Глава 10. - Как тебе последние фото Dior?

POV Bill

- Как тебе последние фото Dior? - мобильник, лежащий на краю стола, вещал по громкой связи голосом Анны.

- Да я только их смотрю, - я, и правда, листал альбом с большими, еще пахнущими типографской краской фотографиями. - Пока то, что я вижу, мне не очень нравится – слишком мрачно, - темные краски, серость, грусть, а моя душа жаждала чего-то яркого, веселого, искрящегося, в тон моему настроению, не меняющемуся на протяжении всего последнего месяца.

- Билл, это осенняя коллекция, - Анна чуть помедлила с ответом. Было заметно, что она тоже параллельно занимается какими-то делами, наверное, просматривает макет уже почти сверстанного июньского номера.

- Ну и что? Меня не цепляет, и все тут, - я с раздражением захлопнул альбом.

- Мне нравится твое пренебрежение авторитетами, - хмыкнула женщина. - Меня тоже ничто не тронуло, но придется выбирать что-то для заполнения рекламных блоков, тем более они оплатили места в твоем разделе, так что и выбирать тебе.

- Хорошо, - вздыхаю и отправляю папку на дальний угол стола. - Это же на следующий номер, июльский?

- Да, но лучше решить поскорее, потому что они хотят знать…

- Хорошо, - снова вздыхаю.

- Кстати, ты был на премьере нового гениального творения Тарантино?

- Да, - улыбаюсь, вспоминая.

- Но мне сказали, что тебя не было на красной дорожке, - немного раздраженно то ли спросила, то ли констатировала женщина.

- Да, я не был на том пафосном сборище, тем более что оно только претендовало на звание пафосного, потому что там даже самого Тарантино не было. Поэтому я решил, что мне можно посмотреть премьеру и в обычном кинотеатре, где можно просто посмотреть фильм, а не улыбаться каждые пять минут в камеры и пояснять постоянно, что я вижу за тем или иным кадром, жестом, словом, символом, - я поморщился, представляя, во что мог превратиться просмотр этого шедевра.

- И как тебе? Мы планируем материал в номер?

- Как всегда, гениально, но, на мой взгляд, некоторые сцены можно было бы сделать более зрелищными, а некоторые просто выкинуть. Судя по всему, у них были проблемы с бюджетом. В номер ставим, но не главной статьей в нашем разделе, а просто анонс в рубрике «Премьеры месяца» – на большее фильм не претендует.

- Хорошо, Билли. Ты же знаешь, что я доверяю твоему вкусу, - после этих слов я понял, что время, предоставленное мне на приватный разговор, вышло, и после кратких и отнюдь не пламенных прощаний отключил телефон.

Вспомнив о премьере фильма, я покраснел и заулыбался. Чертов Йост, он ведет себя, как ребенок. Мало того, что он купил билеты на последний ряд, так он весь фильм пытался заниматься тем, для чего, собственно, этот ряд всегда предназначался – целовался и не давал нормально посмотреть фильм, заставляя раздраженно фыркать и уворачиваться от его губ, хотя с каждым разом это было все труднее и труднее.

Сейчас хотелось смеяться, счастливо улыбаться и краснеть при воспоминании о наших первых встречах, после той памятной вечеринки.

Как я безумно смущался и боялся его, но все время чего-то ждал: звонка, встречи, рукопожатия или быстрых объятий на людях, комплиментов, шепота на ухо, мимолетных поцелуев в щеку и… как бы мне не было стыдно это произносить, но свиданий. Самых настоящих свиданий, которых у меня никогда в жизни не было. Я поражался его неутомимой фантазии: ресторан на плаву или на набережной, парк развлечений, ипподром, пресловутое кино с последним рядом и даже боулинг. Я все время ждал с его стороны подвоха, но ни разу ничего подобного не было. Ни намека. Просто однажды вместо того, чтобы поцеловать на прощание в щеку, он чмокнул в губы, заставив меня вспыхнуть, как девчонку, а на следующий день – поцелуй в лифте, подаривший нереальное количество адреналина, потому что нас могли в любой момент застукать и потому что это был наш самый первый настоящий поцелуй. Такой, от которого кружилась голова, сбивалось дыхание, шумело в ушах и дрожали колени, как будто в первый раз. Он по-прежнему меня подкалывал и ехидничал, но совсем не так, как раньше. От любого его движения, взгляда, слова, жеста в моем присутствии веяло такими нежностью и теплом, что мне казалось, что все вокруг знают о том, что происходит между нами, но он только смеялся и говорил, что все это мои глупости, и шутливо уговаривал поцеловаться на красной дорожке какой-нибудь кинопремьеры.

Я и не думал, что быть вместе с кем-то – это ТАК, то есть совсем не так, как я думал раньше. С Дэвидом было тепло, спокойно, но в тоже время безумно хорошо, интересно, весело. Мне просто нравилось быть с ним вместе, я никогда и не думал, что вместе с кем-то может быть намного лучше, чем одному… Он не заставлял, не принуждал, не манипулировал, не приказывал. Мы были на равных, будто и не было разницы в 20 лет и 20 миллиардов. За месяц он не потребовал от меня ничего большего, чем поцелуи. И я очень ценил это. Он постоянно говорил, что будет ждать столько, сколько мне потребуется, но… Я не представлял, как он себя сдерживает, если в его крови после наших встреч бурлило такое же пламя, какое бурлило в моей.

Возможно, именно поэтому я и предложил сегодня поужинать у него, прекрасно понимая, что он поймет, что я имел ввиду, и, судя по его взгляду, Дэвид понял. Прекрасно понял, что я хочу, тоже хочу…

Сердце предательски начинает громче стучать, дыхание сбивается, а щеки краснеют.

Именно поэтому я сегодня такой нервный, что в коридорах нашего редакционного отдела никого нет, потому что все уже получили свою порцию «сладкого» и теперь активно изображали примерных сотрудников. Именно поэтому я сейчас собирался исчезнуть отсюда, чтобы побыть у Жана. Он и его салон мне были просто фантастически нужны. Что может быть самым лучшим антидепрессантом, как не жуткие кислотные стены и не менее жутко кислотные и сладкие конфеты на палочке?

Хмыкнув, я легким движением оторвал свой зад от кресла и, подхватив сумку, валяющуюся на диване, пошел на выход.

***

- Дэвид? - я внимательно посмотрел на сидящего напротив мужчину.

Как хорошо, что он не стал нагонять романтики и приготовил обычный ужин, хотя меня терзали смутные сомнения насчет того, что он был приготовлен именно им, и накрыл его на журнальном столике в небольшой гостиной. Обычный электрический свет, мягкие кресла друг напротив друга и фоновое бормотание телевизора – разве не лучшая обстановка для ужина, чем пожароопасные свечи, полумрак, в котором можно пронести вилку мимо жаждущего еды рта, не то, что рассмотреть собеседника, и привычная кока-кола, текила и бифштекс вместо пафосных клубники, шампанского и омаров, которых я так и не научился правильно есть, в смысле так, чтобы содержимое попадало мне в рот, а не отчаянно упрыгивало от вилки?

Он поднял на меня глаза и улыбнулся. Разговор отчаянно не клеился, что было для нас большой редкостью, но я сегодня слишком нервничал от предвкушения (предчувствия?) того, что случится после ужина, а он был по непонятным причинам задумчив.

- Расскажи про свою семью, - я выбрал, как мне показалось, самую удачную тему, тем более мне было любопытно про это узнать, потому что я ни разу за все (уже немаленькое) время знакомства не слышал от него ни малейшего упоминания о семье.

- Про семью? - в голубых глазах мелькнуло изумление, а потом… грусть? - Ты правда хочешь услышать эту историю?

- Мне просто интересно. А она что, плохая? Ты не хочешь рассказывать? - мне стало ужасно неловко, словно я залез туда, куда не следовало, а меня застукали.

- Да нет, - мужчина вздохнул, - просто... Ну да ладно. Все равно мне рано или поздно пришлось бы тебе об этом рассказать, так лучше рано, чем поздно, - криво улыбается, а у меня внутри появляется щемящее чувство жалости. - Родителей моих нет уже давно, потому что я младший ребенок в семье и мама родила меня в 35. Они тихо и спокойно умерли о старости с разницей в полгода – сначала мама, а потом сгорел отец, не выдержав одиночества. У меня есть старший брат, ему сейчас 51, но мы с ним не общаемся…

- Почему? - я понимал, что невежливо и бестактно перебивать его, но… Это же был я.

- У нас с ним произошел досадный инцидент, точнее, не с ним и не досадный, а просто ужасный. У меня есть два племянника – поздние дети брата, которых он очень ждал, холил и лелеял, я помню, как мы радовались, когда они появились на свет. Так вот, поскольку мой брат предпочитал жить в жуткой глуши, а дети мечтали посмотреть мир, то летом я обычно забирал их к себе и таскал повсюду, как привязанных, наверное, лет пять. Пока не случилось это. Племяннику тогда 12 было, - он на минуту остановился, задумываясь. - Да, точно, 12. Они с племянницей долго уговаривали меня взять их на одну вечеринку, я даже не помню, что там было. Я, как последний дурак, согласился на эти уговоры и взял их с собой. Приставил к ним помощника, который должен был ни на шаг не отходить от ребят, их проинструктировал, потому что мне самому тогда было просто жизненно необходимо со многими поговорить, ведь мой бизнес только-только начинался, - его лицо стало таким отстраненным, что мне даже стало страшно. – В общем, пока я тусовался, а мой помощник втихую глушил бесплатную выпивку, дети сбежали. Мы потом их нашли, отругали, помощника уволили, и все было нормально. Они еще месяц продолжали жить со мной в Париже, а потом… Однажды мне позвонили из клиники и сказали, что мой племянник только что поступил к ним со множественными телесными повреждениями. Я до сих пор помню, как сорвался прямо с переговоров и помчался туда, не понимая, что происходит. А дальше выяснилось такое, из-за чего брат сломал мне челюсть и поклялся никогда со мной не общаться, - мужчина поморщился и потер рукой подбородок. - Оказывается, что мальчик на той вечеринке познакомился с неким господином, который... который… - он замялся на пару секунд. - В общем, он трахался с моим двенадцатилетним племянником почти три недели, пока я пропадал на работе, причем пару раз они это делали в моей квартире при моей племяннице, но потом мальчик ему надоел, и он решил напоследок устроить ему БДСМ-развлечение с плетками, наручниками, ножами и раскаленным железом, - я слушал это, а внутри меня все сжимал ледяной страх и ужас, но я решился выдавить вопрос:

- А потом?

- Что потом? - мужчина криво ухмыльнулся. - Мальчику пересадили кожу на обожженные места, чтобы не осталось ни малейшего шрама, но память-то не сотрешь. Насколько я знаю, он почти три года лечился у высококлассных психиатров.

- Ты его больше не видел?

- Их не видел, только на фото. Племянница поддерживает со мной контакт, чтобы я помогал пропихивать ее друзей в журналы и издательства или еще куда-нибудь.

- А что с ним... с ними сейчас? - я сглотнул появившийся в горле комок.

- Брат с женой занимаются бизнесом. Племянница учится на архитектора в Парижской академии художеств.

- А он?

- Она мне рассказывала, что к концу выпускного класса у него снова случился срыв и семестр он заканчивал уже в закрытой спецшколе в Англии. Там же он остался учиться в бизнес-школе в Оксфорде, если я все правильно понял.

В этот момент Дэвид выглядел таким раздавленным, что я почувствовал себя последней сволочью за то, что завел весь этот разговор, но кроме тихого: «Прости», – из себя ничего не получилось выдавить.

- За что? - вскидывает голову.

- За все, - тихонько выдыхаю и смотрю. - Можно я?.. - киваю на его кресло и, не дождавшись ответа, встаю.

Пока я обходил стол, Дэвид пододвинулся, освобождая мне место, и я устроился рядом с ним.

- Ты ни в чем не виноват, в этой истории виноват только я, - теплая рука ложится на мою талию и прижимает поближе к теплому телу. Мы никогда еще не сидели так близко.

- Я не должен был спрашивать, - смотрю на его профиль.

- Должен, - он резко развернул лицо ко мне. Так близко, что я ощущал его дыхание на своих губах и, не выдержав, первый потянулся за поцелуем, прекрасно понимая, что он ему сейчас нужен намного больше, чем мне.