Глава 5. Чертова память! Чертова слабость

POV Bill

Чертова память! Чертова слабость! Чертово тело! Я его сейчас так ненавидел за столь не вовремя подложенную свинью. Это надо же! Грохнуться в обморок! Да еще и не где-нибудь дома, а в офисе корпорации, на глазах у человека, которому я меньше всего желал показать свою слабость.

Меня буквально колотило, пока я ехал в такси. Я уже красочно представлял заголовки завтрашних таблоидов: «Редактор-анорексик», «Вильгельм Кернер от и до: от убийства мужа до голодных обмороков». На глаза навернулись слезы. Чертов Йост, это все опять из-за тебя! Из-за того, что ты меня бросил! Если бы ты был рядом, то я бы ни за что в жизни не забыл позавтракать, ни за что…

- RBC Coffee, - сажусь прямо от неожиданно пришедшей в голову мысли.

- Что-что? - переспросил меня удивленный таксист.

- Отвезите меня в RBC Coffee, - снова откидываюсь на неудобную спинку заднего сиденья и прикрываю глаза.

- Но это совсем в другой стороне, - этот мужчина начинал меня раздражать. Неужели так трудно усвоить все с первого раза?

- Отвезите меня туда, я заплачу, - цежу сквозь зубы, не открывая глаз и стараясь не вспыхнуть. Я был слишком раздражителен, когда мои желания (особенно такие простые) не исполнялись. А сейчас я желал только одного – оказаться в уютном помещении кофейни, которую мы с Дэвидом открыли совершенно случайно, пешком исследуя Нью-Йорк, и в которую навсегда влюбились. Теплая, просто непередаваемая словами атмосфера, отличный кофе и выпечка… мы там часто бывали, отдыхая в одиночестве вдали от шума и суеты, от работы. Это было одно из тех мест, где мы могли не бояться быть собой и вести себя так, как нам захочется: держаться за руки, едва ощутимо целоваться и просто смотреть друг на друга, ведь даже это было непозволительно в других местах, а тут было можно все, и никто не поглядывал на меня и моего любимого мужчину косо или как-нибудь не так…

- Мистер, мы приехали, - голос таксиста выдернул меня из сладкой полудремы.

- Спасибо, - я открыл глаза и часто заморгал, привыкая к яркому свету. Руки на автомате расстегнули сумочку, достали бумажник, вытащили из него 100-долларовую купюру и протянули водителю.

- Сейчас сдачу... - водитель взял деньги.

- Не надо, - впервые за последнее время мне почему-то захотелось улыбнуться, в голове звенела цветными искрами пустота. - У вас есть дети? - неожиданно спрашиваю у очень изумленного мужчины.

- Да, – он кивнул, – два сына.

- Купите им мороженого, - я улыбнулся ему еще раз и выскочил на улицу, встретившую меня промозглой сыростью и серостью. Погода буквально кричала о том, что скоро будет дождь.

Кофейня же встретила меня привычным звоном колокольчиков над входом – удивительно, но в таких вот уютных местах всегда были колокольчики над входом, словно сигнал для избранных, особый атрибут, тайный знак, что если ты хочешь тепла и уюта, то тебе надо сюда. Я с наслаждением вдохнул запах кофе и выпечки и с удивлением отметил, что зал пуст, но мне это было на руку. Я сел за столик у огромного окна, выходящего на улицу. Мы всегда с Дэвидом любили этот столик. Такая забавная вещь: ты можешь сидеть в кафе и наблюдать сквозь прозрачное с этой стороны стекло за всем, что происходит на улице, а тебя с той стороны никто не видит. Мне это всегда казалось каким-то волшебством и чудом.

- Что будете заказывать? - незаметно подошедшая официантка очаровательно улыбнулась, стрельнув в меня глазками, и мне захотелось улыбнуться в ответ. Мне вообще почему-то хотелось улыбаться, словно внутри была какая-то эйфория… Но зря ты тратишь на меня столько своего драгоценного внимания, милая, я уже вижу в твоих глазах далеко зашедшие мечты вплоть до внуков, но я не твой профиль. Видно было, что девушка здесь работает совсем недавно – и потому, что я раньше ее здесь не видел, и потому, что она не знает постоянных клиентов в лицо.

- Горячий шоколад, стакан молока со льдом, ваш фирменный шоколадный торт и яблочный пирог, - я широко улыбнулся быстро записывающей девушке. Все-таки персонал здесь, даже несмотря на не очень высокий уровень заведения, был вышколен отменно: девушка ни капли не удивилась моему заказу, а я просто зверски хотел есть. Просто стакан чая с сахаром никак не мог надолго избавить меня от волнами накатывающей слабости и тошноты, а вот кусок шоколадного торта – вполне.

Не прошло и пары минут, как девушка принесла мне заказ, задержавшись у столика на пару мгновений дольше, чем надо, для того, чтобы расставить тарелки и чашки на столе.

Я взял нагревшийся от шоколада фарфор и втянул запах, вспоминая, как Дэвид шутливо ругался, обзывая меня сладкоежкой из-за того, что я запивал сладкое сладким, а потом сам отбирал у меня чашку и выпивал почти половину, за что получал ложкой по лбу. Удивительно, но сейчас мне совсем не хотелось плакать и было так тепло – то ли от воспоминаний, то ли от обжигающе сладкого напитка.

Я не знаю, сколько вот так просидел, просто наблюдая за прохожими, мечтая, вспоминая и глупо улыбаясь, но от размышлений меня отвлек раскат грома. Я улыбнулся и подумал: а почему бы нет?

Купюра в пять сотен долларов осталась на столике приятным бонусом для улыбчивой новенькой, а сам я вылетел на улицу, ловя лицом первые холодные капли нью-йоркского дождя. А почему бы не пойти домой пешком? Плевать, что идти больше часа! Просто я так замечательно себя чувствую, что хочется кричать.

Но уже через полчаса эта идея перестала казаться мне удачной. Слишком холодный дождь, слишком шумный город, слишком много воспоминаний, сжигающих изнутри. Ведь по этим улицам мы точно так же вдвоем столько раз брели домой, со смехом и шутками, с заходами в интересные магазины. Вон в том букинистическом мы нашли раритетное издание «Алисы в Стране чудес» Кэрролла из первого тиража с его иллюстрациями, а вот здесь, в музыкальном, открыли новую группу, а вот тут – покупали нелепые аляповатые зонтики с цветочками, хотя они нам так и не помогли, потому что внезапно начавшийся ливень промочил нас до нитки, а вот в этом темном переулке он меня столько раз прижимал к шершавой стене, целуя, что я знаю на ней каждую впадинку.

Слезы невольно побежали из глаз, смешиваясь с дождем. Я сейчас обожал его, хотя раньше не переносил. Вот Дэвид любил дождь, точнее, любил смотреть в окно, когда на улице идет дождь, а я мечтал в такие моменты спрятаться в темный шкаф, чтобы избавиться от этой серости, но сейчас был ему рад: он хорошо скрывал слезы.

Одежда промокла насквозь – от шарфа на шее и до носков в кедах. Представляю, как ругался бы Дэвид, если бы я в таком виде заявился домой. Раскудахтался бы, как наседка, залепил шутливо подзатыльник, начал бы суетиться, стаскивая одежду, ставя чайник, наливая горячую ванну, потом бы запихивал меня в нее, укутывал в огромный махровый халат и заставлял натягивать кошмарные шерстяные носки и пить противно-сладкий чай с малиновым вареньем, чтобы не заболеть..

А сейчас… я открыл дверь ключом и вошел в совершенно пустое и безмолвное помещение. Слезы потекли еще сильнее, почти так же сильно, как и вода с одежды, образующая неприятно-грязную лужицу на паркете в прихожей – Дэвид бы ругался. А сейчас… только кот, сонно щурясь, вышел в прихожую и мурлыкнул, тиранувшись о косяк, затем подошел ко мне, брезгливо так посмотрел и понюхал, но тереться не стал: сегодня я не подходил для его ласк. Захотелось завыть в голос от накатившей тоски и безысходности, но я неимоверным усилием сдержал себя, просто начал молча стягивать неприятно липнувшую к телу одежду, давясь слезами.

Горячий душ, таблетки, телевизор, кот и спать…

POV Tom

Я уже второй десяток минут неуверенно мялся перед черным монстром входной двери. ЕГО входной двери, вернее, насколько я помнил, это была квартира Йоста. Раньше была.

Я не знал, зачем сюда приехал. Тяжелые пакеты оттягивали руку. Но мне просто жизненно необходимо убедиться, что он живой и здоровый, потому что еще пять часов назад, лежа на диване в приемной, Кернер выглядел откровенно хреново, так хреново, что некоторые трупы смотрелись краше, поэтому… Черт! Хватит самокопаний и самооправданий.

Я сделал глубокий вдох и нажал на кнопку звонка, зачирикавшего в глубине квартиры. Через пару минут послышались шаги, тихие, едва весомые, такие легкие, что их сложно было расслышать, но мое сердце чувствовало.

- Я же просил не заносить сегодня почту, - дверь распахнулась, являя моему жадному взору Билла. Не Вильгельма Йоста, не ледяную дрянь, а Билла Кернера. Одетого в домашние черные штаны, какие-то странные смешно-цветные носки и футболку, явно широкую ему в плечах, словно он снял ее с кого-то или ошибся с размером, да и стиль был не его – слишком просто… Но буквально через пару секунд снежная сволочь полноправно заняла свое место. - Что вы тут делаете? - приторно-вежливо.

- Хотел узнать, как ты доехал до дома, - мой голос звучал как-то неуверенно на фоне его.

- Вы могли бы позвонить, но и это делать было совсем не обязательно, - мне снова захотелось его ударить, причем так, чтобы он упал, чтобы у него в глазах потемнело от боли.

- Может, пригласишь? - я взял себя в руки и нахально протиснулся в квартиру, игнорируя пылающий ледяной яростью взгляд хозяина. Неожиданно у моих ног материализовался черный котище с огромными зелеными глазищами и, громко мяукнув, потерся о мои ноги.

- Не думаю, что это хорошая идея, - безликий голос Кернера заставил меня вздрогнуть и вернуться в реальность.

Я посмотрел на него и понял, что это действительно не очень хорошая идея. И что я сейчас вообще не понимаю, зачем приперся к этой подстилке домой.

- Это тебе продукты, - я поставил ему пакет на пол в прихожей и сказал, предупреждая безразличные возражения: - И не смей ничего против говорить. И еще… - я судорожно придумывал повод, чтобы задержаться в этой квартире подольше, чтобы сделать так, чтобы он не всучил мне пакеты обратно. - В отчетах благотворительность шла просто одной графой, а есть ли документы, где все расписано подробно?

Кернер только кивнул, глядя словно сквозь меня.

- Можно мне их посмотреть?

- Вам они сейчас нужны? - вскидывает бровь.

- Желательно. Хотелось бы с ними ознакомиться до следующего заседания Совета директоров, - я удовлетворенно наблюдал, как брюнет неохотно кивает и, бросив:

- Подождите минуту, - уходит вглубь комнаты.

Проигнорировав его слова, я прошел за ним в гостиную, от которой веяло… теплом. Я жадно скользил взглядом по помещению, стараясь рассмотреть и запомнить как можно больше. Она была оформлена в теплых светло-зеленых тонах; совсем не много мебели, которая по цвету чуть темнее, чем стены; мягкий ковер на полу; диван, заваленный кучей мягких подушек; пара кресел и низкий стеклянный журнальный столик, с кучей всякой ерунды на нем; огромная плазменная панель телевизора на стене в окружении стеллажей со стопками дисков, которые там уже не помещались и возвышались огромными кипами на полу; полки на стенах со всякими безделушками. Я подошел и окинул взглядом их: какие-то странные вещи, совсем не похожие на стандартный набор сувениров. Чего только стоила одну пушистая тапка фиолетового цвета размером за сороковой, а про банку, забитую конфетными фантиками, я лучше промолчу. Были и менее впечатляющие предметы вроде маленького аквариума, наполовину заполненного разными монетками и жетонами метро, или всякие статуэтки. Взгляд зацепился за фото в белой рамке: два улыбающихся лица, попавшие в кадр наполовину, – так бывает, когда двое прижимаются друг к другу и один из них фотографирует на вытянутой руке. Одно лицо принадлежало Биллу Кернеру, такому абсолютно счастливому и абсолютно безмятежному, с радостными яркими искорками в глазах, такому, каким я его не видел никогда, а второй... в сердце екнуло. Я не видел Йоста давно, но он ничуть не изменился, остался таким, каким я его запомнил, только намного счастливее. Внутри все сжалось в тугой комок, а когда я заметил под рамкой простой диск с надписью черным маркером «Наш Рим», то внутри меня что-то дернулось, и я не смог сдержаться. Диск легко выдернулся из-под рамки. Едва он оказался в моих руках, как я почувствовал холодный пристальный взгляд в спину, рука чуть дрогнула, пряча его в карман, и я развернулся лицом к хозяину квартиры.

- Вот необходимые бумаги, - тонкие пальцы протянули мне толстую черную папку. - Думаю, что время вашего визита истекло.

Под пронизывающим ледяным ветром его взгляда я пошел на выход, чувствуя, как диск жжет кожу сквозь одежду. Лишь в дверях я нашел в себе силы обернуться:

- Прости меня, Билл, - на его лице мелькнуло недоумение, тут же сменившись маской безразличия. - Я знаю, что за такое прощают, но… - я больше не знал, что сказать, поэтому просто развернулся и вышел, слыша, как захлопывается тяжелая черная дверь за моей спиной, отрезая меня от своего хозяина. Кажется, что с каждым разом ледяная пропасть между нами все больше, и я не понимал, как можно ее уменьшить. И можно ли? И нужно ли? Ведь может… может, он такой, каким его описывали газеты? Или нет? Я так запутался…

Пальцы судорожно сжали диск, лежащий в кармане. Почему-то мне казалось, что на нем что-то важное.