Глава 11. Я с улыбкой посмотрел на мирно свернувшегося клубочком на диване сладко посапывающего мальчишку

POV David

Я с улыбкой посмотрел на мирно свернувшегося клубочком на диване сладко посапывающего мальчишку. Да уж, только он мог спокойно уснуть под «Паранормальное явление». Киноман уникального типа, в том смысле, что плохое кино имеет на него только два способа воздействия: заставит сморщить очаровательный носик и немедленно выключить фильм или уснуть.

Вы спросите, почему мальчик, который мне так нравится, в два часа ночи просто спит на диване в моей гостиной под бормотание телевизора? Честно, не знаю. Вечер обещал быть приятным и далеко идущим. Я прекрасно понял, что Билл предложил сделать все это не просто так, что он наконец-то готов сделать еще шаг вперед, но меня совершенно выбил из колеи его вопрос и последующий разговор. Не знаю почему, нет, знаю, я рассказал ему всю правду, все то, что меня тяготит уже почти семь лет, потому что, наверное, впервые в жизни я встретил человека, которому мне хотелось все рассказать, нет, опять не так, которому мне хотелось доверять, хотелось, чтобы он знал обо мне все от и до. И он будет знать все.

Билл иногда бывает таким доверчивым и милым, что я еле сдерживаю улыбку, но стоит его чуть обидеть, и все – ледяная маска, когти и острый язык в режиме боевой готовности.

Но сегодня, как и почти всегда за последний месяц, он предпочел вести себя как маленький ребенок. Если бы мальчик знал, каких усилий мне стоит сдерживать себя, когда он сидит рядом, когда я чувствую тепло его тела, но это не самое страшное, как и легкий поцелуй в щеку. Звание «пытки месяца» получают два других действия: объятия и поцелуи, от которых просто срывает крышу, настолько, что я боюсь однажды потерять голову и просто взять его там, где он меня поцелует, несмотря ни на что – ни на публику (если таковая будет), ни на запреты, ни на его сопротивление и страх. И я очень четко понимал, что если сорвусь и сделаю то, чего мальчик боится, а то, что он по каким-то так и не понятным пока мне причинам боялся секса, тем более гомосексуального, было ясно как божий день, и у меня были кое-какие предположения относительного этого, построенные на его случайный оговорках или просто на том, что он говорил о сексе, если мы случайно касались этой темы, разговаривая о кино: его либо изнасиловали, что было самым вероятным вариантом, либо он просто стал случайным свидетелем (или его заставили) подобной сцены, но я думаю, что он сам расскажет. Только я не собирался вытягивать из него информацию силой – расскажет, когда посчитает нужным, когда будет готов. Так о чем это я? Ах да, мальчик боится, и его ни в коем случае нельзя заставлять, потому что… потому что это сломает все, что мы с таким трудом уже месяц пытались строить, точнее, я все это дело начал строить намного раньше, но теперь мне помогал и сам Билл и процесс пошел намного быстрее, приятнее и легче. Вот и сегодня три часа назад, когда он втиснулся ко мне в кресло и прижался поближе, как-то немного глупо прося прощения за несуществующую обиду, вся тяжесть внутри от только что рассказанного незаметно испарилась и заменилась совершенно другим желанием, плотским. А когда мальчишка впервые сам потянулся за поцелуем, у меня буквально снесло крышу: хотелось усадить его на колени, прижать так близко-близко к себе, чтобы между нами не осталось ни одного сантиметра, и целовать-целовать-целовать, тереться, забираться руками под одежду и гладить наверняка нежную и горячую, еще темную от гавайского загара кожу.

Но едва моя рука скользнула по голой полоске кожи на пояснице между сползшими джинсами и чуть задравшейся рубашкой, Билл вздрогнул и напрягся, как натянутая струна перед тем как лопнуть. В тот момент мой разум был настолько затуманен его пьянящей близостью, что я сразу не смог определить, что будет, если она разорвется – истерика или взрыв страсти, поэтому решил немного сбросить обороты: рука медленно поползла выше, поглаживая чуть выступающие через бархатистую кожу позвонки и лопатки, но через пару минут мальчик так и не расслабился, поэтому пришлось с изрядной неохотой и протестующими воплями тела отстраняться от него и быстро придумывать, как сделать так, будто наш перерывав продиктован чем-то важным:

- Не хочешь посмотреть фильм? - да, Йост, в свои 38 ты так и не обзавелся интеллектом и хоть маленькой толикой фантазией – все то же все там же.

- Что-что? - тихий полный недоумения голос и полные изумления карие глаза, подернутые той самой пресловутой томной поволокой, которая не дает покоя всем влюбленным.

- Помнишь, ты говорил, что хочешь «Паранормальное явление» посмотреть, а один боишься? Ну так вот, - хитро улыбаюсь, стараясь отодвинуться подальше, но кресло не давало простора для таких маневров.

- Ну да, - мальчишка так активно закивал, что казалось, что он сгонял с себя то же самое чувство некоего ступора и неестественности ситуации, которое поглощало меня сейчас.

- Так вот, - продолжаю натянуто улыбаться, а внутри все разрывается – настолько жаждет вернуться к прежнему занятию, - я попросил помощницу купить лицензионный диск, чтобы посмотреть.

- Ага, - ответил словно в каком-то ступоре Билл.

Я еще долго не мог сбросить с себя ощущение повисшей в воздухе неестественности, когда изображал из себя радушного хозяина и помогал ему встать, чтобы пересесть на диван, затем искал и включал фильм, потом наливал Биллу колы, приглушал свет. Все стало совершенно нормально в тот момент, когда я сел рядом с ним и руки автоматически легли на талию мальчика и притянули поближе к себе, – ноль реакции. Когда Билл смотрел фильм – любой – его словно не существовало для всего окружающего мира, он был весь в фильме, там и только там. Тонкие морщинки на лбу, внимательный сосредоточенный взгляд, закушенная нижняя губа, подогнутая левая нога и сцепленные в замок тонкие пальцы. Кино было его работой, его жизнью, его воздухом, и в такие моменты мальчика не интересовало ничего, кроме жизни, разворачивающейся на плазменной панели телевизора – это я уже давно понял.

Я всеми силами заставил себя сосредоточиться на экране и даже начал вникать в сюжет, когда на мои плечи опустилась голова, а еще через пару минут дыхание, опаляющее шею, стало слишком размеренным для бодрствующего человека. Я усмехнулся и сделал потише. Мой персональный кинокритик только что заявил практически прямым текстом, что этот фильм не достоин внимания.

Кажется, что вот такого Билла я мог бы ощущать вечность. Я очень ярко представил, как чуть приоткрылись губы с остатками прозрачного блестящего блеска, как ресницы отбросили на ровную кожу щеки длинную тень, но… я боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть его сон. Лишь через 20 минут я позволил себе сдвинуться с места аккуратно устроить мальчика на диване, а сам пошел искать плед, который вроде бы должен был быть в этой квартире. Как оказалось, должен и был, поэтому я укрыл мальчишку и начал убирать со стола – моя педантичность и чистоплотность просто вопили от возмущения, если я вдруг забывал помыть чашку из-под кофе, что уж говорить о целой кипе грязных стаканов, тарелок, ложек, поварешек...

POV Bill

Я проснулся от ощущения пристального взгляда, нет, совсем не такого, от которого хотелось поежиться и спрятаться поглубже под одеялом, а от внимательного, теплого.

Глаза открывать не хотелось, тем более что будильник еще не звонил, а значит, можно еще поваляться в постели... Стоп! Я же не дома. Медленно, на ощупь, усаживаюсь и только потом открываю глаза и встречаюсь взглядом с другим, тем самым, что разбудил, взглядом голубых глаз, в которых плясали смешинки.

- Я уснул? – голос, как всегда, немного хриплый.

- Да, - сидящий в кресле напротив мужчина улыбается. - Видно, фильм тебе совсем не понравился, - Дэвид рассмеялся. – Режиссер рассчитывал явно не на такой эффект.

- Да нет, - невольно улыбаюсь в ответ, усиленно подавливая рвущийся наружу зевок, - просто я устал.

- Я понял, поэтому не стал будить…

- А сколько време… - автоматически кидая взгляд на изящную (эксклюзивно для меня) модель Rolex на запястье и увидев положение стрелок, едва сдерживаюсь, чтобы не заорать матом. - Вот черт! Половина четвертого! Ты почему меня не разбудил?! - в моей душе буквально бурлило негодование: мало того, что я умудрился заснуть на свидании, так еще и Дэвид из-за меня не спал.

- Ты так сладко спал, - мужчина улыбнулся, - было жалко тебя будить.
POV David

Нахохлившийся мальчишка с растрепанными после сна волосами был похож на злого попугайчика так сильно, что я едва удерживался, чтобы не засмеяться.

- Поедешь домой? - вопрос вырвался прежде, чем я успел подумать, насколько невежливо он может прозвучать.

- Дэвид, - голос мальчика стал очень серьезным, как и взгляд, - почему ты?..

- Что? - делаю вид, что не понимаю, хотя ох как понимаю.

- Ты же прекрасно знаешь, зачем я сюда приехал, - в его голосе начали сквозить те нотки, которые я про себя уже давно прозвал «редакторскими» – так он общался только в редакции «Вог» или когда представлял ее где-либо.

- Ты не готов, - спокойно смотрю на него, наблюдая за реакцией. Ты и правда еще не готов, мой мальчик, сам себя не понимаешь, но вот твое тело все прекрасно объясняет.

- Нет, готов, - отзеркаленный взгляд и ни капли волнения. - Или ты думаешь, что я не могу разобраться в себе?

Конечно, не можешь, но если я тебе это сейчас скажу, то будет громкий и безобразный скандал, почти семейная сцена с выяснением отношений, только «жене» не будет хватать в руке скалки или сковородки, а «неверному мужу» отпечатков красной губной помады на белоснежной рубашке.

Я только отрицательно покачал головой.

- Тогда… - мальчик улыбнулся и встал с дивана.

- Будет больно, очень, - внимательно глядя на него. Да-да, я решил воспользоваться самым низким, ну почти самым низким и почти самым подлым методом – запугиванием.

- Я знаю, - упрямый взгляд. Вот осел малолетний. Захотелось влепить ему сейчас подзатыльник и отправить домой…

POV Bill

У него была красивая спальня, совсем не такая, какой я ее себе представлял. Мне почему-то показалось, что она обязательно должна быть оформлена в темных тонах, но нет. Светлые стены (цвет я не мог точно определить в полумраке ночного освещения), большое количество зеркал и зеленых растений, но венцом и центром комнаты, конечно же, была кровать, застеленная тяжелым шелковым покрывалом с кистями по краям, которое я сейчас ощущал своей спиной.

Дэвид аккуратно и очень нежно покрывал мою шею поцелуями, постепенно спускаясь теплыми губами все ниже и ниже, оставляя за собой пылающую дорожку на коже. Мокрый язык касается соска и тело пронзает первый заряд тока, настолько сильный, что во рту пересыхает; губы с языком продолжают свое путешествие по телу, заставляя меня отчаянно краснеть, а мысли путаться. Как только они спустились к поясу джинсов, тело пронзила вторая молния, и низ живота наполнился сладостно-тягучим возбуждением.

- Давно мечтал это сделать, - хриплый шепот на миг вырывает из сладкого забвения и звездочки неожиданно касается прохладный палец, а за ним и губы.

Рывок, пару секунд, и его тело накрывает мое, а голубые глаза, ставшие почти синими от страсти и полумрака, вновь оказываются напротив моих:

- Еще не передумал? - на точку, в которой сейчас сосредоточилось все мое желание, ложится горячая рука и сжимает твердый от возбуждения член через ткань джинсов, заставляя меня невольно застонать и дернуться вперед, чтобы быть ближе, еще ближе.

- Нет, - голос срывается в стон, потому что его пальцы снова сжимаются. - Хочу, - я мечтал сейчас только об одном: чтобы это не заканчивалось, не сейчас, не так.

- Тогда помоги мне, - дыхание опаляет щеку, и в приоткрытые губы проскальзывает чужой язык, нежно и аккуратно, а ладони начинают двигаться по бокам, животу, останавливаясь на пряжке ремня, потом на ширинке.

- Приподними бедра, - шепот на ухо.

Послушно приподнимаю бедра, помогая ему стянуть узкие джинсы, как выяснилось через пару минут, вместе с белоснежными боксерами.

- Красивый, - восхищенный шепот заставляет вздрогнуть, и я еле подавляю в себе желание стыдливо прикрыться ладошками, но я тут же забываю обо все этом, едва на мой возбужденный член ложиться мужская ладонь.

Никогда не думал, что простая дрочка может приносить СТОЛЬКО ощущений, когда ее делает не твоя рука. Тем не менее, едва его пальца начали двигаться, тело само по себе выгнулось, а пальцы судорожно вцепились, вернее, попытались вцепиться в гладкую поверхность покрывала. Через пару десятков секунд сил, чтобы сдерживать рвущиеся изнутри стоны, не остается, и мне показалось, что я закричал так, что услышала как минимум половина Нью-Йорка. Перед глазами заплясали цветные мушки, и я неожиданно почувствовал, что…

- Нет! - резко сажусь и смотрю в его ошалелые, полубезумные глаза. Ну уж нет, добрый Дэвид, я разгадал тебя. Никакого петтинга, тем более я вижу, КАК ты возбужден. - Я не хочу так. Давай... - голова немного кружится, а тело молит о продолжении.

- Хорошо, - я первый раз услышал у него такой голос, будто это и не Дэвид вовсе, - повернись на бок, - его руки аккуратно обхватываю мою талию и помогают улечься на бок, скользнувшая по бедру ладонь заставляет согнуть ногу и на секунду почувствовать себя абсолютно беззащитным, но руки, обхватившие сзади за талию, тепло его тела, горячее дыхание на ухо тут же изгоняют это впечатление.

- Осторожно, не волнуйся, - горячий шепот и почти неощутимый укус в мочку, и в меня начинает проталкиваться палец, смазанный чем-то холодным и скользким. И когда он только успел?

Я неосознанно сжался – ощущение не очень приятное. Но его губы на шее и вторая рука, вновь опустившаяся на мой член, заставляют меня совершенно забыть о пальцах, которых стало почему-то два, а потом, кажется, три, а потом… Когда он начал входить, то стало очень больно, будто… я не знаю, мне казалось, что меня разрывают пополам, и я едва сдержал стон боли, закусив губу..

- Тише, - зашипел знакомый голос на ухо, - ну чего ты разволновался?

Горячие губы начали покрывать поцелуями плечо, а рука вернулась на мою возбужденную плоть, только сейчас это были совсем не те касания, что две минуты назад, – медленные, неторопливые, словно успокаивающие. Большой палец обвел головку, погладил, спустился вниз по выступающим венам, чуть сжал основание и потом, сжавшись в кольцо вместе с указательным, резко вернулся вверх, заставляя прогнуться и застонать. Чем быстрее и резче двигалась его рука, тем сильнее хотелось прижаться к ней, тем громче хотелось кричать и тем больше бабочек порхало в животе, а разноцветных мушек – перед глазами.

Я совершенно не заметил, что он был уже целиков внутри меня, пока он не задел какую-то чувствительную точку внутри, вызывая крик. Это было больно, но так хорошо, что я не знал, куда мне толкаться: то ли вперед в руку, то ли назад, чтобы его член во мне снова нашел эту точку, заставляя кричать все громче, извиваться все сильнее, забывая обо всем на свете, даже свое имя…

Горло уже давно пересохло, казалось, что там пустыня, по вискам стекали капельки пота, а руки судорожно цеплялись за все, что можно, тело мелко дрожало с каждой новой волной, сотрясавшей меня, тяжелое дыхание Дэвида опаляло ухо, а его губы впивались в плечо настолько сильно, что было немного больно…

***

- Синяки будут, - все еще тяжело дышащий Дэвид пальцем провел по плечу и, закутав меня в еще прохладную ткань покрывала, прижал к себе. - Я сделал тебе сильно больно?

Это настолько резануло по моему еще немного не пришедшему в себя рассудку, что я нашел в себе силы чуть отбросить сладкую истому, охватившую меня, и повернуться к нему и зло прошипеть:

- Дурак.

- Что? - брови Дэвида взлетели вверх, и я на пару секунд залюбовался СВОИМ мужчиной: горящие глаза, тяжелое дыхание, припухшие губы, покрытые румянцем щеки и светлые влажные от пота пряди, прилипшие к бронзовой коже лба и висков.

- Ты ду-рак, - повторяю по слогам. - Ты сделал мне очень хорошо, дурак. Слишком хорошо… - на глазах появляются неожиданные слезы, прочертившие соленые дорожки на щеках, и их просто невозможно сдержать… Слишком много для меня… Слишком…