З. Фрейду, то мир давно сошел бы с ума или самоуничтожился. Виртуальная реальность второго уровня (в случае хорошего качества), как и наркотики, по определению, сильнее РР. В этих условиях ни о каком настоящем соревнование между ВР и РР речь идти не может. Можно даже предположить наличие математически выражаемой функциональной зависимости между ростом качества ВР и ростом забвения РР. Богатство возможностей, предоставляемых ВР, глубоко личностный, интимный характер ВР приведет к тому, что субъект свободы уже не сможет ни терпеть ограничения РР, ни тратить свои силы на ее развитие.
Существует очень большое сомнение в том, что многочисленные возможности ВР есть априорное благо для человека. Наша жизнь в РР двойственна, мы живем и в реальности, и в мечтах. Кто серьезно/ответственно может сказать о том, что нас ожидает, когда ВР даст мечтам осуществиться в реальности, сделав жизнь однородно-реально-идеальной? Представьте себя в мире, заваленном, забитом едой, окруженными со всех сторон первоклассными поварами. Вспомните известное положение, «чем больше я знаю, тем больше не знаю». Все это позволяет предположить, что даваемые ВР возможности познания себя и выбора адекватной жизни, скорее всего, обернуться мукой нескончаемых предположений, выборов, конструирования их всевозможных вариантов, «оставляющих воз на том же самом месте». Можно также предположить, что в моду войдут совершенно тупые стремления все исчерпать, и люди начнут совершать виртуальные посещения всех указанных в энциклопедии стран, начиная с буквы «а» (именно с «а», чтобы ничего не упустить!), потом пробовать все кушанья всех стран и народ начиная с буквы «а» и т.д., и т.п.
Наличие ВР хорошего качества может провоцировать решать многие проблемы по старой и отработанной веками схеме – лучшее и качественное «верхам и богатым», а плохое и суррогатное «низам и бедным». Тогда последним будет доставаться не только пища из биомассы, но и жизнь из видеофонов.
Если мы не ангажированы ВР, то, называя вещи своими именами, жизнь, деятельность в ВР – есть жизнь подконтрольная. В этом плане тенденция к оформлению виртуального тоталитаризма – очень сильна, и, наверное, практически, непреодолима в случае появления и распространения ВР. Уже сейчас мир развитых стран практически полностью контролируется государственными структурами (передвижения людей фиксируется повсеместно расположенными – от магазинов до спутников – видеокамерами; любые электронные индивидуальные источники – ЭВМ, компьютерные диски, телефон – в случае необходимости могут быть открыты для тайного считывания информации). Возможности ВР поднимут этот контроль на новый качественный уровень.
Власть вряд ли упустит шанс более качественно выполнять свое предназначение, и это должны поддерживать все добропорядочные люди – «ведь им нечего скрывать». Вряд ли в этом случае дело будут доводить до «Матрицы» Э. и Л. Вачовски. Но сравнение с ней уже возможно («Матрица» не метафора, а образ нашего времени... когда ящик, в который человек пялится половину своего жизни, говорит всем как нужно думать … в «Матрице» этот сигнал посылается прямо в мозг» [177, с. 32-33]), а в дальнейшем будет все более точным.
И последнее, возможно, самое опасное. Заявленное господство ВР прямо провоцирует появление отдельного от человека и человечества ИИ. Представим: обычный человек выходят на крыльцо своего дома, погода прекрасная, светит весеннее солнце, поют птицы. Окружающая природа дает это все задаром. Но для человека в ВР все это нужно моделировать, тратя значительные вычислительные ресурсы. Уже при переходе к ВР-2, предполагающей создание проработанной социальной среды, потребуются те или иные серьезные проформы ИИ. Чем сложнее и интереснее ВР, тем больше вероятности появления настоящего ИИ. Что можно ожидать дальше? Ведет ли данная ситуация к «Матрице»? Да. Искусственный интеллект (поскольку он мощнее естественного, точнее, всех естественных) все больше и больше будет определять виртуальную жизнь, чтобы, в конце концов, взять за нее полную ответственность. А там, в экономически безупречном плане можно прекратить особо заботиться о телесной возможности человека вернуться в РР – итог известен по «Матрице». Можно добавить, что феномен «Матрицы» не является неожиданным феноменом, а идеальным выражение старых идей, заложенных еще в «Государстве» Платона, отраженных в антиутопиях Е. Замятина, О. Хаксли, Дж. Оруэлла, феномене «бегства от свободы» Э. Фромма. Сила этих идей не только в диктаторской силе власти, но и в сладости беспроблемной жизни. В слове «антиутопия» главное не только слово «анти», но и слово «утопия», которое отражает, что в этом месте осуществились самые сокровенные мечты человечества о счастье, которые некоторым кажутся ужасными, «анти».
Образ замкнувшегося на самом себе в «Матрице» человечества соотносится с очень любопытным отрицательным результатом – отсутствием достоверных сообщений о других разумных существах, о внеземных формах жизни. Это выглядит достаточно странно для реалистического, материалистического взгляда на жизнь, которая должна носить повсеместный – в космическом смысле – характер. Не являются ли ядерное оружие, «Матрица» … реальными тупиковыми возможностями для разумных космических цивилизаций, «сводящими их в ноль», в случае с «Матрицей» – в «ноль-единичку»?
